Олимп, штат Техас

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Середина дня, Питер на работе, но его все еще трясет после разговора с Юной. Прежде чем уйти утром, он поднялся к ней на балкон попрощаться. Даже не смог вспомнить, когда это делал в последний раз; Юна, похоже, тоже не вспомнила, даже вздрогнула при его появлении. Как будто он застал ее за чем-то неподобающим, хотя на деле она просто сидела на стуле, подтянув колени к груди, и пила кофе.

— Не слышала, как я поднимаюсь? — спросил Питер.

— Вроде нет, — ответила Юна, нахмурившись. Поставила чашку на стол. — Что случилось?

— Ничего. Просто пришел сказать «до свидания».

Юна встала, но, сделав шаг-другой, остановилась.

— Я тебе позвоню после встречи с Айденом, чтобы ты знал, как там дела с Лавинией.

Питер кивнул. Хотел подойти, поцеловать жену, но она уже отвернулась.

— Славный денек, — проговорила она тихо. — Хоть что-то хорошее.

— Может, сходим сегодня куда-нибудь поужинать? — предложил он. — Доедем до Хьюстона, посидим рядом с безразличными незнакомцами?

— Ладно. Но если мне, чтобы отвлечься, потребуется что-то приготовить, обещай не разочаровываться.

— Конечно, — ответил он. Потом вымученно улыбнулся: — Если только не обнаружу, что здесь снова ошивается этот ветеринар, которому, похоже, нравится твоя готовка.

Вечер у Ли отвлек Питера от ревности, но выражение лица жены сразу же все вернуло на место.

Она что-то скрывает, в этом он убежден. И эта мысль терзает его даже сейчас, в конторе, вот он и ерзает по всей поверхности своего скрипучего деревянного стула.

Марч просачивается в заднюю дверь, неожиданно. Питер-то думал, что он останется дома с Арло. Он вглядывается и изумляется сильнее прежнего. Лицо сына распухло и в синяках.

— Господи, что с тобой такое? — спрашивает Питер.

Марч с некоторой осторожностью опускается на стул.

— А тебе правда хочется знать?

— Может, и нет. Особенно если это Геп тебя отмутузил.

Молчание Марча служит красноречивым ответом. Питер отодвигает стул от стола, встает.

— Ясно. — Он поворачивается к окну, начинает перебирать деревянные рейки жалюзи.

Звонок у двери, Питер направляется в вестибюль. Вот только в двери входит не новый клиент. А новый подрывной элемент.

— Вера, какая приятная неожиданность! Какими судьбами?

Питер встает в дверях, ведущих во внутренние помещения, скрывает Марча из виду. Это не помогает. Вера сгибает ногу и смотрит Питеру через плечо прямо на Марча, а потом произносит:

— Доброе утро, папа. — Она говорит ему «папа», как говорила всегда, мол, это такая симпатичная шутка, которую не стоит принимать всерьез. — Я очень расстроилась, услышав про Райана. Оставила Арти сообщение, но ей, полагаю, пока не до посетителей. — Она смотрит на Питера. — Я пришла выставить наш дом на продажу и начать поиски нового.

— Прямо сегодня? Это бы, наверное, могло подождать недельку-другую, в свете последних событий. Да и Геп мне даже не говорил, что вы решили переехать.

— Это я решила. Я. С Питом. — Она протискивается мимо Питера, садится за его стол.

Питер медлит у двери, рассматривая встревоженное лицо Марча и Верину спину. Как бы ему хотелось просто выйти отсюда на улицу.

— А Геп знает, что ты здесь? — спрашивает Марч.

— Мне не требуется его разрешение, чтобы уехать из дома, — заявляет Вера. Она что-то ищет в сумочке. Вытаскивает листок бумаги. — У меня есть список обязательного и желательного. Я знаю, что все мои пожелания не удовлетворишь. Сколько тут домов на продажу, меньше десятка? — Она поворачивается вместе со стулом к Питеру, протягивает ему список. — Я еще и в Буллингере поищу, поближе к маме. Если уж совсем припрет, снимем что-то на первое время.

— Не время сейчас в игры играть, — говорит Питер. — Мне и так забот хватает помогать Арти и Арло.

Вера смеется.

— Ты забыл, Питер, что я хорошо тебя знаю. Вряд ли ты что-то станешь делать для Арти, разве что постоишь в сторонке, поэтому лучше окажи мне профессиональную помощь.

Питер с явной неохотой подходит к своему столу, миновав тонкую руку Веры, держащую длинный список. Говорит:

— Если ты действительно хочешь продать дом и уходишь от Гепа, тебе придется поискать другого агента. В Буллингере их два.

— А не поможешь, в кои-то веки, разгрести семейную помойку? Хочешь, чтобы я разнесла новости по всей округе?

Питер видит, что, несмотря на браваду, Вера сильно расстроена.

— А Геп знает, что ты здесь? — повторяет свой вопрос Марч.

Вера отвечает, глядя на Питера, как будто спросил он:

— Еще узнает.

И тут Питер понимает, почему Марч задал этот вопрос. Вера пришла вовсе не за консультацией по недвижимости. Она просто расширяет свой круг мучительства, втягивает в него их всех.

— Я тебе не служба доставки сообщений, — говорит Питер. — Как ты могла так поступить с Гепом? После всего, что уже натворила? Он же тебя любит по-прежнему.

Вера, делая вид, что думает, поглаживает подбородок.

— А ты того и гляди так же поступишь с Юной, после всего, что уже натворил. А она любит тебя по-прежнему.

С кем бы Питер ни спорил, никогда ему не удается взять верх. Но Вера еще не закончила. Она говорит:

— Раз уж задаешь мне такой вопрос, можешь заодно спросить у своего второго сына, как он мог так поступить с Гепом.

У Питера рвется последняя ниточка надежды на возвращение Марча. Он говорит Вере:

— Короче, Геп тебя наконец выгнал?

— Ты правда думаешь, что твой сын выставил меня за дверь, а я пришла просить помощи? Я ушла от Гепа, и это только начало моего наказания. — Она хлопает ладонью по столу. — А тебе, любезный мой Питер, я дарую почетное право во всем этом поучаствовать.

Марч вступает в беседу, как будто еще что-то можно поправить.

— Лучше уходи, — говорит он. — Я очень сожалею о своей роли в этой истории. Сожалею, что ты решила уйти от Гепа, но этого мы никак не можем изменить. Сама знаешь.

Вера поворачивается на стуле. Стискивает руками сумочку, будто пытается задушить.

— Ты тут ни при чем, — говорит она Марчу. — Я выполнила твою просьбу, не стала сразу сообщать Гепу, что ухожу от него, но он как-то выяснил, что мы опять переспали. Ты вообще почему сегодня здесь? Все равно ты на этой работе не задержишься. — Она встает, разглаживает юбку, наклоняется над столом так, чтобы вытянуть палец и упереть его Питеру в грудь. — Ты мне поможешь, в противном случае я уеду с Питом в Хьюстон, и отцу будет куда сложнее с ним встречаться. Ты создал Гепа, создал достаточно прекрасным, чтобы его можно было любить, а потом вы с Юной его обезобразили, сделали достаточно ужасным, чтобы он не заслуживал любви. Это ты во всем виноват, так что теперь делай все, что я скажу. — Голос Веры едва не срывается.

— Да что такое Геп тебе сделал, Вера? — удивляется Марч. — Почему ты отказываешься говорить? Что может быть хуже того, что ему сделала ты?

Вера резко разворачивается, подходит к Марчу, хватает его за рубашку, наматывает ее на кулак. При этом голос снова звучит сдержанно:

— В правду ты все равно не поверишь, так что и говорить не стоит. Так и будешь верить в то вранье, которое насочинял. Что твой отец любит твою мать, ты любишь Гепа, Арло любит Арти. — Она отпускает рубашку. — Груды дерьма, которые больше меня не касаются.

Вера выходит, не удостоив Питера еще одного взгляда. Окликает уже из коридора:

— Дайте знать, когда появятся варианты. И мне нужно побыстрее.

Минуту с лишним Питер и Марч сидят молча. Потом Марч спрашивает полным покорности голосом, как будто уже знает ответ:

— Хочешь, чтобы я сходил к этим на Бартлет-роуд и выяснил, почему они задерживают арендную плату?

— Нет, сын. Иди к Арло, не оставляй его одного. Давай проведем похороны, убедимся, что Арло и Арти снова живут под одной крышей, а там уж вернемся к делам.

Он понимает, что, по сути, говорит сыну: «Когда нужда в тебе здесь отпадет, мы тебя отсюда выставим».

