"Орлы Наполеона"

Интерлюдия (10 марта 1871 года)

Бисмарка[29] боялись.

Его бульдожье лицо с густыми обвисшими усами, его широкие плечи и зычный голос, его грубость и бесцеремонность наводили на окружающих трепет. Мощная воля и гранитная уверенность в собственной непогрешимости подавляли. Сам король прусский (а теперь и германский император) Вильгельм Первый в присутствии своего вечно недовольного канцлера порой терялся. Спорить с Бисмарком? Себе дороже…

Канцлер знал, чего хочет, и умел добиваться своих целей. Он рвался к ним с яростью раздразнённого красной тряпкой быка, сметая с пути все преграды. Люди, армии, государства и короли — всё пасовало, всё отступало перед натиском бывшего прусского юнкера, ставшего первым политиком Европы.

Сейчас его великая миссия была исполнена. Германские княжества под скипетром Вильгельма объединились в империю. Ненавистная Франция, жестоко разбитая во Франко-прусской войне, валялась у ног победителя. Бисмарк принимал поздравления от монархов, от политиков, от генералов и ворчливо благодарил. Однако ни счастья, ни даже простого покоя он не испытывал. Острым умом, упакованным в грубую фельдфебельскую оболочку, канцлер понимал, что дело сделано лишь наполовину.

Лишившись Эльзаса и Лотарингии, разбитая, но не уничтоженная Франция была всё ещё сильна. Пятимиллиардная контрибуция не сломила её. Республиканское правительство, пришедшее на смену низложенному Наполеону Третьему, энергично взялось за восстановление экономики и формирование новых армий. И если сидеть сложа руки, то через считаные годы сегодняшний победитель увидит триумфальное возрождение вчерашнего побеждённого. А значит, уже сейчас надо либо готовить новую войну, либо…

Вот это самое "либо" Бисмарк и обсуждал со Штибером[30] в дождливый туманный вечер за кружкой баварского пива. Разговор шёл в берлинской квартире, предназначенной для специальных встреч. Посмотреть со стороны, так просто сидели за столом два приятеля, коротая время за пенным напитком, сигарами и неторопливой беседой. Один — высокий, плотный, в сюртуке табачного цвета и тёмных мешковатых брюках. Другой — низенький, тощенький, в сером костюме-тройке из дешёвой ткани. Бюргеры, как есть обычные бюргеры[31]. Кто бы сказал, что первый из них — имперский канцлер, а второй — начальник его секретной службы…

Штибера не зря считали королём шпионажа. Мало кто знал, что победой в войне Пруссия во многом обязана именно ему. Всего за несколько лет он сплёл во Франции целую сеть, состоявшую из пятнадцати тысяч агентов, которые день за днём добывали сведения о дислокации и вооружении противника, распускали панические слухи, устраивали диверсии. В этой сети Франция запуталась и пошла на дно… Бисмарк чрезвычайно высоко ценил своего начальника разведки и контрразведки. Мало того, — доверял, как никому. И потому мог позволить себе говорить со Штибером вполне откровенно.

— Знаешь, Вилли, почему я не сплю по ночам? — спросил Бисмарк, пыхнув сигарой.

— Думаю, что знаю, — небрежно ответил Штибер. — Вы мучаетесь, что не смогли добить франков. Ведь так?

— Да!

— И напрасно. Что тут поделаешь? И сил не хватило, и Европа к тому же начала выть, что, мол, Пруссия воюет самым зверским образом, — всё так… Но главного мы всё-таки добились, разве нет? Разве вам мало пяти миллиардов? А Эльзас? А Лотарингия? Это же золотое дно! Уголь, железные руды, заводы и фабрики! А полтора миллиона новых людей? Наконец, не разгроми мы французов, разве состоялась бы империя? Жалеть не о чем, экселенц[32], не гневите бога.

С этими словами Штибер протянул руку к батарее пивных бутылок, взял две и, ловко вскрыв, разлил по кружкам.

