Психический мир будущего

Не Я и одержимость

В классической психиатрии система# как собственно принадлежащая к сфере сознания рассматривается в сумме переживаний (де)персонализации и представлена соматическим, интерперсональным и интрапроективным Я. Структура Я относится к психосенсорике и зависима от измерений сознания, к которому относится ориентация в пространстве, времени и собственной личности. В условиях относительной однородности этих измерений Я концентрируется. Но что будет происходить при реальных, в том числе культуральных, изменениях пространства, времени, систем отношений? Это известно достаточно хорошо на примере соматических проблем. При утрате конечностей человек часто продолжает их ощущать (фантом-синдром), при болезни он может их не замечать не только у себя, но и у близких (анозогнозия). Такое игнорирование направлено на стабилизацию Я. При одержимости (possesion-syndrom), истерии (диссоциативном расстройстве), шизофрении Я расщепляется и его части выступают как автономные или конкурирующие личности.

G. Adler (1996) уверяет, что на том основании, что «примитивные» языки часто не имеют средств для выражения «эго» («первые семиты не говорили: «Я убиваю», а говорили: «Здесь вот убийство»), в истории существовала фрагментарность Я, а индивидуальность не осознавалась. Идентификация им отделяется от персонификации. Однако следует помнить, что Я содержит также интерперсональный элемент, именно поэтому даже в архаической культуре существовало личное чувство вины за совершённое убийство и стремление разделить ответственность за него с другими.

С эволюционной точки зрения анималистическая одержимость, возможно, указывает на филогенез Я и близка тотемистическому ритуалу. Не меньший интерес представляет изучение не только наличия в нашем сознании тотемов волка, змеи, медведя, леопарда, умершего, реактивного двигателя или компьютера и т. д. и всего круга отношений с тотемами (в том числе их имитация), но и фактического наличия других временных измерений (онтогенетическое, историческое, филогенетическое). Неясно, каковы измерения (пространственные, предметные характеристики Я) этих состояний сознания и как они относятся к актуальному сознанию. Так, например, даже характеристики домашнего пространства для тотемических Я, Я в детстве и историческом времени различны в цепи «нора (гнездо) — пещера — дом». А возможно, Я должно быть множественно, как это всегда заметно у подростков в их кризисе идентификации и путанице ролей. Мы пред полагаем, что в отдаленном будущем наша готовность к многоличностности может пригодиться, по крайней мере для коммуникации в непривычной среде, то есть многоличностность — это перспективный эволюционный признак, от которого в архаическом обществе избавлялись инициацией.

Будем полагать, что каждый человек «помнит» всю эволюцию, которая своим странным путем привела к тому, что этот человек есть. Как организована эта память, неясно, и еще более странно представить ее измерения во времени. То есть не только биологическая, историческая и онтогенетическая эволюции привели к тому, что он, этот человек, есть перед нами, но он может существовать в нашем времени концентратом иного времени. Он может быть на иной стадии биологической эволюции, являться представителем IV века, наблюдаемым в XXI веке и в чем-то оставаясь ребёнком, при этом будучи взрослым. Эти три времени составляют бессознательную множественность, которая предполагает не столько необходимость интеграции, сколько естественное существование человека в этой множественности. Эта гипотеза — пока просто размышление, хотя и подтверждается целой серией серьезных наблюдений и расчетов. Это предположение опирается на представления обыденной жизни, умение жить вчерашним и завтрашним днём, экзистенциальное существование в прошлом и в проекте будущего, на противоречие семиотики времени в сознании и, наконец, — на круг расстройств, известных как многоличностные заболевания.

Парадокс заключается в том, что будущее находится впереди, но его достижение приводит к смерти, а следовательно, сближению с предками, находящимися в прошлом, то есть сзади (М. А. Новикова, из частных бесед). Разница в субъективном переживании времени есть лишь разница между «уже» и «еще». То есть прошлое и будущее разделяются лишь субъективно возможной деятельностью#. Неясно только, зачем это нужно, возможно, лишь для предсказуемости нашего поведения окружающими.

Одержимость в узком смысле этого слова означает бредовые идеи превращения в иное существо, чаще животное, однако подобное превращение может и не затрагивать мышление, а возникать только в сфере поведения.

