Плачь, влюбленный палач!

7.

Мы шли заснеженной аллеей по направлению к воротам. Именно там, на приграничье, стоял небольшой домик директора, а в нем был единственный на всю турбазу телефон. Пурга усилилась. Теперь снежинки не кружились в вальсе, а долбили с разлету по нашим щекам, лбам, прикрывающим глаза векам.

Наконец, избитые пургой, мы добрались до приземистого здания у самых ворот. Тусклый фонарь освещал дверь, с висящим на ручке замком, засыпанный снегом порожек.

— Давай, заходи, — кивнул мне Артемон.

— Боюсь, — созналась я, в нерешительности останавливаясь на самом входе. — А вдруг сейчас, как в классическом детективе, войдем, а шнур перерезан.

— Ерунда, — просиял Суслик. — Метр изоленты, острый ножичек, десять минут необременительного труда и все готово!

— Починишь? — с уважением пробасил Артемон.

— Легко. Я же инженер.

— Молоток! — похвалил он, хлопнув Суслика по хлипкому плечу так, что бедняга чуть не нырнул в сугроб.

Успокоенная, я приоткрыла дверь.

— Есть тут кто?

Никто не отозвался, видимо, директор был там же, где и все — на дискотеке.

— Что ж ваша директриса дверь-то не запирает? — возмутилась Ксюша. — Сопрут ведь добро.

— Чего тут переть? Стол что ли облезлый или стул колченогий, а может телефон, красная цена которому полтинник?

— Кстати, где аппарат? — шепотом спросила Ксюша.

— Всегда был на столике у окна… — я обшарила взглядом комнатку. — На этом…

— Нету его тут. — Ксюша для верности просмотрела каждый из ящиков. — Нету.

— Вот он, — подал голос Суслик. — В углу. Смотрите.

Мы проследили за его жестом. В углу на истертом линолеуме валялась груда пластиковых осколков, увенчанная покореженной мембраной. Изрезанный на мелкие кусочки провод покоился рядом.

— Тютю телефончик-то, — прокомментировал Артемон. — Такой даже инженеру не под силу починить.

Мы в унисон вздохнули и гуськом покинули помещение.

— И что это тут у вас за падла завелась, а? — рыкнул Артемон. — Людей мочит, добро портит. Кто — не знаете? — он сжал свой пудовый кулак. — Если есть подозрения, говорите, не стесняйтесь — я из этого мокрушника всю душу вытрясу…

Мы переглянулись. Ни я, ни Суслик, ни, тем более, Ксюша, которая не знала и половины отдыхающих, никого заподозрить не могли.

— А знаете, — начала я неуверенно. — Мне вообще не ясно — зачем этот… как говорит Артем… мокрушник испортил телефон?

— Как зачем? — взволновался Суслик. — Ты что детективов не смотришь? Чтобы успеть скрыться с места преступления до приезда милиции…

Я прервала его:

— Я так не думаю. Подумай сам. — Суслик насупился, а я продолжила. — Даже если он сбежит или уже сбежал, вычислить его не составит большого труда. Завтра милиция всех перепишет, пересчитает, и тот, кто покинул турбазу несанкционированно, будет первым подозреваемым.

Все призадумались, однако, ни одной свежей мысли ни у кого не появилось. Наконец, молчание прервал неуемный Суслик.

— И что теперь делать будем? — бодро спросил он. Ему, видимо, очень хотелось переложить ответственность за принятие решения на кого-нибудь другого.

Все молчали. Наконец, меня осенило.

— У тебя машина сеть, Артем?

— Конечно, есть. Три.

— Так что ж ты раньше молчал? — возликовала я. — Давай заводи.

— Так они дома, в гараже…

— Вот, блин, дурень, — разозлилась Ксюша. — Дома и у нас есть… Три. — Лживо докончила она. — Здесь есть?

— Не.

— А на чем вы сюда прибыли?

— Нас на джипе привезли. Завтра должны на нем же забрать. А ваш автобус где?

— Как нас привез, так сразу и отчалил, — доложил Суслик

— А еще какое-нибудь средство передвижения на турбазе имеется? Нам бы хоть до дороги доехать на чем-нибудь, а там телефоны сеть начнут ловить…

— Есть снегоход…— начал Суслик, но во время опомнился. — Разбитый.

— Санки есть, лыжи… Точно! — возрадовалась Ксюха. — Давайте на лыжах до дороги домчимся!