Марч отвечает — так тихо, что Питеру приходится напрягать слух:

— Вера не из-за меня ушла.

— Если они разведутся, если Геп получит частичные права на ребенка… мне кажется, всем будет плохо, если ты останешься.

Впрочем, не всем. Не самому Марчу. Не Арти с Арло. Но Питер себя не поправляет.

Марч трет заплывший глаз.

— Ладно, я тогда пойду. Позвонишь, если что понадобится?

Питер кивает. Ему очень хочется обнять сына, но он боится, что это будет воспринято, как будто, мол, он не хочет больше никогда его видеть.

После ухода Марча Питер думает, не позвонить ли Гепу. А еще — не позвонить ли Юне. Сообщить ей очередную плохую новость, узнать, как оно там с Лавинией. Но, взяв в руку телефон, почему-то набирает номер Ли. Так, переговорим коротенько, убеждает он себя, узнаю, как она там, ведь сидит дома одна, все уехали к Айдену. Ее он как раз может утешить, а всех остальных — только огорчить сильнее прежнего. А уж потом перейдет к тяжелым делам.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Юна сидит в заведении Айдена, в зале для родственников — тут всё в пепельно-розовых и бледно-серых тонах, от ковролина до коробок с бумажными платочками. Юна гадает: интересно, эта намеренная отсылка к бабушкиным гостиным помогает успокоить и ускорить организационный процесс? Или она вызывает желание потратить больше денег, отдав тем самым последнюю дань уважения? Она приехала рано: еще нет ни Теи с Арти, ни семейства Барри. На розовой кушетке только она и ее сожаления.

Строго говоря, Юна еще не совершила прелюбодеяния. Лишь поцеловала мужчину, который не является ее мужем. Однако впервые в жизни она поняла: иногда ты просто не можешь сказать себе «прекрати», сколько рассуждений в это ни вкладывай. Это даровало ей определенную долю сочувствия к прегрешениям Питера. После тридцати с лишним лет приверженности определенному мнению столь радикальный сдвиг внезапно превращает ее брак в неизведанную территорию.

В вестибюле слышны голоса: входят Тея и Айден. Юна обнимает Тею, ей очень жаль, что дочь не задерживается в ее объятиях, лишь торопливо сжимает ее и отступает. В сером кресле устраивается Айден, на нем костюм-тройка — его любимый наряд, который Юне всегда казался перебором, как вот, например, и галстук в цвет ковра. Какой-то маленькой и мелкой частью души она радуется тому, как у Айдена натягивается жилетка, когда он садится. Еще пара килограммов — и придется покупать на размер больше. Тея устраивается на другом конце кушетки, оставляя между собой и матерью изрядный зазор — якобы для Арти, а может, ей просто хочется быть подальше.

— Арти зашла в туалет, — объясняет Айден Юне. — Я знаю, что дела у нас печальные, но хоть можно порадоваться, что Марч вернулся. — Он смотрит на Юну так, будто ждет возражений.

— Геп, кажется, не очень этому обрадовался, — говорит Тея, давая Юне возможность собственный ее уклончивый ответ оставить при себе. А потом спрашивает у матери: — Или наш Геп его уже простил?

Юна вспоминает, что с Гепом не разговаривала с пятницы — с тех пор, когда отчитала его за то, что он топчется по ее газону с кувалдой. Снова плохая мать.

— Я с ним в последнее время не говорила, — сознается она.

У Теи на лице ожесточенное выражение, знакомое Юне еще со старших классов школы, притом что в прочем Тея сильно изменилась: взрослая женщина, живущая полной жизнью, — Юна о такой никогда не думала и не мечтала.

— Слушай, но у тебя была на это вчера вечером куча времени, пока ты бегала от Ли.

Дочь явно настроена на склоку — или явно разгневана. Вот такие вот привычные противоречия, мелкие перепалки и составляют большую часть их общения. При упоминании Ли Айден погружается в изучение бумаг, которые держит в руке, при этом Юна уверена, что он впитывает каждое слово.

Что подумает о ней дочь, если узнает про Коула? Если получит такой весомый повод для ожесточения? Угрызения совести по поводу вчерашнего вечера отвердевают, превращаясь в нечто, похожее на страх. Зачем она играет с огнем, хотя должна по мере сил помогать родным? Это безумие — пытаться отвлечься от того, что сейчас появится на пороге мать с разбитым сердцем и огромной неизбывной обидой. Нет, Юна не позволит себе отвлекаться. А днем позвонит Коулу и скажет ему это напрямик.

В напряженное молчание вторгаются голоса из вестибюля. Айден тихонько ускользает, возвращается с Лавинией Барри и ее матерью миссис Манн. Обе дамы в безупречных туалетах: черные платья, высокие каблуки, изысканные драгоценности, однако горе все же подтекает по краям: дрожащие руки, смазанная подводка. Юна сразу понимает, что миссис Манн — женщина, строго соблюдающая приличия, сохранившая дорогой наряд для похорон, даже когда прочие предметы роскоши пришлось распродать. Тому же самому она научила и дочь. Юна с Теей встают, Юна обращается к вошедшим:

— Миссис Манн, Лавиния, вы знакомы с моей дочерью Теей?

Вошедшие кивают Тее, не отвечая при этом на вопрос. Лавиния берет паузу, потом садится на диван напротив, разглядывает пустое место рядом с Юной.

— Арти в туалет пошла, скоро будет, — объясняет Юна.

— Я полагала, что увижу здесь и ее брата, — произносит Лавиния. — Это ему следовало бы встретиться со мной, попросить прощения. Мне представлялось, что в этом состоит суть вашего предложения. Частичное извинение со стороны Бриско. — Она поворачивается к Айдену. — Я ошиблась?

Зря, наверное, мы с Теей сюда пришли, думает Юна. Им и так по уши хватает Бриско. Если бы Арти была здесь одна или только с Ли, возможно, Лавиния увидела бы в ней представительницу противостоящего Бриско племени.

Айден оставляет вопрос без ответа, лишь интересуется, не налить ли кому кофе или чая. Бабушка Райана требует чая себе и дочери, Айден вновь выскальзывает за дверь, предоставляя Юне объяснять их побуждения.

— Арти хочет помочь всеми возможными способами. Как и все мы. Во всем, что вам может понадобиться. Она совершенно убита случившимся.

Лавиния наклоняется над деревянным кофейным столиком, вытаскивает два платочка из коробки, передает матери — в тот самый миг, когда у старушки выкатывается слеза.

— Я бы предпочла хоть какое-то раскаяние горю другой женщины. Девушки, с которой я никогда не встречалась.

Волосы у Лавинии снежно-белые, и это неуместным образом напоминает Юне о том, как, когда они обе были в выпускном классе, Лавиния выкрасила свои каштановые пряди в платиновый блонд. Может, теперь она решила не краситься, потому что это напоминает ей раннюю молодость? Или ей кажется, что такой вид больше соответствует ее положению женщины, лишенной всего, что ей раньше принадлежало, даже пигментации волос? Юна не может не признать: эффект сногсшибательный, прямо белая ведьма, изваянная изо льда. В девичестве Лавиния часто смеялась. Морщинки в уголках глаз никуда не делись, хотя теперь на лице ни следа улыбки. От этого она выглядит еще более тусклой, этакий портрет с неправильно подобранным выражением лица. У Юны нарастает нехорошее предчувствие, что Лавиния — капкан, который захлопнется, едва Арти переступит порог.

Нынче утром Арти проснулась в своем большом платяном шкафу, завернутая в вязанную крючком шаль — на щеке отпечатался вафельный рисунок. Несколькими часами раньше она сбежала из постели, которая когда-то была полна Райана, и свернулась на голом полу. Ей сейчас легче в замкнутом пространстве, где нет окон. И вот она снова в замкнутом пространстве, в маленьком туалете похоронного зала. Пытается взять себя в руки, чтобы посмотреть в глаза родным Райана. На ней одно из немногих ее платьев, серое, вязаное — теплое, но хотя бы с короткими рукавами. Хочется предстать перед Барри в приличном виде, даже если они сразу же вытурят ее за дверь.

Она слышит тихий писк и нашаривает в сумке телефон, в котором садится аккумулятор. Видит рядом со значком «сообщения» цифру три, и первые полсекунды мозг говорит, что они от Райана. Райан сидит в кровати в своей квартирке при мастерской, удивляется, почему это она к нему не пришла накануне. Арти убирает телефон, не потрудившись посмотреть, от кого сообщения.

Через несколько минут в приемной она пожимает руки бабушке и матери Райана. Шепчет: «Мне очень жаль», слова звучат бессмысленно, невнятно и недостаточно, однако Лавиния кивком принимает ее извинения. Дожидается, пока Арти сядет между Юной и Теей, произносит:

— Мне представляется, вашему брату тоже следовало бы приехать.

