Глава 16 Заявление

Губернатор Род-Айленда был готов бросить вызов. Эй-Джей Тигарден находился в спальне Хейза в губернаторском особняке. На разобранной постели валялась пропагандистская литература и газетные вырезки — последние материалы о других кандидатах от демократической партии. Жены Хейза, Аниты, в комнате не было. Эй-Джей знал, что они давно не спят вместе; их брак был не более чем декорацией. Хейз стоял в ванной перед зеркалом, застегивал перламутровые пуговицы на сорочке.

— С четырех утра изучаю эту муру, — говорил Эй-Джей. — Надо отметить, что все эти ребята лоббируют групповые интересы. Все как один. Дехэвиленд со своей охраной окружающей среды; Сэвидж со своим либеральным дерьмом, типа: «Производство должно отвечать насущным интересам и не отравлять экологию»; пресловутый Галлифорд — этот «мистер Профсоюз», распевающий «Старинную веру».[27] Конек Лео Скатини — женский вопрос. Словом, все они одного поля ягоды — хлыщи из Вашингтона. Все хлебают из одной кормушки.

— Точно. — Хейз, словно желая удостовериться, на месте ли зубы, сделал языком вращательное движение и вышел из ванной.

Хейз посмотрел на часы — до пресс-конференции оставалось сорок минут. Выглянул в окно — к застекленной куполообразной ротонде, где он обычно давал интервью прессе, подъехало несколько микроавтобусов. Он рассчитывал, что их будет гораздо больше.

— Надеюсь, мне не придется петь перед пустой церковью.

— Это неважно. Широкая огласка пока ни к чему. Поскольку мы поздно взяли старт, лучше застать их врасплох, ударить там, где они меньше всего ожидают — завтра на дебатах в Де-Мойне. Говори покороче, не вдавайся в детали — только общие тезисы.

— Брось, Эй-Джей. Мне есть что сказать. Я хочу поговорить о проблемах иммиграции… — Он замолчал, увидев, что Эй-Джей Тигарден сокрушенно уронил голову, издав нарочито страдальческий стон. — Слушай, оставь свои фокусы. Я это уже сто раз видел.

— Мы должны быть над схваткой. — Эй-Джей уперся мясистыми ладонями в колени и устремил умоляющий взгляд на Хейза. — Не нужно никакой конкретики. Если ты пустишься в детали, я умываю руки.

— О чем же нам говорить?

— Мы сосредоточимся на программном девизе, который состоит в следующем: Америка, Хейз Ричардс чувствует твой гнев! Он чувствует твое раздражение! Чувствует твое разочарование, отчуждение, ощущение утраты. И знаете, почему он чувствует все это? Потому что он один из вас! Потому что, прежде всего, он такой же несчастный гражданин Америки, а потом уже все остальное. И как каждого американца, его злят эти бесчисленные гуру, пекущиеся об интересах каких-то непонятных групп… злят, потому что все эти парни — черт бы их побрал! — куплены. Хейз Ричардс никогда не протирал штаны в Конгрессе, ни разу не позволил он, чтобы какой-нибудь вонючий лоббист накормил его бесплатным ужином… он никому ничего не должен. Хейз Ричардс чист, как стекло. Он единственный кандидат, который не куплен.

— Издеваешься? — буркнул Хейз, вспомнив о встрече в «доме на колесах».

— Ладно, ладно. Но ты должен сказать именно это. Тебе предстоит возглавить вторую американскую революцию. Революцию недовольных, разочарованных. Ты заставишь Америку работать, черт побери. И попробуй только заикнись о каких-нибудь абортах или правах геев — получишь коленом под зад.

Оба замолчали.

— Если ты сделаешь все так, как я сказал, — наконец промолвил Эй-Джей, — я посажу тебя в Белый дом.


Утром Райан взял такси до Провиденс, где встретился со своей съемочной группой. К нему подошла восточного вида девица — атлетического сложения, с простодушным лицом и длинными черными волосами — и пожала ему руку, едва не раздробив при этом кости.

— Я Реллика Сунн, — сообщила она.

В одной руке, поигрывая мускулами, она держала «Бетакам»,[28] весивший не меньше 50 фунтов; из многочисленных карманчиков рабочей жилетки торчало различное съемочное оборудование. При температуре 30 с небольшим по Фаренгейту одета она была так, словно собралась в Палм-Спрингс. Рядом с ней стоял крепкий, худощавый мужчина с магнитофоном «Награ» и радиомикрофоном.

— Меня зовут Райан Боулт, — представился Райан.

— По какому случаю веселье? — спросила Реллика.

— Похоже, губернатор Ричардс собирается сделать заявление о том, что баллотируется на пост президента.

— Президента чего?

— Ты будешь смеяться.

Заявление было кратким, и Райан отснял мероприятие целиком. Ровно в одиннадцать Хейз вышел на подиум. Он был встречен дружелюбными улыбками; чтобы все выглядело тип-топ, Эй-Джей предусмотрительно заплатил массовке.

— Я замечаю, что сегодня в Америке царит атмосфера растерянности и разочарования, — вещал Хейз, — атмосфера загнанного вглубь раздражения. Для многих из нас американская мечта умерла. У нас больше нет общенациональной идеи. Мы похожи на отражения кривого зеркала. Мы деремся друг с другом, мы рвем в клочья плоть нации. Почему так происходит? — Хейз откинул вопрошающим взором притихшую аудиторию. — Цены растут. Производство падает. Черное и белое население бунтует. Наша продукция по всем показателям уступает импортной. Во время второй мировой войны перед нами была цель… и мы победили. Войну, которую мы ведем сегодня, даже и войной-то не назовешь… потому что речь не идет о сохранении американских ценностей. И все же мы проигрываем эту войну. Войну за экономическое выживание. Мне кажется, Америка не должна сдаваться. Я, как и вы все, негодую, потому что мы стали людьми второго сорта. Я негодую, потому что вижу, что в правительстве заправляют дельцы, которые лоббируют интересы узких групп. Я хочу вернуть Америку американцам. Я хочу заставить Америку работать на ваше благо. Это наша страна. Давайте отбросим гнев. Давайте бороться за перемены. — Он устремил исполненный решимости взгляд в обращенные к нему объективы телекамер. — Сегодня, движимый этой целью, я заявляю, что намерен баллотироваться на пост президента Соединенных Штатов.

Представители национальных телестанций и местные репортеры, подхватив оборудование, спешно разъехались по редакциям. Хейз Ричардс вернулся в свою резиденцию.

— Ну, что скажешь? — обратился он к Эй-Джею.

— По правде говоря, ты хватил лишнего. Бунтующее население, спад экономики… Не надо говорить то, о чем тебя никто не спрашивает. Держись главного. Впрочем, главное начать.


В принадлежавшем компании «Рипаблик Эйрлайнз» «Боинге-737» двадцать мест в задней части салона были забронированы специально для команды Хейза Ричардса.

Райан с Релликой едва успели на самолет. Чтобы сэкономить деньги, они отправили звукорежиссера домой. Райан сам мог справиться с магнитофоном «Награ». Реллика сказала, что освещение достанет на месте. Они ударили по рукам и пристегнули ремни безопасности.

Райан знал, что они держат курс на Де-Мойн, но весьма смутно представлял, что из всего этого выйдет.

Загрузка...