Печать султана

Глава тридцать первая ДЕВОЧКА-ЖЕНА

К удивлению Сибил, ей без труда удается добиться встречи с Зухрой. Женские собрания полнятся новостями о том, что она гостит у своей сестры Лейлы. Дамы собираются навестить их, чтобы выразить соболезнование сестрам, чей отец лежит на смертном одре. Им также не терпится повидаться с временно покинувшей высший свет Зухрой. В день приема Сибил присоединяется к группе сострадающих и изнывающих от любопытства женщин. Сибил слышит тихий разговор двух матрон о том, что Зухра родила троих детей, из которых лишь один выжил. Мальчик. Ему сейчас два года.

— На все воля Аллаха, — говорит одна из дам, с любопытством глядя на Зухру. — Бедняжка. По крайней мере у нее есть сын.

Зухра — полная женщина, одетая в изящно расшитый халат с поясом. Лицо чуть прикрыто легким газовым платком, который свисает до самой груди. Сибил видит ее покрасневшие от слез глаза. Лейла встречает, приветствует гостей и велит слугам подавать чай, пирожные и пряности. Угощение доставляется на больших серебряных подносах. В углу комнаты возле небольшой плиты стоит повар, готовый в любой момент приготовить кофе всем желающим.

Сибил замечает среди присутствующих дочь Асмы-султан, Перихан. Она сидит рядом с Зухрой и время от времени разглаживает складки на ее халате. Дочь посла вспоминает, что Зухра была помолвлена с человеком, за которого собиралась выйти замуж Перихан. Теперь, после его смерти, их, возможно, объединила общая скорбь.

Пожилая женщина, сидящая на краю дивана у окна, совершает ритмичные движения головой из стороны в сторону, произнося нараспев молитву, прерываемую громкими вздохами и обращениями к Аллаху.

— Это бабушка Зухры.

— Да хранит ее Аллах. Она молится за сына.

Дамы вдруг приходят в волнение, слышится громкий шепот и шелест шелковых одежд. Они смотрят на высокого евнуха, того самого, который проводил Сибил в дом Асмы-султан. Все умолкают. Асма-султан входит в зал вслед за евнухом. Жена великого визиря выглядит усталой и постаревшей с тех пор, как Сибил в последний раз видела ее на торжестве, посвященном обрезанию. А прошло-то всего две недели. На ней европейское платье с узкой талией. Она быстрым шагом проходит мимо женщин, удобно устроившихся на диване.

Лейла спешит навстречу, приветливо простирая руки. Подав знак Зухре и Перихан следовать за ней, она ведет Асму-султан в соседнюю комнату. Проходя мимо Сибил, жена великого визиря останавливается и, любезно улыбнувшись, жестом приглашает девушку идти за ней. Женщины начинают оживленно перешептываться. Евнух ждет на пороге, сложив руки на груди, и закрывает дверь, как только дамы проходят в комнату.

Сибил видит гостиную с длинным низким диваном. В центре на полу — яркий ковер и несколько маленьких инкрустированных слоновой костью и перламутром столиков. Окна за диваном открыты, видна сверкающая гладь Босфора. Из сада доносится печальное воркование голубя.

Асму-султан усаживают на почетное место в центральной части дивана. Перихан устраивается рядом с ней. С любопытством разглядывая дочь посла, Лейла предлагает ей сесть слева от жены визиря.

Затем следуют обычные формальности. Представления, вопросы о здоровье. Служанки приносят легкие закуски и сразу же удаляются. Зухра тяжело опускается на диван. Она принимает пищу и говорит строго в соответствии с ритуалом.

Наконец Асма-султан спрашивает:

— Что с ней происходит? — И тотчас обращается к самой Зухре: — Возьми себя в руки, милая, и расскажи, какие испытания выпали на твою долю за те восемь лет, что мы не видели тебя.

Лейла, сидящая рядом с сестрой, поправляет подушки за спиной и осторожно откидывает чадру с ее лица. Затем обращается к ней тихим, успокаивающим голосом, будто разговаривает с маленьким ребенком:

— Моя розочка, помни, я ходатайствовала о том, чтобы тебе разрешили вернуться в Стамбул. Все будет хорошо.

Зухра перестает плакать и выпрямляется. Сжимает руку сестры. Глаза покраснели от слез, однако лицо круглое и белое, как полная луна. У нее правильные черты лица и маленький рот с алыми губами. На лбу украшение из золотых монет.

Асма-султан продолжает говорить теплым сердечным голосом:

— Ну вот, так-то лучше. Теперь давай поговорим. Что тебя так гнетет, дорогая? Понимаю. Ты жалеешь своего бедного отца, да минует его напасть. — Сибил знает, что эти слова всего лишь формальное утешение. Старик уже при смерти.

