Руководство для одиноких сердец

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

ЛИНДИ

— Знаю, ты не велела мне приходить, но мои волосы сводят меня с ума.

Линди, расставлявшая на витрине кондиционеры для волос, подняла голову от прилавка и увидела Нину, как ни в чем не бывало явившуюся в салон, словно клиентка, пришедшая по записи. Нина с нервозной — даже истерической, подумала Линди, — улыбкой на лице сняла темно-синюю вязаную шапочку, которая не пошла на пользу ее прическе, и встряхнула кудрями.

— Посмотри на эти вихры. Думаю, они стали сухими из-за того, что все время включен радиатор. Ведь в этом все дело? Радиатор сушит?

Линди плотно сжала губы. Она находилась в своем кабинете, составляла расписание на следующую неделю, и какой-то черт понес ее к стойке администратора, чтобы что-то проверить на компьютере, да к тому же ей вздумалось заняться расстановкой бутылочек с кондиционером. Этикетки должны быть одинаково повернуты к клиентам. Она сама не понимала, что здесь делает. В голове что-то замкнуло.

Линди не хотела, чтобы весь салон узнал неприятную, глубоко личную историю про удочерение и потерянную сестру, и не желала стать объектом пересудов и домыслов. С тех пор как она познакомилась с Ниной, прошло две недели, а Линди все еще не поняла, как относится к этому событию.

Если честно, сегодня она была не в духе. Джефф прислал ей сообщение, что после работы пойдет в бар выпить пива с клиентом. То есть попросту поставил перед фактом. Она ответила: «Конечно. Почему нет? Что мне стоит в одиночку готовить, убирать и заниматься детьми? Наслаждайся!» Он не ответил. Ну ладно. Видимо, ей придется объяснить причины своего сарказма, когда муж явится домой.

Теперь Линди немного остыла. Она оглянулась, проверяя, не привлекла ли странная гостья излишнего внимания. Никто не смотрел в их сторону. Салон глухо гудел, как обычно в дневные часы, — тихо играл джаз, где-то раздавались женские голоса и смех. Запах парфюма и косметики для волос успокаивал. Линди перегнулась через стойку и произнесла:

— Нина, извини, но, по-моему, мы договорились…

Казалось, Нина сейчас расплачется.

— Да, конечно, прости, но… — Она понизила голос. — Я долго сомневалась, стоит ли приходить сюда, однако со дня нашей встречи так многое изменилось, и я хотела рассказать тебе новости.

— Насколько я помню, я предупреждала, что не хочу знать никаких новостей, — отрезала Линди. — Больше меня ничто не интересует. Я не могу… — Она нервно постучала по столешнице — пять, семь, девять раз. Если надо, можно постучать и двадцать пять раз, но она не собиралась заходить так далеко. — Серьезно. Уверена, что ты очень хороший человек, и не хочу ранить твои чувства, но я ничего не хочу знать. Я не похожа на тебя.

Меган, администратор, вышла вперед и с очаровательной улыбкой обратилась к Нине:

— Вы записаны?

— Нет, но хотела бы записаться, — быстро проговорила Нина. — Вроде бы мне нужно… как это называется? Кера…

— Кератиновое лечение, — сквозь зубы процедила Линди.

— Хорошо, — ответила Меган и стала пролистывать таблицу на экране компьютера. — Хотите записаться к Линди?

— Нет, — сказала Линди, в то время как Нина произнесла «Да».

Меган засмеялась и растерялась.

— Подождите. Позвольте, мы поговорим, — попросила Нина. — Линди! Пожалуйста!

Линди колебалась.

— Ладно, пройдем в мой кабинет. — Она издала громкий вздох, чтобы было ясно, что соглашается в первый и последний раз, и повела Нину во внутренние помещения салона. Впредь придется проявить большую твердость, иначе всем станет ясно, что она замешана в слезливую историю, которая ей совсем не нужна. Да и нет у нее времени на сантименты. Линди с раздражением заметила, как Нина осматривает сиреневые стены с обнаженными кое-где кирпичами, кресла у черных ониксовых столов и приветливых сотрудниц с сияющими волосами, с веселым щебетом колдующих над прическами клиенток.

