Приземленный Ад, или Вам привет от Сатаны

24

— Профессор, разрешите приступать к завершающей фазе нашего эксперимента?

В лаборатории, заставленной ретортами, кюветами, пробирками и прочей алхимической утварью, пахло непонятно чем. Этот, не сказать чтобы приятный запах, источала бурлившая в объемном стеклянном резервуаре бледно-зеленая жидкость.

Над установкой, обвитой проводами, словно виноградными лозами, не обращая внимания на ядовитые испарения, склонился эвфеместически настроенный, худющий, длинноволосый грешник в застиранном, но чистом белом халате. К нему прошастала не менее доходная девица в старомодных круглых очках и, прихватив старика за шиворот, оттащила метра на два.

— Вы очень рискуете, профессор! — Конский подбородок ассистентки пришел в движение. — А вдруг, как — жахнет!

— Не должно жахнуть! Не должно…

Но ассистентка не разделяла восторженной уверенности своего патрона, а посему профессор оставался на месте.

— Включаю ток, — объявила она и, не отпуская накрученный жгутом на пальцы воротник старикашки, рванула другой рукой рубильник.

Жидкость в резервуаре прекратила бурлить, изменила цвет на синий. Приборы натужно заурчали, осциллограф заплевал экран всполохами молний. Запахло жженой серой.

Профессор прекратил бег на месте и, лупая глазами, ждал.

Результаты не замедлили сказаться: ассистентка оказалась права — «жахнуло» здорово! Лаборатория окуталась вонючим дымом.

— Апх-чхи! Босс, кажись вынырнули?!

— Буди здоров, Яша! А-ап-ппч-хи! Куда это мы заплыли? Где Эльвирочка?

— Вопрос, конечно, интересный! Ни хрена не видно, сплошной угар! Держись на плаву, теперь главное — выкарабкаться…

— А-а-а! — Смрад прорезал женский визг, — Профессор! Оно щекочется… Оно за бюст хватается!

— Коллега, как вам не стыдно. Не преувеличивайте! Жеманничаете на пороге великого открытия! Вы же образованная женщина, ученый — фиксируйте все движения. Уточните более конкретно, какие ощущаете контакты? За что именно «оно» хватается?

— Хи-хи-хи, профессор, за пятое ребро слева, сверху, хи-хи-хи…

— Коллега, прекратите иронизировать. Неужели вы не сознаете всей серьезности, грандиозности происходящего?! Ваш, и только Ваш долг скрупулезно запечатлеть в памяти…

— О-о-х, профе-ессор! А-ах, да разве такое забывается! О-о-о… О-открытие сверши-илось, профе-ессор…

Дым постепенно улетучился, и взору Владимира Ивановича предстала картина разгромленной лаборатории.

Под потолком, зацепившись хлястиком за какой-то крюк трепыхался, как рыба на лесе, профессор. А на стуле сидела раскрасневшаяся, растрепанная ассистентка и протирала запотевшие очки задравшейся юбкой.

Нигде не теряющийся Яков довольно вышагивал по лаборатории, хрустя битым стеклом и обнюхивая уцелевшие банки и флаконы…

— Не-ет, здесь не подхарчуешься! Сплошные кислоты да щелочи… Да-с, видимо на роду написано фокусами заниматься. Эй, ты, «абажур»! «Ессентуки» в этом адоугодном заведении имеются? — Обратился черт к подвешенном ученому. — Открытие-то, га, обмыть надо!

— А Вы, собственно говоря, кто? — Профессор с высоты занимаемого положения, рассматривал Якова. И убедившись, что перед ним всего лишь обычный представитель власти, обратился к ассистентке. — Коллега, а где же «оно»?… Да снимите же меня отсюда?!

Сердобольный Владимир Иванович и, все еще смущенно поглядывающая на черта девица, помогли старому алхимику обрести под ногами почву.

Многоопытный Яков, смакуя подробности, распоряжался:

— Та-ак, та-ак! Майна! Заноси! Да что вы с ним, как с хрустальным… Бестолковкой, бестолковкой вниз! Нич-чо, разок приложится, глядишь и поумнеет…

Профессор заметался по углам, горестно шамкая.

— Опять неудача. Опять начинай все сначала…

Ассистентке удалось перехватить снующего челноком по лаборатории ученого за полу халата и насильно втиснуть в кресло. Экспериментатор был настолько раздосадован неудачей, что упершись бессмысленным взглядом в одну точку на столе, забормотал околесицу, напоминающую детскую дразнилку.

— ДНК и РНК обманули дурака. Вместо матрицы — рога, ДНК и РНК…

— Ты гляди, какой самокритичный! — Яков раскопал-таки в лаборатории спирт. — Ну-ка, глотни, за, гы-гы, зачатие новой серии опытов. Не тушуйся, старина, какие твои годы! — Черт держал в руках наполовину опорожненную банку с квакавшей когда-то, в каком-то тропическом болотце лягушкой.