Лейла берет сестру за руку, гладит ее щеки и шепчет:

— Моя дорогая розочка. Наконец-то ты вернулась домой. Мы так скучали по тебе.

Зухра глубоко вздыхает, как будто в комнате душно, и обращается ко всем присутствующим:

— Что поделаешь? На все воля Аллаха.

Зухра впервые обращает внимание на Сибил.

— Кто это? — спрашивает она.

Лейла вновь представляет ей дочь посла.

Сибил выполняет все необходимые ритуалы. Лейла прерывает ее, устало машет рукой и говорит:

— Сибил-ханум, вам всегда рады в нашем доме. Пожалуйста, садитесь.

Лейла зовет служанку, ждущую у двери, и велит ей принести кофе.

Девушка приносит напиток и удаляется. Лейла говорит:

— Теперь, моя розочка, расскажи нам все.

— У меня большой дом, — начинает свой рассказ Зухра, — и довольно много слуг, так что на жизнь грех жаловаться. Люди считают моего мужа хорошим человеком. — Она замолкает, ослепленная солнечным светом, брызнувшим из окна. — Может, так оно и есть, — шепчет она, — однако человек он слабовольный. У меня такое ощущение, что я замужем не за ним, а за его матерью.

Ее лицо искажает гримаса горя, и Зухра вновь начинает безудержно рыдать.

— Она несет ответственность за смерть моих детей, — задыхается бедная женщина.

Дамы с напряженным вниманием вслушиваются в каждое ее слово. Сибил замечает, как улыбка удовлетворения мелькает на лице Перихан, однако тотчас решает, что ей это просто показалось.

Наконец Зухра успокаивается и продолжает говорить чуть охрипшим голосом:

— Мои дочери заболели, отведав угощения, приготовленного свекровью. Думаю, она отравила их из злобы, не дождавшись рождения мальчика. Она не разрешила мне отвезти детей к доктору в город. Вместо этого позвала знакомого знахаря. А он лишь написал несколько стихотворных строк из Корана на листке бумаги, опустил его в воду и велел девочкам выпить. Вы можете себе представить?

Перихан заговорила тихим голосом:

— Наставления Аллаха — самое благословенное лекарство. Возможно, дети не были предназначены для земной жизни. Все в руках Всевышнего.

Зухра закрывает глаза.

— Лечение лекарствами также угодно Аллаху.

Асма-султан спрашивает:

— А ты не беспокоишься о сыне?

— Конечно, но ведь у него теперь есть опекун.

— Твой муж?

— Нет. Он по-прежнему раб своей матери. После смерти детей муж взял себе куму. Разумеется, по совету матери.

Вторая жена, с ужасом думает Сибил.

Заметив испуг на лицах женщин, Зухра успокаивает их:

— Все не так плохо. Она заменила мне дочь. Я пыталась защищать ее, приходилось нелегко. Вскоре она забеременела, а в середине зимы случился выкидыш. Повивальная бабка не сумела добраться до нас из-за снежных заносов. Теперь бедняжка никогда не сможет иметь детей. Зухра проводит рукой по цветам на подушке. — После случившегося несчастья она окрепла духом. Теперь даже муж боится ее. К тому же женщину поддерживают три брата, живущие неподалеку. С ней мой сын в полной безопасности.

В комнате наступает полная тишина.

Наконец Сибил решается молвить слово:

— Вы, наверное, очень скучаете по своей семье. Я семь лет не встречалась с сестрой, живущей в Англии, и никогда не видела своих племянников. Порой мне от этого становится очень тягостно. Скажите, почему вы вышли замуж за человека, чей дом находится так далеко от Стамбула? — Сибил смутилась и добавила: — Если я вправе задавать такой вопрос.

— Не знаю, дорогая ханум. Я была помолвлена с кузеном, принцем Зийей. — Зухра старается говорить ровным голосом. — Его убили, и тогда моя жизнь потеряла всякий смысл. Убийца жениха сделал несчастной и меня. Не хочется верить, что Эрзерум — это мой кисмет. Дело не только в судьбе. — Она поправляет чадру, так чтобы она закрывала нижнюю часть лица, затем поднимает взгляд на женщин и тихо говорит: — Те, кто принимают кисмет из рук Аллаха, виновны в грехе гордыни и будут наказаны в свое время.

— Аллах знает все наши судьбы, — парирует Перихан. — Они пишутся у нас на лбу при рождении. Ни один смертный не может изменить свой кисмет. — Голос звучит надрывно. Глубокая складка пролегла у нее между глаз.