Линди привела Нину в свой кабинет и закрыла дверь, трижды постучав по наличнику. Она с удовольствием отметила, что ее стол находится в полном порядке: все предметы на своих местах, бумаги сложены аккуратными стопками, стул задвинут как полагается, на лампе в стиле Тиффани, распространяющей теплый мягкий свет, ни пылинки…

— Ух ты! — восхитилась Нина. — У тебя замечательный кабинет. Какая лампа! Настоящий шедевр, правда? Я немного знаю о дизайне интерьеров благодаря своей работе, поэтому могу оценить, как здорово ты здесь все оформила. В полном соответствии с фэншуй. Я всегда стараюсь устроить для клиентов все по фэншуй, а у тебя он в изобилии.

— Спасибо. — Линди села за стол и сложила руки, чтобы не стучать.

— А я тебе кое-что принесла. — Нина стала копаться в сумочке, и Линди увидела, что у нее там бардак: на пол попеременно вываливались листы бумаги, компакт-диски, кошелек, распухший от монет, щетка для волос, флакончики блеска для губ, тушь для ресниц. К ужасу Линди, Нина носком сапог — тех сапог, которые только что ходили по улице! — подталкивала к себе предметы, чтобы удобнее было их поднять. При виде такой беспечности у Линди глаза на лоб полезли. Ей пришлось сцепить пальцы и на мгновение закрыть глаза.

Нина наконец извлекла из сумочки то, что искала.

— Это энергетический батончик и витаминизированная вода, — объяснила она. — Полагаю, ты очень занята на работе и тебе чаще всего некогда поесть.

— Да. Спасибо. — Линди нерешительно взяла подарки. — Ты что-то хотела мне сказать?

— Я выяснила имя нашей матери.

К лицу Линди прилила кровь. Начинается. Именно в этом и заключалась проблема. Она пыталась гнать от себя подобные мысли. Что, если их родной матерью окажется кто-то из ее знакомых? Что, если те жуткие обстоятельства, которые привели к тому, что ее сдали в приют, теперь навсегда поселятся в ее жизни и в ее голове и все разрушат?

— Послушай, я…

— Понимаю, понимаю. Прости, что надоедаю тебе.

Линди зажмурилась.

— Можно я только скажу тебе то, что хотела? Пожалуйста.

— Хорошо, — сквозь стиснутые зубы произнесла Линди. — Только быстро.

— После того как ты вышла из кабинета сестры Жермен, она — обещай, что никому не скажешь, — оставила меня одну с нашими документами. Сказала, что выйдет на десять минут, и выразительно на меня посмотрела, подняв брови, словно говорила: «Понимаете, на что я намекаю?» И как только она ушла, я открыла папку. Там лежали наши свидетельства о рождении! Настоящие. У меня было достаточно времени, чтобы прочитать оба. Ты уже в курсе, что тебя звали Куколка, но знаешь, как звали меня? Кэт. Можешь ты в это поверить? Даже не Кэтрин. Просто Кэт.

Линди хмыкнула.

— Наша мать — Фиби Луиза Маллен. Но ни в одном свидетельстве не указано имя отца.

— Вот и хорошо. Мне все равно, кто он.

— Конечно. Но я пробила нашу мать по «Гуглу», и оказалось, она живет в Бруклине. И представляешь, она некоторое время была знаменитостью — пела в женской группе под названием «Лулу и дети звезд». Ты когда-нибудь слышала о них?

Не глядя на Нину, Линди начала выравнивать бумаги на столе.

— Нет. Никогда не слышала о… «Люси и что там еще».

Нина засмеялась:

— «Лулу и дети звезд». Я тоже до сих пор о них ничего не знала. Это так странно, правда? Удивительно, что эта женщина существует где-то в мире, и что после того, как она нас бросила, у нее была насыщенная жизнь, и что с помощью современной техники мы можем ее увидеть. Она есть на «Ютубе». — Нина вытянула вперед свои длинные ноги. На плотно облегающих джинсах имелась модная прореха прямо на бедре. Она улыбнулась Линди, сияя карими глазами. — Она похожа на нас.

