От Самары до Сиэттла

ЖИЗНЬ В ХАРБИНЕ

На станции Манчжурия я остался с семьёй в том же поезде, так как он двигался в восточном направлении и за пределы России. Ситуация на железной дороге была нестабильной, китайские власти не контролировали её. На одной из станций люди с красными бантами на груди потребовали проверки нашего поезда. Благодаря американскому священнику Ко-вару, который запасся китайскими визами ещё на ст. Манчжурия, мы избежали опасности.

По дороге в Харбин мы видели китайские дома, декорированные красным цветом. Мы не знали, что это значит, но, на всякий случай, не покидали вагона.

Двадцатого марта 1920 г. наш поезд прибыл на станцию Харбин. У нас был адрес В. Топченко. В своё время он был одним из трёх директоров Государственного банка в Самаре, а потом чиновником министерства снабжения и продовольствия в Омске. Он помогал моей семье в Иркутске.

Жена пошла разыскивать Топченко: нужно было узнать, какая здесь обстановка и нужно ли двигаться дальше, во Владивосток. Было просто счастьем, что она нашла дом Топченко, и они вместе вернулись на вокзал. Было большим облегчением снова их увидеть. От него мы узнали, что в Харбине нет красных.

На некоторое время мы остановились у Топченко, а потом нашли комнату. Я каждый день ходил в деловой квартал в поисках работы, но безуспешно. Я был членом потерпевшего крах правительства, у меня не было рабочей профессии. Население города увеличилось вдвое за счет беженцев. Практически не было возможности получить работу или начать свой бизнес для человека без денег и связей.

Это был самый трудный и несчастливый период в моей жизни. Я приходил домой после бесплодных поисков работы и видел, как мой двухлетний сын играет деревянными чурками на пыльном дворе. В довершение всего, моя жена опасно заболела. У неё началось сильное воспаление кожи лица с сильным зудом. Эта болезнь была широко распространена на востоке. К счастью, врач, который её лечил, имел опыт работы в Китае, знал эти симптомы. Он предупредил, что это воспаление опасно для глаз, так как больной может ослепнуть. Ей пришлось остричь волосы, так как воспаление распространилось на кожу головы. Часть её лица и головы были покрыты повязками, и она была вынуждена оставаться в тёмной комнате в течение долгого времени. К счастью, всё обошлось, она сохранила зрение.

Вскоре после того, как мы обустроились, я навестил чешского коменданта на станции и пригласил нескольких чехов к нам на обед: только так я мог их отблагодарить за наше спасение. Мне удалось с помощью наших добрых хозяев сервировать хороший обед, достать вино. Один из офицеров показал фотографию своей невесты, которая поразительно походила на мою жену. Каждый раз, когда он видел её, он вспоминал свою невесту. Еще одно совпадение, которое можно считать знаком судьбы.

Здесь, в Харбине, мне удалось восстановить отношения с Уструговым, бывшим министром транспорта. Он получил хорошую работу в большой успешной компании. Я виделся с Петровым, бывшим министром сельского хозяйства, и с Гинсом, также бывшим членом правительства.

Гинс сказал мне, что все члены правительства ещё в Иркутске получили денежную компенсацию. Только Устругов и я ничего не получили. Гинс посоветовал мне написать представителю царского правительства в Японии и попросить у него помощи. Много времени спустя, я получил от него полторы тысячи йен, что стало основой нашего капитала, необходимого для иммиграции в США.

Мой племянник, офицер Волжского корпуса генерала Каппеля, прибыл в Харбин месяцем позже нас, но быстро нашёл работу шофера у богатого бизнесмена. Но кто мог нанять меня, бывшего члена правительства?

В августе 1920 г. я попросил своего знакомого, адвоката из Самары, узнать по поводу работы на железнодорожных складах. Один из собственников имел машину “Франклин” 1916 г. (Franklin), её нельзя было использовать для перевозки грузов, поэтому решили из неё сделать такси. Мне предложили стать шофером, но платили очень мало - 100 йен в месяц, так как финансовое положение моего хозяина было нестабильным. Я согласился.

Я начал работать как таксист, узнал места, где можно было найти пассажиров - у вокзала, на торговых улицах днём и у ночных клубов по вечерам. Работая по 12-15 часов в день, я начал приносить доход от 20 до 30 йен ежедневно. Мой доход увеличился, когда я стал известен под кличкой “министр”. Затем хозяин стал отчислять мне, кроме зарплаты, 10% от заработанных мною денег. Я уже мог содержать семью.

Большинство шоферов были образованные, респектабельные русские - офицеры, инженеры, автомобильные и авиационные механики. Они делали свою работу честно и старательно. Но среди нас были и мошенники, даже участники грабежей. Бывало, что спускали шины на колёсах, наливали воду в бензобаки, затыкали выхлопные трубы картофелиной. Поэтому приходилось ходить с гаечным ключом в кармане и стараться не оставлять машину без присмотра.

Мой босс был начальником одного из железнодорожных складов. Однажды вечером я подвозил двух офицеров на железнодорожную станцию. Я их знал, так как они столовались у хозяев моей квартиры. Я невольно подслушал их разговор и понял, что у них какая-то проблема. Я спросил, в чём же их затруднение. Они рассказали мне, что, когда наша армия отступала за Байкал, то остатки снаряжения стали грузить в специальные вагоны. Одна из японских компаний подписала контракт на доставку этих грузов в Харбин и их распродажу. В качестве оплаты она получала определённую часть денег, вырученных от продажи. Эти два офицера были наняты для того, чтобы помогать в отправке этих вагонов из Харбина в тот район Китая, который контролировался японскими властями.

