Отклонение от нормы, или приключения томбоя, обыкновенные и невероятные (книга первая)

Новый год

— Тебя мы нарядим чертёнком! — воскликнул я, — чёрная водолазка, чёрные колготки, чёрные шорты, чёрный хвост На голове — чёрные рожки!

— А ты и дома будешь Ледяной принцессой? — ехидно спросил Юрка.

— Я не против! — быстро проговорил Саша.

— Это моя мечта! — с придыханием прошептал Толик.

Я с подозрением посмотрел на своих друзей.

— Вы что задумали?

— Новогодний карнавал! — заорали трое мерзавцев.

Ответить на это мне было нечего, мы действительно готовили новогодний маскарад. В школе мы решили одеться, как и планировали, а дома начали с Юрика. Юрик — чертёнок, папу нарядим дедом — морозом, маму — Снегурочкой… у мамы уже чуть-чуть был виден животик.

Или меня Снегурочкой. Саша — гардемарин. А кем будет Толик?

— Толик будет Каем, — придумал я.

— Кай должен искать Герду, — задумчиво сказал Саша, — кто будет Гердой?

— По всей видимости, это должен быть я.

— Мне это не нравится, — заметил Саша. — Кай с Гердой тогда должны танцевать!

— Ты плохо знаешь сказки, — перебил я его. — Кай и Герда — брат и сестра!

Юрка фыркнул: — Саня точно оторвался от детства! Кай — соседский мальчишка, друг Герды.

— Ладно, — примирительно согласился я. — Тогда кто подруга Гардемарина?

— Ягужинская, конечно!

— На роль Ягужинской я точно не гожусь. Скорее, я похож на Кая, Толик — на Герду, Саша — на принца…

— Там слишком много персонажей, нам придётся постоянно переодеваться. Ещё там была маленькая разбойница. — мечтательно произнёс Саша, закрыв глаза. Я посмотрел на него, и из головы вылетели все дельные мысли.

Саша сидел на диване, мы расположились на ковре. Я встал на четвереньки, подошёл к Саше и положил голову ему на колени. Саша ласково гладил меня по голове, играя моими отросшими волосами, я млел, мурлыкая, забыв обо всём на свете.

— Саша, ты же обещал. — ревниво начал Толик, но Юрка дёрнул его за майку и сказал: — пойдём, мы с тобой, без этих сумасшедших быстро распределим роли, и тебе достанутся все танцы с нашим Сашей, а другой Саша будет спасаться от чёрта!

Я готов был оставаться в таком положении сколько угодно долго, но пришла мама, и мне с горестным вздохом пришлось убираться в свою комнату. Там сидел и дул губы Толик. Пришлось взять его с собой на кровать и, положив его голову себе на колени, перебирать ему волосы. Тогда Саша сел рядом и стал меня целовать. Юрик фыркнул и пошёл встречать маму.

— Мама, туда сейчас не надо ходить, — услышал я. Ну их с их дурацкой любовью. Пойдём лучше, разберём твои покупки.

— Что они там делают? — поинтересовалась мама.

— Ну что могут делать влюблённые? Целуются.

— Втроём?

— Как ни странно. Я с удовольствием стал бы четвёртым, но думаю, ночь у меня никто не отнимет.

— Это так, мой милый. Какты считаешь, у меня всё нормально?

— Пока — да. Срок ещё маленький.

— Спасибо, Юрик, как я тебе благодарна.

Больше я ничего не слышал, потому что Толик перевернулся и упёрся носом мне в живот, а Саша залез мне под майку.

— Что ты там хочешь найти? — тихонько засмеялся я, — или хочешь пересчитать мои рёбра? Кстати, это мысль! У мужчин одного ребра не хватает!

— Да, это интересно. У твоих ровесниц уже есть, за что подержаться…

Мне в грудь будто вбили кол. Я вцепился в волосы Толика, но тот не пикнул, только дёрнулся и затих.

Саша отодвинулся от меня, его глаза ещё лихорадочно блестели, но уже виден был испуг.

Если бы я был ребёнком Сашей, я сказал бы то, что вертелось на языке: «Иди, обжимайся с грудастыми и почеши об них то, что чешется!». Но опыт взрослого человека не давал выплеснуться сладкому гневу.

Гнев похож на неконтролируемый секс: несколько секунд сладости, и много дней раскаяния и ползания на брюхе перед любимым человеком.

Поэтому я опустил глаза на замершего Толика (не придушить бы), ласково погладил его мягкие волосы, убирая из глаз праведный гнев, глубоко вздохнул и посмотрел на Сашу нормальным взглядом:

— Давайте приведём себя в порядок и пойдём, встретим маму, — я даже улыбнулся, а Толик поднялся и поцеловал меня куда-то под ухо. С другой стороны, это сделал Саша, пряча глаза.

— Саша. — начал он хрипло.

— Не надо ничего говорить, я прекрасно понимаю, что ты не хотел меня обидеть, сравнивая с другими девочками. Не хочу я гнаться за их формами, меня своя фигура устраивает, да и детство своё я не хочу торопить.

— Саша, я понял сейчас, не обижайся на нас, мы просто глупые волчата, которые с задранными хвостами носимся за молодой волчицей, в надежде хоть прикоснуться к ней, и за все вольности волчица имеет право цапнуть волчат Цапни меня, — и он подставил свой затылок. Я легонько треснул по шее недрогнувшей рукой.

— Воу! — радостно взвыл Саша.

— И мне! — заорал Толик, и, получив свою порцию, радостно взвыл и кинулся на меня.

— Что это за вой? — услышал я папин голос.

— Этот вой у нас песней зовётся! — ответил Юрик, ворвался к нам, и я почувствовал, как на нашу кучу малу свалилось ещё одно маленькое тельце.

Приведя себя в порядок, мы уселись за стол поужинать.

— Ну что, распределили роли? — спросил папа.

— Ты будешь, конечно, Дедом Морозом. На роль Снегурочки мы выдвигаем маму, Юрик будет чертёнком, похищающим месяц, Саша — или прекрасным принцем, или, не менее прекрасным, гардемарином, покоряющим сердце Ледяной принцессы, Толика нарядим в костюм гусара!

— Замечательно придумано! Хм… Ледяная принцесса. А вы не думали, что можно пригласить гостей? Родителей Александра, Толика?

— Думали, но на это необходимо ваше с мамой разрешение.

— Мы сами это предлагаем, так что готовьтесь.

— Чую своим тощим задом, к чему! — сказал я, — мужчины от 14 и ниже поступают в моё распоряжение. И без воплей! Маму надо пощадить.

И все посмотрели на маму. Та зарделась, как девочка: — Мне совсем нетрудно! Срок ещё маленький.

— Саша! — восхитился мой Саша, у тебя скоро будет ещё один брат?!

— Мы с папой девочку хотим. — сказала мама.

— Что мешает девочке быть хорошим братом? — удивился непонятливый Саша.

Папа закашлялся. Когда справился с кашлем, он отозвался:

— Ещё одного такого я не переживу!

Папа опять начал собираться отвезти гостей, ворча, что надо бы купить пару раскладушек, тогда все будут довольны. Я ему почему-то верил.

В школе я предложил Антонине Павловне устроить в спортзале, отданном под ёлку, не только зимнюю сказку, можно сделать и уголок бразильского карнавала, тогда мы с Толиком спляшем ламбаду, румбу, или ещё что-нибудь. Причём Толик будет негритёнком. Как быть с гусаром? Гусара будут звать Ибрагим Петрович… Ламбада? По-испански означает: удар палкой. Никого я не буду бить палкой! Это меня после танца будете бить палкой, да, такой зажигательный танец.

— Вы с Сашей должны танцевать вальс! Прорвалась, наконец, сквозь мои рассуждения — предложения Антонина Павловна.

— Но мы не умеем танцевать вальс! — удивился я.

— Не скромничай, все видели осенью.

— Это был случайный вальс.

— Не случайный, а осенний. Сейчас будет зимний.

— Мы лучше станцуем либертанго! — я изобразил несколько движений, от которых у нашей классной руководительницы чуть не случился приступ. — Ну, Антонина Павловна! — взвыл я, — Новый Год, все должны веселиться!

— Боюсь, за такое веселье я получу выговор с занесением в личное дело!

— Выговор за веселье?

— Саша, ты ведь знаешь нашу директрису! — я пожал плечами:

— Молодая женщина, можно сказать, девушка. Почему она будет против?

— И откуда только берутся эти твои идеи? Прямо фонтанируют!

— Я люблю и любим.

— Любима. Тебе надо привыкать говорить: любима, а то получается неприлично.

— Я буду стараться, — скромно ответил я, царапая паркет ножкой.

Антонина Павловна прижала меня к себе и поцеловала в макушку: — Ну, всё, беги к своему любимому, насчёт твоих предложений я выскажусь на педсовете. Действительно, очень свежо, «девушке» это должно понравиться, особенно твоё замечание о её возрасте.

Но я уже не слушал: в коридоре появился Саша, и я, забыв о приличиях, помчался и прыгнул к нему на шею, едва не сбив с ног. Облапил его руками и ногами, как меня, бывало, Юрик.

— Неси-неси, своя ноша не тянет! — слышались вокруг насмешливые крики.

Саша донёс меня до окна и посадил на подоконник.

— Саша, принеси сегодня к нам домой гитару! Будем репетировать новую программу, почти утверждённую. Я люблю и любима, — повторил я несколько раз, обняв Сашу за шею.

Теперь, когда спортзал отдали под ёлку, мы тренировались в парке.

Бегали довольно длинные кроссы, бегали на лыжах, боролись в снегу, с криками и воплями, моя стая, добежав до леса, училась красиво петь песни на разные голоса, а не выть, как одичавшие волки-одиночки.

Сегодня бегали по парку и добежали до пляжа, где мы с Вовчиком когда-то, кажется, в прошлой жизни, сошлись в смертельной схватке…

Сейчас они в моей стае и считаются моими самыми крепкими друзьями — ближниками.

Со смехом мы повспоминали эпохальное сражение, честно говоря, если бы не оно, не было бы сейчас ничего: ни команды, ни веселья, ни стаи.

Толик с Сашей, может, и были бы, а может, неведомый кукловод, дёргающий нас за ниточки, распорядился бы по — иному.

Но сейчас — морозец. Солнце, хоть и низкое, искрящийся снег, смеющиеся лица друзей, Толика, любимого Саши!

Дома я раздел Толика до пояса, критически осмотрел его:

— Не зажимайся! — прикрикнул я на него, пресекая его попытки обхватить себя руками, — штаны снимай!

Толик удивлённо вскинул глаза, Саша тоже непонимающе посмотрел на меня.

— Где-то я видел белые бриджи, — проворчал я, — раздевайся, будем негра из тебя делать! Можешь догола, чтобы пятен не было, а то будешь, как мулат: — по пояс чёрный, ниже — белый.

Не обращая на его свекольный вид, я достал банку крема, придающего коже тёмно-ореховый вид.

— Ты обещал мне костюм гусара, — заныл Толик, стягивая, между тем штаны.

— И как я буду ходить в школу?

— Во-первых, костюм гусара можно будет носить и, будучи негром, будешь у нас белым арапом, — нелогично закончил я.

— А во-вторых, после того, как ты спляшешь со мной ламбаду, ты забудешь всё на свете.

— Я буду плясать с тобой? — обрадовался Толик, хватаясь за резинку трусов.

— Эй, эй! — остановил я его, — там ты будешь мазать в ванной!

Я отправил его с Сашей в ванную, а сам после недолгих поисков, вытащил всё-таки белые бриджи. Потом из своей девичьей половины вытащил белую мини-юбку и кофточку в мелкую, белосинюю, полоску.

Сбегав к маминому шкафу, достал оттуда парик с прямыми волосами.

Надев всё это, я посмотрел в зеркало. На меня смотрела незнакомая испуганная девочка. У меня задрожали руки и ноги.

В это время с хохотом вывалились из ванной Саша с чёрным Толиком.

появившись в комнате, замолчали и заоглядывались.

— А… а… — сказал Толик, — а где Саша?

— Чё уставились? — спросил я.

— Саша! — опомнился Саша, кинулся ко мне и подхватил на руки.

Он вглядывался в моё лицо, как будто впервые увидел.

— Сашенька! Моя! — прошептал он, ещё крепче прижимая меня к себе.

— Отпусти меня! — задушено проговорил я, — нам репети-ро… — рот мне закрыли поцелуем.

Наконец Саша пришёл в себя, опустил на пол мою тушку, но долго не мог успокоиться, поворачивая меня и разглядывая со всех сторон.