— Домчимся мы, как же, — недовольно буркнул Артемон. — Без пурги-то не проедешь в такую темень, а уж теперь…

Мысленно я с ним согласилась, но из-за глупого упрямства и желания казаться самой умной, начала пререкаться:

— Почему же не проедем? Дорога наезженная. Луна светит.

— Там лес, пурга, волки, — попытался напугать меня Артемон. — Цапнут тебя за булки, будешь знать…

Я сама не знала, почему так прицепилась к этой своей идее — добраться до шоссе незамедлительно. Наверное, боялась, что за ночь может произойти еще что-то нехорошее. Или опасалась, что преступник воспользуется форой в несколько часов и все-таки сбежит. А, может, просто хотелось спрятаться от невзгод под Геркулесовским крылышком. Нам, женщинам, так иногда надоедает быть сильными. И коней на скаку останавливать совсем не хочется.

— Артем, смотри! — я указала на приставленные к стене дома лыжи. — Как специально для нас кто-то оставил. Может, попробуем? Ну хотя бы обстановку разведаем, а?

Артем, покряхтывая, встал, подошел к стене, чтобы я отвязалась, взял лыжи в руки, рассмотрел.

— Прикинь, они без креплений.

Я подошла к банкиру, выдернула одну лыжу из его рук, поднесла к свету. И правда. Лыжи были до того старыми, что вместо креплений к ним была прилажена конструкция из двух железяк, в отверстия которых просунуты широкие резинки (помнится, у моей матушки в далекие застойные времена на таких резинках держались чулки).

— Это же прекрасно! — нашлась я. — Можно прямо сейчас ехать. Суй ноги в железки, резинки за пятки. И вперед!

— Они рассыплются подо мной!

— Ничего подобного! Их, наверное, еще при Наполеоне сделали, такие нас с тобой переживут!

— Я один не поеду! Я плохо ориентируюсь! Вдруг заблужусь — кто тогда меня будет спасать?

— Я с тобой! — азартно выкрикнула я.

— На чем?

Я начала озираться по сторонам, пытаясь отыскать достойное себя средство передвижения. И нашла! Рядом с мусорным бачком я обнаружила детские пластиковые мини-лыжи, которые Сонькина дочь называет «миньками».

— Во! На этом! На этом поеду!

— Вот упертая баба! — протянул Артемон. И я не поняла, что в его голосе было больше — осуждения или уважения. — Ну давай. Попробуем.

Я с готовностью взгромоздилась на «миньки» и встала в позу «На старт, внимание!». Тут не выдержала Ксюша.

— Не пущу! — заголосила она, как мать малолетнего идиота, который собрался ограбить соседскую квартиру. — И не проси!

— Ксюш, да ладно тебе! Это не опасно! Доедем до шоссе, а там телефон зафурычит…

— Одну не пущу! И точка! — она забегала по пяточку перед избушкой. — Надо найти еще что-то! Что-нибудь, на чем я могла бы… Вот! — Ксюша радостно подпрыгнула и нырнула за мусорный бак. — Самое то! — Через секунду она вынырнула вся в снегу и каких-то очистках. В руках держала плосковатый медный таз. — Ледянка! Я поеду на ледянке!

Артемон уже устал удивляться женскому идиотизму, поэтому просто спросил:

— Как?

— Дорога идет под уклон. Я разбегусь, прыгну и поеду. Как в бобслее!

— Но ведь она не всегда под уклон идет, — попытался урезонить «бобслеистку» Суслик. — Когда-то ведь гора кончится…

— Они меня подтолкнут! — не сбавляя оборотов, выкрикнула Ксюша. Похоже, идиотизм заразен.

— Похоже, идиотизм заразен, — озвучил мои мысли Мишка. Он еще что-то хотел сказать, но, натолкнувшись взглядом на пылающие, как у Зевса, глаза Ксюши, заткнулся.

Артемон тоже промолчал. Так в полнейшей тишине мы проследовали к воротам. Вышли за ограду. Встали лицами на восток.

— Ну? Готовы что ли? — без всякого энтузиазма поинтересовался Артемон.

— Всегда готовы! — отрапортовала Ксюша. Потом приладила к попе ледянку и с визгом понеслась в темноту.