Та же бессмысленная фраза снова срывается с языка:

— Мне очень жаль. — А потом Арти добавляет: — Я не была уверена, что вы захотите его видеть.

Лавиния с дребезгом ставит чайную чашку обратно на блюдце.

— Я хотела бы, чтобы он захотел приехать.

Ну конечно, матери Райана хочется, чтобы человек, отнявший жизнь у ее сына, был здесь — совершил некий жест воздаяния. Арти же не имеет права сказать Лавинии правду: что стрелок здесь, прямо перед ней. Арти видит — теперь, когда это уже невозможно, — что встреча с братом могла бы ее несколько успокоить. Сидеть в одной комнате, горевать вместе с теми, кто тоже любил Райана. Вместо этого Арло будто бы выкопал между нею и ними глубокий ров, обнес ее горе крепостными стенами.

Айден спрашивает миссис Барри, где бы она хотела провести поминальную службу — в их церкви в Буллингере или здесь, у него в похоронном доме?

— Мы хотим, чтобы она прошла в епископальной церкви. Здесь, в Олимпе, — многозначительно произносит миссис Барри.

Юна бросает на Тею озабоченный взгляд, потом, заметив, что Арти на нее смотрит, возвращает на лицо бесстрастное выражение. Лавиния, как будто бы в ответ, продолжает:

— Там очень красивый зал. И я по-прежнему чувствую себя дома в этом городе. Буду чувствовать всегда, вне зависимости от того, куда меня вынудили переехать. — Лавиния умолкает, взгляд ее ненадолго задерживается на Юне, потом она снова обращается к Айдену: — Вы можете обеспечить хор, мистер Бриско? И цветы. Нам нужны цветы.

Айден смущенно отвечает, что найти хор за такой короткий срок будет непросто, но Юна, нахмурившись, заявляет, что Айден сделает для этого все возможное. Айден продолжает задавать миссис Барри вопросы. Гроб будет открытый или закрытый? Есть у них собственный участок на кладбище или они предпочтут новый, здесь, у Айдена? Или Райан хотел, чтобы его кремировали? Прах потом можно захоронить, или держать в урне, или, если они захотят, частично его развеять.

Арти пытается вмешаться, но говорит так тихо, что никто не слышит. Прочистив горло, она пробует снова:

— Райан мне однажды сказал, что хотел бы, чтобы его кремировали, а прах развеяли на природе. — Дальше голос ее падает до шепота. — Может, над рекой? Он любил Бразос, но можно и над Колорадо, поскольку она течет в Буллингере.

Бабушка, нахмурившись, впервые вступает в разговор:

— Я не припомню, чтобы в нашей семье кого-то кремировали. На мой взгляд, отсутствие гроба и могилы неприемлемо. — Тон у нее примирительный, хотя она и отвергает предложение Арти.

Миссис Барри, которая до этого выглядела такой собранной и сосредоточенной, внезапно сбивается с мысли.

— А, — говорит она. — Потом. Я даже не подумала, что мы будем делать потом.

Руки Арти сжаты в кулаки, и она не в силах их разжать, даже когда Юна пытается переплести свои пальцы с ее. Айден счел уместным погрузиться в бумажки. Арти чувствует, что сидящая с ней рядом Юна раздражена.

— Можно и то, и другое, — говорит Юна. — Похороны провести в открытом гробу, а потом кремировать, чтобы выполнить все его пожелания. Правда, Айден?

Арти разжимает кулак, берет руку Юны, стискивает.

Вместо того чтобы согласиться, ее дядя говорит:

— Можно, например, кремировать, положить в красивую урну, поставить ее и большую фотографию Райана перед церковью.

Арти с запозданием сознает, что все это как-то связано со стоимостью, потому что Тея теперь тоже смотрит на Айдена, сурово сдвинув брови. Будь тут Арло, он бы, возможно, сказал, что Айдену и вообще не стоило предлагать свои услуги бесплатно, если он не готов раскошелиться на бальзамирование и гроб. Она даже как будто слышит, как Айден бормочет в ответ: «Потратить хороший гроб ни на что». Но теперь в голове у Арти бродят мысли про бальзамирование, гробы и Райана — как его везут в это здание, как он лежит где-то внутри, — и ей приходится прикрыть глаза, чтобы из горла не вырвался крик. И чтобы не видеть сокрушенного выражения на лице у миссис Барри.

Но когда Лавиния открывает рот, голос ее звучит повелительно. Она говорит:

— Я согласна с матерью, мы предпочитаем открытый гроб. Однако, если Райан действительно хотел, чтобы его кремировали, необходимо учесть и его пожелания.

Арти открывает глаза, смотрит на миссис Барри, оценивает ее. Та продолжает:

— А ваш брат будет на похоронах?

— Если вы выразите такое желание, — отвечает Арти. — Я уверена, что сам он захочет прийти.

Еще одна ложь. Она понятия не имеет, чего хочет Арло. Прийти, чтобы ее поддержать, — безусловно, но не чтобы оказаться на всеобщем обозрении.

Миссис Манн добавляет:

— Райан никогда не любил изысков в одежде. Мистер Бриско, полагаю, у вас нет лишнего костюма? Недурного? — Она смотрит на дочь. — Вряд ли мы найдем в городе что-то подходящее.

Арти поспешно вставляет:

— Я могу подобрать одежду. Мне хотелось бы это для него сделать.

Женщины ей кивают. Лавиния не отворачивается. И наконец говорит:

— В том, что Райан так и не представил нас друг другу, моя вина. Я очень его корила за то, что он поступил на работу к сыну Питера Бриско. Ничего удивительного, что он не спешил признаваться, что встречается с одной из его дочерей. Муж мой любит говорить, что в том, чтобы все время себя беречь, никакого удовольствия, да и награды за это не получишь. — Она качает головой. — Как будто можно сказать заранее, где убережешься, а где нет.

Мать Райана говорит спокойным голосом, но Арти понимает, что в словах ее звучат не только горе и покорность судьбе. А что именно — ей не разобрать.

— Я готова признать, что это был несчастный случай. Для меня важно, чтобы ваш брат пришел. И вы тоже.

То, что миссис Барри честно пытается облегчить ей ношу, для Арти невыносимо мучительно. Попытка не помогает: ноша становится вдвое тяжелее, утрата теперь погребена не только под чувством вины, но и стыда за то, что им с Арти удалось ускользнуть от правосудия.

— Я вела себя крайне неосмотрительно, — говорит Арти. — В этом моя вина.

Ей больше не сдержать слез, и она видит, как бабушка мучительно морщится и протягивает к ней руку, хотя между ними метр с лишним. А миссис Барри тихо произносит:

— Ах, дитя мое, столько заботы, чтобы всех оберечь, во всем мире не найдется.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Перед домом Арти припаркована машина Юны, так что Марч сидит, затаившись в своем фургоне, и смотрит, как лантана во дворе сгибается и распрямляется под порывами ветра. Он знает, что надо было сперва позвонить, но думал, что у Арти будет только Тея, а не мать. Встреча с Юной лишь ускорит его повторный исход из Олимпа. Он как раз собирается отправить Арти сообщение, попросить ее выйти во двор, и тут из дома выплывает Тея и направляется к нему. Он опускает стекло в надежде, что если мать не увидит его во плоти, то и не потрудится покинуть дом, чтобы с ним поговорить.

Тея склоняет голову набок — на лице натянутая полуулыбка, руки упираются в бедра.

— Ты чего тут пришипился?

— Рад тебя видеть, сестренка, — откликается Марч.

— Ты в курсе, что я терпеть не могу это слово, братишка. — Тем не менее полуулыбка делается приветливой.

— Не хочу с матерью встречаться, но мне нужно поговорить с Арти.

— У тебя телефон есть.

— Мне бы ее на пару слов с глазу на глаз.

— Это касается Арло?

Сказала ли ей Арти, кто на самом деле стрелял у реки? Марч в этом сомневается. Даже непрошибаемая Тея не выглядела бы такой невозмутимой, если бы знала, что Арти соврала полиции. А она выглядит просто печальной.

— Не Арло, — отвечает Марч. — Меня. Я не знаю, сколько еще пробуду в городе.

Он видит, что сестра недовольна его ответом. Она бросает на него взгляд, который ему прекрасно знаком.

— Некстати ты в очередной раз оскандалился. Арти было бы легче, если бы ты побыл тут немного.

— Знаю. Виноват.

— Не передо мной извиняйся.

— Я за тем и приехал.

