Плачь, влюбленный палач!

14.

Мы облазили все здание с верху донизу, но ничего, кроме годичной пыли по углам, не обнаружили. Ни пуговиц, ни волосков, ни записок. Книги, оказывается, тоже могут врать.

— Ну? — отдуваясь, спросила Сонька. — Можем мы теперь спать идти?

— Пошли, — согласилась я. И первой двинулась к выходу.

На улице было уже достаточно светло. По этому, мы смогли разглядеть, как в аллейке, аккурат между двух пионеров-мутантов, Суслик возводит свою снежную бабу. Почему именно там — не ясно, наверное, чтобы ребята не скучали.

— Он что решил им подружку вылепить? — спросила Сонька весело.

— Скорее, дуэнью. — Ксюша хихикнула. — Чтобы не согрешили. Дело-то молодое.

Посмеявшись, мы припустили в сторону корпуса.

Двухэтажное здание спало. Свет горел только в коридорах. Но окна остальные комнат были непроницаемо-темными. Видимо, наши собратья по несчастью уже завалились в койки и спят сладким сном. Мне стало даже завидно. Везет людям, дрыхнут почти час, а мы еще и не ложились… Зато как приятно будет после бесконечной ночи вытянуться на коечке, укрыться одеяльцем, положить голову на подушку…

Но не успела я развить свою мысль, как услышала душераздирающий женский крик, доносящийся из-за прикрытой двери корпуса:

— Помогите! Убивают!

Тут же после этого вопля последовал другой:

— На помощь!

Мы переглянулись и, не сговариваясь, вытащили из карманов газовые баллончики.

Тут дверь распахнулась и из нее, вереща, задыхаясь, размахивая руками, вылетела Изольда. В одном спортивном костюме, в тапках, лохматая, с совершенно бешеными глазами.

— Леля! — заголосила она, увидев меня. — Леля, на помощь!

И с новым нечленораздельным воплем кинулась ко мне. Не добежав каких-то пары шагов, она рухнула на снег и затряслась. Только тут я увидел, что по ее лицу течет кровь.

Мы с Ксюхой бросились к ней. Попробовали приподнять, но бухгалтерша не вставала — она цеплялась за нас своими худыми, цепкими пальцами и вновь заваливалась на снег.

— Изольда, что с тобой? Что случилось? — затрясла ее Ксюша. — Отвечай!

— Он… Он… Чуть не убил… — она опять начала всхлипывать и икать.

— Кто? Кто тебя чуть не убил?

— Не знаю. Кто-то. Напал… Напал… По виску… Стукнул…

Понять, что она хочет сказать, было невозможно, по этому мы решили сначала внести ее в корпус, дать выпить воды, а уж потом спрашивать.

— Давай, заноси, — скомандовала я, обхватывая Изольду за щиколотки. Ксюша, постояв в раздумье, ухватила пострадавшую под мышки.

— Ну а ты чего стоишь? — хмуро спросила она у Соньки. — Присоединяйся.

Сонька забегала, выискивая удобный выступ, за который можно Изольду ухватить, но не найдя ничего подходящего, махнула рукой и подняла слетевшие с ее ног тапочки.

— Я это понесу, — нагло заявила она. — Мне тяжелое нельзя, я женщина хрупкая. Не то что вы… Оглобли.

— Чего? — с высоты своего 180-ти сантиметрового роста, рыкнула Ксюша.

— Большие женщины созданы для работы, а маленькие для любви! — Сонька приподняла указательный палец и хмыкнула. — Народная мудрость. Так что тащите!

И мы потащили.

Изольда оказалась очень тяжелой. Кто бы мог подумать! Вроде худая, а костистая. Кило на 60 тянет. Но мы все же ее внесли. Кряхтя и отдуваясь, положили на ковер в фойе.

— Ну, не успокоилась? — не очень ласково спросила Ксюша. Видно, после того, как ей пришлось потерпевшую волочь, сочувствия в подруге поубавилось.

— Н-н-н-н-е-т! — затряслась Изольда. — Я умру?

Ксюша закатила глаза. Я же быстро осмотрела лицо потерпевшей. Оказалось, что рана не глубокая. А по началу казалось, что просто смертельная — уж очень много было крови.

— Не должна, — заверила ее Ксюша, но Изольда ей не поверила.

— Я точно умру… Я потеряла слишком много крови…

— Слушай, — обратилась я к Ксюхе. — Ты тут побудь с ней, а я за полотенцем сгоняю. Надо хоть утереть ее. Да и валерианочки накапать не помешает…

— Нет! — заорала Изольда в панике. — Не уходи! Я боюсь!

— Ну давай тогда я схожу, — предложила свои услуги Ксюша.

— Нет! — опять принялась голосить потерпевшая. — Не уходите! — И она вцепилась мертвой хваткой в наши с Ксюхой запястья.

