Поют жаворонки

АКТ ЧЕТВЕРТЫЙ

Картина пятая

Изба Авдотьи Вербицкой. Праздничный стол, заставленный напитками и кушаньями. Свадьба. За столом: Авдотья Захаровна, Настя, Павлина, Лида, Микола, Пытлеваный, Тумилович, Здоровен я, старик Вера с. Настя в белом платье. На груди у нее — орден Трудового Красного Знамени, с правой стороны — букетик цветов; у Микелы в петлице тоже белые цветы. Часть гостей — за перегородкой, в другой комнате. Оттуда доносятся голоса гостей, поющих свадебную песню, и звуки баяна.

Павлина и Лида подпевают.

Лида склоняет голову на плечо Насти, как бы прощаясь с ней. Затем целует ее в щеку и что-то шепчет на ухо. Настя ласково улыбается и кивает Лиде головой. Встает Пытлеваный, перевязанный по традиции вышитым полотенцем.

Пытлеваный. Честная беседа! Родные, кровные, друзья, приятели и все добрые люди! Есть у нашей невесты большой свадебный каравай. Что в этом каравае, я уж и сам не знаю: семи полей пшеничка, семи родников водичка, десяти коров масла да яиц полтораста. Сама сеяла, сама веяла, сама выпекала, сама гостей созывала, чтобы каравай испытали, счастья-доли пожелали. Просим позволения каравай делить!

Голоса. Позволяем! Просим! Дели!

Павлина. Дели, сват, дели, только линии не криви, а то мы тебя знаем.

Пытлеваный. Мы свою линию выправляем. А у старшей подружки как был язык длинный, так и теперь болтается.

Товарищи Миколы в другой комнате поют в ответ на реплику Павлины:

Пытлеваный (певцам). Спасибо, други, что не даете в обиду ни меня, ни наш колхоз. С вашей поддержкой мне легче речь вести. (Возвращается к роли свата.) Есть в этой хате невесты нашей мать, что ночей не спала, дочку растила, добру учила, — Авдотья Захаровна Вербицкая. Мы ей здоровья желаем — караваем наделяем. (Ставит на тарелку рюмку наливки, кладет кусок каравая и подносит Авдотье.)

Товарищи Миколы в другой комнате поют. Пытлеваный подпевает:

Авдотья. Вот здесь почти все люди молодые. Многие и не знают, какой такой раньше каравай был. Теперь это, можно сказать, забава веселая, чтобы людей уважить, праздничный стол украсить. А в старые годы так невесте приданое собирали: каждый клал на тарелку сколько может, а отец невесты — столько, сколько сговорились при сватовстве. Вот и на моей свадьбе так было: положил отец тридцать рублей, а свекор сейчас же пересчитал, да и говорит: «Э, сват, ты же меня на десятку надул. Тряси кошелек, иначе не быть свадьбе». А отец и эти тридцать еле собрал. Так что ж вы думаете! Свадьба чуть не расстроилась: свекрова родня из-за стола встала. Как мой покойник Григорий ни просил свекра, тот ни в какую! Так уж дядя мой, кузнец, сбегал домой за деньгами и добавил за отца десять рублей. Только тогда свекор снова сел за стол. Хорошо, девушки, что вам теперь не нужно никакого приданого. Были б руки золотые да совесть чистая. Прости, доченька, что я тебе приданого на тарелку не кладу. Вот твое приданое — на груди у тебя. К нему никакой доплаты не требуется. Живи, доченька, красуйся! Пусть будет такой же славной и счастливой доля твоя женская, какой была твоя доля девичья, А я хочу только одного: еще немножко пожить да деток твоих понянчить.

Настя встает и целует матери руку. Мать — ее в лоб; потом они целуются в губы и, взволнованные, вытирают платочками глаза.

(Берет с тарелки рюмку.) За счастливую долю молодых! (Выпивает, берет свой кусок каравая и идет на место.)

Пытлеваный. Есть у нашей невесты отец посаженый…

Лида и Павлина перебивают:

Женские голоса в другой комнате подхватывают:

Авдотья. Не нужно, девушки, жалостливых песен, не омрачайте свадебной беседы.

Пытлеваный (продолжая). Есть у нашей невесты отец посаженый, человек заслуженный, с каким она урожай поднимала, славу добывала, — председатель лучшего в районе колхоза «Светлый путь» Иван Михайлович Тумилович. Мы ему здоровья желаем — караваем наделяем. (Подносит каравай и рюмку водки Тумиловичу.)

