Ненависть к Я

Молодой человек Л. девятнадцати лет выбросился из окна своей квартиры на восьмом этаже и погиб. Его отец страдал шизофренией, но это не мешало ему успешно заниматься бизнесом, мать — инфантильная и импульсивная, бабушка по линии матери также страдала психозами. Когда мальчику было три года, родители развелись, но отец продолжал устойчиво помогать своей семье. В семье появился отчим, которого Л. позже характеризовал как «примитивного и грубого», от второго брака родилось двое детей.

В детстве Л. страдал ревматизмом и у него было два судорожных припадка, к тому же он был левшой. Но всё же в детстве это был живой, увлекающийся мальчик, который запоминал и сочинял стихи, любил гуманитарные науки. До восьмого класса был отличником, но затем по всем предметам стал получать только тройки. В это время он заметил, что внешне изменился: «Лоб стал покатым, подбородок уходил назад, в лице появилась угловатость». Это несоответствие его представления о себе и внешнего облика было мучительным, он стал избегать общения с девочками, а зимой в возрасте четырнадцати лет хотел броситься под поезд, пытался отравиться аспирином и нитроглицерином. Не мог сосредоточиться и весь дрожал. Переехав в другой город, ощутил себя объектом насмешек окружающих, у которых «были великолепные наряды». Стоя у окна, думал: «Сейчас я упаду — и вытерплю боль лишь на один миг». Ощущал в себе женское Я увлёкся жизнеописаниями М. Монро, сделал макияж и завивку. Читал много религиозно-философской литературы и рисовал портреты императоров, искал «светлое женское начало» в мистике. С отвращением замечал вокруг себя «отвратительные рожи», особенно не нравились женские лица, лицо отчима.

По контрасту идентифицировал себя с певицей Сандрой. Отвергая продажную женскую любовь, вступил в гомосексуальную связь с двумя подростками, а затем, испытывая чувство вины, пытался отравиться радедормом. Три года назад впервые оказался в психиатрической больнице, затем госпитализировался неоднократно. Пытался резать себе лицо и грудь кухонным ножом, принимал огромное количество разнообразных препаратов с суицидальной целью, испытывая стыд, уходил из дома, «чтобы замёрзнуть». Эта устойчивая ненависть к своему физическому облику, несмотря на все усилия врачей, закончилась трагически. Особый интерес представляет творчество Л, в котором он пытается понять причину того, что с ним происходило.

«Пожалуй, всем лучшим, что во мне есть, я обязан тем людям, которые меня окружали. Само рождение последовало в городе С. в последний день уходящего лета. Отцветала золотая романтика 70-х, Советский Союз пребывал в долгом политическом застое, которому, впрочем, подходил конец. Итак, все было на грани — политические и социальные системы. Рожденный в такую эпоху, я должен был получить соответствующее воспитание, то есть такое, которое бы отвечало духу этой эпохи.

Судьба наградила меня замечательным женским окружением и совершенно лишила мужского присутствия. Воспитанием моим занималось сразу несколько женщин: мама, бабушки и тёти. Меня задаривали игрушками и сладостями. До последних я был большим охотником и дома получил прозвище Сладкого Пьяницы. Теперь, оглядываясь на эти годы, я понимаю, что детство мое было счастливым и безмятежным. Вскоре нам пришлось переехать в город К. Помню, что со всех сторон были слезы — мама прощалась со старой жизнью, а я — с вехой своего детства. Город К. встретил нас приветливо и тепло, чего от такого большого города ожидать не приходилось. Но эта приветливость была временной.

Нам с мамой пришлось хлебнуть горя. Началась другая жизнь. В нашем дворе жила девочка Наташа. Я подружился с ней, и эта дружба продолжалась много лет. Девочка была из семьи алкоголиков, мать хронически напивалась, и Наташа целыми днями ходила голодной, поэтому мы постоянно кормили ее. В детском саду я был очень тихим, послушным ребенком, легко устанавливал контакты с другими ребятами и отличался веселым нравом. Школа перевернула еще одну страницу моей жизни. Она ознаменовалась целым шквалом впечатлений и эмоций. В первых классах наука давалась нелегко. По некоторым предметам я отставал, но моя голова была странно устроена: те предметы, в которых я меньше всего разбирался, порой триумфально у меня проходили с самыми высокими баллами.

Я бывал то отличником, то неуспевающим учеником. Девяностые годы ворвались в мою жизнь стремительным натиском. В это время я был погруженным в себя, читающим взрослые серьёзные книги подростком. Меня охватывает интерес к русской истории, я часто замыкаюсь в себе и сижу дома. Внешний мир оказывается отделенным от меня целой пропастью. Все, что интересует моих сверстников, оставляет меня равнодушным. Тогда же появляется увлечение политикой. Я разыскиваю словари с политическими терминами и переворачиваю в своём мозгу все международные вопросы.

