Похождения поручика Ржевского

Глава двадцать вторая Московские страсти

Следующим днем Городецкий явился к Куманину (предварительно заглянув к Краузе) и пригласил его на демонстрацию электрической лампы. Александр Алексеевич как раз куда-то собирался ехать, но живо переменил свое намерение, послал к прежнему адресату своего человека и направил коляску в университет. Когда лампа вспыхнула белым светом и озарила специально зашторенную комнату, купец не удержался, захлопал от удовольствия в ладоши и радостно засмеялся.

— Погодите, — сказал, улыбаясь, Максим. — Вы должны сделать выбор, какого цвета должен быть свет в вашем доме.

И Краузе стал подключать к батарее другие лампы: желтого, зеленого, голубоватого и розоватого цветов. Куманин заулыбался вновь и сказал:

— Пожалуй, остановлюсь на желтом: он приятен глазу и не такой ослепительный. Но у себя в кабинете хотел бы иметь зеленую лампу, а в гостиной — розовую. Сколько же эта лампа будет гореть?

— Она рассчитана на вечер, 6 часов, — сказал Отто. — На следующий придется вставлять новую.

— Это чудо! — истово сказал Куманин. — Я готов вложить пятьсот тыщ в производство таких ламп под вашим руководством. И это для начала. Через год сей капитал к нам вернется, а дальше будет чистая прибыль!

— Не спешите, Александр Алексеевич, — осадил его Городецкий. — Нам еще предстоит создать надежный провод, к которому будут подключаться эти лампы и дело это будет непростым. Даже в вашем доме электрическое освещение вряд ли появится раньше, чем через месяц.

— Месяц? Это не так много. Денег я вам дам на материалы сколько понадобится и по первому требованию. Деньги — это навоз: сегодня нет, а завтра воз.

— Тогда мы уже сегодня начнем регистрацию своей компании по производству электрических ламп, а когда получим права юридического лица, то заключим с вами договор на получение первого займа — со всеми соответствующими обязательствами и гарантиями, — сказал Городецкий.

— Ого! — усмехнулся Куманин. — А ты, оказывается, не такой профан в финансовых делах, Максим Федорович. Но я хочу не займ вам дать, а получить долю в уставном капитале компании.

— И какую же?

— Думаю, баш на баш будет справедливо. Без денег ведь ничего вы сделать не сумеете.

— С ходу мы решать этот вопрос все-таки не будем, — возразил Городецкий. — Сначала регистрация, а потом составление договоров.

— Это, конечно, правильно, — усмехнулся Куманин. — Но учти, Максим Федорович: других инвесторов ты в Москве не найдешь. У нас тут свои правила, знаешь ли…

— Александр Алексеевич, — вкрадчиво сказал Макс. — По-моему, вы поняли, что имеете дело с гусем, несущим золотые яйца? Стоит ли нам друг друга за те самые яйца сжимать? Давайте жить дружно, по принципу: сам живи и давай вольготно жить другим. Тогда и новые совместные проекты появятся, ничуть не хуже, а то и пограндиознее этого…

— Все-все, — поднял руки до уровня груди Куманин. — Вы меня вполне убедили, Максим Федорович.

Оставшись с Отто Краузе наедине, Макс сказал:

— По неписанному дворянскому кодексу мне не пристало заниматься ремеслом, торговлей или финансовыми махинациями. Знать перестанет со мной общаться. Поэтому компанию вы оформите на свое имя. Тем не менее я хотел бы иметь от нее неофициальный доход, по слову чести. Десять процентов меня устроит. Вы не против?

— Максим Федорович! — бросился натурально в ноги юноша. — Какие десять процентов?! Я настаиваю на 60 на 40 в вашу пользу!

— Ерунда, — поднял его на ноги Городецкий. — Я ведь не шутил относительно новых проектов. Они будут в другой области и там я тоже надеюсь получить свои скромные проценты, но от иного инженера или ученого. Да и с вами мы еще сможем удивить мир новыми изделиями! А пока придется нам пойти на юридический факультет и приискать там толкового правоведа, который поможет составить устав компании «Электрические лампы Отто Краузе»…

Обедал Макс дома, причем в компании Олимпиады Модестовны.

— Были сегодня ваши барыньки у нас на первой примерке, — сказала она загадочно улыбаясь. — Старшая что-то куксилась, а младшая все улыбалась да вертелась, а в конце вдруг подошла ко мне и спросила:

— Это правда, что у вас на квартире живет некий дворянин Городецкий?

— «Вот-те раз», подумала я, но врать не стала и подтвердила: да, Максим Федорович — мой жилец. Очень хороший: платит за квартиру всегда в срок, девушек к себе не водит и в пьянстве не замечен.

— Откуда же она об этом узнала? — удивился Макс. — Я ей о своем месте жительства не говорил.

— Так ты от нее скрываешься, что ли? — спросила с прищуром Олимпиада Модестовна. — Хочешь с приличной девушкой шашни завести, а потом сбежать? В столицу, например?

— В столицу? — картинно задумался Макс. — Это мысль. Что я в самом деле здесь толкаюсь, в провинции вашей? Вот Петербург это да! Там кипит жизнь, швыряются деньгами настоящие аристократы, дерут взятки со всех знаменитые министры и их подручные, в карты проигрываются миллионные состояния! А я тут пытаюсь сколотить жалкие сотни рублей на шитье платьев и то мне их не платят до сих пор!

— Заплачу я, — с досадой сказала Олимпиада Модестовна. — Да так ли уж они вам нужны, эти рубли? Сдается мне, что в последнее время вы где-то еще денежки стали зарабатывать и немалые…

— Так я и там, в основном, живу обещаниями! — расхохотался Макс. — На извозчика мне деньги, правда, выдают, иногда обедом угостят с трюфелями, бокал шампанского поднесут — и только. Чую, что профукаю я родовой капитал и в деревеньку свою пешком пойду.

— Ловко вы мне голову задурили, но на мой вопрос так и не ответили: что с девушкой-то будете делать?

— Сам не знаю, — признался Городецкий. — Жениться мне пока не хочется, да и мать ее, как истая москвичка, прочит ей судьбу княжеской или генеральской жены. Может время все по местам расставит?

— Так вы ее в постель, похоже, уложили?

— Не в свою, боже упаси! Вы ведь тому свидетельница!

— Все, все мужчины блудни, — горько констатировала Олимпиада Модестовна. — Мне какое-то время казалось, что вы, Максим, не из таких…

— И надежда ваша имеет основания, — хохотнул Макс. — Ведь если я женюсь на Лизаньке, окажется, что блудил я со своей будущей женой! А это же совсем другое дело: это называется страстная любовь! Многократно воспетая самыми великими литераторами мира!

— Шутки у вас на уме, одни шутки! — воскликнула Олимпиада. — Умение пошутить теперь входит в правила хорошего тона. А в мое время от страстной любви девушки топились! А мужчины стрелялись!

— Каждому времени, видимо, свойственен свой стиль жизни, — тускло произнес квартирант.