Глава тридцать первая

Жасмин и не подозревала о том, что ее ждет в следующие несколько дней. Дом вдруг совершенно неожиданно потерял свое привычное спокойствие и превратился в место шумного погрома. Путь, ведущий из зала по коридору в кухню, теперь больше напоминал дорогу со скоростным движением Индианаполиса, и ей часто приходилось подскакивать, неожиданно оказавшись в шумной толпе пронзительно кричащих детей, когда они врывались на кухню, словно свора непослушных щенков. И даже при том, что большую часть времени они проводили на улице — в бассейне или на теннисном корте, — всегда, как ей казалось, где-нибудь рядом с ней обязательно был ребенок, либо спрашивающий о том, где найти что-то или кого-то, либо интересующийся тем, когда будет обед.

Но на самом деле Жасмин наслаждалась этим. Не только потому, что ей нравилось, что вокруг нее так много детей, но также и из-за явного облегчения, которое она почувствовала оттого, что ей больше не приходилось участвовать в тайных выдумках или секретах. Ведь Дженнифер наконец стала частью всего этого, полностью погрузившись в новое шумное событие, которому несколько виновато радовалась Жасмин в течение прошлой недели.

Кроме того, Дженнифер, казалось, стала другим человеком, окруженная аурой спокойствия, чего Жасмин прежде никогда за ней не замечала. Вечно спешащая деловая женщина превратилась в нежное и мягкое создание, удовлетворенное тем, что теперь ее внимание полностью и нераздельно принадлежало ее домашнему хозяйству. Но все же, несмотря на то что Жасмин была счастлива от этого необъяснимого изменения, все больше и больше ее стало заботить сомнительное поведение Алекса, которое могло сильно повлиять на эту обновленную и ставшую более уязвимой Дженнифер, узнай она о нем.

Еще одним «нововведением» в жизни Жасмин стало превращение Харриет в ее тень. Этот ребенок не отходил от нее ни на минуту, спрашивая, могла ли она помочь чем-то на кухне, особенно в те моменты, когда Жасмин была занята приготовлением очередной гигантской порции еды для своего войска. В конце концов Жасмин пришла к выводу, что одной из главных причин такого пристального внимания к ее персоне со стороны этой маленькой девочки был цвет ее кожи, потому что вне зависимости от того, чем они вместе занимались, Харриет пристально вглядывалась в нее своими прелестными большими глазками, двигая головкой из стороны в сторону и довольно бессовестно изучая каждую пору на ее лице.

Тем временем Дэвиду весьма однозначно дали понять, что он больше не должен работать в саду, потому что при первом же его появлении с мотыгой и лопатой в руках его встретили такими ироническими возгласами — по большей части организованной по инициативе Дженнифер, — что у него просто не было другого выбора, кроме как вернуть инвентарь в сарай, даже не начав им работать. Опечалившись, он запер двери сарая, понимая, что, вероятно, делает это в последний раз.

Однако теперь не было никакого оправдания или тайной причины, по которой он не мог себя полностью посвятить и своим детям, и Дженнифер с Бенджи, и Жасмин одновременно. Кроме того, эта неделя показала, что здесь он находился в компании тех, с кем больше всего хотел проводить свое время. Они все вместе ездили на Огненный Остров, на экскурсии в Лиспорт, организовывали бурные посещения огромного мультиплексного кинотеатра в Сэйвайл, всегда возвращаясь на Бейкер-Лайн лишь под вечер; вечерами они играли в теннис и купались в бассейне.

После первой ночи в доме Дженнифер дети поняли, что в нем гораздо больше комфорта и удобств, чем в крошечном домике Дэвида, и выразили желание остаться у гостеприимной хозяйки. Софи сначала чувствовала себя немного виноватой в том, что ее отец вернулся в морской домик один, и поэтому осторожно попросила Дженнифер, чтобы та спросила у Дэвида, не хочет ли он также остаться с ними. Однако Дженнифер, не подав никакого вида, поняла, что он все еще нуждался в личном пространстве и поэтому хотел возвращаться каждую ночь к себе. Она тут же приняла его нелепые отговорки, что это будет не очень хорошо для Додди и что он ожидает факса из Шотландии.

Прошло шесть недель после приезда детей, и Дэвид счастливо наблюдал за тем, как они сдружились и стали частью жизни этого большого дома. Чарли с Бенджи были уже неразлучны, проводя большую часть времени на теннисном корте или в заливе, занимаясь виндсерфингом. Харриет очень сблизилась с Жасмин, первая бежала в дом, чтобы найти ее, если в течение долгого времени находилась в другой компании.

Но больше всего радовало Дэвида то, что Софи подружилась с Дженнифер. Сначала он боялся, что со стороны Софи будет наблюдаться прохладная сдержанность, тем более что она могла бы видеть в Дженнифер только человека, испортившего ее вечеринку по случаю дня рождения. Но он и представить себе не мог, насколько чуткой и проницательной окажется Дженнифер в отношениях с его старшей дочерью, и уже той самой ночью, когда они вернулись из домика Дэвида, она пошла в спальню к Софи и просидела там далеко за полночь, болтая с ней на разные темы и строя планы на ближайшие выходные.