Тумилович (берет в руки рюмку). Я еще не заслужил того, чтобы быть отцом такой дочери. Просто недорос… Годами не вышел. Но если уж выпала мне такая честь, то я от всего сердца желаю счастливой доли этой моей дочке, как своим родным детям. Позволь, Настенька, поцеловать тебя, как родную сестру. Пусть жених не обижается. Если не может перенести, пусть отвернется.

Микола. А оно таки обидно сидеть да смотреть, как чужие дяди около моей невесты увиваются.

Лида. И правда обидно! Напротив посадили и столом отгородили.

Павлина. Близок локоть, да не укусишь.

Тумилович подходит к Насте и целует ее. Потом, выпив рюмку, берет свой кусок каравая и садится на место.

Пытлеваный. Есть у нашей молодой свекор с бородой, жениха отец родной, конюх знатный — Сымон Максимович Верас. Мы ему здоровья желаем — караваем наделяем. (Подает стопку водки.)

Верас. Как я посмотрю, — мой парень не промах, выбрал себе дивчину что надо. И красивая, и работница, и славу заслужила с молодых лет. Правда, гордая немножко, но и мы не последние люди в колхозе. У нас тоже кое-какие заслуги есть, так что оно одно за другое сойдет. Тебе, может, доченька, наговорили обо мне всяких страхов? Это верно, человек я серьезный, любого коня могу укротить. Но с людьми я всегда по-людскому. Так что ты не бойся. Лишь бы ты меня за бороду не брала, а я-то тебя не обижу. Я всей душой рад принять тебя в свой дом.

Павлина. А зачем ей ваш дом? У нее свой неплохой.

Верас. Не век же в своем сидеть… Такая уж доля девичья. (Подходит к Насте, целует ее в голову. Авдотье.) Спасибо и тебе, свашенька, что такую невестку мне вырастила! (Выпивает, берет свой кусок каравая и идет на место.)

Пытлеваный. Есть у нашей невесты старшая подружка — не то пышка, не то пампушка, язык, как бритва, болтается быстро, где нужно, где нет, — всюду слово ввернет. Мы и ее не обижаем — караваем наделяем.

Лида (поет).

Пытлеваный. Где же ей чисто брить, когда она со щербинкой?

Павлина. Зазубрила о сватову бороду. Это ж не борода, а щетка стальная. Верно дяденька Верас этой щеткой колхозных жеребцов чистит.

Тумилович. Лучше не суйся, сват, а то они тебя отбреют.

Пытлеваный. Пошел в бой — чуба не жалей!

Павлина. Хочу я тебе, Настенька, душевное слово сказать. Переступаешь ты порог девичьей своей жизни. Может, кому и кажется, что из девушки в бабу превратиться — это так себе, пустяк. А оно совсем не пустяк. Ты свою судьбу меняешь. Нужно с другим человеком жизнь налаживать… по-хорошему, — чтобы и его уважать, и себя в обиду не давать. Ты — гордость наша. Смотри ж, чтоб мы и дальше тобой гордились, чтоб ты умела, как и прежде, постоять и за дело и за свою женскую честь. А если муж захочет над тобой власть взять… (Смотрит на Миколу.) Ты не смотри, что он теперь таким ласковым теленком прикидывается, он может и коготочки выпустить. Так ты не поддавайся! Держи наше женское знамя высоко. Сама не справишься, меня позови. Вот тебе мой боевой наказ. А теперь желаю тебе, моя дорогая, счастливой доли и долгих лет жизни!

Целуются.

(Поднимает рюмку.) И дай тебе бог столько деточек, сколько здесь капелек. (Ловко опрокидывает рюмку.)

Пытлеваный. Честная беседа! Родные, кровные, друзья, приятели и все добрые люди! Благословите жениха и невесту вместе сесть! Истосковались они поодиночке сидеть, один на другого смотреть. Не пора ли им вместе покрасоваться, а нам на них полюбоваться? Не попросим ли мы невесту перейти к жениху? И место ей тут приготовлено.

Тумилович. Стой, сват, погоди! Ты власть свою превышаешь: хочешь насильно дивчину от нас взять. Как посаженый отец, я должен заступиться за нее, а как председатель — за интересы своего колхоза. Что им пора сесть вместе, с этим я согласен. Только не ей к нему, а ему к ней переходить. Такой у нас уговор был.

Пытлеваный. Да неужто ты, сват, — всерьез решил лучшего бригадира у меня забрать?

Тумилович. А неужто ты, сват, и теперь будешь упорствовать и доказывать, что твой колхоз лучше?

Пытлеваный. Нет, не буду доказывать. Всыпали мне — и хватит. Сам вижу, — не туда заехал. Начинаю по-новому хозяйство налаживать.

Верас. Теперь, невестушка, тебе чураться нас нечего. За лето порядки у нас переменились. Все делается по-новому, на твой лад.