Марч понимает, почему Тея обдает его то жаром, то холодом. Она его любит, вот только ей проще его любить на приличном расстоянии. Он для нее алкоголик, который слишком много раз подлечивался и срывался. У Теи просто не осталось на него душевных сил.

— Пойду схожу за Арти.

— Только сначала — у тебя нет свежих фотографий девочек? Они наверняка здорово выросли.

Тея кивает:

— Есть такое дело. Но телефон в доме. Потом пришлю, если не заставишь меня передумать. С Арти поаккуратнее. Утро у нее было тяжелое.

Она уходит, а Марч выбирается из фургона, садится на край багажника. Опять повезло: Арти выходит одна, без матери. Марч и встать не успевает, а она уже у него в объятиях. Почему он не приехал к ней накануне? Непростительно.

Минутная пауза, а потом Арти отстраняется и смотрит ему в лицо.

— Что у тебя с глазом? — Она снимает с него солнечные очки, и Марч пытается не морщиться, когда дужка задевает скулу. — Ай, — говорит Арти. И внезапно делается серьезной. — Это ведь не Арло? Он что, еще хуже тебя выглядит?

— Нет. Арло, наоборот, потом меня подлечил.

— Выходит, Вера или Геп.

— Геп. У нас все очень осложнилось. Боюсь, мне скоро придется опять уехать. Если останусь, Гепу будет еще тяжелее.

— Ты не можешь уехать, — выпаливает Арти с нарастающей паникой в голосе. — Нужно, чтобы ты присмотрел за Арло. Марч, мне сейчас еще и этих забот просто не потянуть. И я даже не знаю, когда потяну.

— Это я понимаю. И мне очень жаль. Правда. Но может, будет лучше, если вы присмотрите друг за другом? Он переживает, что Тея тебе всякого наговорила. Беспокоится, что тебе противно на него смотреть.

— Он сам тебе это сказал?

— Не то чтобы, но это и так видно. — Марч понижает голос: — И вот что еще меня тревожит. Арло рассказал, как все было на самом деле. Я знаю, как тебе тяжело, ведь ты даже не можешь ни с кем этим поделиться. Приходи ко мне вечером. Поговоришь с ним, со мной.

— Нет. Я пока не готова его видеть. А ты должен завтра привезти его на похороны. В епископальную церковь, здесь, в городе. В два часа. Мать Райана настаивает на его присутствии.

— Она Арло не хочет вздернуть? — Плохо он выстроил фразу. Получается, что Арти она вздернуть хочет.

— Нет. Просто ей важно увидеть его раскаяние.

— Он действительно раскаивается, Арти. Ты ведь это знаешь, да? Сразу во всем.

— Увидимся завтра, с вами обоими, — говорит Арти, уже уходя. Не дает ему времени высказать свои тревоги. Всем им: ему, Гепу, его матери, Лавинии Барри и их отцу, Арти и Арло предстоит находиться вместе в одном помещении. Наверное, просто нет слов, чтобы вместить столько беспокойства.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Геп у себя в мастерской грунтует старый кабриолет, который нужно покрасить в конфетно-алый цвет; на мобильный ему звонит отец.

— Я не хочу говорить о Марче, — заявляет, сняв трубку, Геп.

— Приехал бы ты ко мне в контору, — отвечает отец. — Марча здесь нет.

— Я занят.

Питер молчит, и Геп добавляет:

— Отойду к себе в кабинет.

Работники смотрят, как он шагает мимо, беспристрастные, как судьи. Как будто уже знают, что брак его рухнул.

Стоит Гепу закрыть дверь, отец переходит к сути:

— Утром приходила Вера. Хочет, чтобы я выставил ваш дом на продажу и подыскал ей новый.

— Новый дом?

Длинная пауза. Потом отец добавляет:

— Сказала, что нужен дом для них с Питом.

Геп прерывисто выдыхает.

— Я, разумеется, отказался, после чего она пригрозила, что увезет Пита в Хьюстон.

Геп уже не чувствует телефона в руке. Тот будто бы испарился.

— Может, приедешь поужинать к нам с Юной? Пита привезешь. Мы вас уже сколько недель не видели.

— Мне сейчас не до общения.

— Но и одному сидеть незачем.

— Ничего страшного, — отвечает Геп. — Одному лучше.

Отец, однако, не вешает трубку, и Геп не мешает ему говорить, а сам выходит из кабинета, садится в машину, едет домой. Все это время он мыслил, как полный идиот, не принимая в расчет будущее.

— Я знаю, что ты всегда был исключительно добр к брату, — говорит отец. — Знаю, что он исчерпал все свои вторые шансы. — В голосе отца призвук неоднозначности, но, по крайней мере, Питер не защищает Марча.

Наконец Геп прерывает его:

— Дело не в Марче. Вера злится на меня, а я и сам не знаю, в чем виноват.

— Ты ни в чем не виноват, сын. Это все Вера устроила, вместе с твоим братом. А послушать твою маму — и я приложил руку, — добавляет Питер почти через силу. — Это я позвал Марча обратно.

— Я наверняка в чем-то оплошал, — стоит на своем Геп. — Вера и так ужасно разгневалась, а когда выяснила, что я понятия не имею, о чем речь, и вовсе психанула.

— Может, ты сам себя в этом убеждаешь — ищешь, что бы мог поправить? Послушай меня: если ты ее не переубедишь, ничего страшного. Попробуй смотреть на дело проще.

Геп не это хочет слышать от отца. Он хочет слышать, что отношения — это всегда непросто, но не все же они кончаются крахом. Что он сможет каждый вечер возвращаться домой к сыну, каждое утро просыпаться с ним рядом. Он вспоминает, как Вера плакала у Марча на газоне, как швырнула в него телефоном. Вне зависимости от того, что он натворил, жена его уверена: между ними все кончено.

— Пап, я тебе потом перезвоню.

Геп вешает трубку, ставит машину перед домом. Домой он ехал с мыслью, что Вера будет его ждать, хотя бы ради того, чтобы получить окончательную сатисфакцию — сказать все ужасные новости ему в лицо, но на подъездной дорожке так же пусто, как и утром.

Жена, как всегда, опередила его на два шага. Страх, что она лишит его возможности проводить каждый день рядом с сыном, превращает его былой гнев — праведное негодование, на волне которого он и оставил ей то голосовое сообщение, — в нечто решительно неуместное. Он ищет в гостиной знаки того, что там побывала жена, ни одного не обнаруживает, слегка успокаивается, выходит в коридор, заглядывает в спальню.

Сцена ухода срежиссирована на совесть: дверца шкафа распахнута настежь, обнажив поредевшее содержимое, ящики раскрыты и зияют пустотой. А вот пустых вешалок нет, и Геп воображает себе груду одежды, сваленную в багажник машины, — Вера так потом ее и вытащит, прямо на плечиках, и развесит у матери в гостевой спальне.

Записка для него написана на стикере и прикреплена к зеркалу в ванной. Вера немногословна. Она всегда считала, что действия говорят сами за себя, что мир — место довольно скучное и незачем делать его еще скучнее, повторяя то, что уже всем известно. Поэтому краткость записки Гепа не удивляет: «Можешь брать Пита в свои выходные. Предупреждай за сутки. Пиши, не звони».

Геп снимает записку с зеркала, перечитывает еще дважды. Заходит в комнату Пита — оттуда забрали столько вещей, что становится ясно: забитым багажником не обошлось, в ход пошло и заднее сиденье.

Геп знает, что времени у него в обрез: если Вера уйдет уж совсем далеко по этой новой дороге, в противоположную от него сторону, то уже не вернется. Но сегодня разбираться с этим необязательно. Сегодня нужно повидать Пита. Геп надеется, что у жены хватит чуткости понять его родительские чувства. Он вытаскивает телефон, пишет жене: «Я бы очень хотел на сегодня взять Пита».

Он сидит в комнате сына в кресле-качалке — оно слишком большое, в машину не влезло, а то бы и его увезли, — телефон на коленях. Геп знает, что он человек чуткий, едва ли не до болезненности. Знает, что не привык пренебрегать чужими чувствами. Он понимает собственные побуждения, знает, что любит свою жену, желает ей счастья. Но почему же он понятия не имеет, чем именно вызвал у нее такой гнев?