Увидев в лапе черта склянку с инвентарным экземпляром земноводного, профессор оборвал считалку, зашепелявил фальцетом:

— Я бы попросил оставить в покое лабораторное имущество! И вообще, по какому праву вы находитесь в этом кабинете. — Ученый пронзительно оглядел Владимира Ивановича и Якова. — Продуктами эксперимента вы, как это ни прискорбно, не являетесь. «Оно» — естество обнаженное, без присущих чертям и грешникам искусственных покровов. К тому же «оно», не употребляющее…

— По какому праву? — Яков обозрел Ахенэева и, хлопнув себя по коленям лапами, захохотал. — Ну дает, хиппарь! — Он достал удостоверение работников прессы. — «Прейзподнеш пресс», уважаемый! Неоднократно аккредитовывались. — Черт гордо глянул на ассистентку, отчего та опять запунцовела.

Ученый муж, по-видимому, удовлетворился объяснением. Тем более, аксессуары — принадлежности к когорте борзописцев были налицо: и Ахенэев и Яков так и не расставались с фотоаппаратурой. Патлатый профессор энергично выпулился из кресла и опять забегал по комнате.

— Я опупеваю, дорогая моя редакция!..

— Простите! — Владимир Иванович остановил его. — Как вы сказали? Насколько я понял, термин «опупеваю» означает то, что Вы медленно, но верно перерождаетесь. Во имя науки, самоотверженно производите опыты на себе? Какое самоотречение… Я преклоняюсь перед Вами, профессор!

Ученый беспомощно захлопал покрасневшими веками.

— Кхм… Извините, просто обговорился. А что касается наших разработок: я и моя ассистентка занимаемся очень важной серией опытов. Путем обсеривания молекул ДНК, как матрицы для РНК, в специальном растворе укакодексанта пытаемся получить генетическую модель морально совершенной особи.

Совместно с теоретиками института юридического прогнозирования надеемся на положительный результат. И, хотя до окончания эксперимента еще далеко, достигнутые успехи — радуют!

Яков, по натуре естествоиспытатель во всех формациях и проявлениях своего бесшабашного бытия, склонил голову на бок и заинтересованно внимал закручиваемой речи профессора. И тот продолжал:

— Вот, например, э-э-э, опыт номер 25575. Вымученная из резервуара особь характеризуется: 1. Матюкается через два предложения — определенный прогресс! В опыте 6996, особь ругалась через слово. 2. Не пристает с домоганиями: даже будучи голодной, самостоятельно изыскивает пути насыщения. — Ученый кивнул на обгрызенные ножки кресла. — Правда, материализуется в несколько ином качестве, появляется с тремя-пятью конечностями и с постоянным душком. Но, это, так сказать, техническая сторона вопроса. 3. Опыт 369431 интересен особью с ярко выраженной патологической экспрессивностью. — Профессор коснулся уже созревшего до желтизны синяка на скуле. — Что остается добавить? Пусть настоящего ученого неисповедим. Тернист и труден. Благодарю за внимание!

Профессор взмахнул в поклоне прямыми, как солома, волосами, давая понять, что разговор окончен и поискал глазами, чем бы промочить горло.

Яков, без злого умысла, подсунул ему банку с лягушкой, которую продолжал держать в лапах.

Ученый муж, вновь самоуглубившись, рассеянно принял посудину и машинально высадил до дна, захрустев косточками квакушки. Проглотив последний жевок «деликатеса», он опомнился и, побледнев, накинулся на ассистентку.

— Что вы заспиртовали, коллега!? Я же просил вести каталог только по речным земноводным! При чем здесь жабы?… На бородавчатых у меня — аллергия! — Профессор шепелявил, брызгал слюной, сжимал и разжимал кисти худосочных рук. — Уволю! Специально создаете невыносимые условия труда, суете палки в колеса! Нет, я опупеваю, дорогая моя редакция!..

Профессор разбушевался и, не обращая внимания на посторонних, крушил то, что не успел смести взрыв.

Ассистентка, интуитивно признав в Якове близкого «оно», спряталась за спиной черта и посматривала на ручные часики.

— Не обращайте внимания, — прошептала дева. — Ежедневная пятиминутка: перехлест биотоков. Сейчас настроится на лирическую волну.

И действительно, через каких-то пять-десять минут ученый угомонился.

— Итак, на чем я остановился? Ах, да! Земноводные, пресноводные… Тритоны, жерлянки… К Вашему сведению, очень питательны мексиканские жабы. Кому-то по душе…

— Знал я одну жабу бутербродную, — сплюнул Яков.

Владимир Иванович почувствовал, что его сейчас вырвет. Перед глазами, вильнув плавником, опять промелькнула какая-то тень, напоминающая акулу. Волосы ассистентки превратились в колышащиеся водоросли, а ноги — в переливающий чешуей русалочий хвост. Жутко подвывая: — У-у-у, уда-ался экспериме-ент, — она поплыла кругами по лаборатории. Русалка приблизилась к Ахенэеву и, всасывая ухо в рот, доверительно сообщила:

— Не ку-ушай жа-абов, импоте-ентом ста-анешь!

Владимира Ивановича вырвало и он окончательно потерял сознание. Яков тоже, затейливо проскакав на одном копыте, хлопнулся рядом с боссом. ЛСД сработал повторно.

