ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Вслед за Долговым Сергей подошёл к окну, выглянул. Боже мой! На маленькой площади у ратуши яблоку негде было упасть. Толпились тут несколько десятков человек, чуть ли не половина взрослых людей, какие только были в маленькой деревушке. Шумели, жестикулировали, что-то обсуждали…

— Чего они собрались? Почему не в поле? Им сейчас землю надо пахать, бороновать опять же, а они тут руками машут, — хмуро заметил Сергей.

— Ради такого дела всё бросили, — хмыкнул мэр, не глядя на Белозёрова.

— "Такого" — это какого?

— А вы не догадываетесь?

Вид у него был растерянный, а лицо бледное. Глаза бегали по сторонам, словно в поисках выхода из западни, куда попал нежданно-негаданно.

— Что за притча, — пробормотал Мартен, не отрывая взгляда от площади. — Должно быть, лет сто, со времён Вандеи[34] так не собирались…

— Это когда во время революции всем обществом якобинцев вешали? — спросил Марешаль тихо.

— Их. Да ещё пленных солдат-республиканцев…

Фалалеева передёрнуло.

— Нашли, что вспоминать, — недовольно сказал он. Выглянул в окно и тут же отпрянул. — Страсти какие… — Неожиданно напустился на мэра и сержанта. — А вы что тут стоите?! Надо же выйти к людям, узнать, чего хотят. Ведь не просто так собрались поболтать… Власть вы здесь или не власть?

— Не пытайтесь мне указывать! — немедленно окрысился Бернар.

Мартен только вздохнул и покрутил головой. Похлопал Фалалеева по плечу.

— Вон, я вижу, три человека вышли из толпы. Должно быть, хотят подняться сюда, в мэрию, — сказал мрачно. — Сейчас всё объяснят. Целая депутация. Старик Бастьен, надо же. Песок уже сыплется, а туда же… С ним Пессон. Ну, этот вроде мирный. Какого чёрта он сюда затесался? А третий… Ваш приятель, мсье Белозёров. Анри Деко, один из тех, кому вы в первый же вечер набили морду. Парень буйный…

Спустя минуту в кабинет постучались, и в дверь просунулась голова одного из двух жандармов, сидевших в приёмной.

— Мсье сержант, тут к вам люди, — отрапортовал он, и голос при этом звучал не слишком уверенно.

— Пусть войдут, — проворчал Мартен, поднимаясь.

Депутацию он встретил стоя, опираясь кулаками на столешницу, и вид при этом у него был самый что ни на есть серьёзный, чтобы не сказать грозный. Возможно, благодаря Фалалееву, вспомнил, что он здесь власть. Непохоже, однако, чтобы на крестьян это произвело хоть какое-то впечатление.

Троица выглядела разношёрстно. Сгорбленный старик Бастьен, одетый в какие-то обноски, с морщинистым лицом землистого цвета. Высокий и благообразный, лет сорока, Пессон в приличных штанах, жилете и светлой рубахе навыпуск, и, наконец, самый молодой среди них, крепыш Анри, с порога бросивший на Сергея неприязненный взгляд. Был он, несмотря на тёплую погоду, в суконной грязной куртке.

— С чем пожаловали, граждане? — сухо спросил Бернар, не утруждаясь приветствием.

Старик приосанился и сделал шаг вперёд.

— Сход у нас был, мсье мэр, — прохрипел он. — Вот, пришли сообщить наше решение.

— Что за решение?

— Решение простое. Пусть эти русские забирают свои пожитки и проваливают из Ла-Роша. Все четверо. Немедленно.

Сказанное Бастьеном было ожидаемо, и всё же Сергея бросило в жар от гнева. Гатчинский шрам побелел.

Долгов, покосившись на художника, предупредительно взял за локоть.

Мартен прищурился.

— Прямо-таки все четверо? А мсье Марешаль, между прочим, наш соотечественник, француз.

— Да? Ну, пусть остаётся, если хочет. А русским тут делать нечего. Одна беда от них. Нам этого не надо.

— Между прочим, я не только француз, но и правительственный чиновник, — сказал Марешаль, меряя депутатов тяжёлым взглядом. — Официально заявляю, что мсье Белозёров — гость Французской республики. И я хочу знать, чем вызвано ваше оскорбительное решение.