Вера на сообщение не отвечает. Геп два часа сидит в детской, упершись в пол ногами в рабочих ботинках, напрягая и расслабляя мышцы бедра — покачиваясь туда-сюда. Пытается вообразить себе жизнь без постоянного присутствия сына. Как же это он раньше-то не подумал, что заводить ребенка — значит делаться бесконечно уязвимым, и пойти на это способен только очень глупый или очень невежественный человек? Или человек сильно влюбленный, что почти то же самое.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Арти и Тея нашли в магазине мужской одежды на западной окраине Хьюстона костюм, рубашку, носки, туфли и теперь заканчивают рассматривать галстуки — дивные шелковые галстуки основных цветов, столь насыщенных, что Арти жалеет: почему она не покупала их Райану при жизни? И только тогда Тея начинает на нее наседать:

— Может, все-таки расскажешь, что там у вас такое с Арло?

Арти давно почувствовала, что Тея к истории гибели Райана отнеслась с недоверием, что ее тревожат умолчания, которых за последние два дня в речи Арти уже набралось предостаточно. Изначально Арти вызвала Тею в Олимп, чтобы та помогла ей сдержать гнев, но правду она ей пока не сказала. Это все равно что сжечь мост, не убедившись, что ты на правильном берегу. Через несколько дней Тея уедет. Марч, возможно, тоже. Гнев помогает Арти двигаться вперед, но хочется ли ей двигаться в будущее, в котором нет не только Райана, но и Арло?

Арти проводит пальцем по темно-синему галстуку с васильковыми пейсли.

— Что, пейсли опять в моде?

— Похоже. И я рано или поздно тебя разговорю. — Тея наклоняется и целует Арти в щеку.

Арти надеется, что Лавиния Барри одобрит ее выбор. В том, что его одобрил бы Райан, она уверена. Пора уже хоть чему-то пройти гладко. Но вот они расплатились, Арти забрала покупки на кассе — и ей стало ясно, что гладко не будет. Эти вещи не повесят в шкаф, их не будут оттуда вытаскивать, чтобы надеть на званый ужин или помолвку. Завтра они обратятся в пепел.

Пакеты сложены у Арти в машине на заднем сиденье, костюм в полиэтиленовом чехле повешен на крюк. Арти вытаскивает из сумочки ключ от зажигания, подает его Тее.

— Поведешь, ладно? — говорит она.

Ей надо вздремнуть. Может быть, днем не вернутся навязчивые кошмары — река, ощущение спускового крючка под пальцем, безжизненное тело Райана на берегу.

Но на десятой минуте пути у Арти звонит телефон, и, доставая его из сумочки, она снова видит эсэмэски, на которые не ответила.

— Привет, мам, — говорит она. — Мы с Теей возвращаемся из Хьюстона. Я купила Райану костюм. — На имени Райана она запинается.

— Приезжай сегодня на ужин, — приглашает Ли. — Я тебя надолго не задержу. А у Теи, я уверена, куча несделанной работы — ей нужно немножко побыть одной.

Арти до сих пор даже не думала о том, что неожиданный визит в родной город, видимо, здорово сбил Тее график. В предыдущие приезды она предварительно недели две расчищала свое расписание и даже тогда пару часов в день посвящала работе.

Арти опускает телефон.

— Тебе сегодня нужно поработать?

Она видит, что Тея смотрит на мобильник.

— Если тебе нужно повидаться с мамой, я займусь работой.

— Хорошо, — говорит Арти матери. — Посмотрим, как я себя буду чувствовать, когда доедем. Через час позвоню.

— Хорошо, лапушка. Да, предупреждаю на всякий случай. Арло, может быть, тоже приедет. Ты не против? — Ли, не дождавшись ответа, прощается и нажимает отбой.

Арти досадливо стискивает телефон. Сперва Марч, теперь еще и мама. Она тянется к радиоприемнику, включает песню «Мотаун», заставляет себя думать о красивом костюме за спиной, позволяет себе роскошь вообразить Райана живым, принаряженным: она завязывает ему галстук; в воображении она умеет завязывать галстуки. Как жаль, что она не верит в призраков, даже в небеса не верит. Может, дух Райана стал бы являться именно ей. Не пугая, по-дружески, просто чтобы составить компанию.

Впрочем, если честно, Райан наверняка хотел бы для нее общества более существенного. Чтобы Арло составлял ей компанию, даже если именно его неосмотрительность и себялюбие и запустили цепную реакцию, в результате которой Арти нажала на спусковой крючок. Тут она наконец открывает сообщения, зная, что как минимум одно из них — от Арло.

«Прости меня».

«Прости меня».

«Ты обещала».

Что обещала? Он что, про то их детское обещание? Она всегда будет о нем заботиться. А он будет заботиться о ней. Он что, винит ее за то, что после выстрела она вычеркнула его из мыслей? Сообщения отправлены в понедельник вечером, всего через сутки после гибели Райана. Нет, здесь что-то другое. Она знает, как у брата устроены мозги, в курсе его перфекционизма. Он не станет просить за что-то прощения, не добавив, почему именно не заслужил осуждения. Прости, что я на тебя рявкнул, просто очень устал. Прости, что припозднился, но ты жуть как рано назначила встречу. Она знает, что именно может расстроить Арло. Ты обещала обо мне позаботиться. Прости меня, что подбил тебя стрелять, что убедил солгать, но ты вместо меня выбрала Райана. Она чувствует в легких что-то острое — не вдохнешь полной грудью. Тело знает что-то такое, о чем еще не догадался мозг: оно отыскало связь между тем, за что он ее винит, и причиной его поступка.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Арло был рядом, когда мать звонила Арти, и подивился ее способности сглаживать углы правды. Она пытается заботиться о своих детях так, как, по мнению Арло, в силу склада характера давно уже заботиться не способна. Возможно, если бы они с Арти сильнее ее донимали, пока росли, — наркотики, подростковая беременность, — она бы и вовсе отбросила эти свои грезы о Питере и стала нормальным родителем.

Но даже после вмешательства Ли Арти приезжает так поздно, что Арло успевает испугаться. Он зовет мать — та на кухне, ставит тарелку с ужином, которую долго разогревала для Арти, в холодильник.

— Мам, спасибо тебе за попытку, — говорит он.

Ли заливается краской, смотрит на кафельную столешницу. Арло уж и не припомнит, когда в последний раз ее благодарил, когда называл мамой.

— Нам всем полегчает, когда вы увидитесь, — высказывается Ли.

Арло очень на это надеется. Он хочет понять, как помочь Арти. Хочет понять, чем кончился разговор с Барри по поводу похорон, слышала ли Арти что-то от шерифа. А еще важно, чтобы она поняла: нет в нем той обиды, которую можно вычитать из его последнего сообщения.

Но мамины оптимистичные предсказания сбылись: Арти все же появляется. Арло слышит, как она открывает своим ключом входную дверь.

— Как я рада, что ты пришла, — говорит их мама.

Арло замирает, заметив, как Арти на него смотрит, как руки ее сжимаются в кулаки.

— Идем, Арло, — отрывисто произносит Арти. Разворачивается и выходит на улицу. Нагоняет он ее, только когда она уже сидит в своем джипе. — Здесь поговорим. Залезай.

Арло залезает, Арти включает зажигание, поднимает стекла. На него не смотрит.

— Что я обещала? — спрашивает она.

— Чего-чего?

— Я про сообщение: «Ты обещала». Ты что, правда решил мне напомнить о том детском обещании? Что я буду о тебе заботиться, думать прежде всего о тебе?

— Я был пьян. И просто хотел извиниться.

— Жонглируешь этим обещанием так, будто я во всем виновата, а не ты. И не вздумай мне говорить, что я не имела права отказываться от гастролей из-за того, что хотела побыть с Райаном. Не вздумай сваливать на меня вину, потому что я влюбилась.

— Я и не собираюсь. Я знаю, что сам во всем виноват, — говорит он. Тянет руку к ее ладони, лежащей на руле, но Арти пресекает его жест, подняв локоть.

— Ты послал это сообщение, потому что чувствуешь себя виноватым, но при этом веришь: я сделала что-то такое, что тоже требует прощения. Вот я и гадаю, почему это вина твоя столь велика, что тебе одному с ней не справиться. Ты ведешь себя так, будто и правда стрелял.

В ответ на молчание брата Арти резко включает заднюю передачу, и рывок машины швыряет Арло на торпеду. Потом — удар по тормозам, Арло плюхается обратно, а Арти выезжает на дорогу. Вдавливает педаль в пол. Арти нащупывает ремень безопасности.

— Мы куда? — спрашивает Арло, стараясь говорить тихо, чтобы было понятно: это не ему решать.

Арти так резко огибает угол, что машину заносит. Арло видит, как на крыльцо своего дома выходят молодая женщина с дочерью, в одинаковых розовых платьях, провожают глазами уносящуюся машину. На перекрестке с проселочной дорогой Арти, считай, не смотрит влево, почти не притормаживает, пролетает мимо знака «Стоп» и сворачивает направо.