По R Robbins (1996), специфической особенностью одержимости считалось то, что она манифестирует «изнутри». Он ссылается на епископа Монтегю, который в 1642 году различал способности Сатаны «заставлять жертву действовать и вселяться в нее», последнее и называлось одержимостью. В период раннего христианства одержимость и бесноватость совмещались в «одержимость бесами». Бред одержимости в классической психиатрии обычно связывают с ликантропией, обращением в волка. Проблема одержимости аналитически понятна. Ясно, что символика данного явления по крайней мере амбивалентна (позитивна\негативна и т. д.), и эта амбивалентность прослеживается вплоть до биологических основ. В архаической культуре болезненные переживания связывались с дурным глазом, духом, демоном, тотемом. В этом смысле проблема осознания болезни в культуре в значительной мере связана с тем тотемическим персонажем, который наделялся способностями к управлению.

Следовательно, знание демонологии этноса может помочь проникновению в суть одержимости. Ашанти психические расстройства связывают с дурным глазом духа «мангу», носитель которого передаёт свои вредоносные свойства по половому признаку: от матери к дочери и от сына к отцу. Проблема передачи «глаза» — символа слежения, преследования присутствует и у славян. У даяков Борнео болезнь приписывается духу ребёнка или неразвитого человека невысокого роста с внешне заметными аномалиями (Tylor, 1874). У зулусов существует поверие, что припадки вызываются духом Аманго; у камчадалов — духом Биллукай, который входит в женщин при громе и молнии, в таких случаях женщина восклицает: «Тш!» и дрожит.

Изба в тюменской деревне, 1955

_{Слева от калитки резной столб — «глазоотвод», который предохраняет хозяев от сглаза гостей.}

В архаических представлениях узбеков, таджиков, киргизов, каракалпаков, казахов злой дух является в образе Аджины как быстрорастущей женщины-великанши или козла. В абхазской мифологии болезнь вызывает оборотень Агызмал. По О. А. Сухаревой (1975), в демонологии равнинных таджиков присутствуют пари, джины, дэвы, албасты; функции всех демонов строго разграничены. Так, считается, что пари влюбляется в человека, который в связи с этим обязан совершать навязанные ему действия. Супружество с демоном албасты описано у казахов (Диваева цит. по: Сухарева, 1975), онгонов (Зеленин, 1936). Описания этого супружества подтверждают, что оно является результатом галлюцинаторного видения демона, сопровождается ощущением управляемости и автоматизма.

Супруг может переживать непосредственный половой акт с демоном. Часть таких случаев «доступна» ритуальной терапии изгнанием; в других случаях человек оказывается «во власти демона» на всю жизнь с самой юности. По П. Я. Штернбергу (1933) у гольдов, как и у таджиков, существуют двоякие духи — либо такие, которые хотят убить человека, вселяясь в него, причиняя страдания, или те, которые заставляют делать их изображения и кормить эти изображения. Разница в поведении одержимых состоит в том, что в первом случае следует сделать изображение духа (пари), во втором — изгнать духа уничтожением изображения. В большинстве случаев у одержимых переживания «вторжения» повторяются. Сонм существ, которыми возможна одержимость, собирается X. Л. Борхесом на основании многолетней работы в библиотеке Буэнос-Айреса (X. Борхес, 1994) в сто десять объектов и существ, но этот список далеко не полон, поскольку не является интернациональным. Т. А. Новцчковой («Русский демонологический словарь», 1995) только в русской демонологии выделяется вместе с аналогами более ста существ и объектов и столько же вероятных сюжетов, связывающих эти объекты друг с другом («Славянская мифология», 1995).

Между тем более сложная картина вероятных категорий вторжения меняется в христианской традиции, в частности, Damaskios выделяет следующие категории Божественного: Бог как чистый Дух, существовавшие до него Боги, субординантные Всеобщему Богу, Управители, Божества, Духи Божеств. У Scutellius иная классификация: Невидимые Боги, Видимые Небесные Боги, Архангелы, Ангелы, Демоны, Управители, Князья, Герои и Демиурги, Души. Святой Павел предполагает существование: Князей, Автократоров, Космократоров или Принцев Космоса, Божественности Сверхнебесных сфер (Норе, 1988; Davidson, 1967). Не менее сложна иерархия бодисатв в буддистской традиции. Иерархия с чертами демократического централизма является удивительно стойкой базой религиозных систем, возможно потому, что, в свою очередь, связана с символическим осознанием биологической иерархии как у человека, так и у животных. Наиболее замечательным существом иерархии является Ангел — вестник Богов (Бога) (О АГГЕЛОС, греч.), являющийся помощником человека. Его прообразом считается Ника.