— Обалдеть! — сказал Саша.

— Вы там не забыли про меня? — закапризничал Толик. — Я, между прочим, танцую с Сашей!

Я, только сейчас разглядел Толика и хмыкнул: Ну и где вы видели блондинистого негра? Красить!

— Нет! — испугался Толик, хватаясь за свои кудри.

— Да!! — крикнули мы хором и кинулись ловить чёрного Толика.

Минут через пятнадцать беготни мы всё-таки изловили его и силой, и уговорами поволокли опять в ванную.

К сожалению, чёрной краски мы не нашли, пришлось отпустить нашу жертву на свободу.

Мы решили, что купим краску накануне праздника, пока наш негритёнок и так выглядит неплохо.

Отдышавшись, начали разучивать мотив ламбады. Саша и Толик, которому я пока запретил одеваться, чтобы подсохла краска на теле, стояли и бренчали на гитарах, не сводя с меня восторженного взгляда.

Я тоже иногда бросал на себя взгляды в зеркало и думал, что не зря я скрывался в мальчишеских одеждах. Сейчас я выглядел, как обычная девочка, которых сотни, но контраст получился потрясающим. Самого проняло до дрожи.

— Ну вот, — сказал я, — что-то получается. — Теперь будем разучивать танец.

Танец должен быть быстрым, моя юбка должна взлетать выше пояса, поэтому под неё я пододел белые трусики, на Толика надели белые бриджи.

Когда я прижался к Толику животом и бёдрами, заставляя при этом быстро двигаться, мне казалось, что он сейчас хлопнется в обморок, потому что его глаза закатились, но ничего, стойкий оказался наш Толик, правда, некоторую твёрдость я всё-таки ощутил…

— Саша, тебе не кажется, что это слишком? — спросил меня вспотевший не менее нас Саша.

— Это же бразильский танец! У них все танцы зажигательные, тем более…

Я замолчал.

— Что? — забеспокоился Саша.

— Поспешили мы с Толиком. Вот был бы сюрприз!

— Ничего! — махнул рукой Толик, придумаем что-нибудь, потом покрасим мне волосы, а Сашу пока показывать никому не будем, пусть гадают, кто это со мной пляшет.

— В том-то и дело, что с тобой кроме меня никого не увидишь! — заметил я. — ну ладно, сейчас немного отдохнём и ещё потанцуем.

Репетировали мы долго, Толик никак не хотел меня отпускать, Саша сказал, что тоже хочет. Уплясали меня до упаду. Я действительно упал на диван, и снял парик.

— Нет-нет, — запротестовали ребята, — надевай!

— Сейчас, только пойду, умоюсь, вы меня совсем замучили. Сами — то по очереди, а меня заставили одного. — Я, ворча, ушёл в ванную, разделся, смыл весь пот, вытерся и снова оделся. Натянул парик, тщательно поправил, чтобы естественней выглядел и вышел… прямо перед мамой.

— Здравствуйте, — присел я, и, повернувшись, отправился к ребятам, которые стояли с каменными лицами. Я подошёл к Толику, взял его за руку, и повернулся к маме.

— Вы кто? — спросила нас мама.

— Мы тут репетируем, — пропищал я.

— А где Саша?

— Пошёл за шампанским, будем репетировать встречу Нового Года! — тем же голосом ответил я.

— Саша, брось маму разыгрывать, — вышел из прихожей Юрик.

— Ну вот, Юрик, взял и всё испортил! — огорчился я.

— Саша?! — только сейчас узнала меня мама, — я должна была догадаться.

— Мамы всегда узнают своих детей, — прошептал я, обнимая маму и уткнувшись носом в её плечо.

Мама отстранила меня, осмотрела, потом посмотрела на моего Сашу, ничего не сказала и ушла на кухню.

— Мы расстроили её? — опасливо спросил Саша.

— Скорее удивили, — ответил Юрик. Пойдём, маме надо переодеться.

В своей комнате маленько посидели, мы втроём на моей кровати, Юрик на стуле, молча разглядывая меня.

— Классно выглядишь, — наконец-то сказал он, — ты так будешь на Новый Год танцевать?

— Да, мы с Толиком будем ламбаду плясать, Саша будет аккомпанировать с оркестром, а может, подхватит меня у Толика. Мы сейчас так плясали.

— Сейчас немного отдохнём и покажем вам с мамой.

— Что-то мама не в восторге от твоего вида, — произнёс Юрик.

— Зато я в восторге! — сказал Саша.

— И я, — добавил Толик.

— Ну, вы в восторге всегда! — засмеялся Юрка, — вы и сейчас сияете, как два медных котелка.

Я взял ребят за плечи и притянул к себе:

— А сейчас?

— Осторожнее, Саша, они сознание теряют.

— С трудом в себя пришла, — призналась мама, заходя к нам в комнату. — Надо же, какая у нас Саша!

— Антонина Павловна сказала, надо привыкать и соответствовать, — сказал я, — хотя мы с Толиком так оделись для Новогоднего бала. Да и пригодится для разучивания вальса. Саша, народ хочет, чтобы мы порадовали их вальсом. Мама, научи…

— Мне рассказывали, что вы танцевали так, что могли бы и меня научить.

— Это была встреча, шок, так сказать. В шоковом состоянии чего только не сделаешь. Надо сознательно.

— Удивил, — созналась мама, — присаживаясь на второй стул. — Хорошо, заканчивайте сегодня свой танец, завтра будем учить другой.

— Я предложил станцевать либертанго, но почему-то моё предложение было сурово отвергнуто, — пожаловался я.

— Всё равно я не умею его танцевать, — призналась мама, а так было бы красиво, только тебе надо переодеться в бальное платье.

— У меня будет платье Ледяной принцессы, в нём можно и танго, и вальс.

— Да, — согласилась мама, в этом платье можно всё. Скоро папа придёт. Будете ещё репетировать?

— Можно ещё разок, — согласился я, — мы уже отдохнули.

Мы выбрались в большую комнату и ещё поплясали. Мама с Юриком сидели на диване и хлопали в ладоши, мы с ускорением кружили с Толиком по ковру, и, при крике «ай я яй, Ламбада!», зашёл отец. Мы сделали вид, что не заметили его, и продолжали выступление. Папа, молча, прошёл и сел на диван. Он тоже начал хлопать в такт мелодии, а когда мы закончили, папа сказал:

— Замечательный номер, вот бы ещё мою дочь заставить так одеться!

— Спасибо, папа! — воскликнул я, кланяясь.

— Сашка! Ты?! — вскочил папа, хватая меня за плечи и осматривая со всех сторон с улыбкой. Потом притянул к себе и поцеловал. Я вздрогнул и отстранился: — прости папа, у тебя щека колючая.

Папа ничего не сказал, молча, ушёл на кухню.

— Но у него действительно колючая щека! — капризно сказал я.

Мама тоже ушла на кухню, Юрик укоризненно посмотрел на меня и ушёл в нашу комнату. Ребята засобирались домой, я никого не задерживал, мы тихо попрощались, и я закрыл за ними дверь.

В своей комнате я переоделся, сел в угол своей кровати, подтянул к груди коленки и бездумно уставился в окно.

Юрик включил компьютер, и, толи играл, толи что-то искал в интернете.

— Ребята, кушать! — позвала нас мама. Я не пошевелился.

— Пошли? — предложил Юрик.

— Не хочу, — ответил я, — может, позже.

— Ну что ты, как маленький, надулся? Это, между прочим, ты папу обидел.

— Ты, Юрик, кое-что не знаешь, и лучше тебе этого не знать, меньше знаешь, крепче спишь.

— Ты что-то вспомнил?

— Напомнили открытым текстом. Иди, я посижу, настроение, глядишь, поднимется.

— Да, жди, — Юрик ушёл.

Я сидел, уткнувшись носом в коленки, и лениво размышлял.

Правильно говорит Юрик, мы не принадлежим себе, мы принадлежим семье. Почему меня так обидели слова отца о том, что он меня ненавидит?

Ведь он сказал тому Саше, а меня — то он совсем не знает? Но резануло прямо по душе, даже след остался, теперь, когда он идёт на сближение, у меня сами собой вырастают колючки. А какая у него тяжёлая рука! По больной голове… Как только жив остался. От жалости к самому себе закапали слёзы, и я зашмыгал носом. Вставать за носовым платком было лень, и я вытер лицо подолом майки.

Вошла мама, села возле меня, притянула к себе, я начал хлюпать носом.

— Что у вас опять с отцом? Он молчит, ты плачешь. Зачем ты его обижаешь? Он ведь любит тебя.

— Он любит себя, — пропыхтел я. — Я не собираюсь жаловаться, ты и так всё видишь и знаешь.

— Я ничего не знаю и не вижу.

— Это хорошо, тебе нельзя волноваться, — я снова вытер лицо подолом майки и сказал: — прости, я спать лягу.

— Хоть покушай.

— Извини, никого не хочу видеть.

— Даже меня?

— Так бывает.

Утром мобильник разбудил меня.

Я нашёл его под подушкой, выключил, но напрасно я боялся разбудить Юрика: рядом никого не было.

Ну что же, подумал я, бойкот, так бойкот. Ещё не то переживали!

Я побежал в ванную, ледяной водой смыл сон, почистил зубы, посидел на унитазе, и пошёл к своим снарядам. Делая утреннюю гимнастику, старался думать о школе, друзьях, домашних заданиях…

Домашние задания я игнорировал, надо пораньше прийти в школу, почитать, учебники. Письменные? Списать у Толика, если он делал.

Друзья называются! Сбежали в самый трудный момент! Хотя в семейные разборки вмешиваться вряд ли кто решится.

Саша будет в нашей семье?

Будет или нет, это ещё вопрос! Толик и так почти брат мне, хотя он не горит желанием быть братом, а кем хочет? Правильно. Кем-кем? Ерунда какая-то получается. Какой из него муж?! Как и я жена. Какая ерунда в голову лезет! Вот Саша, здесь вопросов нет, при мысли о нём внутри всё сжимается от счастья, от того, что он есть.

Я прокрутил «велосипедик» и сел в позу лотоса, делая дыхательные упражнения.

Скоро, очень скоро я с ним встречусь! Я поднялся, легко запрыгнул на турник, и подтянулся пять раз, накачивая в мышцы радость.

«Надо бы велотренажёр выплакать» — подумал я, делая упражнения на растяжку. Растяжка давалась легко, даже на шпагат почти сел, ещё немного, и можно будет удивлять партнёров по самбо уходом от захвата. Отжимание от пола — десять раз. Маловато, будем наращивать. Зачем я всё это делаю?

Я ведь почти отказался быть мальчишкой. Но нет, пока я ребёнок, меня никто не защитит, а мир подростка суров, жесток и опасен, пожалуй, намного опасней взрослого мира, ведь взрослые, начиная разбираться между собой, детей уже не замечают. В азарте они избавляются от этих мелких помех, походя. Пройдя по головам детей, потом ужасаются, какой же враг оказался коварным!

Внутри подростков свои законы, куда взрослым нет доступа, здесь царит своя справедливость, первобытная и жестокая. Поэтому надо уметь защитить себя самому. На помощь взрослых можно рассчитывать, если угроза идёт от взрослых.

К примеру, меня чуть не убили, а может, и убили, кому это было интересно? я сказал: «не вмешивайтесь» и никто не вмешался.

С этими чёрными мыслями я и закончил зарядку.

На кухне я по — привычке сделал завтрак на четверых, найдя вчерашние котлеты, разогрел их на сковородке, добавил четыре яйца, и, разделив всё это на четыре части, решил никого не дожидаясь, позавтракать, чтобы раньше успеть в школу.

Не успел я приступить к завтраку, вошла мама, потрепала меня по голове, и спросила, куда я тороплюсь.

— Вчера не сделал домашние задания, надо перед уроками почитать, да списать, если кто даст.

— Тебе-то дадут, ещё и очередь выстроится, но это будет честно?

— Честно! Когда я списываю, то разбираю примеры, и всё понимаю.

— Тогда списывай. Юра сегодня с нами спал. Вернее, со мной, жалеет, что тебя до сих пор не научил какому-то там видению, говорит, тебе легче будет следить за мной.

— Странно, — сказал я, не донеся вилку до рта, — ничего такого мне он не говорил.

— Это ваши дела, спросишь у него сам. Папа сегодня будет дома, Юрик тоже.

— Ура! — шёпотом крикнул я, забирая вторую порцию со сковородки.

— А что мужчины будут есть? — укоризненно покачала головой мама.

