Глава двадцать восьмая Два триумфа и удачное словотворчество

Спустя полмесяца, в середине июля, в Москве состоялись два ожидаемых события: открытие конной железной дороги по берегу Москва-реки от Яузы до устья Неглинки (пока) и электрическая иллюминация дома купца Куманина. В итоге днем толпы москвичей осаждали конку, желая на ней прокатиться или хотя бы поглазеть, а вечером стекались на Маросейку и далее, в Старосадский переулок, где словно бриллиант сверкал яркими огнями уникальный дом.

Александр Алексеевич каждый вечер принимал гостей и каких гостей!

Вся московская знать и все высшее чиновничество напрашивалось на его ужины, а московские красавицы восклицали:

— Шарман! Адмирабль! Жо ле вью!(Хочу такое же!) Губернатор же и его присные ходили по комнатам и лестницам, поражаясь и восхищаясь, и спрашивали:

— Кто сотворил вам, Александр Алексеевич, такое чудо?

И тот отвечал строго по уговору с Городецким:

— Компания «Электрические лампы» Отто Краузе. Очень толковый малый, рекомендую.

Так что очень вскоре Отто Краузе получил приглашение прибыть в резиденцию генерал-губернатора, князя Голицына. Вернулся он от него (к ожидавшему в лаборатории Городецкому воодушевленным и малость смущенным.

— Что не так, Отто Вильгельмович? — спросил Макс.

— Ну, Дмитрий Владимирович так меня хвалил, а мне все время хотелось крикнуть, что не я все это придумал, а другой человек, вы! И если бы не ваша угроза бросить меня, так бы и сделал…

— Молодец, что не сделал, — без улыбки сказал Городецкий. — У меня моментально оказались бы связаны руки. А так я еще поживу как вольный человек. Благодарю вас. Ну а что по делу?

— Его сиятельству сразу захотелось сделать освещение центральных улиц и Кремля. Но потом оказалось, что в бюджете города свободных денег очень мало, и мы сговорились осветить генерал-губернаторский дом. Зато он же предложил мне множество частных заказов, за которые можно получить немалые деньги и сразу.

— Дай-ка я посмотрю на эти заказы попристальнее и посоветуюсь еще с Куманиным — как бы не оказались среди заказчиков господа знатные, но неплатежоспособные…

— У нас сразу возникнут проблемы с изготовлением ламп и батарей, — насупился Отто. — Ремесленники их освоить пока не в состоянии, делают провода и то слава богу, а у меня и моего Гриши не десять рук.

— Он ведь из студентов? — усмехнулся Макс. — Кто мешает вам нанять и прочих студиозусов? За хорошие денежки на вас согласятся работать, думаю, многие — кроме совсем уж обеспеченных. К тому же эти труды им можно зачесть как разновидность лабораторных занятий.

— Точно! — обрадовался юноша. — При этом совесть моя будет чиста: ведь это самый настоящий практикум по электричеству!

— Но декана и даже ректора придется поставить в известность. А может и денежек отстегнуть из бюджета компании «на нужды университета».

— В первую очередь они обяжут меня сделать освещение внутри университетского здания, — пробурчал Отто, — причем за бесплатно!

— И это правильно, — потрепал его по плечу Макс. — Не переживай, аристократы и амбициозные купцы за все втрое нам заплатят…

После обеда Макс поймал лихача и уже традиционно поехал в Марьину рощу. Там он его отпустил и стал прогуливаться недалеко от входа в трактир с незамысловатым названьем «Под березами», поджидая наемную коляску с Лизой и ее двоюродной тетушкой (нашлась в Москве у Мещерских такая), ездившей с племянницей в качестве «пригляда». С теткой Городецкий давно переговорил, стал регулярно подкидывать энные суммы денег и смог свободно уединяться с Лизой, но в далеких от «цивилизации» местах, — вроде Марьиной рощи.

Но чем могут заниматься в уединении дева и молодец, полмесяца назад познавшие страстное удовольствие в объятьях друг друга? Конечно, у них начался «медовый месяц», обостренный тем обстоятельством, что встречи их были все-таки не ежедневными и длились не более трех часов. Но вот томительное ожидание закончилось: коляска появилась, остановилась и Макс мигом оказался возле нее, помогая спуститься тетушке («Здравствуйте, Лидия Алексеевна! Вы немного бледны: укачало в дороге? Вам просто необходимо выпить рюмку коньяка! А если не поможет, повторить. Я справлялся: у трактирщика есть курвуазье. И вот вам денежка на его приобретение»), а затем аманте («Я заждался тебя, любовь моя! Вы опоздали на полчаса! Но потом я вспомнил, как москвички трактуют правила хорошего тона и смирился: это ведь у вас в порядке вещей. Ну, накрывайся мантильей»). В трактире тетушка сразу направилась к своему излюбленному месту у окна, а Макс повел свою «инкогнито» по ступенькам в лучший номер.

— Люблю ебаться! — простодушно воскликнула Лиза после очередного страстного совокупления с Максом. — Хотя слово это у нас какое-то грубое… А как оно звучит по-французски? Я совершенно не знаю…

— Бэзе, — сообщил Городецкий. — Я как-то специально интересовался, в том числе вариантами на других языках. Тебе перечислить?

— Конечно! — загорелись любопытством глаза аманты.

— По-английски будет фак, по-немецки — фикен, по-испански — мьерде, на итальянском — каццо. В Китае говорят као, в Аравии лана, а в Индии — бар мен яо. Какой вариант тебе больше по душе?

— Лана! Отныне мы будем с тобой ланиться. Очень мило! А как звучат названья мужских «штук»?

— У французов бит или ког, у англов — дик, у немцев — шванц или фик, у испанцев — тот же мьерде и у итальянцев тот же каццо, по-китайски — юньинг, по-индийски — лингам, а по-арабски — кдиб.

— Пусть будет дик, — усмехнулась Лиза. — Осталось узнать, как они называют наши писи…

— Англы называют похоже: пусси. Французы — шат, немцы — фотцэ, испанцы — коньо, итальянцы — фига, китайцы — мяо, а индийцы — йони.

— Йони звучит приятно. А у арабов как же?

— Не нашел, моя вишенка. Ой, что-то я ластиться к тебе стал… К чему бы это?

— Начал ластиться, будем ланиться, — промурлыкала Лиза и лизнула кое-что, о чем предпочтительно умолчать.

Загрузка...