Христианская классификация ангелов, вероятно, связана с традициями неоплатонизма и восходит к иудейскому апокалипсису (Ирмшер, Йоне, 1988). Архангел — ангелоначальник, то есть высшая фигура в пантеоне ангелов. В византийской традиции выделялись Уриэль (Ариэль), Рафаэль, Рагуэль, Михаэль (Даниэль), Сариэль, Габриэль, Ремйэль, Фаниэль, каждый из которых имеет строго определённые функции. Хотя существует некоторая аналогия между византийскими и иудейскими ангельскими иерархиями, есть различия в функциях ангелов (Spitzig, 1989). Вызов (инвокация) и изгнание ангелов в енохианской (древнееврейской) традиции решается на основе подготовки, состоящей из:

• выбора вызываемого Ангела в связи с его функцией;

• выбора Ангела, Сторожевой Башни, соответствующей стороне света, и первоэлемента;

• последовательности вызова, исходя из сакральной таблицы и пентаграммы. Последовательность вызова зависит от вызываемого Ангела;

• воспоминания и произнесения всех вызываемых имён в иерархии, которая включает Великое Священное Имя, Великого Князя, Шесть Старцев, Ангельский Крест Голгофы (шесть посланий), Руководящий Ангельский Крест Голгофы (пять посланий), Архангелы, Керубический Ангел, Господствующий Младший Ангел, Младший Ангел, Демоны;

• поворота согласно сторонам Сторожевой Башни (Север, Юг, Запад, Восток).

После этой подготовки происходит вызов, то есть инвокация и\или изгнание, которые зависят от иерархии, а также связаны со знаками пяти стихий (Дух, воздух, вода, земля, огонь). Инвокация и изгнание отличаются разными последовательностями в произнесении слов, как это обозначено на рисунке 24 (Scheuler, 1985). Манипуляции с пятью стихиями в данной последовательности также могут привести к сходному эффекту даже без произнесения имён, вот почему ангел появляется при закономерном или случайном изменении погоды.

Наиболее интересным в данной древнейшей системе является прагматический ритуальный подход, который приводит к возникновению сверхъестественного образа. Он лишён эмоций тревоги, страха, это последовательная и иерархическая система. Однако если в духовной традиции ипостаси видят, слышат, их можно представить в мыслимом пространстве, то в клинике они видятся, слышатся, внедряются в мысли насильственно, о них приходится думать. То есть для патологических переживаний, в отличие от религиозных, характерно отсутствие свободы не видеть и не слышать. Одержимость сверхъестественным, между тем, происходит либо вторично при первичном изменении аффекта, либо в результате размышлений.

Одержимость через интимный контакт с несуществующим объектом описана как в этнографической литературе, так и в клинике любовного бреда в психиатрии. О. А. Сухарева (1975) приводит описания интимной связи с пари, которые ей были даны таджичкой из кишлака Кафтархона (под Самаркандом). Она была якобы свидетельницей происходящего с её племянницей Додорой, сиротой, которой было двенадцать лет.

Рис. 24. пентаграмма инвокации и изгнания ангелов и архангелов

Рис. 25. Вызов и изгнание ангелов и архангелов, чьи имена начинаются Е (воздух) и В (огонь)[12].

«Свидетельница видела, как девочку стали преследовать летящие откуда-то комья земли, которые падали ей то на плечи, то на голову; слышала звуки: “чир-чир” или “чиви-чиви”.

Куда бы девочка ни перемещалась, звуки следовали за ней. Девочку поторопились выдать замуж, но летящие комья и писк не позволили мужу даже лечь рядом с ней. Все женщины, присутствовавшие на свадьбе, будто слышали писк, но ничего не видели.

Додорой говорила, что перед ней появлялся небольшой, ростом с пол-аршина, человек, одетый как студент медресе. Шаманка объясняла, что Додорой стала возлюбленной мужчины-пари по прозвищу Мулло-хан.