Когда визг затих, мы с Артемоном тоже двинулись. Получилось у нас не так залихватски. Не так весело и быстро. Я бы даже сказала, поплелись мы, как траурная процессия престарелых черепах. Артемон постоянно буксовал на своих антикварных лыжах, я же наоборот катила быстро, но бестолково — уезжала то в один кювет, то в другой. Падала, билась разными частями тела о сосны, выкарабкивалась из сугроба, вставала на свои «миньки», отталкивалась и вновь заруливала в сторону.

Наконец, я выдохлась. Произошло это минут через 5 после нашего триумфального «отбытия». Хотя мне показалось, что прошла целая вечность.

— Артем, я устала! — заскулила я.

— Ехай давай, — буркнул Артемон строго.

Я поехала, но на очередном вираже скатилась под мощную придорожную сосну. Артемон на меня даже не взглянул. С упрямо выдвинутой челюстью, с прищуренными газами, он пер, как танк, продвигаясь медленно, но верно.

Я устало привалилась к сосне и огляделась. Ворот уже видно не было — только едва брезжил свет от фонаря над ними. Кругом лес. Мрачные черные ели подступают к самой дороге. Впереди кромешная тьма. Луна затянута пеленой. И снег стеной. Короче, ужас!

Отогнав от себя страх, я вскочила! Полная решимости, откопала запорошенные снежком лыжи… Нечего нюни распускать! Надо ехать! Действовать! Дерзать!

И тут вдали раздалось зловещее «У-у-у-у!».

— Волки! — заголосила я. — Темыч, там волки!

— Это собаки в сторожке воют, дура! — донесся до меня грубый голос Артемона.

— Артем! Артем! Постой! — в ужасе заорала я. И схватив лыжи в охапку, понеслась за банкиром. Догнала на удивление быстро, все-таки передвигался он со скоростью сломанного самоката. Сцапала его за руку. — Подожди!

— Чего тебе?

— Я признаю свою ошибку. Ехать ночью, а тем более в пургу — страшная глупость!

— Наконец-то! — обрадовался он и тут же скинул с ног надоевшие лыжи. — Давай поворачивать. Обратно легче будет идти — снег в спину.

— Ага, — поддакнула я и уже, было, развернулась, но тут меня прострелило. — А где Ксюша?

— А, правда, где?

Мы оба уставились в даль. Я ни черта не видела — оно и понятно, с моим — 4 разглядеть что-то на расстоянии 5 метров проблематично. Но Артемон с его орлиной «единицей», тоже не смог разглядеть следов моей подруги, что тоже понятно — снег застилал глаза, мельтешил, обманывал.

— Ксюша! — заорала я через снежную стену. — Ау!

— Ау, — отозвалась Ксюша совсем рядом.

— Ты где? — вновь крикнула я во все горло.

— Чего орешь? Тут я. Под сосной.

Я прищурилась. Точно! Сидит, милочка, под деревцем, как Аленушка из сказки про Морозко.

— Чего расселась? Попинс отморозишь, — прикрикнул на нее Артемон. — Вставай!

— Не могу, — всхлипнула Ксюха.

— Ногу что ли сломала?

— Хуже.

— Обе ноги? — испугался Артемон.

— Хуже.

— Позвоночник? — ахнула я.

— Молнию на джинса-а-а-ах! Они теперь сполза-а-а-а-ают! Как я пойду? У меня дубленка короткая и все будет ви-и-и-и-идно!

— Вот дура-баба! — сплюнул Артемон. — На пуговицу застегни.

— И пуговица отлетела! Я так старалась от вас не отстать, что от натуги штаны порвала…

— Дай ей свою куртку, — обратился ко мне Артемон, — она у тебя длинная. Всю куньку закроет.

— Я ее куртку не надену! — закапризничала Ксюша. — Она у нее стремная.

— Почему это? — обиделась я. — Нормальный пуховик.

— Китайский ширпотреб! Я в таких не хожу!

— Но на 5 минут ты можешь ее надеть?! — в бешенстве зашипел банкир. — Дойдешь до корпуса, снимаешь.

— Дай лучше свою, — невинно предложила Ксюша. — У тебя настоящая «Каламбия». Мне в такой не стремно.

Артемон почти по-волчьи взвыл, рывком сорвал с себя куртку и кинул Ксюше на руки.

— На!

Она деловито облачилась в предложенную одежку. Куртка оказалась сильно ей велика, но с основной задачей «Каламбия» справилась — прореха на штанах была прикрыта.

