Глава 20

В понедельник к двенадцати часам дня я прибыл в Михайловский замок. Обед был назначен, как обычно в императорском семействе, на час после полудня. Государь к этому времени закончил прогулку верхом. Императрица вернулась из Воспитательного общества благородных девиц, которое она регулярно инспектировала.

Вообще, Повелительница воздуха принцесса София-Доротея-Августа-Луиза Вюртемберг-Монбельярская, в православии крещеная Марией Федоровной, была необыкновенной женщиной. Может быть, потому, что ее супруг был очень непростой мужчина, а возможно из-за того, что ее жизненный путь был усеян не лепестками роз, а чугунными шипами житейских неурядиц.

Ее Императорское Величество Мария Федоровна была пятой русской императрицей и одновременно самой плодовитой из них. Она родила десять детишек, из которых выжили девять. Впрочем, семьи Повелителей воздуха из Вюртембергского дома славились своей многодетностью. Матушка нашей императрицы Доротея София в честь посещения дочерью и зятем герцогства Вюртембергского, поставила в замковом саду обелиск, посвятив его своим детям. И написала: "Здесь счастливейшая и нежнейшая мать собрала вокруг себя шестнадцать детей – шестнадцать божеств своего сердца, желая освятить сие время любви и счастья."

Выйдя замуж в семнадцать лет, уже в восемнадцать юная Повелительница воздуха (или по российскому классификатору рангов магии – графиня от магии воздуха) родила первого ребенка, мальчика Александра. Саша родился крепеньким. Весил он около пяти килограммов, рост имел пятьдесят восемь сантиметров, а окружность головы – тридцать семь. Можно себе представить, чего стоило матери произвести на свет такого богатыря. Крупные дети рождались у Марии Федоровны несколько раз, и практически все роды были тяжелыми. При всех родах присутствовала императрица Екатерина II Великая. Как результат, она стала опытной акушеркой и даже умудрилась спасти невестке жизнь, отдав приказ врачу провести процедуры по ручному отделению последа, который никак не хотел выходить. Таким образом, Великая Повелительница земли Екатерина II была признана ее спасительницей, а также, поразмыслив, Семирамида севера отдала приказ основать в Петербурге Повивальное училище. Второй сын Константин родился стремительно, хотя по всем ожиданиям на месяц позже, чем следовало. Третий сын Николай родился после шести сестер и снова удивил встречающих богатырским сложением. На десятый день жизни его уже кормили кашкой, потому что младенец неустанно просил есть, и у всех нянек от него руки отваливались. В промежутках между пацанами Мария Федоровна произвела на свет шесть девиц. Третий ребенок, она же первая дочь – Александра. Затем Екатерина – именно она чуть не отправила мать на тот свет. Потому девочку и назвали бабушкиным именем – в честь спасительницы. Принцесса Ольга прожила всего два с половиной года. Вот так, от одной беременности до другой, пролетел двадцать один год жизни.

Зато Мария Федоровна, бесспорно, заслуживает самого глубокого уважения как первая императрица России, занявшаяся благотворительностью на высочайшем уровне и в поистине общеимперских масштабах.

Некоторые основанные ею учреждения были первыми в России – "Училище для глухонемых и слепых детей" в Павловске; "Мариинская больница для неимущих" в Москве, по уставу которой "всякого состояния, пола и возраста и всякой нации бедный и неимущий, будучи болен, может явиться или кем приведен быть в оную больницу и в оную принят будет"; "Институт сердобольных вдов" – предтеча общества Красного креста.

Помимо этого, под присмотром императрицы находились "Воспитательное общество благородных девиц", более известное как Смольный институт, воспитательные дома и сиротские училища в Петербурге и Москве, "Гатчинский воспитательный дом", "Дом призрения инвалидных офицеров".

Помимо благотворительности, предметом особой заботы императрицы было женское образование: благодаря ее хлопотам, были основаны Екатерининские институты в двух столицах; первое в России "Училище солдатских дочерей" в Петербурге; "Училище для дочерей Черноморского флота" в Одессе; Харьковский и Симбирский женские институты.