Он ей говорил: “Я пришёл к тебе и никогда не уйду”. Она оставалась девственницей, а Мулло-хан потребовал зарезать барана и посвятить Додорой в шаманки. В результате она стала шаманкой; дома за специальной занавеской (чимилик) она видит пари в образе лягушки, черепахи, змеи или небольшого человечка. Рассказывает, что живёт с пари как с мужем, сближение происходит во сне. Влюблённый в Додорой пари вселил в неё отвращение к мужу и заставил с ним развестись».

Нижеследующий случай является уже не этнографическим, а клиническим.

Если первое описание типично для этнографической картины одержимости, то второе связано с клиникой бреда воздействия, соматическими галлюцинациями, переживаниями автоматизма (синдром Кандинского-Клерамбо).

В период своеобразной демонологической и экстрасенсорной эпидемии, предшествовавшей и сопровождавшей распад нашей страны, повсеместно стали появляться рассказы о чудесных исцелениях, НЛО, новейшем экзорцисе. Один из таких случаев связан с открытием некой Валентиной К. замечательных способностей к изгнанию бесов. К открытию её привела первая пациентка Вера А., которая затем в течение нескольких лет транспортировалась вслед за К. для доказательства реальных возможностей изгнания.

Валя и Вера примерно одного возраста (около пятидесяти лет), но Валя прожила бурную, хотя и неудачную, супружескую жизнь, детей у неё нет, она очень настойчива, уверена в себе. Её подруга никогда не была замужем, это тихая интеллигентная женщина. Подруги жили рядом. У Веры наблюдался климактерический период, который протекал очень бурно: во время приливов её «ломало», снились эротические сны, повышалось давление, раздражали запахи, болела голова и в позвоночнике «ощущалось жжение». Валя находилась под влиянием книг о магии, одержимости и сеансов Кашпировского.

Однажды она решила провести сеанс «изгнания» Вере, он оказался столь «удачным», что она уверовала в свои силы и стала везде и всем, чаще в массовых сеансах, совершать изгнания. При этом в начале таких сеансов, после лекции о роли вселения, она демонстрировала Веру, которая своим поведением индуцировала значительную часть женщин зала. Дальнейшее было делом техники. Сеанс выглядел примерно так:

Валя (1) Говори.

Вера (2) (Молчит.)

1. Говори сейчас же (повышает тон голоса до директивного).

2. (Молчит.)

1. Кто ты?

2. Кирилл, Иван, Андрей, Саша, та-та-та-та….

1. Я иду.

2. Боюсь.

1. Кто тебя прислал?

2. Анна.

1. Что с тобой будет?

2. Валя убьёт.

1. Ты хороший?

2. (Плачет.)

1. Что у тебя с руками?

2. (Сжимает руки.)

1. Покажи когти!

2. (Стонет и сжимает руки, дрожит, плачет.)

1. Уходи.

2. (Откидывается назад, хрипит басом, меняется голос.)

1. Бог убьёт тебя, выходи.

2. (Рычит.)

1. Покажи рога.

2. Вижу свет Божий, он меня убивает.

1. Выходи.

2 Я убивал дьяволов, их было двадцать один, Даниил, Платон, Иван, Илья, Сергей, Степан, та-та-та-та….

1. Кто ты?

2. (Говорит мужским голосом) Я Саша, мне семьдесят семь, пить, убить, Валю боюсь, у-у-у-у…

1. Расскажи, какой ты?

2 Красивый, глаза коровьи, лошадиные, свинячие, борода длинная, волосы чёрные, когти острые, зубы большие.

1. Ты красивый.

2. (Самодовольно улыбается с полузакрытыми глазами) Я мучаю, терзаю, питаюсь кровью, хорошо выпить Валиной крови.

1. Уходи из Веры.

2. (Длительно и протяжно рычит, откинувшись назад.)

1. Спи.

2. (Засыпает стоя.)

1. Проснись.

2. (Просыпается) Я ничего не помню, всё тело ломит.

Очевидно, что Вера страдает инволюционной истерией, она высоко внушаема, это и эксплуатирует её «шаманка».