Пытлеваный. Ты, Сымон Максимович, очень не хвались. Чтоб не начали мы с тобой опять задаваться. Сделали мы кое-что, это правда. Некультурными и отсталыми нас уже нельзя назвать. Выправляем ошибки, на какие нам партия указала. Но мы хотим снова в передовые выйти.

Микола. Теперь уже по-настоящему.

Пытлеваный. Так, чтобы и герои у нас были настоящие. А у кого же нам перенять опыт, как не у лучшего колхоза «Светлый путь»? Так что Настасья Григорьевна была бы в нашем колхозе самым дорогим человеком. Простор мы ей дадим, развернуться будет где. И ты, Иван Михайлович, не перечь, если хочешь по-соседски нам помочь.

Голоса. Вот подъехал, так подъехал! Хитро подъехал. Ну, что ему скажешь на это?

Павлина. Что вы торгуетесь, как на ярмарке? Может быть, не мешает и у них спросить, где они хотят жить?

Пытлеваный. Так вот я и хочу спросить у жениха: женится он или замуж идет?

Микола. Для меня ясно одно: мы будем жить вместе. Из-за этого спора наша свадьба не расстроится, как из-за тех десяти рублей, о которых нам рассказала Авдотья Захаровна. А где жить, — не мне решать. Не имею на это права. Сам согласился, что будем жить в лучшем колхозе. А раз наш колхоз оказался худшим, получается, что в этом споре я сам себя проиграл. Как проигранный жених, сдаюсь на волю и милость невесты. Как Настасья Григорьевна скажет, так и будет.

Голоса. Ура! Наша взяла! «Светлый путь» победил.

Пытлеваный. Подождите! Мы еще не слыхали слова невесты.

Настя. Помоги, мама! Не знаю, что и сказать. Тумилович. Не отдавай, мать! Твое право.

Все смотрят на Авдотью, ожидая, что она скажет.

Авдотья. Жаль мне, доченька, расставаться с тобой. Одна ты у меня осталась, радость моя, и ту надо людям отдать. Но что ж поделаешь? Не одной матери нужны ее дети. Они и людям нужны и Родине нужны. Для этого мы их и растим. Часто приходится матери сердце свое смирять. Разве оно не болело у меня, когда я Михася, брата твоего, на войну отправляла? А отпустила, благословила. Родина больше мать, чем я. Ну, а тебя, доченька, я не на войну отправляю. Люди тебя уважают, помочь просят, и отказать здесь никак нельзя. (Тумиловичу.) И ты, Ваня, не упирайся. Помогли вы им ошибки понять, так помогите уж и выправить их. Это не только для них, но и для общего дела, для Родины.

Настя (встает из-за стола, подходит к матери). Спасибо тебе, мамочка, за совет. (Обнимает и целует ее.) Совесть мне то же самое говорит, да боялась я тебя обидеть. Теперь я сделаю так, как ты советуешь. Если меня люди уважают, так они и работать мне помогут, чтобы я и у них не последней была. А как работать, об этом мы с Миколой Сымоновичем договорились. Есть у нас намерения хорошие и планы большие. Вместе мы их вынашивали, вместе и в жизнь проводить будем. (Садится рядом с Миколой.)

Товарищи Миколы. Ура! Браво! Наша взяла! Голоса. Горько! Молодым горько!

Настя и Микола целуются. Все им горячо аплодируют.

Пытлеваный (радостно). И старым тоже горько! (Подбегает и целует Авдотью.) Спасибо, свашенька, выручила ты нас. Сердце у тебя золотое. А голова… уж и не знаю, как сказать. Голова министерская, не иначе.

Тумилович. Ну, проигранный жених! Выгодно ты проиграл, Микола Сымонович. От такого проигрыша никто б не отказался. Ну, что ж, пользуйтесь нашей добротой, живите на здоровье! А мы себе еще таких девчат вырастим.

Настя. Спасибо тебе, Иван Михайлович, за науку, за все доброе, что ты для меня сделал. Спасибо всем, кто приветил меня теплым словом и пожелал счастья-доли на новой дороге. Пусть простят мне мои подружки и все колхозники «Светлого пути», что я их покидаю. А «Новую ниву» прошу принять меня в свою колхозную семью, как родную.

Аплодисменты.

Авдотья. Поблагодарите, детки мои, за свою счастливую долю нашего родного отца Сталина. Пусть он благословит вас на великий путь.

Настя и Микола низко склоняются перед портретом товарища Сталина. Все встают. Бурные аплодисменты. Лида запевает песню о Сталине. Все дружно подхватывают.

Занавес