Ассистентка, испуганная внезапным обмороком гостей, торопливо плеснула на ватку нашатыря и принялась приводить их в чувство. Но старания девы оказались безуспешными: отключившиеся репортеры лишь конвульсивно подергивались и не желали возвращаться в загробный мир.

— Коллега, к чему этот нафталин, срочно возьмите анализ крови и мы определим истинную причину внезапного криза. Подозреваю отравление!..

Ассистентка послушно выбрала шприцем по нескольку кубиков крови у Якова и Ахенэева.

Профессор тут же прирос к микроскопу и застыл над окуляром.

— Коллега!! — Он чуть не свалился с кресла. — Да они же — наркоманы! Срочно вызывайте вершащую правосудие тройку. Ишь, пачкуны, в корреспондентов переквалифицировались. Ну да, у нас в шестом круге не балуй! Аккредитованные… Враз дескридитируем, а осудят по-быстренькому, как заведено, так на молекулы, субчиков и раскидаем! Как раз на исходе запасы ДНК. Разложим, как миленьких… Уж коли из алкоголиков и хулиганов пока ничего путного не выходит, глядишь, из этих любителей концентрированного допинга спортсменов удастся вывести. Вот и новая стадия эксперимента: нет худа без добра… — Профессор, видя замешательство девы, приказным тоном добавил. — Ср-рочно — тройку! Пока не очнулись.

Ассистентка с сожалением поглядела на хорошо сложенного черта, но ослушаться не посмела и крутнула телефонный диск.

Тройка не заставила себя ждать. Три тучные, холеные, самодовольные лысые личности, одетые в мантии и камилавки с порога констатировали.

— Симулянты. Тем хуже для них… — Один из троицы окрутил лежащих пластом по рукам и ногам обрывками проводов, переступил через них и осведомился:

— Обрисуйте общее положение вещей.

Профессор поведал.

— Коллеги! В мою лабораторию неизвестно каким путем проникли два наркомана. Назвались журналистами. А затем — шмякнулись в обморок. Не исключена возможность умышленной инсценировки с целью получения секретных данных… Поэтому, коллеги, ускорьте процесс, это в Ваших силах. А свершится приговор; из них — я в этом почти уверен — выйдет первосортный материал для опытов. Только, маленькая просьбочка, — пусть этих самозванцев через гильотину пропустят. Для облегчения творческого процесса. А уж я — расстараюсь! Вот, взгляните, какая восхитительная формулка вырисовывается при эксперименте с сырцом. Профессор приплясывал от нетерпения вокруг бесчувственных Владимира Ивановича и черта. Со стороны могло показаться, что исполняется какой-то обрядный танец. Патлатому профессору не хватало лишь бубна. «Шаман» подскочил к вмурованной в стену черной доске и начал крючкотворствовать: выводить длинный ряд букв, символов и цифр.

— Пошло-поехало! — Второй судейский не был настроен на изучение заумных каракулей и, обратившись к старшему из тройки, предложил:

— Этого мэтра придется охладить. Старший утвердительно кивнул.

— Профессор! — Второй попридержал бегающую по доске руку с мелом. — Бросьте вы, к чертям собачим, этот мел. Берите ручку и пишите по всей форме письмо-донос. Или объяснить, как это делается? Практики, наверняка, не занимать. Вспомните…

— Нет-нет-нет! Извините, отвлекся.

— Тогда пишите все, что было и чего не было. Это облегчит нашу работу. А Вы, — он обратился к ассистентке, — приведите в чувство невменяемых. Для последнего слова.

Профессор присел за стол, положил чистый лист бумаги, на котором появились строчки.

— Довожу до Вашего сведения, что во вверенном мне учреждении…

— А может не надо? Они хорошие, особенно вот этот — хвостатенький… — Слабо пыталась защитить, почти приговоренных, дева.

Однако ее душевный порыв остался без внимания, завис в воздухе. И ассистентка, глотая слезы, принялась тормошить «наркоманов».

Усилия девы не пропали даром: первым пришел в себя Яков. Разодрав глаза, он пялился по сторонам, пытаясь вспомнить, в какую передрягу они влипли, что с ними произошло на этот раз.

Владимир Иванович все еще витал в облаках, грезил Эльвирочкой и мечтательно улыбался.

До черта, наконец, дошло, что дело пахнет керосином: спеленатый, как младенец, он напружинился, стараясь освободить лапы и бешено зарычал:

— В чем дело?

Тройка молча переглянулась.

— Вы хоть понимаете, с кем связались? На чью свободу покушаетесь? Да я из Вас такое сотворю…

Главный из тройки отбрил холодным взглядом Якова, но вслух произнес:

— Да-да. Успокойтесь, подследственный. Мы в курсе, что Вы — Наполеон Бонапарт, а ваш сообщник — фараон Тутанхамон. А теперь — слушайте. Быстренько, чистосердечно, как на духу, выкладывайте! Откуда получили наркотики? С кем связаны? Имена сообщников в НИИ ПСИНиА? Ловите момент. Чистосердечные признания нами будут учтены… Да, где вы умудрились приобрести фирменную одежду? Наши кадры, в шестом, так не ходят.