Одержимость нередко связывается с вселением конкретного духа: черта, Сатаны, требующих специальной процедуры изгнания — экзорциса; однако встречается также одержимость божеством, говорящим устами человека. В психопатологии это явление связывается с речедвигательными, насильственными галлюцинациями Сегла. В период колониальной экспансии в Северо-Восточной Африке у нуэров пророк Нгуен-Денг объявил себя одержимым духом Денга (R. Evans-Prichard, 1985). Как было показано выше, эти явления могут быть основой религиозно-политических движений. В архаической культуре и современности встречаются также явления безличной одержимости, однако ранее им всегда находилось название.

В этнографических описаниях содержатся подробные данные о демонологии. Так, в Ура Тюбе (О. А. Сухарева) болезнь связывается с духами зиена, которые могут «ударить», «придавить и навалиться», «оказать влияние», «коснуться». О психически больных говорят, что их коснулся ветер, бросил тяжесть, такой человек встретился с духом или демоном. Если болезнь продолжается, то это означает, что человек «носит бремя, тяжесть». Таким образом, существуют духи, бросающие бремя, ударяющие, встречающиеся. Албасты давят, покрывают тело синяками в форме пятерни, если сумеешь их побороть, то сможешь лучше и быстрее работать. Албасты также могут показываться только самому человеку в виде женщины с длинными волосами и множеством грудей. Три варианта аналогичных образов есть и в славянском фольклоре (Р. П. Матвеев, 1987) — это духи встречающиеся, преследующие и поражающие. Множество описаний убеждают нас в том, что их основой является психопатология. Так, в одной из сибирских быличек описано следующее:

«Ходили мы как-то по черемуху. Брали, брали да и решили в лесу-то и заночевать. Стали мы друг друга пугать русалками и водяными. Вдруг вццим: как будто паром плывёт, и не паром будто. А на пароме гребут веслами и песни поют. Присмотрелись мы и видим женщин во всём белом. А волосы длинные свои они гребнями чешут, а сами-то песню запоют, а то вдруг как засмеются! Стали ближе-то подплывать: вместо ног у них хвосты рыбьи. Они ими по воде шлепают, а вокруг брызги серебристые летяг. А потом вдруг не стало никого».

Русалка в качестве визуализированного или иллюзорного представления в вечернее и ночное время — частый мотив таких историй, напоминающих алкогольный делирий. М. Ogrizek (1982) описал mami wata в африканской культуре как особый этнопсихиатрический симптом: образ охватывает девушку, которая физически ощущает перевоплощение в русалку, возникает тревога и беспокойство, она уходит в реку и погибает. Отголоски этого психоза встречаются во многих культурах в связи с суицидальным утоплением. В аналитическом смысле уход под воду означает возвращение в околоплодные воды, а второе воплощение в образе русалки, обладая признаками пола, уже не способно к генеративной функции.

Системы несуществующих существ, в которые возможно воплощение при одержимости, содержат следующие признаки.

• Образы чаще обнаруживаются вечером, ночью, при необычных погодных условиях, что свидетельствует об их связи с иллюзорными, делириозными явлениями.

• Возникновению образов предшествует их описание кем-либо ранее, а также ожидание, утрата, одиночество — то есть всевозможные эмоционально значимые и депривационные моменты, которые сами по себе стимулируют воображение.

• Возникающие образы имеют чаще зооморфный или близкий к нему облик, что характерно для низшей мифологии.

• Облик, поведение, речь, одежда образов отличается от чего-либо привычного.

• Образы отличаются подвижностью, динамичностью, легко трансформируются и исчезают.

• Они пытаются управлять или управляют поведением, заводят, бросают, заставляют одеваться и раздеваться, имитировать поведение животных.

• Существа пытаются появляться сразу перед несколькими людьми, особенно часто они возникают в период праздников.

Все указанные особенности предполагают психопатологию изменённых состояний сознания, в частности, они соответствуют делирию, но также могут возникать при синдроме Кандинского-Клерамбо.

Признаки психического заболевания в форме одержимости у зулусов по Е. Туlor (1874) проявляются в постоянном чихании и зевании. Согласно традиционным индийским источникам, одержимый, шута-пизаша, валяется на полу, мяукает, лает, ругается, это поведение требует от окружающих дарения подарков; лечить же его можно острижением волос, или их отращиванием в течение трех лет. Dienterien (по Levi-Bruhl, 1927) пишет, что басуто для описания одержимости и смерти употребляют одинаковые термины: «отъедается голова», «что-то грызёт в голове». Н. Spencer (1899,1900) пишет, что у аранта существует постоянное беспокойство, что он может стать жертвой колдовства, а чувство ответственности у него близко к ответственности за колдовство. Всё это порождает всеобщую подозрительность, которая является тем социальным фоном, на котором легко возникают обвинения, страхи, неправильное поведение.