— Я не хочу ее знать. Говорю тебе: не хочу…

— Но это же так интересно! Ты правда не хочешь увидеть свою знаменитую мать танцующей и поющей на сцене? — Нина достала телефон, нажала на какие-то кнопки, и из него раздалась дребезжащая музыка. Тогда она положила мобильник на стол.

— Напрасно стараешься, — упорствовала Линди. У нее заболела голова. — Это не заставит меня знакомиться с ней. Раз она была знаменита, то все обстоит еще хуже. Ей просто было на нас наплевать.

— Ладно. Ты права. — Нина выключила телефон. — Я подумала, если ты ее увидишь, то, может быть, перестанешь на нее злиться.

— Ты не поняла. Я ни капли не злюсь на нее. Она мне безразлична. Я не желаю ничего о ней знать.

— Хорошо. — Нина оглядела кабинет. — Нет, эта комната просто превосходна! Не могу налюбоваться. Давно ты здесь работаешь?

Линди выдержала долгую паузу и потом ответила:

— Четыре года.

Нина улыбнулась ей:

— То есть Хлоя была еще совсем малышкой, когда ты устроилась тут? Это очень мило.

— Спасибо, — проговорила Линди.

— Ой, еще кое-что, — продолжила Нина. — Вышло так, что я обрела… что я тоже пытаюсь войти в семью. Как ты мне посоветовала. Извини! Я делаю это не потому, что ты так сказала, но… я переезжаю к тому мужчине.

— К какому мужчине?

— Ну, помнишь? Я рассказывала тебе, что встречаюсь с одним человеком. Ты еще посоветовала мне выйти за него замуж, и это был очень, очень хороший совет, я серьезно раздумываю над этим. Его бывшая жена умчалась, видимо, спасать мир с помощью кудрявой капусты и других органических овощей, а он остался с детьми, вот я и переезжаю к нему, чтобы помочь.

— Постой. Переезжаешь, чтобы помочь? Насколько я помню, ты встречаешься с ним всего несколько недель. Почему ты не предложила просто иногда помогать с приготовлением пищи? Разве это не лучше?

«И бывают же такие бестолковые люди, — подумала Линди. — По этой чудачке психоаналитик плачет».

К ее удивлению, Нина рассмеялась:

— Ну нет, я переезжаю не просто, чтобы помогать, — это было бы черт знает что, правда? На самом деле я люблю его, и мы хотим посмотреть, ну, получится ли у нас совместная жизнь. Можем ли мы стать семьей. Понимаешь?

Линди покачала головой. Эта женщина ее безумно утомляла.

— Не обижайся, но тебе не кажется, что ты страдаешь расстройством импульсного контроля?

Смех Нины подозрительно напоминал экзальтацию.

— Возможно. Я всегда сначала делаю, а потом думаю. Если бы ты знала, сколько у меня было мужчин, то, наверно, не захотела бы иметь со мной ничего общего.

Линди удалось удержаться от замечания, что она и так не хочет иметь с ней ничего общего. Вместо этого она осведомилась:

— И сколько же?

— Да я даже и не знаю. Около тридцати семи. По-твоему, это слишком много?

— А хочешь знать, сколько было у меня? Один, и я вышла за него замуж. Или два, если считать того парня в десятом классе, который повел меня в школе на танцы и пытался лапать, за что я плеснула ему в лицо колой.

— И правильно сделала. Возможно, я посоветую взять твой опыт на вооружение Индиго. Это дочь Картера. Ей пятнадцать, и она еще тот подарок.

Линди переложила предметы на столе. Рука ее слегка тряслась. Она не выносила хаоса.

— Ты посоветовала мне выйти замуж за Картера и завести детей, чтобы не думать так много о нашей матери.

— Я так сказала?

— Да. Может, я бы и не переехала к нему так скоро — чаще всего я все же обладаю здравым смыслом, — но потом его бывшая уехала, и он остался с двумя детьми, которые очень расстроились. И мне они нравятся, хотя я не очень-то умею общаться с детьми. Но я искренне стремлюсь найти с ними общий язык, и, надеюсь, мой энтузиазм поможет нам наладить отношения. К тому же это только до конца лета. Потом мальчик уедет поступать в колледж, а девочка — к своей маме.