— Двое мужчин не помрут возле полного холодильника! — вскинул я кулак над плечом. — Так что, не стесняйся, забирай тоже ненужную порцию, что-то маловато я сегодня приготовил.

Расправившись с завтраком, я позвонил Толику.

— Толик, привет! Письменные сделал? Ура! Приходи в школу пораньше, мне списать надо! Почему-почему… Лень было.

Быстро одевшись, я осмотрел себя со всех сторон в зеркале. Вроде всё сидит на мне хорошо, ладненько. Волосы вот опять отросли, когда меня последний раз стригли? Осенью. Может, отрастить? Да ну их! Голова чешется, ухаживай за ними! Я взял гребешок и поправил свою причёску.

Волосы наэлектризовались и слиплись. Я раздражённо взлохматил их ладонью и надел спортивную шапочку.

— Не замечала раньше за тобой. — Незаметно подошла мама.

— Да вот, смотрю, стричься пора, или нет.

— У Саши спроси.

— Да ему, хоть налысо.

— Не скажи, его совет, хоть и не решающий для тебя, но много значит, ты можешь узнать его ещё лучше.

— Ещё лучше? В этом что-то есть! Ладно, мамочка, я побежал! — я чмокнул маму в щёчку и побежал в школу.

Сегодня я прибежал рано, и Саша не ждал меня, как прежде, у дверей.

У турникета сидел наш охранник дядя Витя и читал газету.

— Дядя Витя! — окликнул я его, — скажешь Саше, что я в кабинете математики!

Дядя Витя важно кивнул: — Что-то ты сегодня рано?

— Домашние задания вчера забыл сделать!

Дядя Витя снова важно кивнул: — Бывает!

Толик уже сидел в классе, раскрыв тетрадку с математикой.

Я быстро достал свою и быстро начал скатывать примеры, а то сейчас набегут желающие.

Переписав почти всё, я почувствовал сладкое томление в груди, щёки запылали, губы сами собой растянулись в улыбку. Не поднимая головы, я спросил Толика:

— Давно он наблюдает за мной?

— Минут пять.

Я не выдержал и поднял голову. Саша стоял возле двери и тоже улыбался.

Поняв, что его раскрыли, он подошёл ко мне.

— Что, списываем? — съехидничал он, поцеловав меня.

Я вздохнул: — Заленился вчера, наверно устал.

Саша не стал обвинять меня во лжи, только спросил, во сколько мы сегодня будем репетировать.

— Саша, а что, если провести репетицию у тебя дома? — задумчиво произнёс я. — Сегодня папа в отгуле, отдыхать будет.

— Сегодня мои родители будут поздно, но ужинать нечем.

— Приготовим что-нибудь. Курица есть, картошка есть?

— Не знаю.

— На месте разберёмся, не будет, купим. Деньги есть?

— Деньги есть. Тысячи две.

— Тебя балуют.

Саша покраснел:

— Мама положила мне, сказала, чтобы я тебя чем-нибудь угостил, а я всё не решаюсь.

— Какой ты робкий. Но это к лучшему, потратим с пользой, зайдём в ближайший магазин, купим что-нибудь, пожарим курицу с картошкой.

— Ты умеешь?

— Научимся, — рассмеялся я.

— Здравствуйте, Саши, — мы не заметили, как вошла Антонина Павловна.

— Здравствуйте! — мы подскочили.

— Скоро звонок, — сообщила Антонина Павловна, — прощайтесь по-быстрому.

Уроки кончились успешно, меня вызывали, но я успел подготовиться, отвечал даже лучше, потому что прочитал только что.

После уроков я подошёл к Антонине Павловне и намекнул, что пора бы порепетировать со школьной группой, распеться, расплясаться, а то группа даже не знает, что играть. Антонина Павловна пообещала поспособствовать.

Перерывов в тренировках не было, потому что занимались на улице.

Проделав все положенные нагрузки, мы отправились домой к Саше.

По пути мы зашли в магазин, и я выбрал бройлера, а так — как Саша не знал содержимое холодильника, пришлось взять всё остальное, и картошку, и масло, даже соль, лук и сметану.

Разложив всё это на кухне, я поинтересовался, что будем сначала делать.

Мои поклонники сразу закричали, что умирают с голоду. Я не стал после уроков заходить домой, и ребята никуда не пошли.

— Саша курицу разделывает, Толик картошку чистит, я ищу сковородку.

Сковородку я нашёл самую большую, глубокую, прикинул по руке и спросил: — Как я выгляжу?

Ребята мельком взглянули и отвернулись, пожав плечами. Мальчики не поняли.

— А если со скалкой? — ага, начало доходить.

— Так встречают загулявших мужей, но мы-то не такие, — проговорил спокойно Толик, после чего шутить мне расхотелось.

— Ты что молчишь, Саша? Ты хоть понял, что сказал Толик? — спросил я.

— Да понял я. Толик согласен быть твоим вторым мужем.

— А что, — задумчиво сказал Толик, — Саша станет моряком. Не знаю, военным, или капитаном дальнего плавания. Вечно будет в море, а тут я. Послушный, красивый, нежный, и никакой ревности, никакого тягостного ожидания…

— Ты. Ты. — не мог подобрать я слов.

— Вот так, Саша, оказывается, и тебя можно поставить в тупик, — спокойно сказал Саша, заканчивая разделывать курицу.

— Ах, так! — воскликнул я, размахивая сковородкой, — сговорились, за это обедать будете в ужин! Картошка почищена?

Я поставил сковородку на плиту, выложил на неё курицу и задумался, нарезая картошку.

Пацанов я отправил в большую комнату, чтобы сыгрались на гитарах, сейчас они наигрывали что-то мелодичное, не серенаду ли они собирались спеть под дверьми кухни?

Если подумать о будущем, Саша действительно пойдёт или в военное училище, или в МГУ, в смысле, Морской Государственный Университет.

Уйдёт в море. Да идо моря. Училища закрытые, МГУ во Владивостоке, или в Питере. Какова моя роль в его дальнейшей судьбе?

Кухня — кровать отменяется. Начинаются долгие расставания и короткие встречи.

Вот и вся романтика. Так что, как ни абсурдно предложение Толика, в этом что-то есть. Надо набирать гарем. Матриархат, так матриархат.

Заносит тебя что-то, Сашка, сказал я сам себе, ишь, размечтался. Может, не ограничишься двумя? Мечтать не вредно, а эти. Кстати, а что это они спелись? Очень подозрительно. Не делят меня, вернее, делят, когда вместе целуют, и я не скажу, что это мне неприятно!

Я засыпал картошку в сковородку, потому что курица уже обжарилась с двух сторон, распространяя одуряющий аромат. А как аромат действует на моих будущих мужей?

Я тихонько приоткрыл дверь, и у меня отвалилась челюсть: они устроились друг напротив друга, и очень мирно о чём-то беседовали, обняв свои гитары. Я закрыл дверь и пошёл помешать картошку. Невероятно. Они что, серьёзно?

Порезав лук, я развёл сметану, чтобы потом всё залить.

Ох, и вкусна же хрустящая картошечка! Я попробовал на соль, слегка подсолил, засыпал лук. Сейчас! Сейчас! Через несколько минут я всё залил сметаной и закрыл крышкой, пусть створожится.

Опять приоткрыв дверь, я посмотрел на ребят. Они что-то наигрывали, похоже, что вальс.

Наконец картошечка приобрела готовый вид, я разложил примерно одинаковые порции по тарелкам, воткнул ложки и нарезал хлеб.

Мальчишки всё музицировали.

— Мальчики, кушать, — позвал я. Это я опрометчиво. Меня чуть не сбили с ног, еле увернулся.

Горки картошки с курицей уничтожались с непостижимой скоростью, косточки хрустели под крепкими зубами. Я был напрочь забыт. Даже обидно. Я тут накрутил, невесть что, а они — жрать!

Наконец они отвалили, причём только после добавки, я налил всем чаю и поставил вазочку с печеньем. Ребята увлечённо захрустели печеньем. Прямо какой-то праздник живота.

— Что вы обсуждали, какой танец будем разучивать? — спросил я.

— Да какой сейчас танец… — Отдуваясь, сказал Толик, Саша кивнул, — накормил до одурения, теперь танцуй.

— Не груби э-э, хозяину гарема!

— И правда, не груби, — сказал Саша, а то вместо небольшого отдыха, мы будем плясать до упаду.

— Сколько времени? — спросил я, — пять уже есть?

— Да какие пять! — воскликнул Толик, — ещё четыре!

— Нам ещё уроки учить, теперь-то кто нам поможет?

— Ну маленько, Сашенька!

— Я согласен немножко прилечь.

— Да, пошли, в моей комнате отдохнём, потом здесь потанцуем.

Судя по блеску в их глазах, мне сейчас достанется немало ласк.

— Саша, у тебя найдётся, во что переодеться? Валяться в школьном костюме на кровати? Хорошо, на кухне фартук был.

— Тебе всё будет велико.

— Да, не подумали, танцевать тоже было бы легче в шортах и майке. В следующий раз обязательно возьмём сменку.

— Сейчас посмотрим в моём шкафу! — побежал Саша в свою комнату.

— Во! — уже бегает! — сказал я, значит сейчас потанцуем, — у Толика вытянулось лицо.

— Саша! — позвал меня мой Саша, иди, посмотри!

Я пришёл на его зов. Саша держал довольно миленький голубой костюмчик, шортики и лёгкую рубашечку, причём моего размера.

Я взял костюмчик и пошёл в ванную мерить.

Мы сегодня достаточно побегали, вспотели, поэтому я залез в ванну, хорошо отмылся, вытерся чьим-то полотенцем и оделся, не забыв заменить прокладочку.

Костюмчик пришёлся мне впору. Из зеркала смотрел симпатичный мальчик, и я представил, что таким, должно быть, выглядел Саша, год или два назад. В дверь постучали. Какие нетерпеливые! Погодите у меня! Вот вырасту… Будете ждать по часу, или два, пока макияж наведу!

Я вышел.

— Кто этот мальчик? — спросил Толик у Саши. — Он прятался в твоей ванной?

— У меня в ванной ещё и девочки водятся! — заявил Саша, беря меня на руки.

— А вы не будете мыться? — спросил я, — мне не нравятся потные мужики.

— Толик уже залез, я ему тоже нашёл одёжку, потом и я ополоснусь, действительно, какая хорошая идея, давно надо было так сделать! — он всё-таки не удержался, и поцеловал меня в губы. Я чуть не растаял.

Саша убежал в ванную, откуда скоро раздались возмущённые вопли и радостный хохот. «Вот дурни», подумал я, забираясь с ногами на кровать.

Мой взгляд привлёк портрет девочки, похожей на меня. Где Саша мог видеть её? В прошлом году, в Петербурге? Саша сказал, что видел меня во сне. Наверно, всё-таки где-то он с ней встречался, потом показалось, что видел чудный сон…

Мама что-то сказала по этому поводу, что, не помню.

Долго мальчики не плескались, скоро появились, вытирая на ходу волосы одним полотенцем.

— Нельзя одним полотенцем вытираться, поругаетесь! — сказал я, поворачиваясь к ним.

— Нам некогда ругаться, мы спешим к тебе! — воскликнул Саша, пристраиваясь на кровати у меня с правой стороны, Толик, тоже с ногами, залез слева. Перехватил мой взгляд, опять брошенный на рисунок, тоже заинтересовался.

— Это ты нарисовал? — спросил он Сашу.

— Да, — ответил он, — в прошлом году увидел во сне.

Я внимательно посмотрел на него: — Точно во сне? Может, где-то встречались?

— Может, и встречались, — легко согласился Саша, — ухватив губами моё ушко. Толик тем временем улёгся мне на колени и заставил гладить его влажные волосы.

Как ни странно, присутствие Толика было сглаживающим фактором, мне уже не хотелось наброситься на Сашу, как в прошлый раз, однако было чертовски приятно от их ухаживаний.

Казалось, прошло минут пятнадцать, когда вдруг в прихожей послышалось движение. Мы замерли. Потом Саша бесшумно вскочил на ноги, перехватил Толика за талию и поставил рядом.

Я посмотрел на них, и закрыл лицо, трясясь от смеха: их шор-тики имели совсем неправильную форму.

— Где ваши рюкзаки? — прошипел Саша.

— В прихожей! — шепнул я, успокаиваясь и вставая с кровати.

Саша быстро заправил кровать и вышел из комнаты.

— Саша, у тебя гости? — спросил женский голос.

— Да, у меня Саша и Толик, я рассказывал тебе о них. А что ты так рано?

