Плачь, влюбленный палач!

12.

Мы бродили по обширной столовской кухне, открывая все, в чем могло храниться съестное: кастрюли, бачки, холодильники, шкафы и хлебницы. Улов был невелик. Кроме хлеба и консервов, нашлось еще немного каши, о которой я уже упоминала, вчерашнего супа, компота и прочих «объедков». В большом количестве было обнаружено сырое замороженное мясо, но готовить его никто не пожелал, так как все испугались гигантской электроплиты, не известно как приводимой в действие.

Оставались консервы и хлеб. За них мы поначалу и принялись.

Первые 10 банок опорожнили молча, слышно было только сопение и довольное почавкивание. Вторую партию поедали уже за светских разговором.

— А вкусная штука, оказывается, эта сайка с горохом, — облизываясь, изрек Зорин.

— И тушенка холодная ничего идет…

— А я икру ем. Ложками. Правда, минтаевую…

— О! — пробормотал с набитым ртом Артемон. — Сто лет не ел кильку в томатном соусе. Зашибись закусочка.

— А я только ее и ем, — скривился Серега. — Надоело. Дайте мне супа.

— Но он холодный. И на поверхности жир плавает, — передернулась Изольда.

— Жир это хорошо. Я люблю сытно поесть.

Бухгалтерша скривилась, но кастрюлю подала. Глядя на него, все остальные перестали воротить нос от остатков вчерашних трапез и застучали ложками по кастрюлям, выгребая со дна кошмарное варево.

Наконец, все наелись. Сытые, перемазанные перловкой и томатом, откинулись на спинки стульев.

— Уж и не помню, когда с таким кайфом ел, — благодушно пробасил Артемон. — И чего я все лобстеров хаваю, килька-то лучше. Мне че-то в последнее время обрыдла эта экзотика! Трюфели всякие, суши, мать их! А тут ваще… Меня дружбан в индийский ресторан затащил. Клевое место, говорит, танец живота, говорит, это он с турецким перепутал, ну да ладно… Приперлись. Смокинги напялили, все дела, думаем в чумовой кабак зарулили, надо ж выглядеть… Ты там не была? — спросил Артемон у меня. — Не? И прально. Там, знаешь, какие столики? У меня табуретка в детсаде выше была. А под жопинс вместо стула подушка. Представь, как мы в своих смокингах корячились… К тому же кругом какие-то сигареты вонючие понатыканы, благовония по ихнему… Ну да ладно. Сели, мы, значится, на эти подушки, к нам тут же какой-то Саид в чалме подбегает — меню тащит. Мы смотрим — а там одни матные слова… — после этой тирады, он полез в карман, достал оттуда бумажник со скромным логотипом «Гуччи» и выудил из него бумажку.

— Что это? — полюбопытствовала я.

— Это счет. Я его на память взял. Вот слушай… Так…МАТТХИ, ПАРАХТА, дальше ваще язык сломаешь… БАСАН РОТИ… прикинь да? Как они базарят на таком языке?

— А что все это такое? — спросил любознательный Зорин.

— Знаешь че? Это все хлеб! Прикинь! Мы ж с дружбаном не знали, что заказывать, а спросить у этого Саида в падлу, ну мы и заказали, что смогли выговорить. Он принес, мы пожрали, но что жрали, что нет — в животе революция. Нам бы картошечки с мяском. Ну спагетти на худой конец. А этот гаденыш в чалме говорит, рекомендую, фирменное блюдо… ща прочитаю… МАККАИ ПАКОРА. Мы говорим — тащи свою макаку. Думаешь, че принес? Кукурузные оладьи. Оладьи! Потом второе фирменное блюдо приволок — еще какие-то оладьи, только из гороха. И, знаешь, как они назывались? Он мне когда счет принес, я чуть ему в морду не дал, решил, что он меня обозвать хочет… ПУДЛА! Во как они назывались! Пудла!

— И сколько эта пудла стоила? — захихикала я.

— А ты сама посмотри, — он протянул мне счет.

Я посмотрела и «выпала в осадок». Эта треклятая пудла стоила как моя пудра «Ревлон» (12 баксов, между прочим), а весь обед тянул на полную косметичку!

— Артем, ты выкинул деньги на ветер!

