Глава 21

На расширенном совещании, которое проводилось в Георгиевском зале Михайловского замка в глаза рябило от золотого шитья на мундирах. Представительное собрание в составе: самодержец всероссийский – одна штука, генералиссимус – одна штука, генерал-фельдмаршал – три штуки, генерал от инфантерии – три штуки и прочая, прочая, прочая. Моя скромная персона в чине полковника гвардии, что приравнивалось к армейскому генерал-лейтенанту, находилась где-то глубоко на дне этого парада титулов и орденов. По армейскому званию на дне, но по силе я входил в пятерку сильнейших магов, присутствовавших на этом пафосном сборище.

Начал как водится император, закативший получасовую речугу на тему коварных британцев и наиболее эффективных способов их изничтожения. Почему в число проклятых еретиков из-за Канала попал:

– Милостью божьей избранный Римский Император, предвечный Август, наследственный Император Австрии Франц II Габсбург, и властитель Дома Османов, Султан Султанов, Хан Ханов, Предводитель правоверных и наследник Пророка Владыки Вселенной, защитник святых городов Мекки и Медины, Меч Пророка Селим III – не понял, по-моему, никто кроме Его Величества.

В конце концов, у всех свои слабости есть. Ну не выносит государь англичан – так, а за что ему их любить? И напротив обожает император речи произносить – так кто без греха?

Смысл сего сборища заключался в том, чтобы выяснить кто именно и где будет бить супостата. А также какого недруга изничтожать в первую очередь. Выбор был небольшой или австрийский Франц II или турецкий Селим III. К огромному сожалению государя, до Георга III дотянуться через Канал[55] мы не могли. Флот британский мешал.

За то, чтобы прогуляться по полям Священной Римской Империи Германской нации говорила обида и жажда грабежа. За длительную прогулку на юг с выходом к побережью Мраморного и Эгейского морей говорила необходимость помочь Наполеону выбраться из Египетской ловушки и желание водрузить над храмом Святой Софии в Царьграде Крест вместо полумесяца.

У Бонапарта в Африке, вообще, все плохо развивалось. Великий Визирь, Кер Юсуф Зияуддин-паша – хитрый одноглазый грузин, золота с французов взял чудовищное количество. Но с беспрепятственным пропуском трех тяжелых артиллерийских бригад в составе ста восьмидесяти метателей в паломничество по Святой земле как-то не заладилось. На подходе к Иерусалиму туристов ждали мутные типы, которые умудрились вырезать полторы тысячи артиллеристов и три тысячи пехотного прикрытия. Шестьдесят французских метателей всплыли в боевых порядках некромантов Гизы, стоявших против Наполеона, а еще сто двадцать канули в Лету. Но главнюку дипломатического ведомства графу Безбородко уверенно казалось, что пропавшие орудия тоже всплывут в самый неподходящий момент направленные на врагов Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии. После такой оказии Буонопарте изрядно загрустил. Шансов пробиться к пирамидам у него не осталось, но и вернуться в Европу через всю Турцию с теми силами, которые у него были не казалось возможным. Главное, переправа через проливы при противодействии турок и англичан была нереальна. Естественно, Великий техномаг пообещал удалить Юсуф Зия-паше единственный целый глаз ректальным способом без наркоза, но наглый потомок колхов только пожал плечами. Османские войска атаковали французов? Тогда какие к нам претензии. Блистательная Порта не виновата в том, что армия гяуров не смогла справиться с какими-то жалкими киликийскими разбойниками. Никто, правда, не мог ответить на вопрос, откуда у киликийцев взялись тяжелые британские подавители магии, но не пойман не вор. Вот Наполеон и думал, как выполнить несколько задач: вернуться в Европу, провести медицинскую операцию по лишению глаза Великого Визиря и не встретится с киликийскими разбойниками в силах тяжких пребывающими.

Причем всем участникам совещания было понятно, что как только русская армия перейдет Днестр и углубится в Валахию направлением на Константинополь тут же ей может прилететь в тыл от австрияков, а если ударить по цесарцам, то от турок. Эдакий цугцванг[56] на юге Европы получился.

Потихоньку начала вырисовываться конфигурация весенней компании. Личность главнокомандующего сомнений не вызывала. Слишком высок в армии был авторитет Александра Васильевича, чтобы кто-то оспаривал его право на командование. Опять же споров не вызвало, что генерал-лейтенант Эртель Федор Федорович сменил на посту Киевского военного губернатора, не очень надежного, с точки зрения Павла I, генерала от инфантерии Фенша Андрея Семеновича. По происхождению Фенш был британский дворянин и масон. Федор Федорович всю зиму будет готовить армейские магазины. По весне ему на смену прибудет генерал-фельдмаршал Салтыков Иван Петрович, которому придется оставить генерал-губернаторство в Москве ради руководства Киевской губернией, чему он был абсолютно не рад. Самого генерала Эртеля планировали назначить весной генерал-полицеймейстером всех действующих армий, ибо: «Эртель, который был человек живой, веселый, деятельный;…в нем была врожденная страсть настигать и хватать разбойников и плутов, столь же сильная, как в кошке ловить крыс и мышей. Никакой вор, никакое воровство не могли от него укрыться; можно везде было наконец держать двери наотперти; ни один большой съезд, ни одно народное увеселение не ознаменовались при нем несчастным приключением; на пожарах пламень как будто гаснул от его приближения». Это был человек, которому сам князь Италийский готов был доверить тылы своей армии вместе с населяющими их разбойниками, дезертирами и интендантами.