— Мне надо идти. — Линди встала с места. — Знаешь ли, у меня много…

Нина сделала глубокий вздох и тоже встала.

— А еще одна важная новость, которую я хотела сообщить тебе, — я написала нашей матери письмо. И если она ответит, возможно, мы сможем узнать, что тогда случилось.

— Не хочу быть невежливой, но у меня куча дел. — Был уже пятый час, вечером в школе намечалось родительское собрание, и Линди предстояло докладывать о том, как родительский комитет будет финансировать покупку компьютеров для подготовительного класса. А еще она регулярно занималась фитнесом, и обязательно делала десять тысяч шагов в день, и по дороге домой должна была заехать за няней.

— Извини. Я правда не хочу тебе докучать. Просто я все время думаю — надо же, мы сестры, и, если бы жизнь пошла по-другому, естественным путем, мы могли бы вырасти в одном доме. Были бы неразлучными Кэт и Куколкой. Любили бы друг друга. В конце концов, я твоя ближайшая родственница. Подумай сама.

И Нина улыбнулась такой печальной, жаждущей любви улыбкой, что Линди пришлось закрыть глаза, чтобы она не бередила ей душу.

После этого у Линди уже всерьез разыгралась головная боль. Зачем она впустила эту женщину в свою жизнь? Она закончила оплачивать счета и прошлась по салону, кивая клиенткам и пытаясь улыбаться. Выход в рабочие залы, чтобы убедиться, что дела идут гладко, всегда поднимал ей настроение. Она сказала Мариетте Бизли, что новая стрижка молодит ее лет на двадцать, принесла Сюзанне глазурь для волос и помогла Кимбе, на которую наседали сразу две посетительницы, одновременно требовавшие внимания.

Необходимо выбросить Нину из головы и снова обрести самообладание. Странно представить, что жизнь могла сложиться иначе, — будь она Куколкой, она стала бы совершенно другим человеком.

Пора было подумать о вечернем выступлении. Ей предстояло произнести речь перед собранием родителей. Почему она согласилась? Она прекрасно знала почему: Хизер Квинлен, председатель родительского комитета, на собрании в прошлом месяце во всеуслышание назвала Линди выдающейся женщиной и объявила, что только она, Линди, сможет устроить карнавал на Хеллоуин и завтрак в честь учителей на каникулах. И, что еще важнее, Хизер пришла к ней на работу со своей прелестной дочерью Дженезис, они сделали одинаковые стрижки и повсюду прославляли салон. Хизер расхвалила «Уголок рая» минимум пяти мамашам, и благодаря этому Линди ввела новую услугу «Дочки-матери», которая стала пользоваться ошеломляющим успехом.

И вот теперь ей приходилось соответствовать образу выдающейся женщины. А для этого необходим кофеин. Линди сломя голову побежала за латте на обезжиренном соевом молоке и только потом осознала, что взяла именно такой кофе, потому что Хизер Квинлен принесла его в тот день, когда пришла стричься, и презентовала с таким видом, как будто других напитков не существовало. Он даже не особенно нравился Линди, так зачем же она его заказала?

«Чтобы подстроиться под среду, — произнес голос в ее голове. — Ты всегда пытаешься это сделать. Потому что считаешь, будто попала сюда по ошибке. Возможно, поэтому тебя так раздражает Нина с ее неприкрытой мольбой в глазах». Линди передернуло.

Вернувшись в салон, она позвонила Джеффу на мобильный и предложила, раз уж они договорились с няней на весь вечер, поужинать после посещения школы. К ее удивлению, муж согласился.

— Мы так давно не ходили в ресторан без детей! — сказала она. — Это все равно что свидание. Можно обсудить взрослые темы.

— Что за взрослые темы ты имеешь в виду — мир во всем мире и изменение климата или секс-игрушки и порнофильмы? — Джефф засмеялся низким озорным смехом, как раньше, и Линди даже приободрилась.