— Мне кажется, не надо тебе сейчас за руль, — говорит Арло, крепко хватаясь за ручку над окном.

Они оказываются у выезда на трассу, Арти снова нажимает на газ, вылетает на И-10 в сторону Хьюстона. Вплотную прижавшись к старому «камино», рывком перестраивается, чтобы обогнать, даже не бросив взгляд в зеркало заднего вида. Арло обнаруживает, что подался вперед, положив обе руки на торпеду, как будто усилием воли можно снизить скорость.

— Мне в голову приходит единственное объяснение того, почему ты чувствуешь себя настолько виноватым. Не знаю, откуда, но ты знал, что это Райан в реке. Знал — и подначил меня выстрелить. И ты считаешь, что нарушенное детское обещание может служить тебе оправданием? Оправданием того, что ты, разъярившись, пожелал Райану смерти?

— Нет, — возражает Арло, не чувствуя ничего, кроме паники. — Вспомни, как я отреагировал еще до того, как понял, что это Райан. Похож я был на человека, получившего желаемое?

Арти не отвечает. На спидометре сто пятьдесят километров, сто пятьдесят семь. Если они разобьются, Арло, по крайней мере, не нужно будет признаваться в том, что он совсем не думал о ней, когда бросал этот дурацкий вызов. Он вообще ни о чем не думал.

Они пересекают Бразос по мосту, Арти вновь рывком перестраивается на другую полосу, берет еще правее, смещается к съезду. Теперь — сто пять километров в час. Сто. Автострада позади. Арло делает еще одну попытку:

— Арти, прости меня. Я в жизни еще никогда так себя не ругал. Но ты должна мне поверить. Я не специально. Не хотел, чтобы ты его застрелила.

В точку ясности они приходят, когда Арти тормозит на перекрестке с четырьмя знаками «Стоп».

— Но ты знал, что это Райан, да? Ты знал. — Она смотрит брату в глаза.

— Поверить не могу, что так с тобой поступил, — шепчет он.

Ей этого ответа достаточно. Она тихо стонет и отворачивается. Разгоняется, едет влево, по эстакаде над трассой, опять сворачивает влево. Там нет ничего, кроме рекламных щитов и пустых полей. И сказать Арло тоже нечего.

Впереди появляются кладбище и похоронный дом Айдена, построенный в стиле ранчо, Арти въезжает на небольшую парковку, проскакивает три места и только потом тормозит.

— Неужели за годы на сцене ты отрастил в себе такой нарциссизм? Тут не в тебе дело. И не во мне. Только в Райане. Завтра на похоронах ты будешь сидеть со мной рядом и увидишь, что ты… что я… — Договорить она не в силах, легкие когтит боль. — И я не даю никаких обещаний на предмет того, что между нами будет после.

Арло кивает. Рука Арти лежит на переключателе передач, он накрывает ладонью костяшки ее пальцев. Она не отстраняется.

— А сейчас ты выйдешь из машины, заберешь костюм, который висит у тебя за спиной, и отнесешь Айдену — это на завтра. Я хочу, чтобы ты посидел с Райаном до утра — а то ему будет одиноко. Потом можешь позвонить Марчу, чтобы он за тобой приехал.

— Хорошо, — соглашается Арло. — Конечно.

Поскольку до конца проанализировать все эти события Арло пока не успел, ему проще беспрекословно выполнять распоряжения. Делать для Арти то, что она позволит.

Арти отворачивается, включает передачу — рука его все лежит поверх ее.

— Выходи.

Он выходит. Забирает костюм и еще какой-то пакет, смотрит, как она выезжает с парковки — по-прежнему быстро, но уже не очертя голову. С реки налетает ветерок, прозрачный полиэтилен на костюме морщится, рябит, прилипает к вспотевшей ладони. Уже почти восемь, вряд ли входная дверь будет открыта, однако она открыта. Арло входит в вестибюль — просторное помещение, украшенное изображениями полей с васильками, под картинами стоят массивные коричневые кожаные диваны. Сунувшись в несколько маленьких пустых залов ожидания — примечательны они только большим количеством коробок с бумажными салфетками, — он наконец-то попадает в кабинет: внушительный стол, за ним Айден. Арло стучит в открытую дверь, Айден разевает рот от удивления. Встает, подходит, кладет ладонь Арло плечо, одновременно забирая у него костюм.

— Арло, — произносит он, пожимает ему плечо, потом вешает костюм на вешалку в углу.

Айден всегда относился к Арло как к племяннику, Арло же в ответ всегда относился к Айдену как к до навязчивости знакомому чужаку, с которым неплохо бы установить более четкие границы. Однако сейчас — как это было несколько раньше и с мамой — Арло, к собственному удивлению, очень признателен Айдену за доброту.

— Могу я посмотреть на тело, посидеть с ним, если можно? Так делают? — Взглянуть дяде в глаза он не в состоянии, руки приходится засунуть в карманы, чтобы не теребить предметы, стоящие на столе: старый металлический степлер, семейную фотографию, глиняного совенка, явно вылепленного детской рукой.

— Конечно, — кивает Айден. — Бальзамировать мы закончили. Только советую сперва выпить. — Он указывает на свой стол, где стоит раскупоренная бутылка «Краун-рояла».

Оба сидят — Айден за столом, Арло перед ним. Айден достает из ящика второй стакан. Наливает Арло, добавляет и себе — у него стакан уже под рукой.

— Без труда удалось уговорить шерифа выдать тело? — спрашивает Арло.

— Да. Судмедэксперт отчет быстро написал. Причина смерти понятная, так что вскрытия не понадобится, даже если будет предъявляться… — Айден осекается, не давая себе произнести слово «обвинение». Потом закидывает голову к потолку. — Арти тебе, наверное, сказала, что миссис Барри требует твоего присутствия на похоронах.

— Видимо, решила позвать обидчика для публичного побивания камнями. Судя по тому, что я о ней знаю, она никогда не отличалась готовностью простить и забыть.

— Верно, — подтверждает Айден. — Вот только должен напомнить тебе, что, к сожалению, мне не впервые хоронить погибшего на охоте.

Арло берет стакан, пригубливает. Думает, что тело Райана лежит где-то неподалеку, и отхлебывает, не стесняясь.

Айден подается вперед, его крупные руки занимают половину столешницы. Если не считать размеров, он мало походит на Питера.

— Я могу проводить тебя к телу, если ты считаешь, что в этом твоя обязанность. Но рекомендовать — не рекомендую. Мы его пока не одели и лицо не сделали.

Арло поражается, каким глупым был раньше. Еще в пятницу ему казалось серьезной неприятностью то, что его выставили из «Терпси». Худшим, что он мог себе вообразить, был переезд Райана к Арти.

— Ценю твою заботу, но я решил твердо.

Айден пожимает плечами.

— Люди надеются таким образом ощутить близость с покойным, но на деле то, что лежит на столе, не Райан. Это как жевать шелуху и делать вид, что ешь зерно.

— Меня Арти попросила. Вряд ли она думала о моей близости с покойным.

Тоном человека, считающего, что он изрекает великую мудрость, Айден произносит:

— Перед лицом смерти люди просят об очень странных вещах. Вещах куда менее значимых, чем им кажется. — Он отхлебывает, опять устремляет глаза в потолок. — Если спросят, я готов подтвердить, что ты провел здесь много времени. Райану ты своим бдением не поможешь.

Арло качает головой.

— Все равно спасибо за предложение. Ты очень чуткий.

Айден таращится на свой бокал, будто бы что-то взвешивая.

— Кажется, я понимаю, как один-единственный поступок может привести к последствиям, которые ты и вообразить себе не мог, и как мучительно потом раздумывать о том, что мог бы поступить иначе. — Потом, будто на что-то решившись, он смотрит на Арло в упор: — Я знал, что Питер спит с твоей матерью, еще до того, как она забеременела. Однажды застал их вместе, у него в конторе, и сразу понял: это часовая бомба, рано или поздно она сдетонирует. Но Питеру не сказал ни слова. Позже, когда мы все уже знали о беременности Ли, я едва не посоветовал Питеру воспользоваться собственной ошибкой и создать семью. Что могло измениться, если бы я почаще говорил с братом?

— Решать, как поступить, должен был Питер, не ты, — возражает Арло.

Айден качает головой.

— Когда речь идет о семье, все не так просто.

Арло думает о том, сколько раз он сам выбирал, как поступить, и как Арти своими действиями его направляла. А он, в свою очередь, направлял ее. Айден берет бутылку, ждет, пока Арло поставит стакан, наливает ему еще.

— Винный дух всегда кстати, когда ты в компании мертвецов, — замечает он. — Прости, кладбищенский юмор. Оставайся, сколько захочешь. Я пойду домой, как закончишь — догоняй.