В разговор вступил Пессон.

— Гость или не гость, нам всё равно, — сказал рассудительно. — Хорош гость! Не успел приехать, как наших парней избил. Изувечил, можно сказать. (Анри злобно ощерился ртом с поредевшими зубами.) Следом по соседству человека убивают. Ещё через день жандарм пропал, и нет его…

— А при чём тут я? — гаркнул Сергей. Фалалеев и Долгов предупредительно вцепились в него с двух сторон.

Пессон невозмутимо повернулся к Белозёрову.

— Может, и ни при чём. Только до вашего приезда никогда такого не случалось. Может, вы беду притягиваете, почём знать? Может, вы деревню сглазили? Даром, что ли, с вашим приездом замок опять начал выть? Давно молчал, а тут нате вам! Люди-то слышали, слышали…

Действительно! Приехал плохой художник Белозёров, и замок взвыл от ужаса…

— А если ещё неделю-другую у нас проживёте, что тогда будет? — продолжал Пессон. — Нет уж! Уезжайте добром. И своих не забудьте.

Сергей внезапно успокоился. Кипятись не кипятись… Сельских идиотов никакими словами, никакой логикой не переубедить. Хотя, идиотов ли? Просто не любят русских. Или даже ненавидят — из поколения в поколение, со времён Наполеона. По наследству передаётся. И ненависть пополам с суеверием велит гнать чужаков в три шеи…

А он-то, болван, ещё не так давно доказывал Ефимову, что Франция — страна цивилизованная, высококультурная, ссылаясь при этом на Эйфелеву башню и Лувр. Как же… Да эти шакалы таких и слов-то не знают. И не потому шакалы, что крестьяне, а потому, что, давясь от злобы, готовы всем скопом растоптать одного, которого считают врагом. А русские землепашцы, между прочим, пленных наполеоновских солдат когда-то лечили и кормили, как могли… Враг — он на поле боя враг. А после боя человек…

Голос подал Мартен.

— А вы понимаете, что правительство за насилие над его гостем коммуну накажет? Сурово накажет? — спросил он нейтральным тоном. Словно предупредил на всякий случай.

— А кто говорит про насилие? — удивился Анри, широко улыбнувшись. — И пальцем не тронем. Мы же по-хорошему, по-доброму. Уедет, и всё.

— А если не уедет?

— Опять же пальцем не тронем. Мы ж не звери какие. Просто выбросим барахло на улицу и не пустим в гостиницу. Пусть на земле спят. Сейчас тепло, не простынут.

Старик Бастьен хихикнул и закивал головой.

— Так что будем делать? — жалобно спросил Фалалеев по-русски.

— Провались он, этот Ла-Рош вместе со своим замком и местной сволочью, — негромко и чётко произнёс Сергей по-русски же. — Мы уезжаем.

Фалалеев благодарно посмотрел на художника.

— Давно пора, — сказал Долгов решительно.

— Другого выхода нет, — подтвердил Марешаль. — Но есть один важный нюанс. Я бы не хотел, чтобы мы убежали… как это по-русски… сверкая пятками. Не должен знаменитый художник терять лицо. Да и я как чиновник министерства не позволю себя гнать взашей каким-то плебеям. — Оскалился. — Это позор. Согласны?

— В общем да, — сказал Сергей, пожимая плечами. — Но выбирать не из чего. Уедем нынче же. В крайнем случае, завтра. Глаза б мои на местную шушеру не смотрели. Полагаю, мсье Бернар не откажет нам в своём шарабане. Ещё и рад будет, что уезжаем.

— Ну, уж нет! Предоставьте мне с ними поговорить.

Марешаль повернулся к ожидавшим депутатам и снова перешёл на французский.

— Ну, вот что, мсье… — Слегка улыбнулся самым дружелюбным образом. — Если сход жителей коммуны требует нашего отъезда, мы, разумеется, уедем. В России в таких случаях говорят: "Насильно мил не будешь". Сегодня третье мая. После нашего разговора я дам телеграмму в министерство, и завтра к вечеру за нами и нашим багажом пришлют экипаж. Утром пятого мая мы уедем. И всё.