За окном шел снег, и вид тяжелых белых хлопьев не вызвал у Линди, как обычно, чувства усталости и досады на бесконечную зиму; напротив, она ощутила прилив сил и преисполнилась надеждой. Мягкое одеяло мартовского снега покроет серый ландшафт, а семейная жизнь Линди и Джеффа наладится благодаря совместно проведенному вечеру, нескольким бокалам вина, свечам и задушевному разговору. Она наконец завладеет вниманием мужа и расскажет ему о несносной и надоедливой Нине, страсть которой найти семью иногда пугает, но одновременно и восхищает. Может, он даже проведет под скатертью ее рукой по своему бедру, как однажды, когда они еще только встречались, и, возможно, они повторят то, что случилось в тот давний вечер: не доев свой ужин, сорвутся из ресторана и займутся любовью в машине.

На фоне снежного пейзажа ярко освещенная школа выглядела нарядно. Классы были празднично украшены, родители собрались в столовой, служившей также актовым залом, потягивали сидр, ели сахарное печенье, а на сцене Хизер Квинлен говорила о том, как важно, здорово и потрясающе (каждое из этих слов она выделила особой интонацией), что они пришли встретиться с учителями вот так, в середине учебного года.

— Бог ты мой, да в ней пропала актриса, — шепнула соседке Карли Макдональд, и Линди улыбнулась. — Почему она всегда переигрывает?

— А мне она нравится, — ответила Линди. — Кстати, Карли, познакомьтесь, это мой муж Джефф.

Джефф выглядел, как всегда на подобных мероприятиях, весьма импозантно. Улыбаясь, он сделал изящный поклон и пожал Карли руку, а когда Карли заметила, какая у него замечательная жена, просиял и кивнул, словно говорил: я тоже так считаю. Тут подошли несколько учителей подготовишек, стали расточать комплименты наряду Линди и пообещали, что теперь, когда уже почти наступила весна, обязательно придут к ней сделать прическу. Кто-то поблагодарил ее за организацию завтрака в честь учителей, и все стали ворковать о том, что это был лучший утренник за всю историю школы. Какая это была блестящая, изумительная идея — пригласить для них гитариста. А наборы средств для волос, которые они получили в подарок, — просто прелесть!

Затем пришло время Линди произносить свою речь. Поднимаясь на сцену, она волновалась, но насчитала семь ступеней (счастливое число!) и совершенно успокоилась, взглянув на улыбающуюся толпу, состоявшую сплошь из ее друзей. Наконец-то она стала здесь своей.

После выступления Джефф, сияя, стоял рядом с женой, а к ней по очереди подходили люди. Она ощущала крепкое плечо мужа; вероятно, он поразился, узнав, что она здесь всеобщая любимица. Линди, всегда такая робкая и застенчивая, сейчас была центром всеобщего внимания. Она чувствовала, что раскрепощается, улыбка ее становилась искренней. Когда они беседовали с учительницей Хлои, Джефф просто светился — Линди давно не видела его таким счастливым. По сравнению с другими мужчинами он был неотразим, а когда втиснулся за крошечный детский столик, смотрелся пленительно. Потом он стал восхищаться вывешенными на доске рисунками Хлои, и Линди чуть не растаяла. Затем ей почудилось, что она плывет под потолком и, прищурившись, наблюдает, как красавец-отец слегка касается рукой локтя жены, как оба они склоняются друг к другу, любуясь творчеством дочери, счастливые, что сотворили такое замечательное дитя. И учительница тоже была очарована им, его добродушной улыбкой, изумительным глубоким смехом.

Позже, по пути в ресторан, Линди поинтересовалась:

— Не пожалел, что пропустил сегодня ракетбол?

— Шутишь? Что может быть лучше, чем потусоваться среди фанатов Линди Макинтайр? — поддразнил ее муж.

Они проехали по заснеженным улицам и припарковались около «Иль Форно», где отмечали последнюю годовщину свадьбы. Линди подошла по снегу к дверям ресторана, и Джефф взял ее за руку.