— Я надолго.

— Не исключено, — соглашается Айден. — Но я поздно ложусь. Увидишь свет в окне — значит, я не сплю. — Айден встает. — Давай провожу тебя.

Арло берет бокал и вслед за Айденом идет по тускло освещенному коридору; перед ними закрытая дверь с двумя табличками, обе — предупреждения об опасности: одна — про легковоспламеняющиеся жидкости, другая — про формальдегид, который может вызывать рак.

Айден уходит, Арло будто парализует. Не думай, говорит он себе, просто действуй. Не думай, просто открой дверь. Так он и оказывается в бальзамировочной, не помня при этом, как отворил дверь, хотя и слышит, как она захлопывается у него за спиной. Обстановка и запах сбивают с толку своей привычностью, хотя происходят из совершенно разных миров. Свет — из танцевального клуба в Берлине, все вокруг кажется синим и темным, с неожиданными вспышками ярких белозубых улыбок на запруженном танцполе. Запах — школьный кабинет биологии. Арло так и видит зародыш поросенка на лабораторном столе, ощущает скальпель в руке. Перед ним лежит то, что должно быть Райаном, Арло отворачивается от тела, отчаянно ищет выключатель. Щелкает первым, анонимным, потом вторым с пометкой «УФ».

Поворачивается: перед ним металлический бальзамировочный стол. Тело, посередине спеленутое большим белым полотенцем, бледное, на живого Райана похожее не больше, чем статуя. Арло никогда не задумывался о том, чего бы он сам себе хотел после смерти, но мгновенно становится адептом кремации. Вот так вот смотреть на тело Райана без его разрешения, без его ведома — непростительное нарушение личных границ.

Даже не подумав, Арло подносит к губам стакан, который так и держит в руке, отпивает. Ошибку свою осознает мгновенно — приступ тошноты толкает его к раковине у дальней стены. Впрочем, рвоту ему удается остановить, он отвлекается на то, чтобы тонкой струйкой вылить виски в сливное отверстие. Хочется прополоскать рот, но вид чистого пустого цилиндра бальзамировочного аппарата слева, его змеящиеся трубки не позволяют взять ничего из этой комнаты. Справа стоит тележка, заваленная косметикой в пластмассовых корзиночках, тут же — щетки для волос, лак, гель. Коробка резиновых перчаток. Самые обыкновенные вещи.

Арло находит вращающийся стул, ставит его в паре метров от тела. Садится, закрывает глаза. Вот теперь он чувствует сквозь формальдегидную вонь сильный запах извести, а сквозь него — аромат массажного крема. Хочется отодвинуться от тела, но глупое суеверие не позволяет повернуться к трупу спиной — как будто та часть мозга, которая осталась у человека от рептилии, боится, что Райан встанет, пока Арло на него не смотрит. Арти отыскала лампу Аладдина, а Арло превратил сестру в человека, способного пустить эту лампу в дело.

Он пытается понять мотивы Арти: с какой именно целью она его сюда отправила? Ей, ясное дело, хочется, чтобы он увидел, что натворил, вот только ему никак мысленно не сопоставить то, что сейчас лежит перед ним, с тем человеком в реке. Не могут они состоять из одних атомов. Арло был последним, кто видел этого человека живым, разговаривал с ним. Какие последние слова произнес Райан? Он не может вспомнить.

И он, и Арти совершили то, чего, по мнению других, совершить не могли. Арло с трудом встает на ноги — на него давит груз содеянного. А теперь Арти хочет, чтобы он тащил на себе еще и Райана, тащил всю ночь и весь следующий день, тащил в церковь, терпел это прилюдно. Не хватит у него на это сил. Разве что сестра ему поможет.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

В десять вечера Марч решает: жара спала, можно погулять с собаками. Как ему представляется, завтра после похорон, когда Арло вернется либо к Арти, либо к кочевой жизни, мать заставит отца его отсюда выставить — и из дома, и из города. Так что, пока есть возможность, нужно насмотреться на Олимп впрок. Марч шагает по городу, проходит мимо торгового центра, который построили, когда он еще был в седьмом классе. Рядом — автомойка, и вот они с собаками ступают по тротуару мимо больших витрин: парикмахерская, студия загара. Издалека доносится музыка. На месте видеопроката — винный магазин, он сейчас закрыт. В самом конце, где была прачечная самообслуживания, обнаруживается новый бар. Марч заглядывает внутрь, видит Лайонела. Торговец машинами, увенчанный ковбойской шляпой, смакует бокал вина.

— Можно войти? — спрашивает Марч у сотрудника, стоящего на входе. Кивает на своих собак.

— Прости, приятель. С животными в зал нельзя. Там, за углом, уличная терраса. Официантка подойдет.

Марч останавливается у окна, читает выгравированное на стекле название: «Нектар + амброзия: гастропаб». То, что он обнаруживает за углом, его несколько печалит: ясно, что заведение обречено. За столиками только две пары, обе за тридцать. У жен — по бокалу вина и никакой еды, мужчины, похоже, явились с собственными банками «Миллера», которые купили неподалеку на заправке. Остальные столы пустуют. Марч присаживается за ближайший, собаки обнюхивают землю в поисках упавшей еды. Терраса — выделенный участок автомобильной парковки, под ногой у Марча — доказывающая этот факт полустертая желтая линия.

В кармане звонит телефон. Вряд ли новости хорошие, но хорошо, что хоть кто-то о нем вспомнил. День и вечер в одиночестве мысленно переместили его обратно в Руидозо.

— Я у тебя на веранде, — докладывает Арло. — А ты где?

— Повел собак гулять и забрел в какой-то гастропаб. Он тут давно?

— Э-э… ну, с полгода. Я выступал на открытии. Они мне здорово переплатили, что не свидетельствует о деловой хватке. Так что счастливого вечера на тонущем корабле.

— Ты что, ключи забыл?

— Не, просто хотел понять, где ты.

Несколько секунд оба молчат. Потом Арло произносит:

— Повидался с Арти.

— И как оно?

— Так себе.

— Завтра на похоронах попробуешь снова. Мне строго-настрого приказано тебя туда привезти.

Арло молчит, Марч добавляет:

— Приходи-ка сюда. Съешь что-нибудь. Дома еды нет.

— Ладно, иду.

Наконец-то появляется официантка. Оглядывает его с любопытством.

— Вы из сыновей Питера Бриско?

— Я Марч.

— Я прямо в прошлое перенеслась. Мистер Бриско продал нам дом, когда мы сюда переехали пятнадцать лет назад. А вы на него похожи как две капли воды.

Марча не слишком воодушевляет мысль, что он похож на отца в сорокапятилетнем возрасте, но он благоразумно оставляет это при себе.

— Что есть в розлив? — спрашивает он.

— Как там Арло? И Арти, понятное дело. Такая страшная история.

Зачет городским сплетникам.

— А как вас зовут? — спрашивает Марч.

Лицо девушки каменеет, как будто Марч отругал ее за бесцеремонное поведение. Да, здорово же он отвык от уклада жизни маленького городка. Она присаживается на корточки, воркует с собаками, они облизывают ей локти и ладони. Марч подозревает, что официантка она так себе: собаки не проявили бы такого интереса к ее коже, если бы на нее прежде не расплескали пиво.

— Можно два «Бада лайт»? — «Бад лайт» Марч терпеть не может, но в розлив это пиво есть везде, и он надеется тем самым ускорить процесс.

Официантка поднимается.

— Два? Боитесь, я забуду, что вы здесь сидите?

— Ко мне сейчас придут.

— Вы бы лучше наше крафтовое попробовали, — говорит она.

Хуже «Бада лайт» все равно ничего не бывает.

— Конечно. Давайте две кружки вашего любимого.

Официантка кивает:

— Я сейчас.

Подходит Арло с видом человека, которому утром на казнь. Садится напротив Марча.

— Терраса на парковке? Занятно.

— Я заказал тебе пива, правда, не знаю какого.

Арло поднимает бровь.

— На вкус официантки. Ты все это время провел с Арти?

Арло качает головой, но не успевает ответить — подходит официантка, ставит кружки на стол.

— Привет, Арло, — здоровается она. — Знай я, что он для тебя заказывает, янтарного бы принесла. — И она смотрит на Марча так, будто он ее обдурил.

— Уверен, что это нам тоже понравится, — говорит Марч и берет со стола запотевшую желтую пинтовую кружку. — Это что?

— «Банановый хефевайзен», — отвечает официантка.

Марч хмурится, она добавляет:

— Мое любимое.

Арло берет кружку.