Артемон поежился и стал напяливать на себя Ксюшину дубленочку. Мне сразу вспомнилась сказка про Золушку, когда Золушкины сестры натягивали на свои «лыжи» ее хрустальные туфельки. Артемон в этот момент очень на них походил. И так пытается в дубленку впихнуться и эдак. Наконец, одну руку всунул. Помедлив, всунул и вторую. Рывок — дубленка на плечах.

Господа! Такого уморительного зрелища я не видела давно! Представьте взрослого мужчину, облаченного в одежду первоклассницы. Рукава по локоть, молния не сходится, талия под грудью, а у бичей шеи клубиться кокетливый воротник из мерлушки.

— Ну как? — спросил Артемон, безрезультатно стягивая дубленку на животе.

— Зашибись! — заверили мы, и пока он не очухался от потрясения, скомандовали. — А теперь побежали!

Принеслись мы к сторожке довольно быстро. Оказалось, что ехали мы медленнее, чем бежали. На ступеньках нас ждал Суслик. Поникший и печальный. Но как только он заслышал наше хриплое дыхание, тут же встрепенулся, просиял и радостно воскликнул:

— Как хорошо, что вы так скоро вернулись! А то мне тут одному страшно!

Мы присели на порожек, чтобы перевести дух.

— Как съездили? — живо поинтересовался Суслик.

— Плохо. Ни зги не видно.

— И что же нам делать?

— Утра ждать, — устало молвила я, вытягивая ноющие ноги. — А как рассветет, встанем на лыжи и дунем в сторону шоссе.

Все согласно закивали. И тут Суслик взвизгнул:

— А до утра что будем делать? Я с покойником в одном здании спать не буду.

— И я, — присоединилась к нему Ксюша.

— Ну и не спите, кто вам не дает. Гуляйте. В теннис играйте. Или в шахматы.

— Давайте бодрствовать вместе. До рассвета каких-то 6 часов осталось. Авось перекантуемся.

— И правда! — обрадовался Артемон. — Давайте вечеруху закатим. Пир во время чумы! Нажремся, как ваша подружка. Споем!

— А у нас вино кончилось, — робко подал голос Суслик.

— У меня зато целый ящик джина! И 10-ти литровый бочонок пива. Ща Куку пошлем. Кука! Тьфу ты, забыл, что он жмурика охраняет. Ну, тогда ты беги, брателло, — он ткнул Суслика в грудь. — В халупу мою загляни, да не пужайся, там товарищи мои спят, один перебрал, а у другого от вашей жрачки язва обострилась. Там бухло и найдешь. И это… В шкафу пошмонай… Куртяшечку там выбери поприличнее, — он сдунул с подбородка завиток меха. — Короче, канай!

Суслик поканал. Мы, не спеша, отправились следом. Пока шли, я непрерывно размышляла о недавних происшествиях. Отделяла, так сказать, зерна от плевел. Или факты от своих домыслов.

Итак. Петю убили! Это факт. Ему угрожали — уже не факт. Антошку пытались убить — это факт или не факт? После мучительных раздумий пришла к выводу, что, скорее, не факт. Антошка, вполне мог пострадать из-за своего лихачества, а никак не из-за чьей-то продуманной пакости. Брус, скорее всего, еще по осени какой-то идиот притащил на ту поляну, чтобы удобнее было сидеть и водку кушать; притащил, значит, покушал и бросил. Его потом снегом запорошило, ну и дальше по известному сценарию… И угрожали тогда в комнате не ему, а Петюне. Только что мог не поделить неизвестный с простым, как сатиновые трусы, Петей? Не бабу же? Хотя… Если вспомнить классику, например, «Онегина» или «Лолиту», то из-за бабы очень даже можно кого-нибудь укокошить. Потом не стоит забывать загадочные слова Виктора о Петькиных грехах и врагах. Хотя я не слишком доверяла трепотне «заклятого друга» покойного, скорее всего в нем говорила банальная зависть.

… Мы подошли к зданию столовой. Дискотека еще шла — через окно мы видели, как мигают разноцветные лампочки — но, судя по времени, уже подходила к концу. Вровень с нами к крыльцу подлетел, бренча бутылками, Суслик. Следом за ним, не спеша, шел Кука. В руке он нес утепленную джинсовую куртку.

— Ты че пост оставил? — осерчал Артемон, завидев телохранителя.