Внутри царили полумрак и тишина, наплыва посетителей во вторник вечером не наблюдалось. Несколько человек сидели у огромного бара из резного красного дерева и еле слышно разговаривали; у камина, где, казалось, уже догорал огонь, была занята пара столиков. Для ужина в будний день было уже поздно, и Линди забеспокоилась: вдруг официантам не понравится, что они вздумали ужинать в неурочный час. Но это был их любимый ресторан — с белыми скатертями и удобными креслами, деревянной облицовкой, настенными бра и официантами, говорившими почти шепотом. Супруги не только праздновали в этом заведении годовщины — здесь Линди сообщила Джеффу, что беременна Хлоей, здесь летним вечером он поставил ее в известность, что им одобрили кредит на дом. Сегодня, полагала она, они просто отмечали тот факт, что все еще живут вместе, несмотря ни на что, — или, может быть, что она завоевала прочное положение в родительском комитете и они наконец утвердились в этой среде! Теперь они могли жить в этом районе, не ощущая себя чужаками. Очевидно, по такому поводу следует выпить.

Их повели к столику в глубине зала, и Линди не сдержалась, выпалила:

— А можно мы сядем у окна? — и внутренне съежилась. Джефф терпеть не мог, когда жена выговаривала у обслуживающего персонала какие-то особые условия, но сейчас он улыбнулся ей и сказал:

— В самом деле, лучше у окна. Сегодня нам нужно и на людей посмотреть, и себя показать. Такая уж наша сущность.

Линди поморщилась. Он не мог удержаться от ехидства даже в такой чудесный вечер. Однако, когда они уселись, официант принес им вино и принял заказ, она схватила мужа за руку:

— Я так рада, что мы пришли сюда! Давненько мы никуда не выбирались! И правда похоже на свидание.

— Это и есть свидание. — Джефф откинулся на стуле и положил ногу на ногу. Глаза его, как бусинки, сверкали в свете свечей.

Линди начала непринужденный разговор о безобидных вещах — Рэззи выздоравливает от простуды; Дэйви надевает отцовские ботинки и пытается спуститься в них по лестнице; Хлоя отыскала на верхней полке в гардеробе платье Эльзы и обозлилась на маму за то, что та его спрятала. Линди говорила и говорила, не переставая улыбаться. Ни слова о работе, или о его вечном отсутствии дома, или, не дай бог, о вечерах в спортзале.

— Кстати! — сказала она, как будто это только сейчас пришло ей в голову, хотя в глубине души давно надеялась, что он сам поинтересуется. — Я ведь еще не рассказывала тебе о Нине?

— О какой Нине?

— Моей сестре. Ты ее не знаешь. — Она повела рукой в воздухе. — Та, с которой у меня одни биологические родители. Я говорила тебе, что поеду в приют, чтобы встретиться с ней, — помнишь, когда звонила монахиня?

— Ах да! Извини. Теперь вспомнил. И ты с ней встретилась и, кажется, сказала, что она несколько… закомплексованная.

Линди нахмурилась. Она и правда так сказала?

— Ну да, она такая, но это еще не все. Нина зациклилась на всей этой истории с удочерением. Говорит, всю жизнь гадала, кто она на самом деле, чуть ли не приставала к людям на улице с вопросом, не могут ли они быть ее родственниками. Представляешь?

Джефф отхлебнул вина и уставился в окно.

Линди поймала себя на том, что стучит по колену. Один, два, три, четыре, пять…

— Ну так вот, — продолжила она. — Мне, конечно, ее жалко, но вообще я этого не понимаю. Как ты знаешь, меня никогда не смущало, что меня удочерили. Так вот сегодня Нина вдруг заявляется ко мне на работу. Ни с того ни с сего. Я отвела ее в свой кабинет, потому что, честно говоря, не хотелось, чтобы весь салон слышал сопливую историю о моем удочерении. Нине в руки каким-то образом попали наши свидетельства о рождении, и она выяснила наши настоящие имена и имя нашей матери. Теперь ее, видимо, уже ничто не остановит.

Линди ждала его ответа. Она перечислила все проблемы, чтобы вывести мужа на вопрос, все ли в порядке с головой у ее новоявленной сестры. Но у Джеффа в кармане загудел телефон. Линди мысленно взмолилась: «Не отвечай, не отвечай». Он исподтишка бросил взгляд на экран, но потом снова посмотрел на жену.