— В общем, ты прав, Вилли, хотя и не во всём, — пробурчал Бисмарк. — Французов мы просто победили, а надо было растереть в пыль. Понимаешь разницу? Боюсь, Франция довольно скоро воспрянет. Ей помогут воспрять. И проклятая Россия поможет, и чёртова Англия. Не забудь про Италию. Им же нужен противовес нашей силе. И через несколько лет нам опять придётся воевать.

— Придётся так придётся. С каких пор канцлер германской империи боится войны? — спросил Штибер, выразив удивление на благообразном личике.

— Чушь! — отрезал Бисмарк. — Я ничего не боюсь. Но бессмысленно лить немецкую кровь на чужих полях не хочу. Одно дело воевать, как это было сейчас, — наверняка, один на один. И совсем другое, когда через пять или десять лет Франция очухается, захочет взять реванш и сколотит коалицию. Вот тогда нам придётся туго.

— Не беспокойтесь, экселенц. И сегодня, и завтра, и через десять лет мои агенты к вашим услугам. Мольтке[33] ударит снаружи, я изнутри, — и где будет та Франция?

— Если бы всё было так просто, — раздражённо сказал Бисмарк, барабаня пальцами по столу.

Одним глотком допил кружку. Вытер усы и наклонился к Штиберу. Понизил голос.

— Мольтке, агенты… это всё хорошо. Но, понимаешь ли…

Замолчал, словно в затруднении.

— Я весь внимание, экселенц, — подбодрил Шти-бер, несколько озадаченный нерешительностью канцлера, для него отнюдь не свойственной.

— Скажи-ка, Вилли, следил ли ты за карьерой Наполеона Третьего? — спросил вдруг Бисмарк.

Вопрос был, мало сказать, неожиданный.

— Ну, так… Знаю, конечно, в общих чертах, — неопределённо ответил Штибер.

— А тебя не удивляет его взлёт?

— Что вы имеете в виду, экселенц?

— Но это же поразительно! Нищий, никому не нужный принц. Неудачник, затеявший две глупейшие попытки государственного переворота и блистательно обе проваливший. Осуждён на пожизненное заключение… в общем, никто. — Бисмарк замолчал и откинулся на стуле, задумчиво глядя в потолок. Пользуясь паузой, Штибер торопливо наполнил кружки. — И вдруг всё меняется чуть ли не в одночасье. Сначала непонятным образом бежит из тюрьмы. Потом, после свержения Луи-Филиппа, становится национальным депутатом. Следом избирается президентом республики, и, наконец, через короткое время, наплевав на конституцию, объявляет себя императором. По сути, совершает переворот. А французы это проглотили, как будто так и надо. Полиция промолчала, армия осталась в казармах, словно её кто-то придержал… Каково?

Штибер пожал узкими плечиками.

— Хорошо начал, но плохо закончил.

— Не скажи, приятель, не скажи… Правил довольно долго и, в общем, небезуспешно. Мог бы и дальше, если бы на нас не полез. Но это детали… Главное в другом: как это у него так складно всё вышло? Как по маслу, а? Ведь не стратег, не полководец, да и политик не первого разбора.

Штибер осклабился.

— Ну, если бы я был племянником великого императора, у меня бы тоже много чего вышло.

— Чушь! — рявкнул Бисмарк. — Одним именем трон не завоюешь. Думай, Вилли, думай…

Штибер помолчал.

— А что тут думать, — сказал наконец. — Помог ему кто-то — вот и всё. Побег организовали, за выборы заплатили… Ну, и так далее. Кому-то очень понадобился свой человек на престоле. Такие примеры в истории есть.

— Уже теплее! одобрительно сказал канцлер, поднимая палец. — Я тоже так считаю. Существуют некие люди, которые смогли из каких-то соображений посадить на трон человека, у которого за душой было только родство с императором и репутация весёлого сумасшедшего… И это самое интересное. Что ж там за люди такие и какова мера их влияния, если они могут манипулировать деньгами, общественным мнением, армией и полицией?

— Что за люди? — переспросил Штибер. Почесал подбородок. — А какая нам, в сущности, разница? Мало ли кто где сидит за кулисами и дёргает за ниточки… Так или иначе, они своё отыграли. Наполеон сидит в Лондоне и на трон больше не претендует.