Более того, внимательно наблюдая за этой женщиной, которая не была членом его семьи, но оказалась способной в такое короткое время сблизиться с его детьми, Дэвид стал почти неощутимо осознавать, что в его уме установилась прямая связь между ней я Рэйчел, и вместо того, чтобы изгнать эту мысль как враждебную и неприятную, он был готов не только весьма естественно принять ее, но и сознаться себе в том, какую важную роль начала играть Дженнифер в его жизни.

Понимая, что обещанное продолжение вечеринки по случаю дня рождения Софи не было выполнено во вторник, Дэвид решил, что накануне отъезда Дженнифер и Софи в город он пригласит всех, включая тех гостей, которые уже попраздновали с ними, на обед в ресторан в Лиспорте.

Оказавшись за столиком под номером тринадцать, они не пожелали искушать Провидение и не стали пересаживаться. Дэвид также позвал «незабываемого» Билли (как его окрестили дети), заметив, что во время их бесчисленных посещений гастронома Билли подходил, чтобы направлять свои озорные и дразнящие замечания Софи, которая, в свою очередь, реагировала на них искрами в глазах и румянцем на щеках.

Эта встреча оказалась необычным событием, сочетая в себе людей разного возраста и статуса. Джерри захватил с собой две гитары, одну из которых передал Дэвиду. Было устроено веселое состязание.

Конечно, Бенджи был первым, кто принял вызов. Он начал с собственной песни, прерывая ее чуть ли не каждую минуту оправданиями по поводу того, насколько она бы лучше звучала, если бы «Дублин Ап» ему помогал. Затем, несмотря на пронзительные протесты Софи, Билли вытащил ее из-за стола, чтобы представить дуэт «Ты та единственная, которую я хочу», и хотя казалось, что эта композиция была главным претендентом на Лучшее Развлекательное Вознаграждение, Билли уже начал просить свою партнершу станцевать танец под «Траволту», Софи окончательно потеряла терпение и выбежала из зала с пронзительными криками: «Это отвратительно!»

Дэвид и Джерри были следующими, они исполнили веселую песенку, которая оказалась немного непристойной по содержанию, за что заслужили несколько строгих взглядов неодобрения от Жасмин.

Наконец, по просьбе Дэвида, под громкие визги поддержки от собравшейся компании, Клайв и Питер застенчиво встали из-за стола и после некоторого перешептывания по поводу того, что они могли бы сейчас исполнить, отлично синхронизируя голоса и движения, запели многократно отрепетированное «Разве это не прекрасно?».



На следующее утро Дэвид приехал на Бейкер-Лайн точно в половине девятого, удостовериться, что у Софи было все, что ей нужно для поездки. Но оказалось, что у этих двух городских захватчиков все уже было готово, в первую очередь потому, что Дженнифер просила Софи взять с собой только вечерние принадлежности, ведь они же ехали в город за покупками! Чувствуя себя немного смущенным, Дэвид сумел застать Дженнифер одну и попробовал поговорить с ней о деньгах. Однако та прервала его, приложив кончик своего указательного пальца к его губам. Затем она начала без остановки перечислять расходы, связанные с Бенджи и садом, за которые Дэвид не получил никакой компенсации. Дэвид понял, что не стоит предпринимать новую попытку переубедить Дженнифер, но облегчил свою совесть тем, что подложил сто долларов в кошелек Софи.

Ровно в девять эти две девочки (как их начала называть Жасмин) сидели в «БМВ», горя желанием наконец уехать. Софи сначала взволнованно помахала Дэвиду и Жасмин, а затем трем сонным мордашкам, выглядывавшим сверху, из окна. Резким движением руки Дженнифер окончательно со всеми попрощалась, завела машину и тронулась с места.

А два часа спустя они прибыли в Западную деревню и, припарковавшись на улице Бэрримор, занесли свои вещи в квартиру. После отправились пешком до Весенней улицы. Софи все утро пребывала в ошеломленном трансе, пока Дженнифер водила ее из одного магазина в другой. Все бренды, которые раньше она лишь слышала и обсуждала со своими школьными подругами, были здесь. Они входили в каждый из этих магазинов и покупали что-то для нее, для нее одной.

Затем «эти две девочки» взяли такси в жилой части города и съели поздний ленч в ресторане на Медисон-авеню. Дженнифер заказала кофе и, впервые, оставшись наедине с Софи в спокойной обстановке, она заговорила о Рэйчел. Отреагировав сначала испуганным молчанием, Софи неожиданно для себя самой оказалась способной открыться этой женщине, которую она полюбила и которой уже начала доверять.