Решено было создать две группы войск прикрытия границы. Северную, со штабом в Слониме, которой вряд ли придется воевать ведь стояла она супротив пруссаков от Гродно до Брест-Литовска, отдать под команду генерал-фельдмаршалу Мусину-Пушкину Валентину Платоновичу. Военными талантами граф Мусин-Пушкин не блистал. Человеком он был, по мнению сослуживцев и начальства «добрым и ласковым, но слабохарактерным и нерешительным. Полная его неспособность к управлению войсками ясно обнаружилась во время войны со Швецией, и своей блестящей карьерой он обязан главным образом случаю, помогшему ему принять активное участие в воцарении Екатерины II, а также его умению уживаться со всеми сильными при дворе людьми и подлаживаться под общий характер переживаемой эпохи.»

На Южную группу, штаб которой стоял в Луцке, а части прикрытия границы должны квартировать от Владимира-Волынского до Кременца в трех тет-де-понах[57], наоборот, возлагались немалые обязанности в случае нападения австрияков. Вот как раз этими войсками поручили командовать старому солдату, который не знает слов любви и искренне не терпит австрийцев.

Со Светлейшего князя от магии холода генерал-фельдмаршала Ивана Карповича Эльмпта можно было писать книгу «Полсотни лет в строю или Крым брал, Хотин брал…» Он участвовал во всех значительных войнах последних четырех самодержцев Российской империи. Начал службу тогда еще барон от магии капитан Иоганн-Мартин фон Эльмпт в далеком 1749 году в царствование «дщери Петровой» Елисавет Петровны. Бил пруссаков вместе с австрийцами, причем крепко бил и при Цорндорфе и при Куненсдорфе. После восшествия на престол Петра III под командой графа от магии воздуха Чернышева гонял австрийцев вместе с пруссаками при Буркерсдорфе. С тех пор австрияков недолюбливал. После того как Его Императорское Величество Петр III почил в бозе от почечных колик вилкой в бочину, уже при матушке Екатерине, в первую русско-турецкую войну брал у турок Хотин, который русские отнимали у осман четыре раза за семьдесят лет, Яссы, и плотно присматривался к задунайскому вояжу совместно с Суворовым. Тогда они с князем Италийским и сдружились. Во время второй русско-турецкой войны снова брал Хотин и Яссы, около которых устроил дуэль с австрийским Повелителем земли генерал-майором Сплени. Ну никак не соглашался австрияк подчиняться русскому генералу. Когда фельдмаршалу Румянцеву-Задунайскому доложили о том, что в окрестностях городишки Яссы стоит ледяной статуй в форме австрийского генерала Светлейший князь от магии воздуха снял Ивана Карповича с дивизии и отправил в Ригу для поправки пошатнувшегося здоровья. С тех самых пор Эльмпт стал очень не любить цесарцев. Филип Иванович Эльмпт, сын фельдмаршала, в 1796 году женился на знаменитой «Суворочке» – дочери Александра Васильевича. С генералиссимусом они были свояками и зело уважали друг друга – два старых солдата. С момента свадьбы с мнением «свояков» в армии старались не спорить. Именно корпус генерал-фельдмаршала Эльмпта готовился ударить по австриякам, в случае если они решатся перехватить измученную долгим походом и потерями Заграничную армию Суворова на пути в Россию.

Задачей Южной группы под руководством Эльмпта было в случае начала боевых действий со стороны Габсбургских вояк ударить по направлению Львов-Краков-Острава-Вена.

Дунайская армия по диспозиции должна взять Хотин оттуда двинуться на Бухарест. Следующая цель, с которой предстояло разбираться так называемый четырехугольник крепостей в составе: Рущук, Силистрия, Шумла и Варна. И если взятие Варны было задачей Черноморского флота, то три оставшиеся крепости предстояло брать войскам под командой Суворова для чего ему придавались четыре полка осадной артиллерии и наша минометная рота, которую к весне предстояло развернуть в полк. Далее в плане был недружественный визит в Адрианополь. И, наконец, па-ба-ба-бам – древний Царьград, который новые хозяева переименовали в Стамбул. К Босфору по предварительным прикидкам армия при поддержке Черноморского флота и магической помощи, для осуществления которой придавался сводный дивизион одаренных под командой Светлейшего князя от магии воздуха генерал-аншефа академика Эпинуса, должна была выйти в конце июля. Примерно к этому времени с азиатской стороны Турции должен был подойти Наполеон, которому надо было обеспечить переправу через пролив.

На этой бравурной ноте совещание было окончено. Каждый отправился прорабатывать свою часть плана. Окончательное утверждение диспозиции кампании было назначено на середину февраля. И только Федор Федорович Эртель срочно отправился в Киев с усилением из сотрудников обер-прокурора для большей доходчивости его аргументов. Готовить припасы надо загодя.

Загрузка...