— Наполеон фигура битая, — согласился Бисмарк. — Я предложил ему вернуться в Париж и снова сесть на престол, он отказался. Дескать, болен и стар уже для борьбы. Тряпка. А жаль. Лучше иметь дело с битым монархом, чем с оголтелыми республиканцами, составившими правительство. Ну да ладно… Вернёмся к людям.

Штибер подавил зевок. Он уже забыл, когда высыпался, и чувствовал вязкую усталость. Казалось бы, война позади, поработал на славу, можно и отдохнуть недели две-три. Да где там! Бисмарк не отпускает. Далеко не всем в германских княжествах (да и за границей тоже) пришлось по душе объединение — империю с первых же дней надо защищать, и не обойтись тут без вездесущих шпионов, воспитанных и обученных им, Штибером… Дались Бисмарку эти неизвестные люди…

— Вот ты говоришь, они своё отыграли, — продолжал Бисмарк, покусывая ус. — Не так. Отыграл Наполеон. А они остались где-то в тени, но возможности-то при них. Влияние, деньги, что-то ещё… Не вымерли же они с уходом Наполеона.

— Ну, может, и так, — осторожно откликнулся Штибер. — И пусть себе сидят в тени. Нам до них дела нет.

Канцлер вскочил, как подброшенный пружиной. Следом вскочил и оторопевший Штибер, не понимая, чем вызван столь резкий взрыв эмоций.

— Болван! — заорал Бисмарк. (А уж орать он умел.) — Дальше своего носа не видишь! Навербовал во Франции кучку предателей и рад! А что они могут? Шпионить и панику в тылу наводить? Невелика заслуга!

На "болвана" Штибер не обиделся. Бисмарк иной раз обзывал и не так. (При случае мог и в ухо съездить.) Но вот за агентов своих стало обидно. Уж кто-кто, а они свою лепту в разгром Франции внесли, и немалую, и Бисмарк о том прекрасно знает. Что это с ним?

Бисмарк успокоился так же неожиданно, как и вспылил. Снова сел. Жестом указал Штиберу на портсигар.

— Кури! И слушай меня внимательно…

Через час Бисмарк начал собираться. Натянул прорезиненный плащ и фуражку, взял большой зонт.

— Ты всё понял? — спросил на прощание ласково.

— Всё, экселенц, — угрюмо сказал Штибер.

— Ну, так работай, чёрт побери!

Попрощался, значит…

Оставшись один, Штибер сел за стол и налил пива. Отхлебнул, не чувствуя прекрасного баварского вкуса с лёгкой горчинкой. До вкуса ли тут? Бисмарк умел ставить нерешаемые задачи и ценил своего обер-шпиона за то, что он всё-таки их решал. Но сейчас Штибер был в растерянности. Машинально поглаживая стеклянный бок пивной кружки, пытался собрать мысли и разложить их по полочкам.

Канцлеру нужны люди, которые когда-то привели Наполеона к власти. Нужны их возможности, их влияние, их способность направлять ход событий. Их надо найти и поставить себе на службу, чтобы впоследствии использовать в антифранцузской политической игре.

Тут сразу возникает два вопроса. Первый из них: как искать иголку… даже не в стоге сена, а на морском дне? Ведь про этих людей ничего не известно. Может, их и вовсе нет. Может, они существуют лишь в воображении Бисмарка… Хотя, логически рассуждая, быть они должны. Тут канцлер прав: не смог бы голландский принц сесть на французский престол без мощной поддержки.

Ладно. Допустим, есть. Допустим, нашли.

Но следом встаёт второй вопрос: каким образом Бисмарк рассчитывает поставить на германскую службу влиятельных французов? Как с ними договариваться? Чем завербуешь или купишь людей, которые в состоянии играть судьбой престола? Да таких и запугать не очень-то вероятно… Чего вообще от них хочет канцлер? Кроме туманных намёков Бисмарк на эту тему не сказал ничего. Очевидно, полагает (и, в общем, справедливо), что не его, Штибера, ума это дело. Его дело — найти людей и преподнести канцлеру на подносе. А уж тот разберётся…

Но ещё быстрей он разберётся со Штибером, если тот не справится с поставленной задачей. Вот тут сомнений не было.