Им позволили оставить их покупки в ресторане, они взяли такси и отправились в Центральный парк. Там они продолжили начатый разговор; шагая рядом по дорожке вдоль озера, женщины держались за руки, разрывая их лишь для того, чтобы позволить проехать сумасбродным молодым людям, мчащимся на роликах, или одиноким бегунам. Чем дольше они говорили, тем больше любви и восхищения чувствовала Дженнифер к этой молоденькой девушке, осознавая, что сама она никогда в жизни не переживала такой разрушительной потери и эмоционального переворота.

После прогулки в парке Дженнифер поняла, что они уже не успевают вернуться в квартиру до представления. Поэтому они вернулись за сумками в ресторан и поехали прямо к Бродвею. Устроившись в приятном трактире под названием «Белый Лев», дамы сидели, попивая кока-колу и поедая чипсы, изучали лица посетителей и неудержимо смеялись, сравнивая их лица с лицами известных людей.

За десять минут до начала представления они вошли в «Театр Шуберта». Как только они вошли в зал и сели в шикарные бархатные кресла, сразу же началась увертюра.

Это было самое волшебное представление, которое Софи когда-либо видела. Она сидела, завороженная, в продолжение всего спектакля, внимательно слушала каждую песню и напевала ее про себя, отчаянно пытаясь запомнить все, что она слышит. Перед ней сидел очень высокий мужчина, казалось, он был самым высоким человеком в зале, но Софи не возражала, потому что это значило, что, без всяких оправданий и неловкостей, она могла наклониться в сторону и почувствовать приятное тепло, идущее от тела Дженнифер.

Представление закончилось, они вышли на улицу, сразу же окунувшись в мягкое бархатное тепло летнего вечера, и решили прогуляться пешком.

А когда устали от тяжелых сумок, взяли такси и уже через несколько минут оказались у дома Дженнифер на улице Бэрримор. Дженнифер отперла дверь и включила свет. Сваливая с себя все сумки на пол, она прошла в гостиную и устало опустилась в кресло.

— Итак, — сказала она, глядя на Софи, — что мы будем делать теперь?

Софи пожала плечами:

— Не знаю. Разве не слишком поздно, для того чтобы что-то делать?

Дженнифер посмотрела на часы:

— Боже мой, уже без десяти двенадцать! Я и не думала, что уже так поздно! Может, ты и права. Ты, наверное, хочешь лечь спать?

Софи неодобрительно сморщила нос:

— Не особенно. Честно говоря, я проголодалась.

— Да, я тоже! Так, что ты хочешь? Тебе нравится пицца?

— Не то слово!

— Замечательно! Я тоже ее очень люблю! Тогда вот что мы сделаем, я позвоню и закажу лучшую пиццу, которую только можно купить за деньги, — например, «пепперони». А пока будем ее дожидаться, выберем фильм. А потом мы уютно устроимся на диване, будем объедаться пиццей и смотреть кино. Как тебе такая идея?

Пять минут спустя, переодевшись в ночную рубашку, Дженнифер босыми ногами забралась на диван рядом с Софи. Она уже поставила видео, сопровождаемое жуткой музыкой. Дженнифер медленно повернулась к своему молодому компаньону с изображением полного шока на лице.

— Софи, что это, спрашивается, мы смотрим?

Софи улыбнулась:

— «Ужас в мирном Вилле».

Дженнифер широко открыла рот:

— О, Софи, а мы действительно хотим это смотреть? Там что, нет ничего более спокойного?

Софи засмеялась:

— Брось, Дженнифер, это же всего лишь фильм! Я подумала, что у нас был слишком хороший вечер и самое время пощекотать себе нервы!

Дженнифер медленно покачала головой:

— Ох, злая девчонка! — Она взяла руку Софи и сжала ее. — Хорошо, но если ты действительно собираешься заставить меня это смотреть, я буду прятаться за тобой. Я ненавижу фильмы ужасов!

Софи злостно хихикнула и, таща руку Дженнифер на свое плечо, прислонилась к ней.

Они обе одновременно услышали возню около входной двери, звук, доносившийся из коридора, напоминал царапанье.

— Время пиццы — воскликнула Дженнифер, вскочив на ноги. — Последний, кто окажется в коридоре, должен съесть коробку!

Они обе побежали к двери, и Софи, имея солидную практику в искусстве того, как провести своих брата и сестру, проскользнула под рукой Дженнифер и оказалась в коридоре первой. Дверь была оставлена открытой со связкой ключей, висевших в замке. Пара стояла в коридоре, сжимающая друг друга в страстных объятиях, настолько страстных, что прошло две секунды, прежде чем они поняли, что открылась дверь.

Софи усмехнулась, подумав, что они не похожи на поставщиков пиццы, затем обернулась на Дженнифер. Та стояла неподвижно, лицо сковал ужас, губы дергались, как будто женщина пыталась что-то сказать, но не могла. Через несколько секунд очень тихо, с невыносимой болью она произнесла:

— О нет, Алекс!


Загрузка...