Преждевременная смерть моей бабушки была для меня страшным ударом. У нашей семьи возникают проблемы с жильем и мы вновь переезжаем в С. Возникает сильный психический кризис, приходится рвать со всеми старыми привязанностями, далее я ощущаю признаки душевной раны, которая и приводит меня в больницу. Я утрачиваю себя.

Л. испытывает ненависть к Я, в частности, к его физической оболочке (тело и иное восприятие пола), его идентификация задерживается на стадии поиска и приводит к попытке разрушить образующееся единство с помощью его уничтожения. Вторично появляется депрессия. В этом случае она — симптом нарушенной идентификации Я в результате попыток регрессии на первый этап формирования Я, когда оно ещё не выделено на первых стадиях психосексуальности. Желая умереть, Л. фактически хочет родиться заново. Перед смертью он пишет стихотворение, которое отражает утраченное единство Я.

Молитва Богов (о конце света)

О друг! Взгляни! Всё пламенеет,

Миров предвидим мы конец.

Взор высших с каждым разом леденеет,

Повержены престолы и венец.

Творцом оставлены небес чертоги,

Все смятенны и смущены,

Дрожат бессмертные когда-то боги—

Оплакивают величие старины.

Ты, друг земной, счастливей нас, когда-то сильных,

Ты можешь помолиться даже нам.

Но мы теперь немее плит могильных,

Не знаем, к чьим же броситься ногам.

Конец света для Л. — утрата Я в котором теряется единство Мира. Он скрывает это стихотворение, а также свои мысли от родных и врачей, а его влечение к смерти приобретает черты стереотипной суицидомании. Лечить подобные расстройства очень сложно, полная интеграция Я может быть только результатом внутренней, а не химиотерапевтической динамики. Такая динамика могла бы быть достигнута психоанализом или маскотерапией.

Известный психиатр и психотерапевт Г. М. Назлоян, открывший маскотерапию, метод, при котором врач воссоздаёт скульптурный портрет пациента в течение длительного времени, считает, что одним из преимуществ данного метода является именно интеграция Я которое утрачивает своё единство и цельность, через работу с лицом, всегда воссоздающим все стороны Я. То, что левая и правая стороны лица, в сущности, реально морфологически различаются, как-то связано с разными ипостасями Я. Действительно, дисморфоптические переживания, связанные с лицом, которые находят свои психологические истоки в кризисе подросткового периода, часто предшествуют нарушениям Я.



Доктор Гачик Назлоян



Процесс маскотерапии


Г. М. Назлоян лепит портрет пациента, тем самым он вводит посредника между врачом и пациентом, в котором символически помещается болезнь. Изготовление двойника является своеобразным ритуальным действом, восходящим к архетипическим близнечным культам, воплощаемых культурой в идеологии зеркала (Л. А. Абрамян, 1994). Врач прикасается сначала к первояйцу, из которого возник Мир (Т. В. Цивьян, 1994), прообразу хаотического бессознательного, и материально воплощает перенос и контрперенос в пластилине, глине, гипсе, а затем металле. Периодически он прикасается к самому лицу, тем самым подкрепляя этот процесс, говорит с пациентом и добивается катарсиса, который сравним с родами, инициацией нового Я.

Многочисленные примеры, которые приводит Назлоян (1994), подтверждают не только терапевтическое значение маскотерапии и сходных с ней методов, но и направленность метода именно на работу с диссоциированным Я. Портрет, созданный врачом, и автопортрет пациента являются материализованными воплощениями Я, которые отражают стадии его развития а может быть, и различные его архетипические стороны. Г. М. Назлоян считает, что он работает именно с отчуждением, возвращая человека к самому себе.

Портрет, маска, в том числе посмертная, будучи гиперреалистической материализацией Я отражают стадии индивидуации. Художники чаще рисуют автопортреты именно на критических стадиях индивидуации. Каждый из портретов содержит знаки такой индивидуации, которые можно продемонстрировать на примерах автопортретов Альбрехта Дюрера.

Первый автопортрет относится к 1484 году — автору тринадцать лет (род. в 1471). Три автопортрета написаны в 1493 году, когда художнику было двадцать два года. Первый из них хранится в Университетской библиотеке Эрлингера, второй, написанный маслом, — в Лувре, третий, гравюра, — в Нью-Йорке. К 1498 году относится автопортрет с ландшафтом (автору двадцать семь лет). Еще два автопортрета написаны в 1500 и 1506 годах в возрасте, соответственно, двадцати девяти и тридцати пяти лет.

Более поздние автопортреты Дюрера верифицированы неточно. Наибольший интерес представляют три автопортрета 1493 года.