Так создаётся реальная эмоциональная почва, способствующая возникновению одержимости. Существует готовый когнитивный механизм, обеспечивающий идею одержимости и ведовства. К. А. Мелик-Симонян (1986) замечает, что у ашанти любое поведение, отклоняющееся от стандарта, принято связывать либо с болезнью, либо с ведовством. Полагают, что ведун должен быть злобен и завистлив, он не уважает старших, способен летать, ходить вниз головой и постоянно стремится в лес. Ведовство рождается завистью и распознаётся с детства. Дети, которые не выказывают страха и почтения, ведут себя смело и дерзко, отличаются индивидуализмом, не могут ладить со сверстниками, становятся либо душевнобольными, либо ведунами. Подобный анамнез весьма напоминает социопатию. Ненормативное поведение считается не только признаком болезни, но само по себе может порождать болезнь. Первым проявлением болезни у таджиков, по О. А. Сухаревой (1975), является вздрагивание в связи с боязнью другого человека, собаки, старого дерева, которое принимается за духов-лошкаров.

Явления экстаза связаны с одержимостью в технике ритуала, исторически такие связи изучены А. Metraux (1967). Считается, что с помощью экстаза можно достичь регулируемой одержимости, что очень важно для шамана и знахаря. D. Schroder (1955) пишет, что всё же следует различать экстаз и одержимость. Под экстазом обычно понимают приподнятое настроение с ощущениями парения, оттенком эйфории, заторможенностью и сужением сознания; на высоте экстаза урежается дыхание, теряется чувствительность к боли и внешним раздражителям, возможно возникновение эпилептических припадков. Таким образом, экстаз скорее относится к эпилептическим явлениям, если возникает утрата регуляции глубины изменённого сознания, например, он может выступать как аура эпилептического припадка. Если в экстазе возможна регуляция глубины нарушенного сознания, то скорее всего его следует относить к истерическим состояниям сознания.

М. Eliade (1987) считает, что в период урежения дыхания на высоте экстаза возникает способность «души освободиться от телесной оболочки, выйти из Ли предпринять путешествие в потусторонний мир». Е. Arbmann (1963;1970), G. A. Wilken (1912) в технике экстаза видят картины онейроида, близкого к эпилептическому онейроиду.

Детально исследуя многочасовые документальные видеозаписи посвящений в шаманы у яномами и транс-данс бушменов Калахари, я пришёл к выводу, что истинные шаманы длительно учатся регулировать свои состояния экстаза. В частности, они обучаются говорить строго определённые слова в период вхождения в экстаз, им «разрешается» строго определённое поведение и даже строго определённые переживания и видения, о которых рассказывает учитель. У яномами учитель садится напротив своего ученика и сначала долго рассказывает о том, что тот должен переживать, а лишь потом даёт порошок, содержащий амфетаминоподобные вещества. В период приёма порошка учитель постоянно прикасается к своему ученику и, повторяя некоторые его слова, заставляет повторять свои. Если ученик не умеет переживать то, что необходимо и допустимо, он не может быть шаманом.

L. Heusch (1962) на основе длительных этнографических наблюдений приходит к выводу, что техника экстаза заключается в методе «восхождения к божеству», а одержимость есть «нисхождение божества к человеку». В первом случае человек всегда более свободен, он продолжает себе принадлежать и даже возвышается над собой, во втором — он с трудом может «регулировать» волю божества и является инструментом в руках высших сил. В 60-х годах, в связи с отнесением различных вариантов изменённого состояния сознания к альтернирующему сознанию, стали говорить о том, что сон, гипноз, транс, экстаз и одержимость, вероятно, лишь варианты этого колеблющегося сознания. Так, Е. Arbmann говорил об этапах внушённого самоуглубления, состоящего из экстаза — одержимости — транса.

