Помощница Темного Графа

Глава 29

— Помнишь, Реймонд, как ты в этой лаборатории сделал для меня призрачных райских птиц? И они летали вокруг меня. Было так красиво…

Александрина задумчиво прошлась по комнате, скользнула взглядом по столу, на котором стоял хрустальный шар, едва заметно улыбнулась, и остановилась у книжных шкафов.

— Какие только опыты с оптическими иллюзиями я тут не ставил, — Реймонд не собирался придаваться романтическим воспоминаниям. Зачем? Ему это не надо.

— А еще ты показал мне северное сияние, оно висело под потолком и светилось всеми цветами радуги, — Александрина села на край стола и посмотрела вверх. — И эти милые феи оказались как раз посреди сияния, — указала она на нарисованных девушек с крыльями. — Ты сказал, я похожа на эту, — кивнула она на фею в бледно-желтом прозрачном одеянии, едва прикрывавшим ее идеальную фигуру.

— Наверное, так и было, — пожал плечами Барр, начертил на полу меловой круг, указал на центр:

— Встань сюда.

— Ты забыл об этом? Совсем забыл все, что связано со мной? — грустно вздохнула Александрина.

— Я не вспоминаю об этом. Давай займемся тем, ради чего ты сюда пришла, — напомнил ей Реймонд.

Александрина заняла указанное место и украдкой смахнула слезу. Так, чтобы Барр заметил. Он усмехнулся. Неужели Александрине так важно, чтобы он сходил от нее с ума? Женское тщеславие? Или нечто другое, более глубокое? Но Реймонду это уже не важно. Для него все завершилось.

— Прости, — поспешно произнесла она. — Ты прав. Прошлое ушло, и его не вернуть.

— И не надо, — Барр начал читать заклинания. Вокруг Александрины вырос серебристый искрящийся столб и уперся в потолок. Реймонд проверил наличие любовной магии, магии сглаза и порчи. Ничего подобного не было. На Александрину вообще не накладывали никаких заклятий.

Искрящийся столб медленно погас.

— Нет, Александрина, никто не применял к тебе магию. Все только в твоей голове, тут я ничем помочь не могу. Обратись к врачу, если тебя беспокоит твое состояние. Скорее всего это нервы и усталость.

Только от чего ей уставать и от чего нервничать? Ну, подумаешь, муж старше? Это обычное дело. Ревнует? Тоже бывает. И тоже ничего в этом особенного нет. Не надо давать к ревности повода.

Реймонд не верил Александрине. Не хотел верить. Он хотел, чтобы она ушла. Она не волновала его, а раздражала, как приставшая с предложением погадать цыганка. Хотела Александрина, чтобы он проверил, наложено ли на нее заклятье — он проверил. Все, больше им говорить не о чем.

— Спасибо тебе, — подняла на него глаза Александрина. — Теперь я точно знаю, что все сама напридумывала. Признаюсь, у меня в жизни все не так безоблачно, как я старюсь себе внушить. Я хочу быть счастлива.

— Значит, будешь, — заверил ее Реймонд. — Мы сами творцы своего счастья. У тебя есть сын, ты его любишь. Это прекрасно.

— Да, конечно. Но материнская любовь — это нечто совсем иное. Это не любовь между мужчиной и женщиной.

— Я догадывался, — усмехнулся Реймонд. И зачем она говорит очевидные вещи?

Александрина прошлась вдоль стеллажей. Коснулась тонкими пальцами стеклянных приборов.

— Все в идеальном порядке, как всегда.

— Я педант до мозга костей, — Барр ждал, когда она уйдет. Выпроваживать Александрину не хотелось.

— Странно, я словно вернулась не несколько лет назад. Когда была беззаботной и влюбленной девочкой. Я помню каждую мелочь в твоей лаборатории. Вот эту коблу ты использовал для создания северного сияния. Мне показалось, ты добавил в нее кусочек майской радуги. Помнишь, тогда была сильная гроза? Мы гуляли по парку за домом. Я страшно испугалась. Молнии сверкали совсем рядом, гремел ужасный гром. Я побежала в дом, ты догнал, обнял меня и успокоил. Потом ты стояла на балконе и не хотел уходить. Смотрел в темное небо, ветер трепал твои волосы. Я звала тебя, а ты смеялся и говорил, что грозу не надо бояться. Что это всего лишь природное явление. И что из радуги получится отличное северное сияние.

— Я обманул тебя. Просто хотел успокоить.

— Так ты тоже это помнишь? — глаза Александрины вспыхнули радостью.

— Ты начала рассказывать, и я вспомнил, — надо будет для Амелии сгенерировать северное сияние на звездном небе. Чтобы звезды сверкали как бриллианты величиной с кулак. И чтобы от северного сияния шел нежный хрустальный перезвон. Ей наверняка понравится. А на Александрину тогда это впечатления не произвело. Как и танцующие райские птицы. Да, он вспомнил все это, но в душе ничего не шевельнулось.