— Но тебе надо оказать первую помощь…

— Вы уйдете… — Лицо Изольды стало серым. — А он вернется и добьет меня… — Она захныкала, но хватки не ослабила.

Мы растеряно переглянулись. Вырвать руки из этих тисков было практически не возможно. А идти за полотенцем кому-то надо.

— Ну давайте я схожу, — напомнила о себе Сонька.

— Нет… Нет, — продолжала гнуть свое Изольда. Но так как Сонька была от нее на недосягаемом расстоянии, сцапать ее она не сумела, и подруга смогла отправиться в комнату без особых проблем. Быстренько выхватив у меня ключ от комнаты, она потрусила к двери, ведущей в коридор.

— Где на тебя напали? — спросила я у Изольды, как только Сонька скрылась.

— В туалете. Когда я умываться пошла. Сзади… за шею… схватил… — залепетала он. — И когда я вырываться начала, стукнул… Так больно. Чем-то тяжелым… Я начала сознание терять, падать… Я видела у него в руках нож

— И что?

— Он бросил меня на пол. Наверное, услышал что-то. Или увидел в окно, что вы идете…. Не знаю…

— И кто это был? Ты смогла разглядеть? — продолжала допрос Ксюша.

— Нет. У меня в глазах туман был…

— Но нож-то ты разглядела!

— Он был прямо перед моими глазами… Я видела его в мельчайших деталях… А еще брюки. Вернее, спортивные штаны. И ботинки, с такими штучками…

Вдруг из глубины коридора раздался грохот и дикий визг. Визжала Сонька. Судя по голосу, от ужаса.

Мы с Ксюшей тут же бросили Изольду, воспользовавшись тем, что от неожиданности, она ослабила хватку, и ринулись на Сонькин зов.

Когда вбежали в коридор, обнаружили подругу в полу обморочной состоянии. Она сидела у распахнутой двери, поджав под себя ноги, и беззвучно шевелила губами.

— Что с тобой? — заверещали мы в один голос.

Она что-то произнесла, но так тихо, что мы не расслышали.

— На тебя тоже напали? — спросила я, бухнувшись на колени рядом с подругой. — Да?

Она опять ничего вразумительного не ответила, только показала пальцем куда-то в комнату. Мы, ничего не понимая, заглянули.

Я честно признаться, готовилась к самому страшному — к окровавленному трупу посреди комнаты. А с чего бы тогда Соньке так орать? Ясно, что увидела нечто душераздирающее. Если не труп, то, как минимум, лужу крови. Но, обшарив взглядом помещение, ни трупа, ни следов трупа, ни даже капель крови не обнаружила. Зато наткнулась глазами на поломанные лыжи и две гантели, которые валялись у самой двери. Почти тут же была брошена покореженная полочка для головных уборов.

Я все еще не врубалась.

— А чего тебя так напугало?

— Гантели….

— А что в них страшного? Обычные гантели…

— Обычные!? — Сонька, наконец, обрела дар речи, и возмущенно затарахтела. — Ты считаешь, что летающие гантели можно назвать обычными? Посмотрела бы я на тебя, когда на твою голову спикируют обычные…

— Что сделают?

— Упадут, грохнуться, шмякнуться! Называй, как хочешь…

— Они упали тебе на голову? — наконец, докумекала я.

— Почти упали! Иначе я бы с тобой не разговаривала, — выпалила Сонька. Но, прооравшись, продолжила боле вразумительно и спокойно. — Открываю я дверь, толкаю. А тут ка-а-ак грохнуться. Две штуки! Еле успела отскочить. Иначе бы все, кирдык.

Я осторожно — вдруг еще парочка летающих гантелей притаилась под потолком — вошла в комнату. Осмотрелась. Присела. Подняла поломанную лыжу. Задрала голову, прищурившись, обследовала стену над дверью и вынесла вердикт:

— Кто-то пытался тебя убить.

— Меня? Но почему меня? — опешила Сонька. — Ведь мы здесь втроем живем.

— И правда, — согласилась я. — Тогда, может, тебя? — спросила я у Ксюши.

— А меня-то за что? — побледнела подруга. — Меня не за что…

— А меня, значит, есть за что? — взвизгнула Сонька.

— И тебя не за что, — тут же согласилась Ксюша, хотя, судя по глазам, не совсем искренне. — Тогда это Лелю.

— Меня? Ну уж простите, я вообще никому ничего плохого не делала…

— А все знают, что ты вечно нос суешь в разные расследования. Вот и решили на всякий случай тебя прибить.

— Но откуда этот гад мог знать, что именно я войду в комнату первой?

— Ключи от комнаты всегда у тебя на пальце. Это все видели, ты же их крутишь постоянно, Значит, открывать дверь будешь ты, а значит, и войдешь первая, — проявила чудеса находчивости Ксюша.