Анри замотал нечёсаной головой.

— Не пойдёт, — нагло заявил он. — Чего тянуть-то? Возьмите повозку у мсье Бернара и езжайте себе в Орлеан. А там и на поезд. Вот как всё будет.

— Так не будет! — резко сказал Марешаль. В приятном мягком голосе прорезался металл. — Не зарывайтесь, любезный. Вы, видно, не очень хорошо понимаете ситуацию. Или не понимаете вовсе. — Шагнул вперёд, и Анри невольно отступил. — Вы сейчас действуете на грани бунта. Решение вашего схода никакой законной силы не имеет. Мсье мэр подтвердит. (Бернар нехотя, словно с опаской, кивнул.) Бойтесь эту грань перейти.

— Это вы нас пугаете?

— Это я вам объясняю. Либо мы спокойно, не торопясь, уедем послезавтра утром. Либо мы сейчас же… да хоть пешком уйдём! Но через день здесь будет батальон из ближайшего гарнизона. Вот солдатам и расскажете, кто там беду притягивает да почему вдруг замок начал выть… У правительства с бунтовщиками разговор короткий. Есть тюрьмы, есть каторга. Вам что больше нравится?

В этот момент Марешаль был прекрасен. Стоял, развернув плечи и демонстративно засунув большие пальцы рук в жилетные кармашки, смотрел на крестьян бесстрашно и говорил надменно. Однако Анри закусил удила.

— Правительство далеко, а вы близко! — заорал он, теряя голову. От разъярённо побагровевших щёк можно было прикуривать. — Смотрите, он ещё солдатами грозит… Вы полегче, мсье чиновник! А то ведь, не ровен час, и до гостиницы дойти не успеете!

— Что?!

Лицо Марешаля перекосила презрительная грима са. Не раздумывая, он быстро пнул Анри в коленную чашечку, и крепыш скрючился, взвыл утробно. Сергей восхищённо покрутил головой. Хорошая штука сават! А быстрота и решительность француза вообще выше всяких похвал…

— Арестуйте этого олуха, — велел Марешаль Мартену, не обращая внимания на возмущённоиспуганный возглас Бастьена. — Угроза чиновнику правительства при исполнении служебных полномочий. Да ещё при свидетелях… Статья уголовного кодекса номер девяносто пять, пункт "6". На семь лет заключения уже наговорил. — Пригладил волосы. Посмотрел на Бастьена с Пессоном. — Ещё желающие есть?

Мартен кинулся к Анри и, схватив за шиворот, влепил звонкую оплеуху.

— Ты что себе позволяешь, мерзавец? — проскрежетал сквозь зубы. — Тебя кто научил людям угрожать, сход, что ли? Да ещё каким людям! — От души встряхнул ошеломлённого парня. — Считай, что тюремную робу уже примерил…

— Он ударил выборного человека! — возмущённо и растерянно крикнул Пессон, тыча пальцем в чиновника. — Так нельзя! Людям это не понравится!

В спор неожиданно вступил мэр.

— Молчать! — взвизгнул он. — Не коммуна, а сборище смутьянов… — Повернувшись к Марешалю, добавил уже спокойнее: — Насчёт ареста… я думаю, на первый раз обойдёмся. Он у нас сирота. Слабоумный опять же, — посмотрите, какие шальные глаза. Сначала говорит, а потом думает… Вы уж его простите.

Марешаль поморщился.

— Из уважения к вам, может, и прощу, — сказал неохотно. — Но я хочу быть уверен, что сейчас мы беспрепятственно уйдём к себе в гостиницу и до отъезда, то есть до послезавтрашнего утра, нас никто не тронет. Вы можете это гарантировать?

Бертран замялся.

— Сделаем всё возможное, — выдавил наконец.

— Вот и хорошо, — подхватил Марешаль. — А вы, — добавил, обращаясь к выборной троице, — ступайте к людям и объявите, что обо всём договорились. Утром пятого мая мы уедем. А до этого пусть нас оставят в покое. Всё понятно?.. Молодцы. Идите.