— Возможно, ты права. Только в чем же смысл его смерти? Я ни на минуту не верю в слухи о том, что его убили грабители в доме с плохой репутацией. Уверена, к этому делу как-то причастен дворец. Власти считают, что все турки, живущие в Париже, участвуют в заговоре против султана. Но они ошибаются. Зийя поехал за границу для подписания торгового соглашения, только и всего.

Лейла пытается успокоить Зухру:

— Дорогая сестра, пожалуйста, не волнуйся. Аллах все видит. — Дабы сменить тему разговора, она поворачивается к Сибил: — Вы напоминаете мне гувернантку, служившую во дворце много лет назад, да упокоит Аллах ее душу. У вас такие же светлые глаза.

— Ханна Симмонс? — У Сибил мурашки бегут по коже от волнения.

— Да, так ее звали. Вы знали эту девушку? — Лейла наклоняется к Сибил. — Вы еще так молоды.

— Моя мать знала ее. Прошу вас, расскажите мне о Ханне.

— Тихая девочка, сладенькая, как медовый лукум. — Лейла осматривается по сторонам. — Что еще я могу сказать? Вы должны помнить ее, Асма-султан.

Жена визиря на минуту задумывается, потом отвечает:

— К сожалению, не помню. Хотя все мы, разумеется, знаем о несчастье, случившемся с ней.

Перихан с удивлением смотрит на мать и хочет что-то сказать, однако не произносит ни слова.

Лейла также удивлена.

— Но она ведь служила гувернанткой в вашем доме.

— У нас было много слуг, — раздраженно фыркает Асма-султан.

Перихан добавляет в примирительном тоне:

— Ханна ничем особенно не выделялась. Думаю, только трагическая смерть девушки заставляет нас помнить ее.

Раздается звонкий голос Зухры:

— Я часто видела англичанку на женских посиделках и в бане. Она присматривала за девочками. Мне гувернантка казалась весьма милой. Однажды я хотела подарить ей атласный отрез, однако она предпочитала выглядеть словно серенький воробушек. Бедняжка. Ее, кажется, совсем не интересовали ни украшения, ни драгоценности.

— Она постоянно носила серебряное ожерелье, — говорит Лейла. — Помнишь, Зухра? Снимала его только перед сном или в бане. Странно, что она вообще его снимала, так как даже в хамам надевала сорочку. Может, ей было что скрывать? — Лейла вопросительно смотрит на Сибил. — Не понимаю, почему она не обнажалась в бане. Смешно. Вокруг одни женщины, чего уж стесняться.

Сибил не знает, как ответить на вопрос, чтобы не обидеть хозяев. Существуют некие цивилизованные западные представления о скромности, которые не вполне понятны на Востоке. Она нервно улыбается.

— Почему она не снимала ожерелье? — спрашивает Зухра. — Какое-то особенное украшение?

— Не думаю. Обыкновенная серебряная побрякушка, — отвечает Лейла.

В разговор вступает Сибил. Она хочет защитить Ханну от несправедливых замечаний.

— Мне кажется, ожерелье имело некоторую ценность. По крайней мере сделано оно во дворце.

— Почему вы так считаете? Я не помню ничего примечательного. — В словах Лейлы слышится заинтересованность. — Но конечно, с тех пор прошло так много времени.

— В кулоне находилась тугра, — бодро объявляет Сибил, радуясь тому, что может сообщить дамам нечто новое.

Лейла озадаченно вздыхает:

— Что? Каким образом иностранка могла получить такую вещь? Вы, должно быть, ошибаетесь.

— Нет, я сама ее видела.

Лейла смотрит на Асму-султан:

— Наверное, она получила печать от кого-то в гареме.

— Я не имею привычки делать ценные подарки служанкам, — выговаривает ей жена визиря.

— Сибил-ханум, — говорит Перихан, — вы сказали, что видели тугру? Полагаю, ее забрали полицейские.

Взгляды дам обращены к дочери посла.

— Печать оказалась на шее юной англичанки Мэри Диксон, убитой в прошлом месяце. Вы, конечно же, слышали о ее смерти. — И, повернувшись к Перихан, добавляет: — Кажется, она была вашей гувернанткой.

— Мэри-ханум, — бормочет Перихан. — Странная девушка, хотя я ей зла не желала. Да смилостивится Аллах над ее душой. Я никогда не видела на ней подобного ожерелья.

— Откуда ты знаешь, что такое же носила Ханна? — спрашивает Лейла.

Перихан молчит. Сибил объясняет:

— Кулон необычен еще и тем, что там обнаружен китайский текст.

— Китайский?