— Да ладно, это разве деньги! Вот в армянском ресторане с нас действительно однажды слупили — но там мы хоть мяска пожрали, коньячку со свездями выпили литра три…

— И сколько стоил тот обед с мяском и коньячком? — вновь полюбопытствовал Зорин. Только не ясно, зачем любопытствовать, если единственным кулинарным излишеством, которое ты можешь себе позволить, является плавленый сыр «Волна».

— Ну… «жигуленок» прожрали…

Мы ахнули. Каждый представил, что он купил бы на эти «прожранные» деньги. Я, например, мысленно приобрела шубку из шакала (улетный мех у этого зверя, скажу я вам), Зорин, как пить дать, новый модем и безлимитный тариф на интернет, Сонька стиральную машину, пылесос, холодильник, Тю-тю силиконовую грудь и депилятор, Суслик взял бы «жигуленком», ему дюже машину хочется, Галина Ивановна отдала бы деньги партии, а Изольда выписала бы из тундры личного шамана…

— Эх, живут же люди! — мечтательно протянул Серега.

— Да-а, — выдохнули все хором.

— И не жалко такие деньги прожирать? — тихо проговорила Изольда.

— Не, — беспечно ответил Артемон. — Я ж алигарх! Мне по статусу положено бабками швыряться!

— Артем, — смущенно прокашлявшись, спросила я. — Я все хотела спросить, да не решалась… Ты в каком вузе свой диплом купил?

— Не понял, — моргнул Артемон.

— Ну раз ты банкир, у тебя, наверное, какое-то соответствующее образование должно быть. Экономическое или юридическое.

Он отрицательно замотал головой.

— Ну хоть бухгалтерские курсы?

— Не-е. На фига?

— А как же ты работаешь в банке?

— А кто тебе сказал, что я работаю? Я им владею. Владею. Ясно тебе, дурында? — благодушно улыбнулся он.

Я сделала вид, что на дурынду не обиделась, и продолжила допрос. Уж очень было интересно, как с восемью классами можно стать хозяином банка.

— А почему ты именно банк купил? Парни твоего круга…

— Какого, на фиг, круга? — сразу насторожился Артемон.

— Ну… э… Ты ведь сидел?

— Было по малолетке. И че?

— Вот я и говорю, что ребята, типа тебя. Деловые, я имею в виду. Покупают бензоколонки, ночные клубы, магазины. А ты банк.

— Были у меня бензоколонки. Две. Продал я их, когда с бензином напряги начались. А ночной клуб и сейчас есть. Я там оттягиваюсь, — он мечтательно вздохнул. — Классно у меня там. Уютно. А девчонки ка-а-акие…

Я закатила глаза — все-таки легкомысленные существа эти мужики. Им хоть убийства, хоть потоп, хоть война — никогда о бабах думать не перестанут.

— Ну а банк-то что? — не отставала я.

— Что, что. Достался мне банк… В наследство, блин…

— От бабушки?

— Какая ты, Леля липучка, — возмутился банкир. — Пристанешь, как банный лист. Ладно. Расскажу. Помнишь кризис был? В 98. Много тогда народу потонуло. Многим бабки нужны были для поднятия. А у меня как раз были. Я и давал под залог. Ну вот. Пришел ко мне тогда один хмырь. Банкир-малолетка. Ему папаня банк купил, перед тем как во Францию свалить. Сам-то папаня, большой человек, ушлый, на соске какой-то сопливой женился и рванул с ней на ПМЖ в Париж. А сынок, даром, что ученый, не шибко умный. Капитал прокакал. Да тут еще дефолт. Короче, бабки срочно нужны. А где взять? К папане на поклон совестно. Ну ко мне пришел. Я ему дал под залог.

— Под залог чего? — заинтересованно спросил Зорин.

— Акций его. Дал на месяц. Под сносный процент. И не подумайте чего, все было законно, у нотариуса оформлено — типа бабки не вернешь, гони бумажки.

— Ну? — поторопила я.

— Не вернул.

— И акции стали твоими?

— Ага. Я, правда, не знал, что с ними делать. Но нашлись добрые люди, подсказали. Я нанял башковитых пацанов с аспирантурами. Бабок кинул, бабок-то у меня полно было. Ну и заработало… Так что теперь я уважаемый человек. Банкир. Меценат.