Бастьен, Пессон и хромающий Анри вышли. Вид при этом у каждого был самый что ни на есть задумчивый и недовольный.

— Ловко вы дело уладили, — сказал Бертран вкрадчиво, чуть ли не льстиво.

Марешаль только отмахнулся.

— Уладил, как мог… Кстати, имейте в виду: я выполнил вашу работу. Ставить в стойло местных бунтарей никто из нас не нанимался.

— Но вы же видите, что…

— Вижу, вижу. До солдат, я надеюсь, дело не дойдёт, но в министерстве доклад сделаю. А уж какая после этого будет реакция правительства, сказать не могу. Но что по головке не погладят, за это ручаюсь… Молите бога, чтобы мсье Белозёров не пожаловался на вас президенту республики.

— Пожаловался… кому?! еле вымолвил Бернар, как только до него дошёл смысл реплики чиновника.

Сергей изумлённо посмотрел на Марешаля. Тот с самым невозмутимым видом достал из кармана теле грамму и помахал в воздухе.

— Только что пришла из министерства. В середине мая президент Франции мсье Карно приглашает мсье Белозёрова в Елисейский дворец. Желает выразить своё восхищение выставкой русской живописи.

— Это правда, — подтвердил Долгов, доставая из кармана свою телеграмму. — Пишут, что Сергея Васильевича приглашает президент республики. С нашим министерством визит согласован.

Марешаль поманил к себе Бернара.

— Теперь вы понимаете, на какого человека замахнулись ваши люди? — деловито спросил он, с интересом глядя на мэра, беззвучно открывающего и закрывающего рот.


Вернувшись в гостиницу, Сергей заперся у себя в номере. Бросившись на кровать, бездумно уставился в потолок. На душе было мерзко и пусто, глаза бы ни на кого не глядели. Однако вскоре в дверь кто-то постучался.

— Войдите, — нехотя сказал Белозёров, спуская ноги с кровати.

В номер вошёл Марешаль — невесёлый.

— На два слова, Серж… но вы, кажется, отдыхаете? Я могу позже.

— Да нет, ерунда. Присаживайтесь.

Марешаль уселся на стул у окна и заговорил медленно, тщательно подбирая слова:

— Мне в высшей степени неприятна сегодняшняя сцена в мэрии. Прискорбно всё это. Не знаю, вправе ли я, но хочу извиниться перед вами от лица правительства республики. И очень прошу не судить о Франции по мерзкой тупой деревенщине с её воплями и угрозами…

— О чём вы, Гастон, — перебил Сергей, махнув рукой. — Как вы справедливо заметили, насильно мил не будешь. — Усмехнулся. — Ну, не напишу я французский замок. Переживу. И замок переживёт. Он и не такое пережил. Хотя обидно, конечно…

— Ещё бы! И… — Марешаль замялся. Смущённо потёр кривоватый нос. — Даже не знаю, как сказать…

— Да уж скажите как-нибудь.

— Словом, если на встрече с президентом республики вы не станете… м-м… заострять внимание на сегодняшнем инциденте…

— В смысле, не буду жаловаться?

— Совершенно верно. Президент Карно — человек жёсткий, даже суровый. Он обязательно распорядится наказать и коммуну, и её жителей. Оно бы и справедливо, обнаглели простолюдины, да ведь жалко…

Сергей слегка улыбнулся — самую малость, чтобы не обидеть Гастона. (Энергичный, умный и смелый француз был ему глубоко симпатичен.) Ясно, как день, что беспокоится он вовсе не о коммуне с её жителями. О себе он беспокоится, на то и чиновник, — скандала боится, происшествия. Случись что, с кого спросят? С него и спросят. Не предотвратил, мол, не обеспечил. А значит, допустил и позволил. Начальство разбираться не любит, — хоть в России, хоть во Франции…

— Не беспокойтесь, Гастон, — сказал Сергей утомлённо. — Я жаловаться не собираюсь. Не хватало ещё президенту страны о дрязгах с местным населением докладывать. Пусть живут. Дали бы уехать спокойно, и ладно. Ну, конечно, если не дадут…

Марешаль широко улыбнулся.