Китайские власти каким-то образом узнали об этой схеме. И сейчас они старались отогнать эти вагоны в районы, подконтрольные им. На станции Харбина уже был приготовлен состав с этими грузами для отправки туда. Китайские солдаты охраняли этот состав.

Я предложил этим офицерам проехать в контору моего начальника, встретиться с ним и попросить у него совета, что делать в такой ситуации. Это нужно было сделать быстро, так как поезд с армейскими грузами должен был отправиться со станции через несколько часов...

(К сожалению, следующая страница потеряна, и здесь разрыв в описании событий. Т. М.)

...В 1921 г. наше финансовое положение стало настолько плохим, что я уже был согласен на любую работу. У нас были состоятельные друзья, но они не решались предложить мне низкооплачиваемую работу. Весной 1921 г. у меня было две возможности: работать или шофером-механиком в железнодорожном гараже, или управляющим небольшой мельницей в китайской деревне. Последнее было более выгодно, но я не мог решиться перевезти мою семью в деревню, где были антисанитарные условия. Жизнь в китайской фанзе была бы для нас непереносима. Поэтому я выбрал работу в гараже. Мне обещали квартиру в хорошем доме с садом, это было гораздо лучше, чем комната, которую мы снимали. Мы переехали на новую квартиру в мае.

Мое первое предложение, касающееся экономии бензина, не было принято управляющим гаражом. Но новый управляющий, назначенный вскоре, был человеком образованным. Это был полковник, который закончил Военную академию в своё время. Хотя он не очень хорошо разбирался в автомобилях, но зато был хорошим управленцем. Работники гаража представляли собой пеструю компанию: два инженера, два студента технических вузов, один офицер и бывший управляющий большого уральского завода, который теперь служил сторожем при гараже.

Я должен был переделать карбюраторы так, чтобы они потребляли меньше бензина. Мне удалось это сделать, результат был хорошим. Я также должен был водить “Оверленд” (Overland), который выглядел хорошо, но был довольно ветхим внутри, поэтому приходилось водить его с большой осторожностью. Эта машина часто использовалась для того, чтобы возить членов совета директоров и высокопоставленных чиновников железной дороги. Все они были вежливы со мной, кроме господина Рихтера, директора Русско-Азиатского банка, который контролировал железную дорогу до революции. Он был очень приветлив со мной, когда мы встречались в компаниях, на вечеринках, но игнорировал меня, когда я был за рулём.

Один из моих пассажиров вёл себя совершенно по-другому. До революции он был генерал-губернатором Восточной Сибири, затем он стал управляющим одного из отделений железной дороги. Его звали Гондатти. Он всегда садился рядом со мной, и когда я доставлял его домой, то он оставался ещё долго в машине, обсуждая со мной ситуацию в Сибири и в Манчжурии. Я думаю, он видел во мне товарища по несчастью: мы оба много потеряли в вихре революции, поэтому были добры и внимательны друг к другу. Другие же русские пассажиры жили в Манчжурии уже по десять-пятнадцать лет и занимали хорошее положение.

Во время одной из поездок Рихтер пригласил меня на встречу с управляющими несколькими мукомольными заводами для обсуждения возможности строительства такой механизированной пекарни, которая была у нас Самаре. Во время этой встречи меня попросили составить пояснительное письмо, описание необходимого оборудования, примерный план этой пекарни. Я подготовил документацию: перечень оборудования, описание подходящего месторасположения пекарни, её план, подсчёт потребления муки в настоящее время и в будущем и топлива, необходимого для печей, возможного потребления электричества.

Когда я это всё предоставил, мне заплатили 200 йен. Через два месяца управляющие пришли к соглашению о постройке пекарни. Они выбрали мой проект, как наиболее эффективный и гибкий. Я получил предложение сконструировать эту пекарню и сделать чертежи, которые были необходимы для её строительства. По проекту я должен был перестроить старое здание. Мне заплатили за эту работу 1200 йен, что было в два раза меньше, чем полагалось по существующим расценкам. Но я не спорил: деньги мне были очень нужны для того, чтобы собрать нужную сумму для иммиграции в США.

Я подал документы на иммиграцию моей семьи и в декабре 1922 г. получил визу на въезд в США, которая была действительна в течение года.

Профессор Гинс был назначен главой отдела контроля на железной дороге. Этот отдел проверял расходы всех других отделов и писал отчёты для вышестоящих органов. Гинс постарался сделать так, чтобы я перешёл работать из гаража в его отдел. В марте я перешёл на эту работу и стал получать на пятьдесят йен больше, хотя эти деньги уходили на оплату обязательного пенсионного налога.

Пару недель я занимался рутинной работой по проверке счетов, а также закупкой различных мелких товаров. Меня ввели в комитет по закупкам.

Затем я получил повышение по службе: меня назначили управляющим одной из секций нашего отдела. Дела пошли неплохо, но стало известно, что этот год является последним, когда американские власти дают повышенную квоту для русских иммигрантов. Если мы хотели попасть в США, то нужно было уезжать сейчас.

Я помог своему племяннику Дмитрию получить американскую визу, и мы заказали билеты на пароход, отправляющийся в октябре в США.

Мои друзья отговаривали меня от иммиграции в Америку, но моему сыну было уже шесть лет, и было мало шансов дать ему хорошее образование здесь, в Харбине. Кроме того, жизнь в этом городе была очень неспокойной: японские войска оккупировали часть Манчжурии, могли в любой момент начаться военные действия между Японией и Китаем, который тоже хотел контролировать Манчжурию. Да и Советы были под боком. Поэтому я окончательно решил перебраться в Соединённые Штаты, куда мы и переехали осенью 1923 г.