— И как часто ты на работу ходишь? — очень живо поинтересовался Зорин. Это был для него больной вопрос — каждый день ходить на работу. Ведь это время можно потратить с большей пользой: на прогулки по Интернету, например, или игры …

— Хожу иногда. Бумаги подпишу. С девчонками-секретаршами покалякаю. Да мало ли дел в банке… — Артемон замолчал. Мы тоже не произносили не звука — переваривали информацию. Первым заговорил банкир. Мечтательно и томно он протянул. — Эх! Сейчас бы массажик кто запупырил… А-то шея болит…

— А ты попроси народ, может, кто и умеет, — хитро предложила Ксюша.

— Кто умеет, народ?

Изольда нервно завозилась — видно, не умела, но дюже хотела пощупать мощную банкирскую шею. Видя ее душевные метания, Ксюха быстренько переориентировалась и, плюнув на затяжную интригу, выпалила:

— Сонька мастер массажа, она сделает.

— Могешь? — поинтересовался Артемон.

— Могу, — скромно ответила Сонька.

А она действительно могла. Хотя ручки у нее были, как у ребенка: узенькие, маленькие, с короткими, тонкими пальчиками. Но слабыми они только казались, на самом же деле ее подростковые культяпки таили в себе такую цепкость и силу, что я диву давалась. Еще с детства Сонька лупила врагов всех мощнее, а щипала всех больнее. А уж когда выросла, научилась применять свое умение в мирных целях — наладилась делать нам массаж.

Так что Ксюха не прогадала, «толкнув» Артемову шею в Сонькины руки.

— Ну начинай, — как-то неуверенно произнес Артемон. Однако на Сонькины ноги посмотрел с большим интересом. Что ввергло Ксюшу в пучину бурного восторга.

Пока Сонька мяла Артемонову шею, мы с Ксюшей обсуждали важную тему: после какого свидания Сонька может позволить банкиру затащить себя в постель.

— Чем больше будет ломаться — тем лучше, — уверенно заявила я.

— Это правильно. Пусть побольше из него подарков вытянет. Это они пока ухаживают щедрые, а потом не допросишься.

Я хотела возмутиться: типа, дело не в подарках, а в уважении, но не успела…

— Ключи пропали! — ни с того, ни с сего заголосил Кука.

— Какие еще ключи? — лениво спросил прибалдевший Артемон.

— Связка испарилась. Она должна лежать на столе, вот тут… А ее нет…

— Да ладно?

— Сами смотрите.

Мы посмотрели — ключей и правда нигде не было.

— А они точно на столе лежали? — строго спросил Артемон.

— Ты же сам их сюда положил…

— Когда?

— Как вошли. Ты отпер дверь и бросил их…

— Точно?

— Нет. Не точно. Но я уверен. У тебя привычка — как откроешь дверь, сразу ключи кидаешь на первое, что попадется.

— В натуре, что ли? Никогда не замечал

— Артем, — по-учительски сурово спросила Сонька. — Ты куда ключи положил?

— Не помню я.

— Может, в карман?

Артем проверил карманы, сначала поверхностно — похлопав по ним ладонями, потом досконально — вывернув их. На стол ссыпалась груда бестолкового (на тот момент), но жутко дорого «хлама»: ручка «Паркер», телефон «Сименс МС60» (я о таком весь последний месяц мечтаю), бумажник «Гучи», порванная золотая цепь, пачка затейливых презервативов, тех, что с коровьими мордами на концах…

— О! — восхитился Суслик. — Всегда о таких мечтал.

— Дарю, — смилостивился банкир и подтолкнул коробку с легкомысленными буренками радостному Мишке.

— А я умираю, хочу такой телефон, — заканючила я, ни на что не надеясь. — Такой классный… Только дорогой, зараза…

Артемон хмыкнул.

— Ну бери, раз мечтаешь. Дарю.

— Артем Сергеич, — заблажил Кука. — Вы что с ума сошли? Благотворительностью вы занимаетесь по четвергам, а не… А ну верни! — телохранитель вырвал аппарат из моих рук и процедил сквозь зубы. — Попрошайка.

«А счастье было так возможно, так близко!» — пронеслось в моей голове. Ну ладно, хоть в руках подержала.

— Ну-ка отдай, — рявкнул Артемон, не по-доброму зыркнув на своего телохранителя.

— Но там все нужные номера, там ваш органайзер…

— Не твое дело! — Артемон буквально выдрал мобильник из Кукиной руки. — Забирай, Леля. Дарю.

— А я всегда мечтал о золотой цепочке с палец толщиной! — вскричал Зорин, алчно сверкая глазами.

— Не-е… Цепочку не отдам. Мне она дорога, как память. А ручку можешь взять, у меня еще есть.