— Спасибо, Серж. Вы благородный человек… Дадут, куда они денутся? Кстати, я уже отправил телеграмму в министерство. Завтра экипаж будет. А послезавтра едем спокойно и с комфортом. Отдыхайте.

Пожав руку Сергею, вышел. Прикрыл дверь деликатно.

Глядя вслед французу, Сергей только вздохнул. Отдыхать не хотелось. Вообще ничего не хотелось. Стало быть, самое время выпить вина — стакан-другой, а под горячую руку и третий.

Однако едва успел взяться за бутылку, как в дверь опять постучались. Кого там ещё черти принесли? Фалалеева, что ли? Или Долгова?

И не угадал. На пороге возникла чета Лавилье. При этом супруги были очень серьёзны и даже насуплены, словно пришли к тяжело больному пациенту — навестить, а заодно и проститься.

— Это возмутительно! — воскликнула мадам вместо приветствия.

— Наша поддержка с вами, мсье Белозёров, — сдержанно заверил мсье.

Сергей растерянно затоптался на месте. Почесал в затылке бутылочным горлышком.

— Спасибо, конечно… Поддержка в чём?

— Мы всё знаем, — сказал супруг. — Местное мужичьё под дурацким предлогом выставляет вас из де ревни. Вам угрожают.

— Что поделать, мсье, — произнесла супруга печально. — Со времён Наполеона русских во Франции недолюбливают.

— Но к нам с женой это не относится, — заявил Лавилье и решительным жестом подтвердил, — они, мол, не такие. — У нас с вами вышла небольшая размолвка, мсье Белозёров, но это ничего не значит. Забудем, друг мой! Знайте, что, если эти мерзавцы пойдут на штурм гостиницы, я стану рядом. Мы будем отбиваться плечом к плечу. У меня есть тяжёлая трость.

— А я умею оказывать первую помощь, — сообщила мадам с трогательной улыбкой.

Сергей не знал, что сказать, поэтому прижал руку с бутылкой к сердцу и поклонился. Следом в свою очередь откланялись и супруги.

Оставшись один, Сергей жадно глотнул вина прямо из горлышка. Перевёл дух. Надо же… На случай штурма гостиницы у него есть неожиданные друзья… Вот тебе и старый пьяница! Представил, как мадам Лавилье перевязывает полученные в бою с сельчанами раны, и не выдержал, засмеялся. А вдруг на почве общего сочувствия к русскому художнику супруги помирятся?

Со стаканом в руке Сергей присел на подоконник. Уставился на высокий тополь, зеленеющий напротив окна, и тяжело задумался. Ещё никогда в жизни он не попадал в столь нелепое положение. Будто его против воли затягивает водоворот событий — необъяснимых, странных, опасных. Что-то не так. Что-то происходит, и происходит совсем близко, по касательной. И может быть, убийство Звездилова и пропажа Пифо ещё не конец. Почему Жанна твердит о некой угрозе, следующей по пятам? При всей экзальтированности девушка далеко не глупа… И никуда не деться от тягучего, словно зубная боль, дурного предчувствия.

В дверь постучали. Не успел Сергей чертыхнуться (приёмный день у него нынче, что ли?), как в комна ту, не дожидаясь приглашения, ввалился собственной персоной хозяин заведения мсье Арно. Спасибо, хоть без жены. Этому-то что надо? Расчёты с ним ведёт Фалалеев…

— На два слова, мсье Белозёров, — сообщил Арно значительно. Тенор кабатчика никак не вязался с мясистым лицом, широкой грудью и длинными сильными руками.

— Слушаю вас, — произнёс Белозёров, указывая на стул.

— Спасибо, я постою… Вы только не переживайте, — неожиданно сказал хозяин с добродушной улыбкой.

— В каком смысле?

— Бросьте, мсье, я всё знаю. И про сход, и про то, что вас выживают из деревни, и что послезавтра вы уезжаете. И правильно, что уезжаете, — добавил озабоченно. — Народ у нас неотёсанный, нравы грубые. Если что не так, могут и прибить. И не всем по нутру, что вы тут ещё на два дня задерживаетесь.

— Вот как?