Также именно она курировала учебно-медицинские заведения: Павловский и Акушерский институты в Москве, Повивальное училище в Петербурге и многие другие. Всего же в специальное «Ведомство учреждений Императрицы Марии» входили четырнадцать женских учебных заведений, двадцать пять больниц и домов призрения.

А ведь за этим, далеко не полным списком, стоят сотни и тысячи людей, получивших возможность сохранить жизнь или начать ее заново.

В общем, перед нами был первый руководитель социалки и здравоохранения в масштабах империи, причем успешный руководитель, которого простецы готовы были на руках носить. Как ее называли – «Матушка всея Руси».

К часу дня меня провели в большой зал, где был накрыт стол на восемь кувертов[52]. За каждым стулом стоял паж, а позади государя два камер-пажа в алых кафтанах, с одной стороны длинного стола стоял обер-паж, а у противоположного края (ближе к дверям, откуда приносились блюда) находился гоф-фурьер[53]. Кроме государя с супругой, присутствовали трое их младших детей, генералиссимус Суворов и академик Эпинус. За обедом государыня живо расспрашивала меня о том, как мне удалось наладить уход за раненными в условиях разрушенного города и осенних дождей. Причем речи и суждения ее поразили меня своим глубоким знанием вопроса содержания больных в медицинских заведениях. Государь негромко говорил с Суворовым и Эпинусом, обсуждая предстоящую зимой подготовку к выступлению на помощь Наполеону. Дети скучали и ждали десерт. Пятилетний Николай – эдакий светленький большеглазый херувимчик – весь обед искоса бросал на меня заинтересованные взгляды и, наконец, решился спросить:

– Скажите, князь, а трудно было победить лорда Нельсона? Генерал Ламсдорф говорил, что никто не сможет одержать над ним верх на море.

– Ваше высочество, под мудрым руководством вашего батюшки и не такие подвиги возможны. Русское воинство, как тридцать три сказочных богатыря, покарают любого врага, пришедшего на нашу землю, – решив верноподданно прогнуться, ответил я великому князю.

– А что за тлидцать тли богатыля? – отчаянно шепелявя, поинтересовался младшенький трехлетний Михаил.

Я вопросительно взглянул на Марию Федоровну и, получив разрешительный кивок, начал обкрадывать гения русской словесности.

У лукоморья дуб зелёный;

Златая цепь на дубе том:

И днём, и ночью кот учёный

Всё ходит по цепи кругом…

Когда я закончил Николай спросил:

– Так их вроде тридцать в стихе, а не тридцать три?

– Ваше высочество, если ваша матушка позволит, я всегда рад явиться и рассказать продолжение, из которого становится ясно, откуда их столько набралось.

Матушка благосклонно мне кивнула и сказала:

– Я дам указание барону Ламсдорфу – он свяжется с вами. Так получается, вы не только композитор, князь, но еще и поэт. Причем недурственный. Что ж, сыграйте нам что-нибудь свое, Иван Михайлович.

Я попросил пажа принести мою гитару. А Мария Федоровна обратилась к своему царственному супругу:

– Вот, Павлуша, Николя уже интересуется богатырями.

Император переглянулся с Суворовым и заметил:

– Ну не куклами же ему увлекаться. Иван Михайлович, расскажи лучше, какой песней порадовать хочешь? Очень уж мне хорошо твой марш гвардейских артиллеристов по нраву пришелся.

– Ваши императорские Величества, мы со Светлейшим князем Италийским подготовили для Вас маленький подарок. Перед тем как его вручить, я хотел бы исполнить для Вас песню-рассказ о том, что я чувствовал, выходя против эскадры лорда Нельсона.

Пока не принесли гитару я сел к роялю и запел берущую за душу мелодию:

Наступает минута прощания,

Ты глядишь мне тревожно в глаза,

И ловлю я родное дыхание,

А вдали уже дышит гроза.

Прощай, отчий край,

Ты нас вспоминай,

Прощай, милый взгляд,

Не все из нас придут назад…

У старого вояки Суворова повлажнели уголки глаз, Павел Петрович тоже смахнул слезу, Мария Федоровна прижала к себе окруживших ее детей и с грустной любовью смотрела на супруга.