— Спасибо, не надо. Я от руки не пишу, — немного обижено буркнул Юрка.

— Больше у меня ничего нет. Ключей тоже, — констатировал Артемон, заправляя карманы обратно в штаны. — Хотя должны быть.

— Украли? — ахнул Суслик, на миг оторвав взгляд от чудо-презервативах.

— За фиг?

— Потерял что ли?

— Фиг знает.

— Давайте искать.

— За фига?

— Слушай, Артемон, — возмутилась я. — А ты еще слова, кроме фига, знаешь?

— Ага, — радостно заржал он. — Букв в нем тоже три…

— Артем Сергеич, — строго гаркнул Кука, опять перейдя на «вы». — Вспомните о своем статусе.

— Ну да, — сник банкир. — Имидж, мать его за ногу. Помню.

— Итак, — произнесла я, когда Артемон, наконец, заткнулся. — Ключи пропали. Это факт. Давайте подумаем теперь, куда они могли деться.

— Выпали из кармана, когда я по кухне шастал. А вы, слоняры, их запинали в какой-нибудь угол.

— Но я уверен, что ты их положил на стол… — затянул свою старую песню Кука.

— И куда они испарились? Барабашки что ли утащили?

— Может барабашки, а может кто-нибудь из этих, — Кука кивнул в сторону Зорина и компании.

— За фиг? — взвыл Зорин. — И на фига? — похоже с перепугу он забыл свой родной, 5 лет изучаемый в институте, язык.

— А вдруг вы еще кого замочили и труп в одной их комнат заперли…

— Е-рун-да! — смело отчеканил Зорин. — А по-вашему — фигня на постном масле! У нас не было ни времени, ни возможности. И вообще, — не на шутку разошелся Юрка, — хватит на нас с Левой наговаривать. Существует же такое понятие, как презумпция невиновности.

— Не треньди, — огрызнулся Артемон. — Кука просто так сказал…

— Почему же? Мне это толстяк с самого первого взгляда не понравился. У него рожа маньячная. Потом, он все время поет, а это не нормально…

Достойно ответить обидчику Зорин не успел, ибо пока он формулировал едкую фразочку, голосок подала, до сего момента незаметная и неслышная, Изольда.

— А как мы теперь из здания выйдем? Мы же не откроем дверь…

— А че? Жить здесь останемся, — юморил Артемон. — Жрачки-то полно, на сырое мясо перейдем…

— Нет, правда? — Изольда даже порозовела от удовольствия — ей видимо пришлась по душе мысль о житье с Артемоном под одной крышей.

— Девушка, — раздраженно вякнул Кука, очевидно, поклонница босса его бесила, почти так же сильно, как Зорин. — Вы что в бункере что ли сидите?

— Нет, — пролепетала бухгалтерша.

— Вот и я говорю. Дверь взломать — как чихнуть.

— А давайте лучше окно высадим, — возбужденно предложил Артемон — как я поняла, тяга к разрешению была у него в крови.

— Давайте, — поддакнул Суслик, этот после щедрого Артемонова жеста, готов был идти за кумиром хоть на край света.

— Ничего мы высаживать не будем, — с нажимом произнесла я. — И ломать тоже. В фойе огромные фрамуги, они закрываются на простейшую щеколду, откроем, и вылезем.

— Не-е. Я в форточку не полезу, — скривился Артемон. — В падлу.

— Бить стекла, значит, не в падлу …

— Я домушник что ли, что бы через фортку лазать? Говорю, стекло раздолбим. Значит, раздолбим.

— Зачем?

— Охота мне, — лаконично ответил Артемон. — А за ущерб я заплачу. Без базара.

— Тебе что, май месяц на дворе? Помещение же выстудим.

— Так это же еще лучше! Труп разложиться не успеет…

— Хватит болтать, — разозлилась я и со злости треснула Артемона по загривку. — Иди и ломай дверь.

Все притихли, ожидая — с какой части моего тела этот приблатненный мамонт начнет растерзание за неуважение. Но Артемон удивил.

— Да ладно тебе. Не дерись. Я так, шуткую, — миролюбиво буркнул он, потирая затылок.

Потом встал, распрямив свои богатырские плечи, похрустел суставами, побил кулаком (кулак с мою голову, честное слово!) по ладони — короче, приготовился к атаке на несчастную дверь. Потом, царственно нам кивнув, вышел.

Мы за ним.