Закончив обучение в мастерской Вольгемута (1486–1489), 11 апреля 1490 года Дюрер отправляется в путешествие, из которого возвращается в родной Нюрнберг лишь весной 1494-го. Это путешествие являлось своеобразной, предписанной цехом художников, инициацией. Об этом периоде жизни Дюрера почти ничего не известно. По одним данным, он посещал Майнц, по другим, — был в Голландии. Потребность в периодических путешествиях в дальнейшем сопровождается поисками Я завершаемыми в автопортретах. Три автопортрета существенно отличаются от остальных аналогичных работ А. Дюрера. Какой из представленных автопортретов более ранний и какой более поздний? Что происходило с Дюрером в путешествии?

На луврском портрете он с покрытой головой, но лоб открыт, открыта также шея. В руках некое растение, которое по каталогу числится как Eryngeum, прописаны обе руки, мимика сдержанного спокойствия, прописана правая ушная раковина. На Эрлингеровском портрете лоб закрыт, правая рука слегка прикрывает правую часть лица, шея закрыта, мимика тревожной депрессии. На нью-йоркском портрете лоб также закрыт, мимика спокойной сосредоточенности. На переднем плане подушка; большой, указательный и средний пальцы левой руки собраны в щепоть, а мизинец и безымянный палец подняты вправо и вверх. На двух последних автопортретах правое ухо закрыто.

Если говорить о степени недоумения зрителя, то она естественно возрастает от луврского, совершенно традиционного портрета, к эрлингеровскому и нью-йоркскому, в котором удивительным кажется как сам жест, так и странная подушка, будто смятая с двух сторон. Почему в последнем портрете присутствует именно левая рука, а на луврском — некое странное растение?

Итак, луврский портрет. С точки зрения биологии поведения, на этом портрете мозговой череп более открыт, иначе говоря, презентация инфантильной схемы более выражена, чем на других портретах. Открытая шея отражает символику субмиссии (подчинения), поскольку считается, что паттерн «подставления» шеи у большинства животных является признаком субмиссии в связи с тем, что именно на шее находится самая уязвимая область поражения — сонная артерия. Инфантилизация и субмиссия подчёркивается открытием аудиального канала (уха), что символически связано с принятием мира. Такое принятие характеризуется прямо и физиологично: обнажение большого участка тела, инфантилизация лица, открытие уха.



Три автопортрета А. Дюрера 1493 года: а) Лувр; 6) Эрлингер; в) Нью-Йорк.


Между тем растение, которое находится в правой руке Дюрера, — Eryngeum, имеет скрытое значение, которое нуждается в расшифровке. Это синеголовник из семейства зонтичных, растение многолетнее, иногда одно-двухлетняя трава с колючезубчатыми листьями. Нельзя сказать, что Дюрер вообще предпочитал рисовать именно это растение. В его многочисленных работах можно встретить фактически всю флору Германии. Полевые синеголовники при высыхании образуют перекати-поле — сухое растение, которое у многих народов ассоциируется с ветром и путешествиями. Плоды растения покрыты чешуйками, а цветы окружены колючками, обёртки — сине-голубые. Хотя с XVII века это растение даже стали разводить, в оранжереях как декоративное, и ранее, и ныне оно считается сорным и отталкивающим своими колючими листьями, охраняющими нежный цветок. Благодаря этому растению портрет становится амбивалентным — открытость противостоит колючей защите. Это, безусловно, амбивалентные символы среднего возраста, так называемого кризиса идентификации ранней юности по Е. Erikson, для которой характерно, с одной стороны, стремление к близости и проявление открытости по отношению к окружающим, с другой стороны — одиночество и охрана этого одиночества от непрошенного вторжения.

Но Eryngeum имеет ещё один скрытый смысл. Дело в том, что это растение содержит сапонин — природный гликозид, одной из частей которого является стероидный спирт. При огромных разведениях (1:50000) сапонин проявляет гемолитическую активность, а в меньшем разведении может применяться как яд. Существует большое сходство между сапонинами наперстянки, солодки и синеголовника, а также мыльного дерева. Из сапонинов получают сырьё для промышленного синтеза стероидных гормонов, что как будто подчёркивает значение растений, содержащих сапонины в гормональных периодах. Над степью, на которой растёт синеголовник и чертополох, витает специфический дурманящий запах эфирного масла.

Эрлингеровский портрет в целом более «взрослый», а прикрывание наружного угла правого глаза и правой части лица с нейрофизиологической точки зрения означает стимулирование левого полушария головного мозга, которое, как известно, связано с логико-аналитическим мышлением. Портрет отражает ситуацию логического выбора. Следует вспомнить, что всю жизнь Дюрер колебался между наукой и искусством и, считаясь гением искусства, многое сделал для развития математики и физики. Специалисты в области полушарной асимметрии могли бы, в связи с этим, назвать его амбидекстром.