— А может, я тебя вперед пропущу?

— Ты что джентльмен что ли?

— Так. Подождите. — Я нахмурилась. — Некто, назовем его убийцей, соорудила нечто, назовем это, орудием…

— А как? — встряла Сонька. — Как он соорудил?

— Об этом потом. Не перебивай. Итак. Убийца соорудил…

— Ну скажи как?

— Вот привязалась! — возмутилась я. — Сама что ли не поняла?

— Не-ет, — растеряно протянула Сонька.

— Видишь полочку?

Подружка послушно глянула на валяющуюся рядом с ее ногой полку. И кивнула.

— Она висела на стене сбоку от двери. Причем, не вровень, а чуть повыше.

— Это полка для шапок. Я знаю.

— Правильно. А по другую сторону прибит крючок и тоже высоко, так?

— Я не понимаю, как крючки связаны…

Я раздраженно махнула на нее рукой.

— Не понимаешь и молчи! Короче, некто взял лыжу, перевернул ее загнутым носком вниз. Один конец, назовем его пяткой, положил на полку, а второй аккуратно примостил на крючок. Получилась шаткая конструкция, способная рухнуть в любой момент. То есть, она обязательно рухнет, когда дверь откроется вовнутрь, так как она точно заденет углом загнутый нос лыжи.

— И что?

— На лыжу, — теряя терпение, продолжила я, — некто выложил две гантели. Чтобы, значит, наверняка.

— Что наверняка?

— Слушай, Софья Юрьевна, как тебя в школе держат? Ты же соображаешь, как даун…

— Но-но! Прошу не оскорблять! Я педагог со стажем! Я депутат! Я…

Договорить ей не дала Ксюша: просто заткнула рот ладонью. Но тут же ойкнула и одернула руку — Сонька укусила ее за палец.

— Вот акула! — взвизгнула Ксюша.

Сонька самодовольно хмыкнула. Потом спокойно сказала:

— Я, кожись, поняла. Какой-то идиот наложил гантелей на лыжи, чтобы ты, когда войдешь, получила ими по тыкве. Помните, мы в детстве так шутили? Положим тапки на дверь. И кто входит, тому они на голову падают.

— Только гантели, это не тапки. И шуткой такой поступок я бы не назвала, — пробормотала я.

— Погодите! — вскричала Сонька. — Но как тогда этот козел вышел? Ведь дверь нельзя было открыть, на него бы самого гантели посыпались.

Мы замерли в раздумье.

— Окно! — нашла ответ Ксюша. — Он вылез через окно!

— И влез, наверное! Тут окна на честном слове держаться! Я всю ночь чувствовала, как на меня дуло!

Мы ринулись к зашторенному окну. Рывком распахнули занавески. И увидели… На стекле чем-то красным, надеюсь не кровью, было нарисовано это:

:-)

Именно смайлик. Излюбленный значок Юры Зорина. И многих ему подобных фанатов электронного общения.

— Это еще что за морзянка? — отпрянула Ксюша. — Точки какие-то, тире.

— Голову наклони влево, — подсказала я.

Ксюша послушно наклонила.

— Ага! Получается рожа. Значит, не морзянка. А что тогда?

— Это смайлик. От английского «смайл» или улыбка. Используется в электронной переписке.

— И что он означает?

— Ну… Типа шутка.

— Ни фига себе! И кто ж так с нами пошутил? Я ему…

Тут за нашими спинами раздался громовой голос:

— Как вам мой смайл?

Мы обернулись. На пороге стоял Зорин. Весь красный, косматый, потный, бородища метлой. Как карикатурный злодей из детской сказки.

И почему я никогда не замечала, что он так устрашающе выглядит?

— Понравился? — он не по-доброму оскалился и начал прикрывать за собой дверь.

Мы попятились. Мысль о том, что это Зорин замыслил меня угробить удивляла, но ведь против фактов не попрешь. Чистосердечное признание, опять же…

За его спиной замаячил силуэт Изольды. Наверное, ей наскучило валяться на ковре в одиночестве, вот и притащилась

— Беги, Клотильда! — закричала Ксюша — Это он!

Изольда не послушалась. С идиотской улыбочкой она просочилась в комнату и спросила:

— Зарядкой занимаетесь?

Тут Сонька удивила. С боевым кличем «Кия!» она ринулась на Зорина и долбанула его кулаком по голове. Юрка охнул и качнулся.

Сонька киякнула еще раз. Зорин зашатался.

И тут наваждение прошло. Вместо злобного монстра, я увидела перед собой толстого добряка с пухлыми, в ямках кулаками, с застенчивой улыбкой и влажными, почти телячьими, глазами.