— Я взял запасной ключ у сестры-хозяйки, — по-прежнему с достоинством ответил тот. — Я поразмыслил и пришел к выводу, что глупо стоять всю ночь у двери, если можно ее запереть. К тому же гораздо важнее для меня охранять тебя, а не какого-то мертвеца…

— Ой! Тока не надо вот этого… — сморщился Артемон. — Не грузи меня, пожалуйста. Запер и зашибись!

— Милиция когда приедет? — спросил Кука.

— Фиг знает! — беспечно махнул рукой банкир. — Телефон какой-то вредитель раздолбил, так что мы звякнуть не смогли.

— И что же вы так долго пропадали? — строго спросил Кука.

— Пытались до дороги добраться… Только там волки, — Артемон исподтишка мне подмигнул. — Пришлось вернуться.

— А в пугало ты переоделся для маскировки? — съязвил Кука, осуждающе глядя на Артемонов прикид. — Чтобы волков со следа сбить?

— А хоть бы и так? Тебе-то что? Ты мне не мама, — огрызнулся банкир, сдирая с себя Ксюшину дубленку.

Кука вновь согнулся в полу-поклоне, не потеряв при этом ни грамма своей солидности. Вообще он мне нравился все больше и больше. Эдакий обстоятельный, серьезный мужчина, на которого можно положиться. Вот бы Сонька, когда оклемается, обратила на него внимание. Ей только такого непоколебимого и надо.

А тем временем вся честная компания направилась в здание. Быстренько раздевшись (за исключением Ксюши, которая осталась в Артемоновой куртке), мы устремились в Музыкальный зал. Но не успели мы подойти к дверям, как они распахнулись, и из темного нутра дискотечного помещения с визгом вылетели Ниночка с Изольдой. Первая при этом бежала с зажмуренными глазами, а вторая прикрыв их ладонями, но и та и другая верещали так, что заглушали стоны Маши Распутиной.

— Вы куда? — ошалело спросил Артемон.

— Там… Там… — всхлипывала Ниночка, тыча пальцем в темноту.

— Витя…

Я похолодела. Значит, и Витю умертвили! Грохнули последнего инструктора. Видимо, Ксюша была права — в нашем НИИ завелся спортоненавистник. Маньяк-мужеубийца.

— Не расходится! — приказал Кука, отстраняя «девушек». Потом бесстрашно ринулся в зал. Мы, помявшись, последовали за ним.

Первое, что бросилось в глаза, когда мы вбежали, так это то, что немногочисленный народ без особой паники стоит и смотрит в центр зала (я еще подумала: совсем народ покойников бояться перестал). Второе — Галина Иванова, уперев руки в свои крутые боки, ругается на чем свет стоит. Третье — у колонны, обхватив ее одной рукой, танцует некто обнаженный по пояс. Танец этот, по его разумению, был эротическим (так как движения паховой областью он совершал весьма активные), по нашему же — комическим, ибо смотреть, как трясется в такт музыки его пузико было очень смешно.

— Во дает! — с восхищением воскликнул Артемон. — Что за крендель?

Ответ он узнал тут же.

— Витюша! — загромыхала Галина Ивановна. — Не срамись! Оденься!

— Иди ты на…! — радостно послал ее умерщвленный моим воображением Витя. — Идите все… — И он еще энергичнее начал насиловать колонну.

— Постеснялся бы! Вон девочек, хотя бы. — Она кивнула на смущенно переминавшихся Ниночку с Изольдой. — … Испугал их бедняжек!

— Ха! Твоим девочкам за праздник на полу голого мужика посмотреть, — заржал он и потянулся рукой к пряжке ремня, намереваясь, видимо, осчастливить «бедняжек» видом свих семейных трусов — Вот пусть и любу…

Договорить он не успел, так как скорый на расправу Артемон саданул ему кулаком под дых. Витька хрюкнул, согнулся пополам, потом боком завалился на пол. Постонав немного, он затих — кажется, уснул. Артемон тут же взвалил его на плечо и отволок за рояль.

— Пусть проспится, — пояснил он, отряхивая руки. — А все остальные приглашаются на благотворительный банкет!

И как не пытался протестовать радист Леша Стапчук, ссылаясь на то, что дискотека уже 5 минут, как должна кончится, никто его не послушал. Все, даже старые девы, расселись вокруг теннисного стола, взяли в руки пластиковые стаканчики и под хрипловатый баритон Михаила Круга начали пировать.