Бисмарка Штибер боготворил и боялся. Работать под мощной рукой канцлера было увлекательно и тревожно, словно каждый день держишь экзамен. И попробуй не сдай — вылетишь со службы… А своим положением начальника тайной полиции Штибер, выбившийся из простых шпиков, дорожил в высшей степени. Покуда ум, ловкость и чутьё обер-шпиона не подводили, на энергию и силы не жаловался, но теперь…

А может, плюнуть на всё и выйти в отставку? На шестом десятке мысли о покое приходят в голову всё чаще. Деньги есть, — накопил. И жалованье хорошее, и в секретных фондах для работы с агентурой отчего не пастись (самым аккуратным образом, разумеется). В общем, теперь можно пожить и для себя… Только вот без дела затоскуешь. Шпионское ремесло не просто кормило, оно наполняло жизнь интересом и смыслом. А если смысла нет, то и радости нет. И зачем тогда молодая жена, хороший дом, мягкая перина, сбережённые талеры…

Нет, рано ещё на покой, рано! Но как выполнить задание канцлера? А выполнить надо во что бы то ни стало — другого выхода просто нет. В конце концов речь не только о служебном выживании. В не меньшей мере это и вопрос профессионального самолюбия. Ещё никто не мог сказать, что он, Штибер, не справился с порученным делом…

Дойдя в размышлениях до этого пункта, Штибер поднялся и, решительно отставив кружку, достал из портфеля бумагу и карандаш. Привычка думать на бумаге была давней и плодотворной. Сосредоточился. Начал рисовать схему предстоящей работы.

Бессонная ночь пролетела незаметно, и к утру план был готов. Воспалёнными от усталости и табачного дыма глазами Штибер просмотрел заметки. Ну, что ж, это уже кое-что… Начнём с Лондона, где коротает дни бывший император. Сам Наполеон о своих благодетелях, конечно, ничего не расскажет, глупо и рассчитывать, но есть экс-императрица Евгения, известная легкомыслием, болтливостью и страстью к деньгам. Подход к ней найдётся. Возможно, кое-что от мужа она знает и некоторые зацепки для поиска даст… не бесплатно, конечно. И пусть, не тот случай, чтобы скупиться.

Далее предстоит работа во Франции. Здесь в помощь мощная агентурная сеть. Удачно и то, что страна до выплаты контрибуции оккупирована германской армией. Более шестисот тысяч солдат, на которых, если потребуется, можно опереться в любой ситуации… В общем, рычаги для поиска есть. Есть и понимание (пусть предварительное), в каком направлении искать. И если, чтобы выполнить задание канцлера, понадобится перевернуть Францию, он, Штибер, её перевернёт. Вывернет наизнанку.

Штибер умылся, пригладил взъерошенные волосы и критически посмотрел на себя в зеркало. Вид помятый, всё же ночь не спал, но настроение неплохое. Работает голова, пока ещё работает. Значит, будет и результат.

— Хрен тебе, а не отставка, — доверительно сообщил он собственному изображению в зеркале.

В отставку Штибер так и не вышел служил до самой смерти. Но и людей, которые были так нужны Бисмарку, не нашёл. Время, усилия, деньги были потрачены зря. Задание канцлера выполнить не удалось, — впервые.

Бисмарк остался очень недоволен. Рычал, ругался, обзывал старым ослом, грозился выгнать с лишением пенсии, однако в итоге со своим обер-шпионом так и не расстался — слишком нужным человеком был начальник тайной полиции.

Штибер так никогда и не узнал, почему поиски провалились. То ли потому, что он искал несуществующие фантомы, жившие лишь в голове у канцлера. То ли потому, что искомые люди умели растворяться в обществе и шли к своим неизвестным целям неизвестными же тропинками тихо и тайно…