— Не так уж и рано. Уже шесть часов. — Я ахнул.

— Мы поужинали, там осталось ещё тебе с папой, а нам ещё надо приготовить домашнее задание, а если останется время, порепетировать.

— Что вы будете танцевать?

— Вальс.

— Хорошо, ты познакомишь меня со своими друзьями?

— Да, проходи ко мне в комнату, они там прячутся.

Мама Саши вошла к нам в комнату.

— Дай угадаю, — попросила мамина Саши и замолчала в нерешительности.

Я посмотрел на Толика, и понял её сомнения.

Толика мы красили в негра, но за несколько умываний он осветлился, и стал цветом кожи, почти как я.

Сейчас, почти в одинаковых костюмчиках, я в голубом, Толик в красном, мы были действительно, похожи друг на друга.

Толик был даже больше похож на девочку.

— Не подсказывай, я должна сама разобраться!

— Тогда давай по поведению угадаешь, мы постараемся не называть друг — друга по имени, а ты следи за нами!

— Да, это хорошая игра на сообразительность, а то представляет мне двух хорошеньких мальчишек, и говорит: один из них — моя невеста. Угадай с одного раза! — Толик почему-то порозовел. «Сейчас выберут Толика в невесты!» — хихикнул я про себя, а вслух сказал: — Саша, принеси наши рюкзаки, время уже позднее, надо успеть хоть письменные задания сделать.

Саша умчался за рюкзаками.

— Ну вот, ты себя и выдала! — сказала мама Саши, подходя ко мне, — только твои просьбы он так охотно будет выполнять. Ну, здравствуй, Саша, меня зовут Елена Владимировна, — она подала мне руку. Я осторожно взял её в свою, не зная, как поступить.

— Боишься раздавить? — засмеялась мама Саши, — я наслышана о ваших успехах в футболе и самбо, ты уверена, что девочке это необходимо?

— Сам себя не защитишь, никто не защитит, — немного хрипло ответил я. — Мужчины не так часто оказываются рядом.

— Как быстро ты угадала! — с досадой в голосе сказал Саша.

— Ты так умчался за её вещами, что сомнений больше не осталось.

— Мог попросить и Толик.

— Мог. Попросить.

— Всё ясно, в подкаблучники меня записала, — уныло сказал Саша.

Я слушал их и счастливо улыбался, мне было невероятно хорошо. Я взял Сашу за шею, слегка наклонил к себе и поцеловал, со словами: — Самый любимый подкаблучник! — после этого Саша был готов на всё.

— Ну ладно, молодёжь, — засмеялась Елена Владимировна, — я пойду, поужинаю, а вы займитесь уроками.

Мы расселись у стола и занялись решением задач.

После этих, довольно утомительных занятий, решили размяться ламбадой.

Пока настраивались, вошла мама Саши.

— Кто приготовил ужин? Саша? Как я тебе завидую, Саша! Как же теперь вас называть? Можно, я буду называть тебя Шурой? — спросила она меня.

— Можно. Только лучше Шуркой или Шуриком.

— Согласна, для такого сорванца больше подходит Шурка. Рецептом поделишься?

— Что там делиться! Одна курица, килограмма два картошки, лук, сметана, всё это жарится на сковородке.

Елена Владимировна рассмеялась: — Действительно, ничего сложного!

— Всё сложное сделали Саша и Толик, разделали курицу, почистили картошку, мне только осталось найти сковородку.

— Повезло тебе с друзьями.

— Несказанно, — согласился я.

— Вы собрались здесь устроить танцы? Здесь тесно, проходите в большую комнату, я тоже хочу посмотреть и на гитаре могу, жаль, пианино пришлось оставить.

С удовольствием посмотрев наши зажигательные танцы, Елена Владимировна принялась обучать меня вальсу.

Я не спускал глаз с Саши, и все па выполнялись сами собой.

— Ну и чему мне тебя учить?

— Механической отточенности, а не импровизации.

— На это времени не хватит, идите, с Сашей потанцуйте.

Но мы с Сашей уже соскучились, и вместо танцев начали целоваться.

Услышав возмущённые крики, пришлось, всё-таки танцевать, и, чем больше длился танец, тем летучее он был, мы опять никого не замечали.

И ничего. Время бежало, мы веселились.

— Ого! — сказала мама Саши — уже десять часов! — надеюсь, вы предупредили родителей? — это было для меня, как ушат холодной воды. Я опрометью кинулся к своему рюкзаку, достал телефон, открыл… Десять звонков!

Лихорадочно нажав вызов, с замиранием стал ждать ответа, и мне ответили:

— Где шляешься, безобразник? Почему не отвечаешь на звонки?

— Но, мама! Телефон в рюкзаке, мы репетировали у Саши, нам мама его аккомпанировала, было очень шумно.

— А самому позвонить? СМС скинуть? Ты — маленький негодяй. Тебя бы стоило посадить под домашний арест на все каникулы!

Сказать мне было нечего. Я только покаянно сопел.

— Ладно, одевайтесь и выходите, папа вас уже ждёт.

— Откуда вы.

— Не считай нас глупее себя. Всё, выходите.

Мы с Толиком молниеносно переоделись и пошли обуваться.

— Что, Шурка, попало? — сочувственно спросила мама Саши, — это я виновата, увлеклась с вами танцами.

— Ну что вы, Елена Владимировна! Хотя, вы правы, мы все здорово увлеклись, мне показалось, прошёл час!

Мы с Толиком раскланялись и побежали на улицу. Возле входа стоял папин джип. Мы торопливо уселись на заднее сиденье, и папа молча повёз нас по домам.

— У тебя дома как дела? — спросил я Толика. Тот показал мне большой палец.

Дома, когда я переоделся и помылся, решил немного покаяться перед мамой. Мама стояла на кухне. Я попробовал полезть ей под руку, но она отстранилась от меня и отвернулась, подойдя к окну.

Я сел за стол и разрыдался, размазывая слёзы и сопли по лицу, и был прощён. Мысленно. На самом деле я стоял столбом, и понимал, что хитростью выпрошенное прощение — не прощение, его надо заслужить.

Поэтому я пошёл к себе и стал раздеваться.

Юрик сидел за компьютером, и даже не посмотрел в мою сторону. Похоже, меня ждёт настоящий бойкот, а не придуманный.

Я уже лежал в постели, когда Юрка выключил компьютер и ушёл.

Ну что же, вздохнул я, заслужил сегодня опять лечь спать на голодный желудок.

Почему-то вспомнил, как специально не звонил домой, если задерживался на работе, как жена звонила мне и сердито приказывала бросать свою дурацкую работу, и ехать домой, и я, счастливый, как мальчишка, радостно возвращался к той, кто меня любил и ждал… Хорошо ли тебе сейчас, любимая? Вспомнилось уже без горечи, со светлой грустью. Она отпустила меня, и велела прожить новую жизнь счастливо.

Я вспомнил Сашу, и с радостной улыбкой быстро уснул.

Утром я опять проснулся в одиночестве. Потянувшись изо всех сил, решил сегодня опять прийти в школу пораньше. Быстро вскочив с кровати, принялся её заправлять. Вот ещё один минус отсутствия Юрки, тот любил поваляться, и постель за ним заправляла мама. Ах, мама…

Зарядку я провёл опять с мыслью о Саше, не заметил, как все упражнения кончились. Пошёл смывать пот и думал, что до Нового Года осталась неделя, надо успеть отрепетировать со школьной группой, а мне ещё не ответили, утверждён ли мой план мероприятий. Разошёлся! Не утвердят, так не утвердят, зато, сколько радости доставили репетиции!

Но каковы мальчишки! Я прыснул, зажимая рот, чтобы не расхохотаться в голос: от горшка два вершка, а туда же! Нет, общение с ними мне тоже доставляет немалую радость, и даже сладость, так что нечего смеяться над больными людьми. Сам хорош!

Одевшись, я прошёл на кухню. Так, чем мама вчера баловала мужчин?

О! Фаршированные перцы!

Напевая, я наложил себе три больших перца, и поставил разогреваться. Обернулся, и увидел маму. Мама сидела за столом и грустно смотрела на меня. Настроение медленно упало. Я стоял, опустив голову, и молчал. Молчала и мама, наверно, придумывала наказание.

Тут запищала микроволновка, и я, достав тарелку, поставил тарелку на стол. Но есть я не мог, пока мама не разрешит.

— Почему вы вчера пошли к Саше?

— Ну не всегда же у нас дома толкаться. У них квартира, больше, я им курицу с картошкой пожарил, а то кушать было нечего, родители поздно приходят. Мы так увлеклись, что и Елена Владимировна не заметила, как время пролетело.

— А мне кажется, ты просто сбежал из дома, потому что у папы был отгул.

— Ну и. Зато Юрик с ним целый день общался, никто им не мешал. А то припёрлась бы опять целая кодла, начали бы песни орать, да пляски плясать. Чего хорошего?

— Н-да, — наверно, представила себе картину мама, — тогда, почему ты не позвонил, что задержишься?

— Ну, мама! Я же говорю: заигрались мы!

— Не мы, а ты. Саша был дома, Толик всем позвонил, только ты забыл.

Я опустил голову, чтобы блеск в глазах не выдал мою радость, но широкую улыбку не смог скрыть: я прощён!

— Посмотри на меня! — засмеялась мама. Я поднял голову со своей широкой улыбкой.

— Какие щёчки! — восхитилась мама, — наконец-то наел себе щёчки, да с ямочками! Саша, наверно, любит за них держаться! — мама взяла меня за щёки.

— Нет, они любят их целовать.

— Кто это они? — удивилась мама.

— Саша с Толиком. Саша — правую, Толик — левую. Знаешь, что они вчера учудили? Сговорились, и развели меня, как ребёнка. Сказали, что Толик согласен быть моим вторым мужем! Я подумал, что это хороший вариант.

— Да, весёлая у вас компания! Так что с Новым годом? Пригласил их?

— Нет, мамочка, папы не было, да и забыл я…

— А папу Толика?

— Мама, надо нам собраться всей семьёй, и решить, кого, сколько, или вы всё уже решили? А то я приглашу, а вы не готовы. Да и согласятся ли на моё приглашение?

— Родители Саши разве не захотят познакомиться?

— Они военные, и могут дежурить. Папа Толика ничего не может пить, Яна тоже.

— Мы тоже не алкоголики. По бокалу шампанского.

— Я думаю, лучше пригласить взрослых на первое число, а с ребятами мы встретим Новый Год вместе. Вот увидишь, как будет весело! Мы отработаем новогоднюю программу, для Юри-ка тоже номер придумаем.

— Что-то в этом есть. Ты завтракать-то будешь? Остыло уже всё!

В школе я подошёл к своей классной руководительнице, и спросил, когда мы сможем репетировать свои танцы с группой.

Антонина Павловна вздохнула. — Очень они загружены, старшие классы репетируют, заказы от директора, завуча.

— Ясно, — сказал я, — дети опять никому не нужны…

— Ну что ты опять говоришь?

— Что не так? Вы же говорите! Старшие, взрослые, они важнее. Ну и хорошо, пусть празднуют сами, мы и дома побудем.

— Саша!

— Что Саша? То придумай номер, потом оказывается, что всё время занято. Нам это надо? Надо. Мы неплохо провели время, и проведём ещё.

— Ну что ты обижаешься?

— Почему я обижаюсь? Я прыгаю от радости, разве не заметно.

— Заметно. Твой вальс с Сашей почти на первом месте, на остальное действительно нет времени, тем более что вальс группа может сыграть и без репетиции.

— Вы не знаете, от чего отказываетесь.

— Я верю, что это был бы гвоздь программы.

— Вот именно, что был бы. А вальс мне не хочется танцевать, его могут все, кто желает, танцевать, мне не жалко.

— Саша, ну перестань, успокойся, не злись на меня.

Но я уже надул губы. Толик до сих пор почти чёрный ходит на уроки, а им всё равно. Теперь, если даже разрешат, уже не хочется веселить народ.

— Ладно, — проговорил я, — не надо нам ничего, мы дома повеселимся. Что я, шут, народ веселить, просить будете, не буду выступать! — повернулся и пошёл.

— Саша, как ты так можешь разговаривать с учителем? Ну-ка, вернись!

Я вернулся, я любил Антонину Павловну, и она меня любила.

Почему я должен грубить и ссориться с ней?

— Простите меня, Антонина Павловна, я не должен был говорить, что думаю, я ведь ещё ребёнок…

— Опять ты за своё. Хорошо, я поговорю ещё раз с Алевтиной Андреевной.