— Истинная правда. Ремесло у меня такое — всех поить и всё знать. — На лице мелькнула и тут же угасла хитрая улыбка. — Вы, главное, до отъезда со двора никуда не девайтесь. Сидите в гостинице. Еда и ночлег есть, вина вдоволь, а что ещё надо? Здесь-то вас никто не тронет, уж я прослежу. Не хватало, чтобы моего постояльца обидели…

"Конечно, проследишь. Случись что, с кого расчёт брать?"

— Спасибо, мсье Арно, — сказал Сергей, протягивая руку. — Совет хорош. Возможно, я так и поступлю.

Действительно, что ему делать за пределами двора? Ну, разве что прогуляться напоследок по лугу, ещё раз полюбоваться Луарой, посмотреть на проклятый замок… Но уж коль ситуация складывается нешуточная, лучше не рисковать. А с другой стороны, безвылазно сидеть здесь до послезавтра, как мышь в клетке? Ладно, там будет видно…

— Через полчаса ужин, — напомнил хозяин, закрывая за собой дверь.

Какой там ужин! Аппетита не было вовсе. Однако скрепя сердце Сергей спустился к общему столу и даже заставил себя съесть свиную котлету. Общая беседа не клеилась, в воздухе висело напряжение, и негромкие, вялые реплики сотрапезников разредить его не могли. Даже неисправимый оптимист Фалалеев был невесел и в конце концов заявил, что отправляется на боковую — раньше обычного. И всем пожелал того же.

— Вы куда, Сергей Васильевич? — бдительно спросил Долгов, когда Сергей, встав из-за стола, направился к выходу.

— На перекур, вестимо.

Долгов с Марешалем составили компанию, и, может быть, не зря. С вечерним временем в трактир потянулись люди. Проходя через двор, сельчане мерили дымящего папиросой поодаль Сергея косыми взглядами, кое-кто шипел сквозь зубы нечто невнятное. Один демонстративно сплюнул в их сторону. Кулаки у Сергея сжались сами собой. Так и съездил бы по бородатой роже… Затоптав окурок, Сергей хмуро пожелал сотоварищам спокойной ночи и ушёл к себе. На боковую так на боковую. Тем более, что накануне не выспался…

Среди ночи Сергей неожиданно проснулся. Не громкий скрип открываемой двери проник в сознание и прервал беспокойный сон. Сергей открыл глаза. По комнате разлился слабый зыбкий свет, кое-как рассеивающий ночную тьму. То горела свеча, и была та свеча в женской руке. У изголовья стояла Жанна.

Сергей потряс головой и сел в кровати. Хриплым спросонья голосом сказал изумлённо:

— Жанна… Что вы здесь делаете в такой час?

И только теперь заметил, что девушка была в ночной рубашке с наброшенной поверх кофтой. В комнате было тепло, однако она дрожала, словно от сильного холода, и подсвечник в руке ходил ходуном.

— Мсье… — произнесла чуть слышно и замолчала, будто перехватило горло.

— Да что случилось-то? — вполголоса гаркнул Сергей, уже вполне проснувшийся.

— Ничего не случилось… Можно, я с вами лягу?


Ах, как уютно трещали дрова в чреве большого камина! Его яркое пламя весело согревало полумрак просторного кабинета с высокими, плотно зашторенными окнами. Кресла собеседников были придвинуты поближе к огню.

— Подбросьте-ка ещё пару поленьев, — проворчал собеседник постарше. — Что-то мне сегодня зябко, не простыл ли…

— Боже вас упаси! Да и не вовремя.

С этими словами собеседник помоложе выполнил просьбу.

— Благодарю… Но вернёмся к Белозёрову. У нас всё готово?

— Решительно всё.

— Люди, детальный план действий?

— Не беспокойтесь. Люди на месте, план осуществляется скрупулёзно.

— А что Белозёров?

— Пока, в соответствии с планом, — в неведении. Но уже завтра…

— Вот именно — завтра! В тот самый день…

Старший собеседник перевёл взгляд на портрет, висевший на стене. Перекрестился. Склонив голову, молитвенно сложил руки на груди.

— Даст бог, всё осуществится, — прошелестел, еле двигая морщинистыми губами.

Загрузка...