29. Мистер Уоринг в нокауте

— Вы! — вскричал мистер Уилберфлосс.

— Он самый, — подтвердил Псмит.

— Вы! — вскричали господа Уотермен и Эшер, а также преподобный Эдвин Филпотс.

— Перед вами, — сказал Псмит.

Мистер Уилберфлосс ухватился за стул и сел на него.

— Я схожу с ума? — произнес он дрожащим голосом.

— Отнюдь, товарищ Уилберфлосс, — заверил его Псмит. — Все хорошо. Крик разносится по Нью-Йорку: «Товарищ Уилберфлосс в полном уме! Он не бредит!»

— Насколько я понял, вы сказали, что вы — владелец газеты?

— Да.

— С каких пор?

— Примерно месяц.

Среди его слушателей (опять-таки за исключением мистера Джервиса, который почесывал одну из кошек под подбородком и насвистывал жалобную мелодию) воцарилось неловкое молчание. Язвить видимое ничтожество, а затем обнаружить, что ему принадлежит газета, в которой вам хотелось бы печататься, это равносильно тому, чтобы наподдать ногой словно бы пустую шляпу и найти в ней своего богатого дядюшку. Особенно расстроился мистер Уилберфлосс. Пост главного редактора на полу не валяется. И, лишись он «Уютных минуток», найти другое применение своим талантам ему было бы нелегко. Редакторов, как и рукописи, отвергают за неимением места.

— В самом начале моей связи с этой газетой, — сказал Псмит, — я понял, что обрел искомое. Во мне давно жило убеждение, что наиболее идеальное занятие в нашем несовершенном мире, где с приятными профессиями так туго, но — издавать газету. Стоит приобрести газету, и остается только, откинувшись в кресле, наблюдать, как трудятся другин, да время от времени отправлять в банк внушительный чек. Ничто так не отвечает вкусам шропширского Псмита — одного из. Заглянув в механизм этой милой газетки, я вынес впечатление, что товарищ Уайт не питает к «Уютным минуткам» пылких отцовских чувств, и сделал вывод, что для него они не столько дело всей его жизни, сколько капи-П1Лобложение. Предположив, что у товарища Уайта есть своя цена, я написал моему отцу, который в настоящее время пьет воды в Карлсбаде, и попросил его выяснить цену. Он сообщил мне ее каблограммой. Она оказалась вполне приемлемой. А надо сказать, что несколько лет назад один мой дядя завещал мне значительное количество башлей, и, хотя право распоряжаться ими я получу лишь через девять месяцев, я предположил, что мой отец не откажется предоставить мне необходимую сумму под указанное несметное богатство. Последнее время мой отец тратил много усилий, чтобы приткнуть меня к той или иной профессии, и мы в конце концов избрали моей конечной целью юриспруденцию. Однако можно быть и владельцем газеты и лордом-Mi лидером, и я знал, что он не станет возражать, если я буму Наполеоном прессы на этом берегу Атлантики. И вот мы договорились с товарищем Уайтом…

В дверь постучали, и вошел высокородный Малоней с визитной карточкой в руке.

— Там ждет один, — возвестил он.

— «Мистер Стюарт Уоринг», — прочел Псмит. — Товарищ Малоней, знаете ли вы, что сделал Магомет, когда гора нег пошла к нему?

— Не-а, — равнодушно ответил рассыльный.

— Он пошел к горе. И поступил мудро. Лучшего руководи него принципа вы не найдете. Запомните это, товарищ Малоней.

— Ага, — сказал Мопся. — Пустить его? — Ага и ага, товарищ Малоней.

Псмит обернулся к остальному обществу.

— Господа, — сказал он, — вы знаете, как мне тягостно расстаться с вами, но не удалитесь ли вы стройными рядами? Речь идет об очень щекотливом частном разговоре. Товарищ Джервис, до скорой встречи. Ваши услуги газете неоценимы. Могу ли я зайти как-нибудь днем и познакомиться с остальным вашим зверинцем?

— Будете на Грум-стрит, заходите. Рад буду.

— Непременно, непременно. Товарищ Уилберфлосс, вы не останетесь? Как главному редактору газеты вам следует присутствовать при указанном разговоре. Если те, кто уходит, заглянут сюда завтра утром… Пригласите мистера Уоринга, товарищ Малоней.

Он сел.

— Для газеты настал критический миг, товарищ Уилберфлосс, — сказал он, — но, думается, победа останется за нами.

Открылась дверь, и Мопся доложил о мистере Уоринге.