Прервала тишину императрица:

– Так из века в век женщины на Руси своих мужей, отцов и братьев на бой провожают за свободу и счастье земли русской биться.

– С этим и связан наш с Александром Васильевичем подарок, – произнес я.

Мы с генералиссимусом, поклонившись, подали императору и императрице две шкатулки. Мария Федоровна открыла свою. В этот момент в окно столового зала заглянуло нечастое зимнее солнце, и отблески и переливы голубого огня заиграли по стенам, по потолку помещения. В полном молчании император с супругой смотрели на огромный голубой алмаз. После длинной паузы Павел Петрович откашлялся и заметил:

– Давно мою супругу так не радовали, как вы, господа. Могу продолжить только словами так нелюбимого мной Потемкина, которые обращены были к вам, Александр Васильевич: «За Богом молитва, а за государем служба не пропадают.»

После этого я продолжил свой концерт исполнением еще пары романсов. А затем император предложил перейти в каминный зал и за бокалом коньяка обсудить дальнейшие действия, связанные с угрозой со стороны Британии.

Его Величество задумчиво вертел в руке алмаз, который сделали мы с Армстронгом, время от времени посматривая сквозь него на огонь, горящий в камине.

– Господа, вы сами не понимаете, какое великое дело сладили. Насколько я понял из объяснения князя Франца Ульриха, изготавливать накопители можете не только вы, Иван Михайлович, но и огневики вместе с магами земли, – воодушевленно сообщил император.

– Надо пробовать, Ваше Величество, – без особых эмоций молвил Эпинус.

– И потом, не забывайте, государь, помимо алмазов для накопителей электричества, нам больше нужны первоклассные рубины для огневиков, аквамарины для водников, а главное, для каждой крепости первого ранга нужны как воздух гранаты такого же размера, как и алмаз, подаренный нами Ее Величеству, – вставил свое веское слово Суворов.

"Ага, а еще звезды с неба и плазменный бластер. По принципу "запасов на войне бывает очень мало или мало, но больше не унести", – подумалось мне. – Рубины, аквамарины – это решаемо. Только экспериментировать нужно. А вот гранаты – тут сильно думать придется, – медленно проговорил я, вспоминая добрым словом карельскую геологиню и свою память. Термин корунд и оксид алюминия запомнились еще с тех пор.

Павел Петрович аж подскочил в кресле при намеке на то, что накопители его стихии можно не тащить через полмира из Индии и платить полновесным золотом, а делать на месте в Санкт-Петербурге, и по размеру больше натуральных. От перспектив у государя перехватило дыхание. Явно у него в голове маршировали направлением на коварную Вену армии, вооруженные тяжелыми и сверхтяжелыми метателями, для которых и требовались рубины, при поддержке огненных магов с огромными запасами маны. А залпы эскадр Повелителей воды оказываются бессильны перед каменными бастионами прибрежных крепостей, ведь в каждой стоит гранатовый накопитель размером с бюст Геродота на каминной полке.

С тяжелым вздохом император вернулся к реальности, в которой положение империи было не так радужно, как в мечтах.

– Скажите, Иван Михайлович, а падпараджа[54] вы изготовить сумеете? – невинным голосом спросил академик.

При этом вопросе все остальные замерли как будто громом пораженные.

– А что это за камень, Ваша Светлость?

– По большому счету, цвет идеального падпараджа должен сочетать в себе одновременно три оттенка: розовый, оранжевый и красный. Природных камней с такими показателями не более четырех на весь мир, – выступил консультантом император.

– В сущности, Ваше Величество, подбор материала, температуры и давления для изготовления любого накопителя – это дело усидчивости и бесконечных экспериментов. К примеру, голубой алмаз для Марии Федоровны у нас с Александром Васильевичем получился случайно. Графит, получаемый в печах при выплавке чугуна в Петрозаводске, дает прозрачный кристалл, который вы держите в руках. А графит, получаемый из руды со шведских месторождений, которая используется на Петербургском литейном заводе, дал такую интересную окраску.