— Значит, он сделан где-то за границей, — предполагает Перихан. — Возможно, печать султана добавили позднее.

Лейла соглашается:

— Во дворце мы пользуемся фарфоровой китайской посудой.

— А огромные вазы в приемном зале тоже китайские? — спрашивает Зухра. — В детстве я чуть не разбила одну из них.

— У вашей матери, кажется, имеется коллекция произведений искусства из Китая? — обращается Лейла к Асме-султан.

Та не отвечает и сама спрашивает Сибил:

— Откуда вы знаете, что надпись сделана на китайском?

— Приехал мой кузен Берни. Он ученый-ориенталист и написал книгу об отношениях между Османской империей и Дальним Востоком. Вот он и прочитал текст. Вообще-то это стихи.

— Стихи, — повторяет Асма-султан. — Ну конечно. Наверное, кулон подарил Ханне ее любовник. Но как эта вещь попала к Мэри?

— У Ханны был любовник? — Сибил старается скрыть волнение.

— Она с кем-то встречалась по выходным. Ей разрешалось покидать дворец раз в неделю. Ариф-ага присматривал за ней.

— Кто он такой?

— Евнух. Каждую неделю Ханна садилась в экипаж, которым управлял один и тот же кучер, и не возвращалась до утра следующего дня. Ариф-ага спрашивал, где она проводит время. Гувернантка отвечала, что навещает подругу. Он пытался установить за ней слежку, однако посланный им человек оказался слишком нерасторопным и не справился с заданием. А потом случилось несчастье.

— Ариф-ага описывал внешний вид кучера? — спрашивает Сибил.

Асма-султан задумывается.

— Он говорил, что кучер был неряшливо одет. Не носил ливрею. Так что она вряд ли посещала кого-то из высшего общества. В конце концов, Ариф-ага сообщил обо всем полиции. — Она бормочет про себя: — Хитрый лис слишком много болтал.

— Ариф-ага сейчас здесь? — Сибил считает, что Камиль, возможно, захочет поговорить с ним.

— Он ушел на пенсию. Евнух плохо вел дела, и мы перестали доверять ему.

— Он был к тому же нечист на руку, — добавляет Перихан.

— Глупо девушке садиться в экипаж без сопровождения, — замечает Асма-султан. — Всякое может случиться…

— И случилось, — с удовлетворением заканчивает Пери-хан реплику матери.

— Кучер был турком? — спрашивает Сибил.

Асма-султан тяжело вздыхает, не в силах скрыть свое раздражение от бесконечных вопросов.

— Не думаю. По словам Арифа-аги, у этого человека были арабские волосы песочного цвета. Возможно, он курд. У них тоже кудрявые волосы, только они обычно темные. Не исключено, что он принадлежал к одному из национальных меньшинств. Вот только к какому? — Изображая отчаяние, она поднимает вверх руки: — Кто же вам скажет?! — И после минутного молчания произносит не совсем ясную фразу: — Если затеваешь игру со змеей, она обязательно укусит тебя.

Перихан довольно резко обращается к Сибил:

— А почему вы так интересуетесь этим делом?

В разговор вмешивается Лейла.

— Да ведь Ханна англичанка, — доброжелательно говорит она Сибил. — Естественно, вам хочется узнать о ней побольше.

— Убийцу так и не нашли, — добавляет Сибил.

— Его, без сомнения, сбросили со скалы, как и многих других негодяев подобного рода. — Асма-султан пожимает плечами.

— Вы думаете, сейчас это имеет какое-то значение? — спрашивает Зухра.

— Не знаю. Я помогаю Камилю-паше, который ведет расследование убийства Мэри Диксон. Он полагает, что между двумя смертями существует какая-то связь. — Она поворачивается к Асме-султан: — Вы сказали, что ваша мать коллекционирует произведения искусства из Китая? Мой кузен с большим интересом взглянул бы на них. Конечно, если вы позволите. А я непременно расскажу об этом Камилю-паше. — Она с гордостью называет его титул, как будто он уже принадлежит ей самой. — Судья-бей приглашен к нам на ужин послезавтра.

— Моя мать умерла, — сухо говорит Асма-султан.

Сибил подавлена.

— О, простите, ваше высочество. Я не знала. Мир вам.

— Это случилось давно. — Асма-султан встает. — Ну, нам пора идти.

Стыдясь своей оплошности, Сибил смотрит, как Асма-султан, не обращая внимания на протесты Лейлы, идет к двери и стучит в нее. Перихан целует на прощание хозяйку в обе щеки. Сибил чувствует на себе взгляд Асмы-султан. Оборачивается и видит, что та уже ушла.