Это отчасти подтверждает нью-йоркский портрет. Кажется, что собранные в щепоть как будто для моления пальцы образуют полукруг, но мизинец и безымянный пальцы подняты. Сакральный смысл этого жеста безусловен, а его геометрия будто говорит: «Здесь и выше», но и, с точки зрения сторон света: «Здесь и севернее».

Вспомним, что исчезновение Дюрера связывали именно с путешествием на Север, в Голландию. Подушка, лежащая между зрителем (миром) и художником — посредник и барьер. Она намекает на предчувствие усталости в путешествии или желание отдохнуть после путешествия. Поскольку речь идёт о левой руке, можно думать, что путешествие было в прошлом. Доминантность этой руки, вероятно, также свидетельствует о преобладании образного мышления, связанного с правым полушарием.

Итак, хронология трёх портретов — стадии консолидации # в ранней юности, которые выглядят как путь от открытости и амбивалентности к логико-аналитическому выбору, который совершается в путешествии в пользу образности, но через одиночество.

Трудности идентификации современного подростка и молодого человека связаны с избыточным числом образов культуры, которые должны служить инициации, но с биологической точки зрения идентификация должна моделировать древние обычаи инициации, при которых подросток получает социальное Я через боль и испытания.

Именно этого добиваются подростки в своих группах, которые представляются всем окружающим опасными и близкими к криминальным. Они жаждут испытаний во всём, но общество лишает их этого вместо того, чтобы превратить эти испытания в закреплённый ритуал. Секрет эффекта молодёжи в революциях, при становлении тоталитарных режимов и сект состоит в том, что и в критические периоды, и в переломных ситуациях возникают возможности болезненных, но и утверждающих испытаний, правда, иногда ценой лишения индивидуальных оттенков Я.

Современный пирфинг, при котором украшения имплантируются в губы, язык, кожу лица, татуировка, сложные формы причёски фактически восходят к древнейшим системам татуировки и калечащих операций периода инициации.

В психиатрической клинике постоянно приходится сталкиваться со стремлением изменить своё соматическое Я. Конечно, наиболее ярко оно выражено в мучительном желании транссексуала изменить свой пол и готовности идти на всевозможные виды боли для достижения этой цели. К моменту операции у большинства транссексуалов уже есть объект любви, который знает об их проблеме, а у некоторых даже существует семья и они состоят в гражданском браке. Несовершенное общество, препятствующее их устремлениям, приводит к тому, что у них часто наблюдаются депрессии и самоубийства.

Но чаще приходится сталкиваться с ситуациями аутодеструктивного поведения у психопатов, которые в момент максимального напряжения аффекта пытаются резать себе вены, но фактически повреждают сухожилия запястья, покрывая предплечья порезами. Все они утверждают, что вид крови их успокаивает. В состоянии бредовой тревоги пациенты отрезают себе пальцы, половые органы. Снятие тревоги и страха болью и новыми физическими испытаниями — явление повсеместное для традиционных культур. В частности, известный археолог А. Щепинский пишет в разделе, специально посвящённом обряду отсечения пальцев, что в погребении пещеры Мурзак-Коба (Крым) у покойницы ещё при жизни были ампутированы последние фаланги мизинцев обеих рук.



Отпечатки рук из пещеры Гаргас по А щепинскому


он связывает эту находку с обрядом верхнего палеолита, который связан с ритуалом выражения печали по умершим вождям или жертвоприношением покойнику. У бушменов отрезание фаланги среднего пальца или мизинца было принято при утрате вождя, а готтентоты отсекали мизинец для того, чтобы прогнать болезнь. Канадские индейцы отсекали средний палец, чтобы прервать череду смертей, следовавших в роду или семье одна за другой. На острове Фиджи при смерти вождя членами племени отрезалось в сумме до ста пальцев. Обряд отрезания пальцев подтверждает капитан Кук на острове Тонга. Он видел как два пятилетних мальчика сражались за право потерять палец в честь умершего вождя.

Итак, поиски своего Я приводят в период индивидуализации к этапу отрицания себя и этот процесс должен происходить через инициацию с характерными для нее болью и спонтанностями. Ненависть к себе — необходимый этап, свидетельствующий о потребности в инициации.



Два Я у личности, возможно, связаны с различными полушариями головного мозга. Московский нейропсихолог А. В. Семенович придумала тест «раскрашивания коврика» правой и левой рукой, который оказался полезным при исследовании степени интеграции этих мозговых структур. Если до специальной коррекции дети с аномалиями мозговой организации рисовали типологически, конструктивно и стилистически разные рисунки правой и левой рукой (рис. вверху), то после специальных упражнений возникло явное сходство рисунков (рис. внизу). Это свидетельствовало об интеграции полушарий и интеграции Я

Загрузка...