— Дорогуша, вас не затруднит мне поменять на янтарное? А Марчу не надо. Он у нас любит фрукты.

Официантка берет кружку Арло и уходит, больше даже не взглянув на Марча.

— Гадость, — кривится Марч, отхлебнув. — Одна надежда: после побоев мой язык вообще откажется реагировать на вкус.

Арло улыбается — почти.

— А я тебе купил надувной матрас. Они на удивление удобные, — докладывает Марч.

— Ну что ты, не стоило.

— Диван неудобный, а мне в любом случае нужно было в «Уолмарт». Положим его в свободную спальню, а то собаки пристроятся спать у тебя на ногах.

Арло отвечает не сразу, а потом выпаливает без пауз между словами:

— Прости, что наврал тебе про выстрел. Прости, что испортил тебе отношения с Арти. Прости, что затрудняю.

Марч в ответ только смущенно краснеет.

— Начал — и уже не остановиться, да? За свою ложь ты уже извинился, а за две оставшиеся вещи и извиняться-то нечего. У нас с Арти все в порядке, и есть, на мое счастье, другой член семьи, которому очень хочется меня отсюда выпереть.

Они притихают — официантка приносит янтарное.

— От заведения, — сообщает она, как бы случайно опуская ладонь Арло на плечо. — Ваш брат сказал, что у вас непростые времена.

Арло бросает на Марча быстрый взгляд, тот трясет головой. После ухода официантки Арло говорит:

— Лучше бы я фруктовое выпил.

— Верно, — соглашается Марч.

Пары, сидящие за другими столиками, собираются уходить, пробираются между столами, подходят близко, Рем тихо рычит. Марч начинает извиняться и тут же видит, что его будто и не замечают — все сердито таращатся на Арло. Пока пары проходят мимо, Арло сидит потупив глаза.

— Может, нам вместе свалить на месяцок из города? Пока все утихнет, — предлагает Марч.

— Я сказал шерифу, что никуда не уеду до конца расследования. Да и Арти я бросить не могу.

Марч кивает. От этого ответа ему полегчало. Сейчас они бы уехали с зияющими дырами в душе, такие друг другом не заполнишь.

— Чем я могу помочь? — спрашивает он в надежде, что просьба окажется незамысловатой, ему по силам.

— Принять мои извинения, — отвечает Арло так тихо, что Марчу в первый момент кажется: он ослышался.

— Отпускаю тебе грехи, — говорит Марч и в шутку крестит Арло.

Арло, впрочем, не улыбается, рука Марча падает.

— Прощаю тебя, — произносит Марч. — Ты прощен.

Арло скребет ногтем столешницу, прочерчивает линию в мягкой древесине. Потом оглядывается, убеждается, что они по-прежнему одни.

— Когда я приехал к реке, Райан уже был на месте. Мы немного поговорили до появления Арти. Я подначил ее на этот выстрел, прекрасно понимая, в кого она целится. Но я не думал, что она выстрелит. И не успел ее остановить.

У Марча такое ощущение, что его бросили в ледяное озеро.

— Арти знает?

— Теперь — да.

Марч понимает, почему Арло нуждается в его прощении. От остальных он его получит нескоро, если получит вообще.

О ТОМ, ПОЧЕМУ АРЛО СОВЕРШИЛ ОШИБКУ

Река, вздутая недавними дождями, бежала стремительно, вода стояла выше обычного. Райан впервые сознательно позволил себе поступок, который не вызовет неодобрение Арти: приехал пораньше, не предупредив. Но, зная, как ее измучила эта ситуация, он не хотел, чтобы она терзалась лишний час, тем более что без этого можно было обойтись. Вот он сейчас приедет первым, а когда она появится, все у них с Арло уже будет на мази.

Райан специально не таился, но понял, что Арло не слышал, как он спускается к берегу. Брат-близнец Арти сидел в паре метров от реки и смотрел на воду. Когда Райан поздоровался, он вздрогнул всем телом. Он был так похож на Арти, что Райану показался близким знакомым, как будто они уже крепко подружились. Райан подождал, пока Арло встанет ему навстречу, чтобы после этого должным образом представиться, однако тот, будто и не замечая его, отвернулся обратно к реке.

— Арти решила, нам пора наконец познакомиться.

— Мне она ничего такого не говорила. Да и «наконец» странное слово, если учесть, что еще пару дней назад я понятия не имел о вашем существовании.

Поскольку Арло так и не встал, Райан присел на корточки с ним рядом.

— Ну, теперь имеете. — Он улыбнулся и протянул Арло руку.

Арло, проигнорировав этот жест, рывком поднялся, вынудив Райана сделать то же самое.

— Для меня вы чужой человек с дурной репутацией и дурно подстриженный. — Арло сделал паузу, смерил Райана взглядом, будто быка на аукционе. — Да еще и в прожженных джинсах.

Будь этот человек братом кого-то другого, Райан бы просто взял и ушел. Но ради Арти он готов был терпеть оскорбления.

— Ну так давайте знакомиться. Можно сказать, с нуля.

— То есть все эти россказни о вас неправда? И не тянется за вами хвост разбитых сердец?

— Мое прошлое не то же, что мое будущее.

— Вы хотите, чтобы я поверил в честность ваших намерений? Мне совсем не улыбается, что сестра поставила свое счастье на кон в столь сомнительной игре.

Райан, может, и не привык к человеческой доброте, зато привык справляться с чужим позерством.

— Вряд ли кто-то спросит ваше мнение по этому поводу.

Арло рассмеялся ему в лицо.

— Арти не дура, а только дура способна сделать на вас ставку в долгосрочной перспективе.

— Если вы так считаете, не проще ли закрыть рот и позволить ей самой во всем разобраться?

Тут Райан подумал, что Арло его ударит. Но вместо этого Арло отошел от него и встал выше по течению. Райан посмотрел на плывущую мимо ветку — течение нынче было быстрое, — и ему пришла в голову толковая мысль. Плавал он отлично — Арти шутила, что он наполовину тюлень.

— А вы в достаточной мере дурак, чтобы сделать на меня ставку? — крикнул он Арло в спину.

— Чего?

— Спорим, что я смогу проплыть сто метров вверх по течению? — Он однажды заключил такое же пари с Арти, хотя тогда речь шла о том, кто из них приплывет первым. Приплыл он — Арти выдохлась еще на середине. Он получил приз — приготовленный ею ужин — в первый же вечер, когда смог у нее остаться.

— Мне похрен, хорошо вы плаваете или нет, — сказал Арло, по-прежнему глядя в сторону. А потом добавил: — Но сражаться с этим течением просто глупо.

— Если я выиграю, вы отступитесь и поедете на гастроли без Арти. А когда окажется, что вы были правы и я бросил ее ради другой, тут-то и этой нашей проблеме конец, верно? И, кстати, необязательно доводить Арти до белого каления, пытаясь за нее продумывать ее жизнь.

Райан и помыслить не мог, что расстанется с Арти, само это предположение выглядело в его глазах смехотворным. Она показала ему, что судьба не всегда и не всем ломает планы. Добром она способна оделять с той же щедростью, что и злом. Он знал, что разберется сейчас с этим недоразумением. Ведь он влюблен.

Но мы всегда слышим только то, что хотим услышать. Арло услышал подтверждение своих страхов, и его сильнее прежнего разозлил тот факт, что Райан пришел к верному выводу. Он может лишь стоять и смотреть, как обижают его сестру.

— Ладно, давай, дурачина. И если ты проиграешь это дурацкое пари, сам скажешь Арти, чтобы ехала на гастроли. Когда она придет, мы уже будем добрыми друзьями. И ты убедишь ее, что ехать со мной — самый правильный поступок.

Арло был совершенно уверен, что рано или поздно Райан опять возьмется за старое, тем более если Арти не будет рядом. Он протянул руку, Райан ее пожал.

— Я заключил пари, потому что все в нем зависит только от меня, а я знаю, на что способен. Ты же связался с неведомым. Я не проиграю.

Когда Райан начал раздеваться, Арло почувствовал укол совести. Райан вошел в реку. Нырнул, и его тут же снесло на двадцать метров вниз по течению. Но он быстро поймал ритм. В первые пять секунд ему разве что удавалось удерживаться на месте. А потом он начал продвигаться вперед, с каждым гребком все стремительнее. Арло смотрел, и у него подводило живот: он понимал, что сам на такое не способен. Вскоре Райан превратился в точку вдалеке.

И вот в этот момент Арло пожелал Райану смерти. Всего лишь на миг, на долю секунды. Мысль даже не успела запечатлеться в памяти. Мысль развеялась с появлением Арти, а вот чувство, видимо, нет.