Такие состояние можно достичь и в результате медитации. Одержимость в целом всегда связана с метаморфозом, обычно регрессивным, превращением в тотемистическое животное, предмет и образ. Е. Tylor (1874) пишет об обычаях: у гаррау Индии — обращение в тигра; у кондов Ориссы — искусство «млеепа», с помощью которого Бог, воплощаясь в человека, убивает других людей; у джакупов Малайи человек становится тигром, чтобы отомстить врагам, он обращается в тигра в момент прыжка на глазах окружающих. В

Африке описаны люди-леопарды, львы, гиены, например, племя буда в Абиссинии, которое обладает именно потому дурным глазом, что может обращаться в гиен. Вполне вероятно предположить, что одержимость столь была развита ранее, что это могло повлиять на возникновении идеи переселения души в ряде религий. В хеттских текстах описываются люди, пляшущие, как леопарды. С. М. Turnbull (1977) указывает на общество людей-леопардов на Бали в лесах Итури. Во время обряда установления правомочного наследника любой член общества может впасть в транс и превратиться в леопарда, который не успокаивается, пока не растерзает свою жертву. P. Joset (1955) ссылается на общество людей-леопардов ещё в 50-х годах XX века. При охоте они имитируют рык леопарда, его след и особенности поведения. Описано тайное общество «мбоджо» людей-леопардов, совершающих ритуальные убийства. К. А. Мелик-Симонян (1986) указывает на тайное общество Земимифика (пантеры дорог), имитирующих поведение пантер, являющихся людоедами, приносящих жертвоприношения и совершающих убийства. У индейцев аче-гуаяков распространено поведение «хамо» — обращение в тотемистического ягуара. Поедание тотемистическим ягуаром аче-гуаяка приводит к тому, что человек обращается в ягуара. Аче-гуаяки, захваченные в плен парагвайцами, помогали поработителям схватить своих собратьев, потому что считали, что в плену они обращаются в парагвайцев, и, следовательно, должны сами преследовать других аче (М Miraglia, 1972).

Вселения и превращения в мифологической литературе явно связаны с одержимостью. Гекуба, стремясь отомстить царю Херсонеса Фракийского Полиместору за убитого им сына Полидора, убивает его детей и ослепляет царя, однако за это преступление обращается в собаку и бросается в Геллеспонт. У Гомера в свиней обращаются спутники Одиссея в результате любовной связи с Киркой (Цирцеей). Ио, возлюбленная Зевса, обращается Герой в корову; Каллисто, другая его возлюбленная, обращается самим Зевсом в медведицу для того, чтобы сокрыть её от мести Геры.

Обращение и одержимость в результате любовной связи чаще связывается с особым строением женских половых органов и женской демонической силой. В частности, Авиценна вообще считал, что существует два источника безумия: от глупости и от любви. У кельтов проблема одержимости прямо связана с сексуальной связью с ведьмой, одним из ярких признаков которой является огромное влагалище. Согласно исследованиям I. Eibl-Eibesfeldt (1995), угроза гениталиями в традиционных культурах является распространенным дисплеем угрозы и доминантности.

В Библии жена Лота превращается в соляной столб при взгляде на Содом и Гоморру. После бегства Лота «в пещеру» его дети родились от сексуальной связи с дочерьми (Моав и Бен-Амми), которые для этой цели напоили его вином. Вероятно также, что с механизмом одержимости связаны многочисленные обращения в русском фольклоре (Царевна-лягушка; Царевич — серый волк; Иванушка-козлёнок). Эти обращения могли реально наблюдаться в глубоком историческом прошлом и лишь затем метафорически преобразоваться в фольклоре. Вполне вероятно также, что миф о кентаврах происходит из реальных фактов одержимости конём, который является тотемистическим образом у многих народов.

Кельтское апокрифическое изображение ведьмы, угрожающей гениталиями

Способность к одержимости нередко приписывалась целым народам, например считалось, что коринчи Суматры могут все обращаться в тигров; шаманы Малайзии также считались способными превращаться в этот образ и тогда они назывались белианами. Повышенная способность к обращению связывалась с особым об ликом человека, цветом глаз, разным цветом глаз, хромотой, феноменальными способностями на охоте и в войне — эти же признаки приписывались врождённым колдунам, ведунам и ясновидящим. Именно поэтому наиболее удачливые охотники, земледельцы, воины после совершения своих подвигов старались принизить их значение (I. Eibl-Eibesfeldt, 1995).

Д. Филов. Цитадель.

_{X, м., 89x116, 1995}