47

На следующее утро Юрген направляется к Ригеру. В кабинете у него он застает Мюльхайма. Юрген бормочет извинения и хочет выйти, но Ригер показывает ему на место около Мюльхайма:

— Садитесь… Как бы вы отнеслись к предложению сделать обер-лейтенанта Фрейда командиром роты?

Юрген не ожидал такого вопроса.

— Взвод Фрейда почти всегда является лучшим, — запинаясь, отвечает он.

Мюльхайм поворачивается к нему:

— И это все?

— А что? Командовать он умеет.

— Что вы имеете в виду?

— У него хорошие военные знания, большой опыт армейской службы. К нашему делу он относится с душой, дисциплинирован, имеет подход к солдатам, обладает высокими человеческими качествами.

Ригер вскидывает вверх руки:

— Хватит, хватит. Значит, вы считаете, что Фрейд обладает всеми упомянутыми качествами…

— Да.

— Ну, хорошо, — кивает Ригер. — Чтобы вы знали, о чем речь: вскоре я покину вас. На год меня забирают в штаб, а потом буду учиться в академии. Обер-лейтенант Фрейд примет роту на два года, потому что сам собирается на учебу. Да вы ведь знаете его планы… Впрочем, что вас привело ко мне?

Юрген опускает взгляд, тихо говорит:

— Разрешите мне… отпуск на два дня?

Он видит, как оба офицера обмениваются понимающим взглядом, не предназначенным, впрочем, для его глаз.

— Когда бы вы хотели его получить?

— Когда сочтете возможным дать.

— Глезер на месте?

— Так точно.

— Хотите поехать завтра утром?

Юрген утвердительно кивает.

— Я тороплю вас потому, — говорит Мюльхайм, — что в ситуации, подобной вашей, надо быть решительным. Когда вы вернетесь?

— Послезавтра в полдень.

— Это будет последняя поездка туда?

Юрген утвердительно кивает.

— Тогда желаю вам мужества. И всего хорошего!

— Спасибо…


Вечером он идет к Ингрид, держа гитару на плече, как ружье. Трава по обочинам дороги желтеет и вянет, а листья на деревьях приобретают осенние цвета. В это время уже начинают топить, и вечерком так приятно посидеть в теплой комнате.

Солнце подкрашивает золотом края белых облаков, а ласточки на телеграфных проводах собираются большими стаями, словно репетируют сбор перед отлетом в дальние края.

Во дворе Юрген встречает Юппа Холлера — тот, стоя на невысокой стремянке, красит оконную раму.

— Приветствую тебя! — говорит Юрген. — Готовишься к зиме?

Старик протягивает ему руку и кивает в сторону окна Ингрид:

— Можешь покрасить и ваше окно, если у тебя есть время. Краска вон там. А потом и бутылка найдется. Ну, как мое предложение?

— Ты сказал — ваше окно?

— А чье же? Разве ты еще не определился? Я бы на твоем месте давно сделал выбор… Так что, берешь краску?

Юрген отказывается:

— До зимы еще успею… Она наверху?

— Точно. То и дело выглядывает — ждет тебя.

— Тогда не буду тебе мешать. Всего наилучшего…


Ингрид и Юрген шагают по деревне. Он крепко держит ее за руку. Вот так, на виду у всей деревни, они идут впервые.

Ингрид заглядывает Юргену в лицо и спрашивает:

— А ты знаешь, чем рискуешь, прогуливаясь со мной вот так? Не пришлось бы потом раскаиваться. — В голосе ее нет и намека на иронию.

— А тебе?

— Мне раскаиваться не в чем. Я не сделала ничего такого, за что пришлось бы краснеть. А это самое важное… Придешь завтра на день рождения? Приходи непременно.

— Завтра не получится.

— Что, служба?

— Нет.

Ингрид молчит. Молчит и Юрген. Так они доходят до тропинки, которая ведет к школе. Мальчики и девочки стоят под каштанами и смотрят на них.

— До праздников управишься со своими делами?