— Я теперь часто стала вспоминать прошлое.

— Зря. Это только понапрасну тревожит душу.

— Но это прекрасные воспоминания. Тогда мы любили друг друга. Так трогательно, нежно. Ты привозил мне с охоты букетики лесных цветов.

— Наверное, это и правда трогательно. Вспоминай, если хочешь. Если тебе это приятно и радует душу.

— А тебе это неприятно? — подняла на Реймонда влажные глаза Александрина. Их подернула поволока. Когда-то за такой взгляд он был готов продать душу.

— Да, это было трогательно. И это было давно.

Александрина взяла в руки колбу, повертела ее.

— Да, это было давно. Много воды утекло с тех пор. Мы оба поменялись. Но неужели, тебе никогда не хотелось хоть на несколько мгновений вернуть все?

— Нет, — признался Реймонд. — Зачем? Я мог бы подарить тебе букетик лесных цветов. Тебя это может и порадует. Ненадолго. Зато создаст неудобства всем. Прежде всего мне. Тебе, твоему мужу.

— Ты стал слишком прагматичным, — Александрина вернула колбу на место.

— Жизнь меня кое-чему научила, — Реймонд шагнул в сторону двери. Может, хоть теперь поймет, что ей пора уходить?

— Прости, я задержала тебя, — кивнула Александрина. — Спасибо, что уделил мне время. Это все мои болезненные фантазии. У меня расшатались нервы. Дети — это сложно. Я переживаю за сына по любому поводу, боюсь, что заболеет, что упадет и расшибется. Ведь я в ответе за него.

— Значит, ты прекрасная мать, — Реймонд открыл дверь и ждал, когда Александрина выйдет из лаборатории.

Она неспеша пересекла ее, задержалась у стола, поправила бумаги. Ей всегда нравилось их поправлять. Хотя Реймонда это безумно злило. У него на столе все лежит в определенном порядке и не надо его нарушать.

— Больше я не оторву тебя от дел, — она поднималась по лестнице, слегка покачивая бедрами.

Да, у Александрины хорошая фигура. Как у богини. Но при взгляде на нее, в жилах Реймонда не закипает кровь, как это было раньше. Не пробегает по телу дрожь страсти. Как все-таки хорошо, что они не поженились. Он жил мечтами об Александрине, влюбившись в ее божественную внешность. А не в душу. Нет у нее души и никогда не было. Раньше Барру это было неважно. Но все изменилось.

Как бы они жили? Наверняка возненавидели бы друг друга через пару лет. А может и раньше. У них нет ничего общего. Влюбленность прошла, растворилась как мираж.

— Прощай, Александрина, — Барр проводил ее до холла.

— Прощай, Реймонд, — светская улыбка озарила ее лицо. Холодная, ничего не значащая.

Дворецкий закрыл за гостьей дверь.

— И чего она приходила? Как думаете, милорд? — поинтересовался Руфус.

— Думаю, еще надеялась, что не потеряла надо мной власть и хотела убедиться в этом.

— Она ошибается, я надеюсь?

— Однозначно.

— Может, на кольцо, что она подарила вам на прощанье было наложено любовное заклятье? — предположил Руфус.

— Думаешь, я бы его не почувствовал? Нет, эта так называемая любовь, граничащая с одержимостью, была у меня в голове. Даже не в сердце. Мы так часто внушаем себе то, что на самом деле нам не надо. Мне хотелось любви. А ее не было. Возможно, легкая влюбленность. И желание. Дикое, безудержное. Александрина знала это и играла на моих чувствах. Признаю, мои желания были чисто плотскими. Влечение мужчины к красивой женщине. Но мне хотелось верить, что это и есть любовь. Я жил иллюзиями и страдал, как последний идиот.

— Мне кажется, или вы поняли, что любовь, это нечто другое? — осторожно спросил Руфус. — Что это нежное и трепетное чувство? И объект вашей любви вовсе не обязан блистать неземной красотой. Достаточно чтобы она была…

— Милой? — рассмеялся Реймонд.

— Ну да, вы меня поняли, милорд, — радостно кивнул кот. — Именно милой. И доброй. А Александрина просто тщеславна до неприличия. Ей нравилось, что вы продолжаете любить ее несмотря ни на что. Вы даже простили ее предательство. И то, что, именно она разрушила вашу жизнь. Ваши душевные муки были для нее в радость. Удивительно красивая и удивительно злая женщина. У нее и правда отвратительная аура. Между нами, милорд, я не слишком верю, что она так сильно любит своего ребенка, как говорит. Она гордится, что родила сына, наследника. Гордится собой. Нет, возможно, она его по-своему и любит. Но по-настоящему Александрина любит только себя. И больше никого.