— Зачем? — удивился я. — Я представил, как все будут хохотать над нашим номером, и мне стало неловко.

— Ты. Ты невыносим! — Антонина Павловна всё-таки обиделась.

Ну вот, и здесь всё испортил. Хотя всё равно нас не включили в программу. Сейчас уже самому идея сплясать ламбаду была не очень нормальной. Да ну их! Сейчас встречу Сашу! Я побежал, перемена маленькая, я и так столько времени на глупости потратил.

Саша меня уже ждал. Я обнял его, прижался:

— Я соскучился… соскучилась! Никак не привыкну.

— Называй себя, как хочешь, я тебя любую люблю.

Я хихикнул: — Ты ведь до сих пор не уверен.

— Уверен, я тебя по запаху отличаю.

— ?

— Ты вожак стаи, и удивляешься. Самцы и самки по — разному пахнут.

— Я самочка?

— Как я — самец.

— Ух, ты, мой.

— Денисова! — услышал я грозный окрик, и оглянулся. К нам подходила директриса: — Белов, сними Денисову с подоконника, что ты её всё время туда сажаешь?

— Так она повыше.

— Садитесь на скамеечку.

— Слушаюсь.

— Антонина Павловна сказала, что вы отказываетесь выступать на Новогоднем вечере, это так?

Саша испуганно посмотрел на меня.

— Я смотрю, Белов даже не в курсе.

— А что случилось, Саша?

— Да, да, пусть всё расскажет.

— Так, пустое. Я спросил… спросила у Антонины Павловны, когда мы будем репетировать с группой, мне сказали, что группой заняты взрослые, тогда я и подумал, зачем нам выступать, для нас это прекрасно сделают взрослые, а мы будем смотреть и радоваться. В чём проблема?

— Но вы уже заявлены на танец, — неуверенно сказала директриса.

— Зачем нас заявлять? Будут танцы, и мы будем танцевать, если разрешат малышне.

— Денисова, это твоё последнее слово?

— Я не пойму, Алевтина Андреевна, что вы от нас хотите? Вы же отказали нам в выступлении?!

— Мы просто сократили ваши номера до одного.

— Они связаны.

— Как может быть связаны ламбада, и вальс Ледяной Принцессы?

— Людьми.

— А, поняла, Зверев, второй поклонник Денисовой, — она с интересом посмотрела на меня: — И как это вы.

— Обратите внимание, Алевтина Андреевна, мы ещё дети, и взрослые глупости нас не касаются. Мы пока только дружим.

— Ну да, ну да. Я почему-то уверена, что у вас всё серьёзно.

— Настолько, насколько возможно в нашем возрасте, — отрезал я.

— Вообще, интересно было бы посмотреть, что вы придумали.

— Увы, это невозможно, вот если бы это было пионерским заданием.

— Что ты постоянно вспоминаешь о пионерах?

— В прошлой жизни я был пионером. Разве плохо: «Перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: быть честным, смелым», ну и так далее.

Клятва юного пионера.

— Понятно с тобой всё, Денисова, а с тобой, Белов, думаю, разговаривать бесполезно? — Саша пожал плечами.

Алевтина Андреевна удалилась. Прозвенел звонок.

— Отняла у нас столько времени, — вздохнул я.

— Зачем ты это сделала? — спросил Саша.

— Что я сделала?

— Отказалась от выступления.

— Это не я отказалась, они не разрешили.

— Ну и ладно, дома повеселимся.

— И я так думаю.

На урок Антонина Павловна пришла с небольшой задержкой. Разрешив сесть, она сразу сказала:

— Денисова, к доске.

Я встал, и вышел к доске, взял мел, приготовился писать задание.

— Так, Денисова, тебе придётся сменить форму, так решили на педсовете.

— Чем вас не устраивает эта? — удивился я.

— С завтрашнего дня ты должна ходить в форме, соответствующей твоему полу.

— Во — первых, — задумчиво сказал я, — до завтра я не успею, а во-вторых, Антонина Павловна, неужели вы действительно хотите заставить меня ходить по морозу в одной юбке?

— Почему в одной юбке? наденешь рейтузы.

— Честно говоря, я и сейчас в рейтузах, и не скажу, что вспотел, даже в штанах. Холодно на улице. Да и год заканчивается.

— Что изменится после каникул?

Я вздохнул, обвёл взглядом класс, такие родные, милые, и даже где-то любимые лица, и ответил:

— Я ухожу из этой школы.

В классе повисла мёртвая тишина.

Первым подскочил Толик:

— Почему ты молчал?!

— Не собирался делать это так скоро. Родители летом будут переезжать в другой район, папе дают там квартиру.

— Ну и ездил бы оттуда!

— Ты же видишь, меня выгоняют из школы.

— Кто тебя выгоняет? — вскричала Антонина Павловна, — сам выдумываешь неизвестно что.

— Вы прекрасно знаете, что я не буду менять форму.

— А в другой школе будешь?

— Там мне будет всё равно, там у меня нет друзей.

— Ты здесь завоевал авторитет, уважение друзей, у тебя здесь любимый человек, наконец, — сказала Антонина Павловна, теряя боевой настрой.

— Авторитет и уважение можно завоевать везде, я ещё достаточно молод, но учиться там, где меня хотят унизить, я не буду.

— Разве быть девочкой — унижение?

— Я слишком долго и болезненно доказывал своё право носить этот костюм, чтобы так легко от него отказываться. Всё равно, что боевого офицера заставить надеть женское платье.

Толик вышел к доске и взял меня за руку. Поднялась вся моя стая, затем зашевелился весь класс, молча выстраиваясь возле доски. Мне даже пришлось посторониться, и встать, напротив.

Мы молчали и смотрели друг на друга. Неожиданно дверь раскрылась, и вошла Алевтина Андреевна: — Что это у вас? Насколько я понимаю, Денисова организовывает хор? Вот для хора на ёлке точно не будет места. Готовься, Денисова, к выступлению, твоё участие утверждено большинством. Что ты собираешься делать с формой? — я пожал плечами:

— Доношу до конца занятий, потом купим новую.

— Ну и правильно. Ты сейчас начнёшь расти, осенью уже надо покупать другую. И что вы собирались петь?

Я запел первое, что пришло на ум: — Если снежинка не растает, пока снежинка не растает, когда часы двенадцать бьют! — «хор» подхватил:

— Когда часы двенадцать бьют!!!

— Какой у тебя замечательный голос, Саша! «Хорошо, что ты не мальчик. — Ладно, занимайтесь, не буду вам мешать», — сказала она и ушла.

Антонина Павловна сидела, покрасневшая. — Я понимал её.

Выставила её директриса в неприглядном свете. Моё к ней отношение не изменится, а что касается ребят, ничего сказать не могу.

— Ты, Саша, тоже садись.

— Но я знаю тему!

— Зато я её забыла! — повысил голос учительница. — Что, вас отпустить репетировать?

— Не надо, у нас ещё тренировки, мы собираемся вечером. Сейчас у Саши Белова, там просторнее, и родителей почти никогда нет, — сказал я.

— Где же вы обедаете?

— Обедать нам сейчас некогда, но ужин я им готовлю.

— Заработаете себе гастриты. Почему не обедаете в школьной столовой?

— Не хочется терять время в очереди, мы лучше… — я покраснел.

— Понятно, домой бегать далеко. Куда вы так торопитесь?

— Жизнь коротка, особенно детская, надо всё успеть, всё попробовать!

— Пробуйте, ребята, только не во вред себе.

Папа Саши оказался где — то на сборах, поэтому мы опять без помех веселились. Сегодня мы всех предупредили заранее, что задержимся допоздна, тогда мама милостиво согласилась прислать за нами папу.

Ребята опять загнали меня на кухню, готовить.

Когда ещё шли, я предложил сварить куриный суп с домашней лапшой, но, так — как домашнюю лапшу делать долго, а кушать хочется быстро, купили сухую. Быстренько сварив окорочок и картошку, опустил в кастрюлю лапшу, добавил специй, и скоро суп был готов.

Как всегда, супа оказалось маловато. Я еле вырвал у голодных ребят кастрюлю, чтобы накормить маму Саши.

Когда мальчики предложили поваляться на кровати, я сослался на больную голову, чем вызвал взрыв хохота.

Уставшие, но довольные, расходились мы в этот вечер. Папа, как и обещала мама, ждал нас у входа. Он развёз нас по домам, ни вопросом, ни советом не потревожив нас.

За ужином я спросил маму, когда мы будем переезжать, и в какой район.

— У папы спроси.

— Папа со мной не разговаривает, он объявил мне бойкот, по неизвестной мне причине.

Папа покосился на меня, но промолчал.

— Как-то дико выглядит — воевать с собственным ребёнком, — продолжил я.

Папа больше не стал на меня смотреть, он отложил свою ложку и вышел.

Я пожал плечами:

— Теперь-то что не так? Я хотел объясниться. Теперь мне пешком домой ночью ходить? — мама молчала.

— Папа всё делает, чтобы мама не волновалась.

— Да помолчи ты! — с досадой отозвалась мама, — больше не будем тебя ждать, лучше поужинаем одни.

— Ну и… Я никого не просил меня ни ждать, ни подвозить. Я могу о себе позаботиться. Если вопросов больше нет, позвольте мне пойти спать.

— Иди. Больше не зовёшь маму поцеловать на ночь?

— А ты придёшь? — спросил я с надеждой.

— Нет, наверно.

— Потому и не прошу. Юрика забираешь?

— Юрик сам выбирает, где ему спать.

— Тогда позвольте откланяться, — я ушёл в свою комнату, с досадой думая о том, что же разладилось в нашей семье. С папой мы давно не ладили, однако с мамой и Юриком у нас были прекрасные отношения. Может, я что-то не знаю?

Утром в своей постели я обнаружил Юрика, прижавшегося ко мне всем своим хрупким телом, вот эта хрупкость мне почему-то не понравилась.

Я дотянулся до ночника, висевшего у меня в изголовье, и внимательно посмотрел на Юрку. Тот сморщился и распахнул огромные глаза. Огромные из-за больших синих кругов. Я вскочил и откинул одеяло. Самые мои худшие опасения оправдались: Юрик исхудал так, что все кости были видны сквозь кожу.

— Ты что с собой делаешь! — прошипел я. — Чем тебе помочь? Кушать?

— Да, я сильно хочу есть.

Я подхватился, как был, в одних плавочках, забыв про умывальник и всё остальное. Что самое калорийное? Сало! Я открыл холодильник, и нашёл свинину, купленную на новогодние праздники. Положив его в микроволновку разогреваться, побежал скорее умыться, чтобы глаза открылись. Ледяная вода и мятная зубная паста сделали своё дело.

Я прибежал на кухню, вынул мясо, и стал быстро нарезать его кубиками, тут же вынул большую сковородку, поставил на конфорку и засыпал её салом, чтобы вытопился жир, пока жарится сало, я достал картошку, и со всей возможной скоростью начал её чистить. Пришёл Юрик. Он встал рядом со мной и обнял за талию.

От жалости я чуть не заплакал.

— Давай сядем, — прошептал я. Юрик, молча, кивнул. Я сел на стульчик, Юрка забрался на колени, и прижался ко мне. Волна нежности к маленькому брату охватила меня. Я зарылся лицом ему в макушку, вдыхая его чистый мальчишеский аромат.

Сало между тем зашкворчало. Пришлось пересадить братика к столу и заняться мясом. Забросив оставшееся мясо в сковородку, я дочистил картошку, помыл и порезал, поглядывая на Юрку. Тот выглядел неважно. Лихорадочно блестели глаза, он шумно дышал. Мои руки замелькали ещё быстрее. Помешав мясо, я снова взял братика на руки, отогревая его своим телом. На моих руках ему становилось явно легче.

— А ещё говорил, что от меня ты не можешь набираться сил, — тихонько сказал я, — я даже чувствую, что тебе легче у меня на руках.

— От тебя исходит такая волна нежности. Она всё равно растворяется в пространстве, почему бы не воспользоваться? Сильные эмоции хорошо помогают. Радость, любовь.

— От моей любви ты должен был лопаться от силы, а ты как скелет.

— Вас не было уже несколько дней…

— Маленький мой, — всё же потекли у меня слёзы. — Ты мог мне сказать? Мы там радуемся жизни, а ты, можно сказать, погибаешь.

— Я не ожидал, не рассчитал сил.

— Посиди чуть-чуть, сейчас я с мясом, а то тебя жиром горячим забрызгает.

Мясо уже обжарилось, я засыпал в сковородку картошку, посолил, закрыл крышкой и снова взял Юрика на руки.