Владелец трущоб на улице Приятной обладал внешностью, которую принято называть внушительной. Он был высок, широк и весьма дороден. Мохнатые брови смыкались над парой серых холодных глазок. Вошел он с видом человека, не склонного извиняться за то, что он существует на земле. Есть люди, которые заполняют все помещение, в котором находятся. Мистер Уоринг входил в их число.

Он молча положил шляпу на стол. Затем посмотрел на мистера Уилберфлосса, который поежился под его взглядом. Псмит встал ему навстречу.

— Не присядете ли?

— Я предпочту стоять.

— Как желаете. Чувствуйте себя как дома.

Мистер Уоринг снова посмотрел на мистера Уилберфлосса.

— То, что я намерен сказать, не для посторонних ушей.

— Все в порядке, — успокоил его Псмит. — Вы видите перед собой не постороннего, не случайно забредшего сюда фланера. Это товарищ Дж. Филкен Уилберфлосс, главный редактор этой газеты.

— Главный редактор? Но мне казалось…

— Я знаю, что вы намерены сказать. Вы думаете о товарище Виндзоре, но он лишь исполнял обязанности, пока шеф охотился на песчанок в джунглях Техаса. В его отсутствие товарищ Виндзор и я по мере сил поддерживали газету на плаву, но ей не хватало властной руки. Однако теперь все в порядке: товарищ Уилберфлосс вновь выступает со своими проверенными фокусами. Можете говорить при нем столь же свободно, как в присутствии… ну, скажем, товарища Паркера.

— Если этот джентльмен — главный редактор, то вы кто?

— Владелец.

— Насколько мне известно, газета принадлежит какому-то Уайту.

— О нет! — разуверил его Псмит. — Когда-то это было гак, но не теперь. В мире нью-йоркских газет все меняется столь стремительно, что нельзя винить человека, если он не и состоянии держаться вровень со временем, а уж тем более того, кто, подобно вам, больше интересуется политикой и домовладениями, нежели литературой. Но может быть, вы все-таки присядете?

Мистер Уоринг хлопнул ладонью по столу с такой силой, что мистер Уилберфлосс подскочил на стуле на добрых два дюйма.

— Для чего вы это затеяли? — вопросил он грозно. — Лучше бросьте, прямо вам говорю! Это опасная игра.

Псмит укоризненно покачал головой:

— Вы просто излагаете другими и, если мне дозволено заметить, куда более вялыми словами то, что уже разъяснял мам товарищ Паркер. Я не жалею, что тратил время — драгоценное время! — на товарища Паркера. Он блистательный собеседник, и общаться с ним было большой привилегией. Но если вы намерены только повторять сказанное им, боюсь, и буду вынужден напомнить вам, что мы очень заняты. Вам нечего добавить?

Мистер Уоринг утер лоб. Он проигрывал и не принадлежал к людям, которые умеют проигрывать с достоинством. Уоринги опасны, когда выигрывают, но, встретив сильное сопротивление, теряются и отступают.

Следующие его слова выдали полную деморализованность:

— Я подам на вас в суд за клевету. Псмит посмотрел на него с восхищением.

— Не говорите больше ничего, — сказал он умоляюще, — ибо лучше вы не скажете. По богатству мысли и причудливому юмору эти слова не имеют себе равных. Последние семь недель вы с обычной вашей сердечностью пытались стереть редакцию этой газеты с лица земли всякими хитроумным и забавными способами, а теперь намерены подать на нас в суд за клевету! Как жаль, что товарищ Виндзор вас не слышал! Ему бы это чрезвычайно понравилось.

Мистер Уоринг воспользовался приглашением, от которого дважды отказывался. Он сел.

— Что вы собираетесь делать? — спросил он. Это был белый флаг. Он сдался. Псмит откинулся в кресле.

— Я вам отвечу, — сказал он. — У меня уж все продумано. Справедливость требовала бы поставить крест, если мне дозволено так выразиться, на ваших шансах стать олдерменом. С другой стороны, я последнее время штудировал газеты, и мне кажется, кого бы ни выбрали, разница невелика. Бесспорно, газеты оппозиции могут и перегнуть палку в похвальном рвении, но даже и в этом случае остальные кандидаты выглядят редкостной компанией темных личностей. Будь я нью-йоркским туземцем, возможно, я отнесся бы к этой проблеме с несколько большим интересом, но поскольку я лишь гость в вашем прекрасном городке, то не придаю никакого значения тому, кто именно победит на выборах. Если избиратели такие идиоты, что изберут вас, то они только вас и заслуживают. Такова моя откровенная точка зрения на вопрос. Надеюсь, я никак не задел ваши чувства. Я же просто высказываю мое личное мнение.