– Действительно, окраска интересная, – как-то даже обреченно улыбнулся Суворов.

– Только то, что мы с вами сделали, Иван Михайлович, считалось прежде невозможным. А получился у нас накопитель, который позволил поднять на один ранг силу одаренного. Таких кристаллов в мире для энергии воздуха штук десять наберется. По всем остальным Аспектам такое же количество на каждый. К примеру, на всю империю всего три внекатегорийных граната-накопителя нужной емкости. Один стоит в Кронштадте, чьи бастионы прикрывают столицу с моря. Другой находится в Севастополе, и щиты земли, запитанные от него, защищают главную базу Черноморского флота. Третий после модернизации Каменец-Подольской крепости и размещения там штаб-квартиры Дунайской армии перенесли туда. Если мы сделаем десяток внекатегорийных крепостных накопителей, западную границу империи не взять никому и никогда. – У генералиссимуса в мрачном предвкушении загорелись глаза, а государь экспрессивно взмахнул руками, как будто показывая размер требуемых накопителей.

– Дюжина голубых алмазов подобных кристаллу Марии Федоровны – и Повелителям воды будет очень неуютно около наших берегов из-за непрерывных ветров, с которыми даже в своей стихии им будет очень нелегко бороться. Ведь с таким камнем обычный граф от магии по запасу сил и способности ими оперировать на несколько часов становится равен Светлейшему князю от магии. А если обеспечить приток маны к камню, то гораздо дольше, чем несколько часов продержится – Александр Васильевич промочил горло коньяком и продолжил свой монолог.

– Кристалл с интересным названием падпараджа позволяет магам-порталистам провешивать межконтинентальные порталы. Вот помните, как мы к вам в Архангельск с инспекцией заявились, и обер-прокурор сумел только командиров линкоров с собой забрать, а офицеров под конвоем пешком отправили? Так это оттого, что у императорского порталиста сил не хватило провесить портал на такое количество народа. А был бы у него падпараджа, он дивизию мог переправить туда и сразу обратно. Ему два дня восстанавливаться пришлось, чтобы снова в столицу портал открыть. И ведь это сильнейший порталист империи. Побочная ветвь де Веланкура. Наследники прямой линии крови могут провесить портал к вам на родину в Сан-Франциско на полчаса. Дольше тоже удержать не могут. Де Веланкуры до сих пор умудряются отбиваться от британцев на своей Шри-ланке (или, как англичане называют этот остров, Цейлоне) только благодаря тому, что с помощью двух камней падпараджа они осуществляют мгновенный маневр войсками, а это и есть рецепт победы – убеленный сединами гений военной стратегии мрачно смотрел в огонь. Может он надеялся найти там так нужные его армии камни?

– Павел Петрович сказал о четырех камнях. Где еще два? – спросил я, немного удивленный унынием старого солдата.

– Утеряны.

– Мне нужен образец. Необязательно большой, можно порошок или осколки – без разницы. Надо понять, что это за камень такой. Тогда появится шанс изготовить его. Для того, чтобы повысить мобильность армии на порядок стоит попотеть. Мы с академиком Эпинусом попробуем разобраться.

Франц Ульрих важно кивнул и спросил про дополнительную пару таких голубых алмазов: оказывается, они обязательно нужны ему для опытов.

"Ах ты почтальон Печкин хомякоидный; для опытов ему", – подумал я беззлобно.

– Если Александр Васильевич соблаговолит уделить для этого время, то почему бы и нет?

Всех прервал император, звякнув в колокольчик и поручив гоф-фурьеру вызвать Обольянинова.

– Сразу и озадачу Петра Хрисанфовича поисками пусть мелких, но осколков падпараджи, – сказал император. – Что ж, господа, пора закругляться, а то уже стемнело. Послезавтра жду тебя, Иван Михайлович, в два после полудня на общем приеме. Так и не удалось сегодня британцев обсудить. Зато такую тему затронули, что если осилим, то, ух…

И Павел Петрович погрозил кому-то невидимому на западе кулаком.

Загрузка...