— Обязательно.

— А потом?

— Потом будем жить дальше.

— Завтра весь день буду думать о тебе, до тех пор буду думать, пока ты не возвратишься. А потом… потом пусть вянут и осыпаются осенние листья. И мы будем провожать их взглядом…

Юрген утвердительно кивает:

— Да-да, будем провожать их взглядом. А я буду считать их и гадать: любит, не любит, любит…

— А если одного листа не хватит?

— Тогда я спрошу у тебя самой…

— А почему бы не спросить прямо сейчас?

— Потому что… Стой, смотри мне в глаза. Любишь ли ты меня, Ингрид Фрайкамп, и хочешь ли стать моей женой теперь и навсегда?

— Я хочу стать твоей женой, Юрген Михель, теперь и навсегда, пока ты будешь любить меня, ведь любовь самое прекрасное чувство…

Пассажирский поезд медленно преодолевает подъем. Впрочем, он не спешит, даже когда дорога бежит под уклон. Скорых поездов на этой линии нет. Юрген сидит в углу купе. Черепашья скорость его совсем не раздражает. За несколько скамеек от Юргена молодые люди играют в карты, поставив чемодан себе на колени. Они громко переговариваются, настроение у них самое беззаботное.

Напротив Юргена сидит старик. Приткнувшись в уголок, он пытается заснуть. Но раздающиеся время от времени взрывы смеха заставляют его приоткрыть глаза. Затем они снова слипаются, и он продолжает дремать.

За окном туман, видимость плохая — всего лишь несколько метров — то мелькнет участок поля, то склон холма, спускающийся прямо к железнодорожной колее. Иногда в поле зрения попадает заяц, притаившийся в свекольной ботве.

Юрген опять едет к Марион, но не может решить, как начать предстоящий разговор. Сотни вариантов мелькают в голове, однако ни один не кажется ему приемлемым. Ах, если бы все неприятное было уже позади!

Что, если войти и просто сказать: «Между нами все кончено». Или: «Мне очень жаль, но…»

А она ответит:

— Если жаль, так зачем же расставаться…

— Потому что… я люблю другую.

— Разве ты не меня любишь? Разве не ты сотни раз говорил: «Я тебя люблю»? Значит, ты лгал?

— Нет…

— Стало быть, ты разлюбил меня, а тебя любит другая. Она что, любит тебя сильнее, чем я?

— Да нет… Все не так просто, как ты думаешь. Постарайся меня понять и, пожалуйста, не мучай, все равно уже ничего не изменишь…

— Я мучаю тебя? Ничего подобного. Еще надо выяснить, кто кого мучает…

А может, все произойдет совсем иначе?

— Хочу, чтобы между нами была полная ясность. Не бойся, я только хотел тебе сказать, как серьезно отношусь к этому решению. Наши отношения были ошибкой…

— Тебе с ней лучше?..

Юрген в сомнении качает головой: «Нет, это все как-то неубедительно». Он оглядывается по сторонам: не заметил ли кто, как лейтенант пограничных войск покачивает головой без всякой видимой причины? К счастью, этого никто не заметил. Игроки продолжают шуметь, старик наконец-то засыпает. Во сне он приоткрывает рот, обнажив крепкие белые зубы. В его возрасте редко встретишь такие…

Поезд преодолевает подъем и теперь катится вниз, на равнину, к городу, где Юргену предстоит пересадка на скорый, а там еще час езды…

Туман понемногу рассеивается, он остается позади, за горой. Вот и осеннее солнышко выглядывает, освещая своими лучами картофельные поля, жнивье, луга. Каждый перестук колес приближает трудный момент — момент наивысшей правды, и неважно, какие он повлечет за собой последствия, потому что если человек боится правды, то чего же он тогда стоит…

Вот и луг позади, луг, на котором среди осенней зелени мелькают огоньки поздних кроваво-красных маков, россыпи маргариток, а может, ромашек — Юрген так и не научился различать их…

Загрузка...