— Что у вас тут происходит? — к нам зашла мама, кутаясь в халат, — так проголодались, что про зарядку забыл? Такой запах! всех разбудил. Почему вы голые? Надень хоть фартук, Саша, обожжёшься горячим маслом. Дай мне Юрика.

— Тебе нельзя, мама, — отстранился я от неё, — тебе лучше лечь, мы тут сами.

— Почему это? — удивилась мама.

— Прости, мама, но ты высасываешь из него жизнь.

— Как это? — ужаснулась мама.

— Не волнуйся, мам, — прошептал Юрик. — Саша справится, он сильный.

Не зная, что сказать на наши слова, мама, молча, удалилась к себе.

Папа что-то спросил, мама что-то ответила, я их не слушал.

— Тебе как, с корочкой? Или пропарить в сметане?

— С корочкой. И со сметаной.

Я поворошил картошку, почти готово.

— А если тебя целовать, тебе будет легче?

Юрка потихоньку засмеялся, — мне от тебя по любому будет лучше.

Я стал целовать его провалившиеся глаза, его веки смешно щекотали мне губы, а я с трудом сдерживал слёзы, потому что Юрик попросил не плакать.

Я набрал картошки с хрустящей корочкой и мясом Юрику, остальную залил сметаной, посадил Юру на колени и стал кормить его с ложечки.

Он пофыркивал, но не отказывался, кушал с удовольствием. Себя я тоже не обижал. Съев первую порцию, наложил уже готовую вторую. Эту мы уничтожили так же.

— Не пойду, сегодня в школу, — решил я, и Толика вызову, и Сашу. Буду тебя лечить, заодно и порепетируем.

— Если всё получиться, это будет идеальный вариант, — пощекотал мне ухо братик.

— Давай, я налью тебе чай, а сам сбегаю в туалет. Сил уже нет терпеть.

— Я тоже хочу.

— Сильно, или потерпишь?

— Потерплю, — вздохнул Юрка, — давай свой чай.

— Мама, — вышел я из кухни, — позвони, пожалуйста, Антонине Павловне, отпроси меня и Толика, Саше я сам позвоню.

— Всё так серьёзно? — спросила меня мама уже в дверь туалета.

— Ещё серьёзнее, чем ты думаешь. Не подходите пока к Юрику, он очень слаб.

— Нам бы позавтракать.

— Попросите Юрика пройти в нашу комнату.

По — быстрому сделав свои дела, сходил за Юркой, потом зашёл к родителям.

— Спасибо тебе за завтрак, Саша, так вкусно ещё мы не ели, — улыбнулась мне мама. Как Юрик?

— В туалете. Отпросила нас?

— Ещё рано, обязательно позвоню, и про Сашу скажу, а что у вас с отметками?

— Уже все выставлены. Купи ещё мяса, хорошо?

— Куплю. Может, составишь список?

— Составлю. Проведу ревизию, и составлю.

Я нашёл свой телефон и стал обзванивать друзей.

— Саша, отпросись, пожалуйста, с уроков, и приезжай ко мне, да, очень важно, у меня братик заболел, мы будем его лечить. Это не шутка, это очень серьёзно. Сейчас я ещё Толику позвоню.

Юрка вышел из ванной, я взял его на руки и понёс в свою комнату.

— Нам лучше лечь?

— Нет, у тебя на руках лучше. Смотри, я уже не синий.

Лицо у Юрика действительно, начало принимать нормальный цвет.

— Сейчас придут ребята, я тебя отдам им, а сам что — нибудь приготовлю.

— Будешь борщ?

Голова Юрки на моём плече утвердительно качнулась: — Из твоих рук я готов всё съесть, что ни сготовишь.

— Ты теперь всегда будешь есть из моих рук?

— Ага!

— Так ты никогда не поправишься.

— Ага! — весело отозвался Юрик.

— Я подозреваю, ты специально изводил себя, чтобы побыть маленьким ребёнком.

— Если бы я знал, что ты будешь со мной так возиться, я бы сделал это намного раньше! — прошептал маленький негодник мне в ухо.

— Пошли, поищем, из чего нам варить борщ.

Обыскали мы всю кухню, накуплено было много всего, так что овощи и мясо нашли. Заодно перетряхнули запасы, и, чтобы не терять время, мы с Юриком составили довольно длинный список необходимых покупок.

— Сейчас я шортики надену, Саша уже по лестнице поднимается.

— Ты его видишь, слышишь, или чувствуешь присутствие? — спросил Юрик.

Я затруднился ответить. Это невозможно описать словами. Тогда я попытался передать Юрке образ «понимания». Юрка удовлетворённо кивнул. — Скорее бы, — прошептал он, — у тебя открылись глаза, нам было бы гораздо легче, не пришлось бы друг друга вытаскивать.

Я пошёл в прихожую, Саша уже подходил к нашей двери.

«Только я буду его слышать, или он меня тоже?»

«Пока только ты»

«А с тобой?»

«Только при тесном контакте»

Мыслеобмен длился доли секунды, я даже не понял, что мы не разговариваем, как обычно.

Я открыл дверь, когда Саша протянул руку к звонку.

— О! — удивился Саша, — а что вы такие… Голые?

— Заходи и раздевайся, — сказал я, — нужен тесный контакт, чтобы передать силы больному.

— Может, помыться?

— Можно и помыться, давай, поспеши, я Юрика с шести утра ношу.

«А Толика ты не можешь увидеть?»

Я представил Толика, но ничего не получилось.

«С Сашей вы начали срастаться душой»

«А с тобой?»

«С тобой мы давно общаемся, ты просто не замечал этого»

Саша смущённо вышел из ванной в одних трусиках: — У тебя есть во что одеться?

— Пойдём, посмотрим, может, куплено что на вырост.

Мы подобрали ему трикотажные шортики, и я передал Юрку с рук на руки, только теперь поняв, какой груз всё это время держал.

— Ого! — сказал Саша, — как ты его столько времени носила?

— Поверь, если будет надо, я и тебя буду носить на руках, чтобы ты поправился! — Юрик важно кивнул:

— Саша у нас такой.

— Что тебе надо, чтобы сила Саши переходила к тебе? — спросил я Юрку.

— Пусть сидит и смотрит на тебя.

— Тогда пошли на кухню, я буду готовить, а Саша наблюдать.

— Я готов это делать всю жизнь, — заметил Саша.

Не успели мы расположиться, как пришёл Толик.

Толика я сразу отправил в магазин со списком. Потом зазвонил мой сотовый. Звонила мама.

— Посмотри в прихожей на тумбочке в записной книжке. Папа там оставил деньги, если надо что-то купить.

— Спасибо, я только что послал Толика с той мелочью, что натрясли из карманов.

— Ничего, сбегаете ещё.

— Хорошо, целую тебя, мама.

— Как там Юрик?

— Потихонечку поправляется, сейчас он с Сашей, я варю борщ, думаю, придёт Толик, передоверить это занятие ему, а самому опять заняться Юриком.

— Смотри, сам не свались!

— Не свалюсь, у меня есть Саша.

— Это меня и настораживает! — засмеялась мама.

— Всё, мама, не могу больше говорить, плита зовёт.

— Удачи! — я чмокнул трубку, и побежал на кухню.

Поставив овощи тушиться на сковороде, я сел возле Саши, и обнял его вместе с Юриком.

«Целуйтесь», приказал Юрик. Я посмотрел в радостные глаза Саши, и нам не понадобились слова, ни мысленные, ни простые.

Пришёл Толик, посмотрел на нас, покачал головой:

— Эгоисты какие, не могли меня дождаться! — кинулся к нам.

Юрик громко и радостно рассмеялся.

Мы всё-таки сварили борщ!

Хотя иногда выпадали из времени. За два часа Юрик пришёл в себя, и мог уже без посторонней помощи передвигаться по квартире, но дурачился, и просил меня кормить его с ложечки. Я не отказался, мне почему-то тоже это действие доставляло радость, на меня смотрели мальчишки, и завидовали.

— Саша, твои родители не собираются подарить тебе брата или сестру? — спросил я.

— Сколько я их просил, сколько слёз пролил… — отозвался Саша.

— А у нас, кажется, всё идёт к тому, — задумчиво произнёс Толик.

— Ты что ли, не рад? — Толик пожал плечами: — если я буду с вами, мне всё равно, — я только вздохнул.

— Толик, ты всё купил? денег хватило?

— Не хватило, конечно, но основное я взял.

— Посмотри в прихожей в записной книжке, мне что-то оставили родители.

Толик сходил и принёс пятитысячную купюру: — с такими деньгами только ходить по магазинам.

— Придётся Саше с тобой сходить. Поищите кальмар, тунца в консервах, рыбы, желательно красной, можно камбалы. Если бы вы знали, как я соскучился по рыбе! Купите селёдки тихоокеанской.

Ничего они не купили. Придётся напрягать папу.

Отдохнув после сытного обеда, мы занялись танцами. Заняли Юрика в одной из сцен. Мы даже решили использовать Юрку на маскараде, если позволят. Уже вечером договорились взять с собой спортивную форму, чтобы провести репетицию в спортзале.

Вечером, накормив свою семью, я спросил папу: — Пап, ты можешь купить морепродуктов? Я соскучился по рыбе, кальмару, морской капусте и красной икре.

Папа подавился и закашлялся.

— Красную икру лучше мороженную, или рыбу с икрой, я её почищу и посолю. В банках не надо, она вся пересолена. Что вы на меня так смотрите? Я правду говорю!

— До Нового Года два дня! — наконец прокашлялся папа, — надо было раньше заказывать. Сейчас не обещаю.

— Раньше всё было недосуг. Всё какие-то заботы. Хотя бы кальмара, филе, или в тушках, я бы наделал салат со сметаной, потушил бы с луком и картофельным пюре…

— Саша, ты так вкусно рассказываешь, что я готова сейчас же послать папу на лов рыбы. Мне ещё больше хочется рыбы, чем Саше!

Папа сердито посмотрел на меня, но я притворился невинным ребёнком, ничего не знающим и непонятливым.

— Придётся постараться, если маме так хочется.

— И селёдки! Копчёной, солёной, или провесной! — выпалил я.

— Откуда ты только эти га… кхм, слова берёшь? Давай карандаш и бумагу, буду ваши заказы записывать.

— Я напишу! — вскочил я.

— Напишешь! — скривился папа, — как курица лапой, стыдно будет показать.

— У меня четвёрки по русскому, — надулся я.

— Вот и тащи тетрадь, мне листок нужен.

Я сбегал за чистой тетрадкой и ручкой и отдал всё папе.

— Не вижу твоих записей, — ехидно сказал папа.

— Не могу же я вырывать листы из рабочей тетради!

— Ладно-ладно, не оправдывайся, диктуй, давай.

Я мстительно надиктовал на две страницы.

— Ты специально всё это выучил?

— Зачем учил? Не надо учил. Я могу из этих продуктов приготовить что-нибудь вкусное.

Юрик в это время перебрался ко мне на колени и тихонько мурлыкал, сияя от счастья.

— Ты просто соскучился, маленький проказник! — прошептал я, крепче прижимая братика к себе, и потёрся щекой о его колючую макушку.

— И это тоже.

Родители с удовольствием смотрели на нас.

— Совсем не даёте мне времени на личную жизнь! — притворно вздохнул я.

— Что делать, если без тебя нам всем плохо, — произнесла мама.

— Буду забирать с собой братика.

— И маму, — сказал братик.

— А папа сам придёт, — добавил папа.

— Нам нужна большая квартира, — вздохнул я, — у меня будет два мужа…

Юрик так и не отстал от меня, только что не попросился со мной в ванную.

В постели плотненько прижался ко мне, как будто слился. Я с грустью подумал, что прежде что-то сделать, надо подумать о семье. Даже будучи ребёнком, ты ответственен за неё.

В школе ко мне подошёл дядя Коля и прямо спросил:

— Саша, ты мальчик, или девочка?

— Это сложный философский вопрос.

— Оставим философию в покое.

— Смотря, с какой целью вы спрашиваете.

— Нас отправляют на спортивные сборы, ты заявлен на выступление с мальчишеской командой, и тут я узнаю.

— Так на кого я похож? — я почувствовал неприятную сухость во рту.

— Я уже не верю своим глазам. Тебе придётся принести свидетельство о рождении.

— И что тогда?

— Тогда у меня будут проблемы.

— Я не понимаю, в чём проблема? Мы же не мальчика вместо девочки подсовываем!

— Комиссии всё равно, кого мы подсовываем вместо кого. Если всё выйдет наружу, результаты аннулируют. Да, теперь я понимаю, как вам удалось нас охмурить. Ох уж это женское коварство!