— Сонька, перестань! — закричала я, бросаясь Юрке на помощь.

— Как это перестань? Я еще только начала…

— За что? — всхлипнул Зорин, оседая на пол. — За мою любовь к вам?

— И это называется любовью? — взревела подруга, наскакивая мужика с новой силой. — Лучшую подругу хотел угробить, ирод!

— Я ничего не понимаю… — лепетал Юрка, увертываясь от Сонькиных тычков.

Я, наконец, оттащила свою заступницу от ополоумевшего Зорина. Усадила ее на кровать. Налила полстакана валерианки. Половину дала ей, половину Изольде. Подумав, развела еще стакан, и разделила его между собой, Юркой и Ксюшей.

Распив таким образом пузырек настойки, мы перевели дух.

— Ну что, други мои, будем разбираться, — изрекла я, заедая горечь настойки конфетой. Все закивали. Я продолжила. — Смайл ты нарисовал, Юра? — он закивал еще энергичнее. — Зачем?

— Хотел приятное сделать… Сонечке. Настроение поднять… А она, — он судорожно вздохнул. — Не понравилось, так зачем же драться? Можно же просто сказать…

— А вот это кто? — рявкнула Сонька, ткнув пальцем в гантели. — Кто это сделал?

— Вы думаете это я разбросал гантели? — растеряно заморгал Юрка. — Но я не занимаюсь тяжелой атлетикой…И потом, разве можно из-за простого беспорядка так нервничать?

— Не строй из себя идиота! — взбеленилась Сонька. — Признавайся, это ты хотел Лелю убить?

Зорин минуту тупо смотрел на Соньку, потом гоготнул и весело спросил:

— Шутишь, да?

Сонька зарычала:

— Кто-то хотел убить Лелю. И мы думаем, что это ты!

Зорин опять хихикнул. Но, увидев жуткую гримасу на лице своей возлюбленной, посерьезнел.

— А зачем мне ее убивать?

— Вот и я хотела бы узнать. — Сонька угрожающе насупилась. — Колись!

— Девочки! — взмолился Зорин. — Перестаньте! Вы мня пугаете. Я ничего не понимаю… Честно.

Я тяжко вздохнула и в двух словах обрисовала ситуацию. Прослушав отчет, Зорин вскочил с места.

— И вы туда же? И вы подозреваете меня? Ну ладно те два дегенерата, но вы… — он картинно заломил руки. — Леля, ты знаешь меня 100 лет…

— Ну уж не 100. Не надо меня старить.

— …мы пили с тобой на брудершафт, ели из одной тарелки…

— Когда ты воровал с нее мои бутерброды!

— … сидели за одним компьютером!

— Когда твой сломался, ты нагло отогнал меня от моего!

— … и только из-за того, что на их окне влюбленный идиот Юра Зорин нарисовал смайлик! Какой кошмар!

— Юр! Заткнись, умоляю!

— Нет! Не заткнусь! Ведь существует свобода слова, презумпция невиновности…

— Насилие одной личности, над другой, — угрожающе проскрипела Сонька.

Зорин сразу свернул свою демонстрацию и продолжил уже по делу:

— Я смайл нарисовал где-то… э… час назад. Сразу, как вернулся из столовой. Все спать пошли, а я, влюбленный дурак, поперся к окошку вашему. Приятное хотел сделать. Подбодрить…

— Ты не видел — баррикады уже были?

— Н-н-не знаю. Я в комнату не смотрел. Только на стекло. Я был весь пронизан любовью… Тем более занавески были задернуты.

— Так, — попыталась собраться с мыслями Сонька. — Так. Что же получается?

— Ничего хорошего, — ответила я. — Ты не пострадала только потому, что вечно дверь пинком открываешь. Открывала бы, как все нормальные люди, руками, давно бы с пробитой башкой лежала.

— А всегда знала, что мои вредные привычки могут мне пригодиться!

— Это точно не Суслик! — не впопад брякнула Ксюша.

— Чего?

— Это не Суслик. Мы видели его, когда выходили из столовой…

— А он, может, успел обернуться. Долго ли — туда, сюда. — Предположил Зорин. — Наворотил капканов и назад. Алиби себе создавать.

— Вряд ли, — не согласилась Ксюша. — Когда бы он в таком случае успел слепить такую огроменную бабищу? Она знаешь какая… Как статую Свободы…

— Это точно не Артем и не Лева, — внесла свою лепту в обсуждение Изольда. — Их нет в лагере.

— И не я! Хоть я в лагере и был, — продолжал стоять на своем Юрка.

— Это точно не… — задумалась Сонька, но договорить не успела, потому что Изольда вдруг вздрогнула, охнула, затряслась. А потом вовсе завалилась на кровать в обмороке. Но перед тем, как отключиться прохрипела:

— Это он!