Мистер Уоринг промолчал.

— Интересует меня по-настоящему только одно, — продолжал Псмит, — эти трущобы. Я вскоре покину эти берега, чтобы впиться зубами в науки, которым дал передохнуть на время летних каникул. Но если я уеду, а на улице Приятной все останется по-прежнему, я буду есть без всякого аппетита. Испуганный крик пронесется по Кембриджу: «Что-то случилось с Псмитом! Он бросил есть. Ему надо принимать „Бальзам Бленкинсона“, регулирующий желчеотделение!» Но никакой бальзам мне не поможет. Я буду слабеть и чахнуть, как забытая лился. А вам это было бы тяжело, товарищ Уилберфлосс, не правда ли?

Мистер Уилберфлосс, столь неожиданно втянутый в разговор, снова подпрыгнул на сиденье.

— Так намерен я сделать вот что, — продолжал Псмит, не дожидаясь ответа. — Нагреть вас на кругленькую сумму в пять тысяч три доллара.

Мистер Уоринг привстал.

— Пять тысяч долларов!

— Пять тысяч три доллара, — поправил Псмит. — Возможно, этот факт ускользнул из вашей памяти, но ваш подручный, некий Дж. Репетто, абсолютно испортил мою практически новую шляпу. Если вы полагаете, что мне по карману приехать в Нью-Йорк и швыряться шляпами, словно их у меня тысячи, вы совершаете ошибку, достойно венчающую неправедно прожитую жизнь. Три доллара мне требуется, чтобы купить новую. Остаток суммы, пять тысяч долларов, я собираюсь употребить на то, чтобы превратить

эти трущобы в жилища, которыми не побрезгует в меру разборчивая свинья.

— Пять тысяч! — вскричал мистер Уоринг. — Это чудовищно!

— Отнюдь, — возразил Псмит. — Практически это минимум. Я наводил справки. Так вытаскивайте верную чековую книжку, и будем веселиться!

— У меня нет с собой чековой книжки.

— А у меня есть, — ответил Псмит, доставая ее из ящика стола. — Вычеркните название моего банка, впишите название своего, и судьба будет не властна над нами.

Мистер Уоринг помялся и уступил. Псмит следил за тем, как он пишет, снисходительным отеческим взглядом.

— Все в порядке? — спросил он. — Товарищ Малоней!

— Вы чего — зовете меня? — осведомился отрок, появляясь в дверях.

— Зову, товарищ Малоней, зову! Вам приходилось видеть дикого мустанга прерий?

— Не-а. Я про них читал.

— Ну так, взяв пример с одного из них, помчитесь на Уолл-стрит вот с этим чеком и внесите означенную в нем сумму на мой счет в Интернациональном банке.

Мопся исчез.

— Случалось, — задумчиво произнес Псмит, — что выплату по чеку останавливали. Как знать, не передумали бы вы по зрелом размышлении?

— А какая у меня гарантия, — сказал мистер Уоринг, — что нападки вашей газеты на меня прекратятся?

— Если хотите, — ответил Псмит, — я напишу вам расписку. Но это лишнее. Я намерен с помощью товарища Уил-берфлосса вернуть «Уютным минуткам» их былой стиль. Несколько дней назад сюда позвонил редактор газеты, в которой одно время подвизался товарищ Виндзор, и попросил его к телефону. Я объяснил горестную ситуацию, а позже отправился к великому человеку и поболтал с ним. Очень милый человек. Он хочет вновь заручиться услугами мистера Виндзора за весьма приличное вознаграждение, так что в отношении нашего эксперта по тюрьмам все, можно сказать, в ажуре. Если в начале следующего месяца вы услышите, как по Нью-Йорку прокатится оглушительный радостный визг, знайте, это детишки Нью-Йорка и их родители узнали, что «Уютные минутки» вернулись на круги своя. Могу я на вас рассчитывать, товарищ Уилберфлосс? Превосходно. Я вижу, что могу. В таком случае не откажите оповестить товарищей Эшера, Уотермена и весь взвод, чтобы они начистили мозги и были готовы к бою в любую минуту. Боюсь, вам будет не просто заарканить прежних подписчиков, но это осуществимо. Я полагаюсь на вас, товарищ Уилберфлосс. Вы готовы?

Мистер Уилберфлосс, ерзая в кресле, дал понять, что да, он готов.

Загрузка...