— Вы жалеете? — спросил я хмуро.

— Жалеть не жалею, но обман есть обман.

— Никакого обмана не было, все знают, кто я, да и менять свой стиль из-за пьяниц я тогда не собирался.

Дядя Коля крякнул.

— Этот случай мы замнём, что делать со сборами?

— Может, мне заболеть?

— А кого я выставлю вместо тебя?

— В женскую команду?

— Опять же, придётся доказывать, что ты девочка. Твои повадки, ухватки, стиль борьбы, выдают в тебе мальчишку.

— Доказательство у меня всегда с собой…

— Только этого мне не хватало.

— Вы меня ставите в тупик.

— Это ты поставил меня в безвыходное положение. Надо было тренировать тебя с девочками.

— Мне не надо с девочками, я всегда хотел с ребятами, для этого и собирал команду.

— К тому же, ты капитан! — взялся за голову дядя Коля, — зарезал.

— Мне подделать свидетельство?

— Мне не до шуток.

— Я вижу один выход.

— И что же за выход?

— Оставить всё, как есть. Мы боремся не за бумажки, а за результаты. Если судьи аннулируют результаты из-за того, что девочка победила мальчишек, они покроют себя позором на весь Союз. Мы выложим в интернет свои бои, а если результаты аннулируют, комментарии к ним.

— Мне бы хотелось и кубок в шкаф.

— Вы так в нас уверены, — рассмеялся я, что пойду сейчас всех настраивать только на победу. Победа, или смерть! — вскинул я кулак.

На большой перемене я собрал свою команду, включая Сашу.

— Ребята, — сказал я и задумался. Не мог дядя Коля раньше предупредить!

Но будем работать с тем, что имеем.

— Ребята! Нас приглашают на спортивные сборы зимними каникулами…

— Ура!! — закричали ребята. Я подождал, пока все успокоятся, и продолжил:

— Всё это, конечно, хорошо, я согласен. Есть одно небольшое «но». Даже два. Первое, наш тренер согласен только на победу, мечтает он поставить кубок в школьный шкаф призов, и чтобы никто на него не покусился.

— Кто может покушаться на завоёванный приз? — удивился Саша.

— Потому что я тоже должен участвовать.

Ребята молчали, недоумённо глядя на меня.

— Ну и что? — спросил Генка, — девчонки в теме?

— В теме. Ответьте мне тогда, в какой команде мне выступать?

Сначала стали кричать, что с мальчиками, потом наоборот.

— Наверно, будет медосмотр, — предположила Лена Казакова, капитан девчоночьей команды.

— Медосмотр не главное, трусы с детей никто снимать не будет, в мальчишеских трусиках мне никакой медосмотр не страшен. Страшны слухи. Многие, кто будет на сборах, нашу команду знают. Нас могут дисквалифицировать за обман.

— Выступай за девочек.

— Понятно. Представьте, выхожу я на татами, против меня ставят девочку.

Послышались смешки.

— Вот именно, опять подумают про подставу.

— Что будем делать?

— Снимать наши бои на видео, и выкладывать в интернет. Кто займётся?

— Я, — сказал Борька Гуревич, — у нас есть полупрофессиональная камера, лица видно будет замечательно, никто не придерётся.

— Осталось дело за малым, — сказал я, — победить. Особенно это касается меня. Надо тренироваться, а времени уже нет.

— Мы в тебя верим, капитан!

— Надо ещё встретить Новый год! Дел невпроворот. Саша, Толик, не забудьте, сегодня в восемь вечера у нас прогон представления.

— Уже забыли! — проворчал Толик, — где ужинать будем?

— У меня. Какая разница, где бы ни были, мне готовить, рабовладельцы!

«Рабовладельцы» радостно загоготали.

Говорят, не рой другому яму. Когда мы вернулись из заснеженного леса, чуть живые после бега по сугробам, нас ждала мороженая рыба.

Папы не было, а была мама, которая не знала, что с этой рыбой делать.

Вместо того чтобы ужинать, пришлось взять руководство на себя.

— Здесь полблока сельди, — разморозить в тазике, потом посолю сухой засолкой, если есть соль. Красную рыбу. Решайте, будем солить, или жарить. С икрой? Вечером засолю, завтра попробуем. Кальмар. Размораживайте. Кальмаром вынужден буду заняться я лично, ни у кого нет опыта.

Закончив с инструктажем, мы наскоро перекусили, и, захватив Юрика, побежали на репетицию.

В спортзале было немало народу, музыканты возились с аппаратурой, учителя отдавали распоряжения, ребята носились туда-сюда.

— Ага, вот и наши танцоры, — заметила нас директриса.

— Алевтина Андреевна, какой же сюрприз с такой толпой?! — возмутился я.

— Не волнуйся, Саша, всё это только актив, они уже не такое видели.

— Такого они ещё не видели. Придётся выступать в спортивных костюмах, и масках. Главный сюрприз надо припрятать даже от вас.

— Умеешь ты заинтриговать, Денисов! Кстати, как у вас со сборами?

— Почти решили, — вздохнул я.

— Что вздыхаешь? Какие-то проблемы?

— Решаем. Я ведь хотел всего лишь занять ребят спортом, чтобы было интересно, весело, быть здоровыми и сильными, а не олимпийским резервом. Я ещё тут. И со мной нельзя, и без меня нельзя. Я капитан мальчишеской команды.

До Алевтины Андреевны дошёл юмор ситуации, и она весело рассмеялась:

— С тобой, Саша, не соскучишься! Надо приложить все силы, чтобы оставить тебя в своей школе! Это надо же! Ха — ха!

— Вот вы смеётесь, Алевтина Андреевна, а ваш Вовик в моей команде.

— Да ну тебя, Саша! Я теперь даже не переживаю за первое место по самбо, ха-ха-ха! — ушла от нас директриса.

— Какой весёлый у вас директор! — восхитился Юрка.

— Тебе здесь не учиться, — заметил я.

— Где ты будешь учиться, там и я!

— Учёного учить, только портить!

— Это я вижу! — отбежав от меня, крикнул маленький злодей.

— Сейчас наряжу в девочку, и будешь у меня танцевать ламбаду!

— Фигушки! Не поймаешь!

— Ловить его ещё! отъелся на моих харчах, — проворчал я, направляясь к музыкантам. С руководителем группы мы уже были знакомы по осени, долго не раздумывая, сыграли нам «ламбаду».

Мы одобрили и пошли переодеваться. В раздевалке решили, что настоящие костюмы наденем на праздник, а здесь будем танцевать в спортивных белых трусиках и майках. Зато не будет жарко.

На нашу репетицию, под задорную музыку, сбежались все зеваки. Танцевали поочерёдно Саша с Толиком, а я без очереди, сначала ламбаду, потом вальс, для которого освободили почти весь зал.

Потому что, стоило нам сделать пару шагов, с нами случалось волшебное превращение. Мы не видели никого и ничего, кроме партнёра. Если ламбаду смотреть было в нашем наряде вполне естественно, то на вальс в трусах я бы хотел посмотреть. Надо будет конфисковать мобильник у кого-нибудь. Потом ребята, не спрашивая, сыграли нам танго. Мы не заметили, как станцевали танго.

— Почему я была против? — задумчиво произнесла Алевтина Андреевна. — Может, сделаем бенефис?

Все закричали: — сделаем! Потому что они всех затмят! — но мне уже было не до бенефиса, добрёл до матов, и рухнул вниз лицом, блаженно раскинув руки. Думаете, дали отдохнуть? Налетели испуганные товарищи и подняли на ноги! Иди — танцуй! Для тебя сделали исключение, а ты увиливаешь.

Потом какой-то умник вспомнил, что я хорошо пою.

Пришлось спеть. Я пел «Куда уходит детство», стояла мёртвая тишина, некоторые утирали слёзы. Юрик уже сидел на руках у Саши.

Попросили спеть ещё, я сказал, что буду петь, пока не охрипну, лишь бы потом больше не просили. Отстали.

Домой меня притащили чуть живого. Долго спорили, кто будет меня мыть в ванной, пока я не набрался сил и не удрал от них.

Залез в ванну и сидел, отмокал. Ребята тоже здорово устали, только Юрик скакал, как козлик, я слышал сквозь дрёму.

Проснулся я от своего будильника под подушкой. Рядом сопел Юрик.

Прислушавшись, услышал ещё чьё-то дыхание. Потянувшись, почувствовал радость от прилива сил в мышцах и детскую радость жизни.

Потихоньку, чтобы не разбудить Юрку, вылез из-под одеяла, и, не сразу, но заметил, что трусиков на мне нет.

Куда они делись? Под подушкой нет… Начал вспоминать. Я заснул в ванне! Кто-то меня вытер и перенёс сюда. Папа? Разглядел внимательно мою принадлежность? Я покраснел, и начал пробираться к шкафу. Дорогу преградил топчан, сложенный из стульев. На втором ярусе тоже кто-то спал. Ловушка!

Пойти в ванную, поискать там? Идти голым… голой через родительскую комнату? Подумаешь! Я и так собирался делать зарядку голышом. Всё рано все спят. Интересно, кто спит на стульях? Саша? Перелезть через него в таком виде? Весьма пикантно. Но время идёт! Глаза немного привыкли к темноте, и я обнаружил немного места, где можно было пробраться к шкафу с одеждой. С трудом пробравшись, достал трусики с маечкой, благополучно покинул ловушку.

Одевшись, я начал потешаться над собой. Кого я испугался?

Зайдя в ванную, нашёл оставленные вчера плавочки и переоделся в них, чтобы сделать зарядку.

Конечно, сказал я сам себе, одетым легко рассуждать, а голым… особенно голой, как — то не по себе.

— Неужели мальчики не делают по утрам зарядку? — удивился я. Разбудил бы их, да будут тут толкаться, ну их, пусть дрыхнут, тем более, сегодня.

Я даже замер: сегодня 31 декабря! А у нас почти ничего не готово! Хорошо, что выходной. Угу, сейчас мне предстоит кормить эту ораву! Одних мужиков четверо!

Быстро помывшись, кинулся на кухню, разбирать оставшийся со вчерашнего дня бардак. Так, селёдка растаяла, в мойку её!

Нашёл немаленький тазик, мытую сельдь начал перекладывать туда, пересыпая солью каждый слой. Набрался полный тазик. Закрыл крышкой, и стал искать, куда поставить. О! Хрущёвский холодильник. Выкинув оттуда какие — то банки, засунул тазик в достаточно холодный шкаф.

Теперь рыба. Тоже хорошо оттаяла. Почистил от чешуи. Вскрыв брюшину, вынул немалые ястыки крупной икры. Кета, что ли. Это позже. Отрезал голову и хвост — на уху, тушку с трудом порезал на куски, проклиная свой маленький вес и спящих мужиков. Дрыхнут там, а тут, как рабыня Изаура.

В животе сладко заныло. Вымыв руки, на цыпочках побежал в свою комнату. Не утерпел, хоть одним глазком. Спящий Саша показался мне прекрасным принцем. С трудом оторвав от него взгляд, окинул оставшуюся спящую братию… ласково поправил одеяло на Толике, прикоснулся губами лба Юрика… Ну, прямо любящая мама, ехидно сказал мне внутренний голос. Кормить их кто будет? Выскочив из комнаты, опрометью кинулся на кухню, жарить рыбу.

Что на гарнир? Макароны! Дёшево и сердито. А пока поставим варить уху и примемся за кальмар.

Кто умеет чистить кальмар? Я, конечно, здесь почти никто его и не видел.

Я уже не вздыхал. Взялся, не плачь. Почистив несколько картошин, закинул их в кастрюлю с головой и хвостом рыбы, поставил на конфорку. На другой конфорке потрескивает сковородка с рыбой, на третьей стоит кастрюля под макароны. Теперь кальмар. Тоненькую кожицу от головы до хвостового плавника… вместе с плавником. Ничего, потом и до плавника доберёмся. Пока боролся с кальмаром, пожарилась рыбка. На сковородке остался жир. Что делать? Соус, конечно. Мука, в которой валял рыбу, пошла в дело, разводим томат-пасту, выливаем в сковородку, соль, сахар, перец. Вкусно! Переливаем всё это в соусницу, моем сковородку, и снова на плиту, наливаем масло, греем, нарезаем кальмар соломкой, опускаем в масло, закрываем крышкой. Всё, уха кипит, вода кипит. Засыпаем макароны, пробуем суп. Картошка сварилась, значит, уха готова. Режем лук, бросаем в уху, перец, сливочное масло, подсаливаем… рекомендуют столовую ложку водки, да это в походе. Пока я, мурлыча под нос песенку про что-то, на кухню проник кто-то мелкий и всклокоченный. Ни слова не говоря, этот кто-то взгромоздился мне на руки, крепко обхватил руками и ногами, и положил голову мне на плечо. Не прерывая свои поварские изыски, я левой рукой перехватил появившееся у меня сокровище, поцеловал его в лохматую голову.

Что ещё осталось? Половина кальмара в мойке, надо дочистить, а то некуда будет сливать макароны. Подошёл, попробовал, получается!

— Ну и терпение у тебя, — Саша, услышал я голос мамы, — Юра, не мешай Саше! — Юрка отрицательно потряс головой.

— Тебе чем — ни будь помочь? — обратилась мама ко мне.

— Кальмар бы дочистить, а то мне за плитой следить, — я бросил кальмар, вытер руки и помешал в сковородке. Сок ещё не выкипел, зато макароны закипели. С удовольствием посмотрел, как мама борется с кальмаром, с улыбкой глядя, как она пытается снять кожу с тушки, Тушка выпрыгивала из маминых рук, шкура не поддавалась.

— Да как же ты его… — с досадой сказала мама.

— С тебя поцелуй, и мы с Ериком дочистим, — со смехом отозвался я.

Мама с удовольствием зацеловала нас с Юриком, я опустил брата на стул и расправился с оставшимся кальмаром. Макароны я тоже не доверил маме.

Слил ещё твёрдыми и бросил в них побольше сливочного масла.

Потом нарезал две головки репчатого лука и засыпал кальмар, который тушился на сковородке. Сырой кальмар я поставил в кастрюлю вариться.

— Как там мужики? — спросил я, — просыпаются?

— Папу твоя стряпня разбудила, он уже глотает слюну, главный мужик — вот, за столом, а твои. — мама хихикнула, — будущие мужья умаялись вчера, спят ещё.

— Как будто я не умаялся, — буркнул я, — зато всё успеем. Картошечки бы для кальмара, но это долго. Поедим, запрягу пацанов, надо к Новому году салатов наделать.

— Так. Уха готова, макароны готовы, раба, соус, кальмар на подходе.

— Саша, когда ты всё успела? — удивилась мама.

— Я любима и люблю! — заявил я.

— Как это замечательно! — восхитилась мама.

— Можно строить мужчин перед столовой, — разрешил я маме.

Умытые и выспавшиеся пацаны во главе с папой ввалились на кухню, сразу прижав нас с мамой к окну. Кое как разместились за столом, не оставив нам свободного места.

— Сначала уху! — заявил я. Протестов не было. С чавканьем, всхлипами и прочими звуками мои кулинарные изыски были уничтожены. Лениво попив чай, мужчины удалились, оставив горы грязной посуды.

— Мама! — отчаянно закричал я, глядя на это безобразие.

— А ты как думала? — спросила меня мама.

— Почему ты называешь меня девочкой? — хмуро спросил я.

— Выйдешь замуж, такое будет каждый день.

— Не будет. Столько народу я не переживу.

— Здесь были все твои родные, прибавь ещё детей. Сколько у тебя будет?

— Двое. Или трое. Я люблю детей.

— Я заметила. Юрик скоро с тебя слазить не будет.

— Пусть. Нам хорошо с ним.

— Ладно, я помою посуду, отдохни.

— Как отдохни? Мы с тобой кушать будем?

— Чуть не забыла, — засмеялась мама, — там что-нибудь осталось?

— Я же разливал, садись за стол, мама, я накрою.

Убрав со стола всю грязную посуду в мойку, я налил уху, поставил тарелки с макаронами, тушёным кальмаром и соусом, и сел напротив мамы. Поковырялся в тарелке.

— Ты что такой грустный? Устал?

— Мама, он меня даже не поцеловал! — всхлипнул я.

— Ну, — огорчилась за меня мама, — он же видит, ты занята, толкучка на кухне.

— Потом поцелует.

— Потом я не дам себя поцеловать.

Пришёл Юрик, залез ко мне на колени, чмокнул меня в щёчку.

— Вот кто меня по-настоящему и бескорыстно любит, — признал я.

— Кушай, Саша, у нас впереди ещё много работы.

Не успел я съесть уху, появился Саша.

По моим заблестевшим глазам, мама поняла, кто вошёл.

— Саша, входи, проси немедленно прощения у Саши и поцелуй её!

Саша вошёл, упал на одно колено:

— Прости, Сашенька, только объясни, за что?

— Пропущенный утренний поцелуй забыл? — грозно спросила мама.

— Честное слово, не смог подобраться! — смутился Саша.

— Ты и не пытался! — обвиняюще сказал я.

— И это ещё не всё! — продолжила мама. — Всё утро Саша стояла у плиты, готовила на всю ораву завтрак, и никто не сказал спасибо, оставив гору посуды, которую нам ещё предстоит вымыть!

Юрик на это снова чмокнул меня в щёчку и победно посмотрел на Сашу.

— Я не знал, что это всё Саша наготовила! — взвыл Саша.

— А маму не надо благодарить? — тихо спросил я.

— Вы меня уничтожили, чем я могу загладить свою вину?

Только я собирался дать задание, как незаметно просочившийся Толикуже начал мыть посуду.

— Пока подумаю, — сказал я, — у нас ещё много работы. Пельмени будешь лепить, картошку чистить, будете с Толиком моими помощниками.

— А когда поцелуй?

— Когда мне будет невтерпёж.

— Долго ждать?

— Мне давно невтерпёж.

Икру я засолил в перерывах между поцелуями. Саша растопил мою лёгкую обиду, стараясь всячески угождать мне. Папа, увидев это, только крякал.

— Откуда что берётся? — спрашивал он сам себя, — клянусь своей щетиной, не мог поверить, что этот сорванец мог так измениться! Так крутить парнями!

И бегают же, задрав хвост!

— Папа! — не вытерпел я, — неужели ты не видишь, что всё просто объясняется: я чертовски обаятелен! Весь в маму!

— Насчёт мамы ты прав, но, что касается тебя… пацан пацаном, какое, к чёрту, извиняюсь, обаяние! Не иначе, Юрка обучил колдовству!

— Процесс только запущен, — скромно сказал Юрик.

До шести вечера, когда нам надо было идти на вечер в школу, мы наготовили куч салатов, налепили пельмени и манты.

Уговорили родителей пойти с нами на представление, хотя бы на наше.

Они согласились посмотреть, как мы выступим, затем отправятся дальше готовить квартиру к празднику. Я забыл сказать, что ёлка уже стояла в углу, вокруг висели гирлянды и мишура, квартира приобрела праздничный вид.

Мы договорились, что узнаем, когда наша очередь, и позвоним родителям.

Оказалось, что наше выступление назначили на семь часов, так что подготовиться время было. Переодеваться надо было в своём кабинете, потом через всю школу бежать спортзал. Этот момент я как-то не продумал. Если переодевались только один раз, то мне надо было три раза, как и Толику. Причём ему бегать полуголым. Толика мы всё-таки окрасили, завили, получился замечательный негритёнок.

Пришлось пойти на поклон к физруку.

Тот доверял нашей компании и открыл свой кабинетик, доверив мне ключи.

Сначала мы вышли в обычных мальчишеских джинсах и рубашках, чтобы затеряться в толпе. Толик надел панамку и закрытую маску. Потанцевали с девчонками медленные танцы, поплясали быстрые. Затем нам дали знак.

Я не ожидал от себя такого мандража. Вчера, на прогоне я ощущал себя совершенно свободно, сегодня же я не мог унять дрожание рук и ног.

Толика трясло не меньше. Саша сначала успокаивал нас, потом ион заразился. Тем временем в зале уже хлопали и орали.

Изо всех сил скрутив внутри себя страх, я схватил за руку Толика и бросился в зал бегом, чтобы отрезать себе путь к отступлению.

Когда мы выбежали к ёлке, зал удивлённо затих, наверно, не поняли, кто это здесь появился.

— А теперь из солнечной Бразилии выступят артисты. Ваша задача — угадать, кто скрывается за масками.

Но мы масок не надевали, наоборот, сняли. Кроме парика, я вставил голубые контактные линзы. Вместе со светлыми волосами парика голубые линзы сделали меня совершенно неузнаваемыми, Толик ещё более потемнел, его курчавые волосы ещё никто не видел.

Оркестр начал играть задорную музыку, и мы пустились в пляс.

Зрители в зале сначала сохраняли тишину, наблюдая наши па, затем начали хлопать, кричать что-то. Мы не слышали, что нам кричали, нас несла музыка, пришло спокойствие и второе дыхание. Моя короткая юбочка моталась где-то на уровне пояса, длинные волосы развевались, Толик старался плотнее прижаться ко мне.

Возглас удивления пронёсся по залу, когда меня подхватил Саша, и мы продолжили танец втроём.

Нас узнали. Пронёсся вопль и волчий вой. Под этот ужасный шум мы убежали переодеваться к вальсу.

Зал ещё не успокоился, когда мы вышли в костюмах принца, принцессы и их оруженосца. Оруженосец неожиданно для меня и всех остальных надел мне серебряную корону, которой так не хватало костюму Ледяной принцессы. По залу пронёсся восторженный вздох.

Оркестр начал медленный вальс. Мы посмотрели в глаза друг другу и начали танец, опять забыв, где находимся. Для нас остались только мы и музыка. Замолкли звуки вальса, а мы стояли посреди зала и держали друг друга за руки. «Танго!» — крикнул кто-то, и зазвучало танго. Мы пошли под звуки танго. Все молчали, наблюдая за нами.

Кончилось и танго. С трудом нас привели в чувство и попросили спеть что-нибудь. Я взял за руку своего принца, другой рукой микрофон и запел: «Как будто по ступенькам, всё выше, и вперёд, нас за руку из детства, юность уведёт». Кто-то зашмыгал носом.

Мы закончили выступление, но нас долго не хотели отпускать, требовали что-нибудь спеть и станцевать.

Пришлось сказать, что мы и так перевыполнили программу, и зрителей ждут ещё не менее замечательные номера.

К нам пробилась Алевтина Андреевна.

— Какая ты надменная, Саша! — восхитилась она, — даже я робею!

— Вот видела же, как вы танцуете, надо было вас в заключение поставить!

Нас обступила восторженная толпа, сквозь которую кое как прошли мои мама и папа с Юриком. Юрик сразу схватил меня за руку и раскланялся. Он был в костюме чертёнка, все смеялись и хлопали, кто знал, объясняли другим, что это мой братик.

— Это было чудесно! — кричала сквозь шум мама, папа показывал большой палец и смеялся, почему-то вытирая глаза. Смеялся до слёз?

— Саша! — закричал кто-то, — спой «куда уходит детство»! Зал взорвался.

Я подошёл (подошла?) к микрофону и спокойно сказал, что для этой песни надо переодеться в мальчишку.

— Переодевайся и пой! — завопили в зале.

Не сходя с места, я скинул туфли на высоком каблуке и в два приёма скинул платье Ледяной принцессы, оказавшись коротко стриженым мальчиком в футболке и шортах.

Зал ахнул. Толик аккуратно сложил платье.

Я начал петь, вспомнив, что я нахожусь в чужом теле, и у этого тела замечательный, сильный голос. Чертёнок сидел у моих ног, заглядывая мне в лицо. Саша и Толик стояли неподалёку, мама, не скрываясь, плакала.

Многие девочки тоже всхлипывали.

После этого я попытался сбежать, но был перехвачен… Арсением.

— Ну, здравствуй, принцесса, — протягивая свою лопатообразную руку, сказал Арсений. Я подал свою ладошку, которая безнадёжно утонула в его лапе.

Вокруг нас уже собралась толпа.

— Ты знаешь, — прогудел Арсений, — пацаном тебе лучше. В костюме Принцессы, и даже девчонки ты теряешь э-э-э…

— Загадочность, — подсказал Борька Гуревич.

— Да! — радостно согласился Арсений.

— Вот ты обзавёлся ещё одним поклонником! — констатировала директриса.

— Нам придётся сбежать домой, — сказал я. — Нас там ждут.

— Ты, правда, когда с Сашей, ничего вокруг не видишь? — удивилась Алевтина Андреевна. — Все ваши родители здесь. Так что, переодевайся в принцессу, и веселись вместе со всеми. Сегодня вечер будет продолжаться до утра. Сходите домой, встретите Новый год с родителями, и вернётесь.

Ещё много номеров нас ждут.