— Так ты не хотела, чтобы она приходила к тебе?

— Даже не знаю. — Линди вздохнула. — Она такая жалкая и хочет привлечь меня к поискам нашей биологической матери, но при этом такая упорная — умудрилась узнать ее имя. Теперь Нина намеревается время от времени заглядывать ко мне на работу, говорит, я единственная ее родственница. Я пообещала провести ей кератиновое лечение волос.

Джефф нахмурился:

— Так все-таки — ты хочешь, чтобы она приходила, или нет? Зачем ты собираешься заниматься ее волосами, если тебе неприятны ее посещения?

— Дело не в том, хочу я этого или нет. — Линди уже забыла, что ей надо четко выражать свои чувства, чтобы муж знал, как отвечать. Он был не склонен распутывать клубок ее чувств и помогать разобраться в себе. — Сама не понимаю. Я не возражаю встречаться с ней. Нина по-своему забавная. И в некотором смысле… как бы это сказать… не могу объяснить.

— Настырная? Она преследует тебя?

— Нет-нет-нет. Она совсем не такая. Она… словно потеряла часть себя. Так отчаянно хочет иметь семью. И грустная, даже когда смеется. Она разведена и встречается с мужчиной гораздо старше ее, у которого двое детей-подростков, но чувствует себя не в своей тарелке.

Линди чуть не сказала: «Не знаю, зачем говорю тебе все это», но Джефф уже развалился на стуле, щелкая пальцами, и его внимание привлекло что-то в другой части ресторана.

— Ну ладно, — только и проговорила она. — Оставим это. Не будем говорить о Нине, у нас ведь сегодня свидание.

Джефф кивнул. Ей бы хотелось, чтобы он ее о чем-нибудь спросил, но это все равно что желать, чтобы он стал совершено другим человеком. Он был привлекательным и сексуальным мужчиной, хорошим отцом и грамотным строителем, но предпочитал решать конкретные задачи, а не копаться в запутанных чувствах. Как говорится, для молотка любая проблема выглядит как гвоздь. Вот и здесь то же самое. Но глаза у Линди защипало; она снова подумала о Куколке. Теперь, когда она узнала, как ее назвали при рождении, вся история приобрела реальные черты. Куколка, казалось, стала ее частью — нежеланной, отброшенной частью, о существовании которой она никогда не подозревала, — и Линди не могла решиться сообщить это имя Джеффу. А что это говорило об их отношениях?

Она совершенно искренне не имела понятия.

Подошел официант и поставил перед ними заказанные блюда. Линди заказала лосося с ризотто и корнеплодами. Она растерянно смотрела в свою тарелку, а Джефф тем временем так набросился на стейк, словно век не ел.

Линди предприняла еще одну попытку.

— У Нины такие же волосы и глаза, как у меня, — тихо произнесла она. — Но в ней есть некая внутренняя уверенность. Словно она идет по жизни, осознавая свою силу, однако в то же время она трогательная и уязвимая. У меня есть семья, а Нина зациклилась на том… что мы с ней кровные родственницы. А у меня, кроме детей, тоже больше нет кровных родственников. И потом, — Линди повысила голос, поскольку он поднял руку, словно бы желая ее остановить, — потом, Джефф, те, кто, по идее, должны были меня любить, однажды отдали меня незнакомым людям! Бросили! И почему? Обеих нас бросили. Нине было пятнадцать месяцев, а я только что родилась. Кто способен на такой чудовищный поступок? Это не укладывается у меня в голове! Прости, но меня этот вопрос изводит.

Своего настоящего имени она ему не назвала. Пятьдесят пять раз постучала по низу столешницы, чтобы не выпалить: «Я — Куколка! Куколка».

— Если хочешь знать мое мнение, — пережевывая кусок стейка, сказал Джефф, — тебе надо все это пустить побоку. Смотри, что с тобой делается. Тебе не нужны лишние переживания. У тебя есть семья, и, кроме того, детка, у тебя забот полон рот: ты руководишь целой школой и очень занята тем, чтобы все банки в шкафу стояли этикетками вперед. — Увидев, как изменилось ее лицо, он добавил: — Шучу! А если серьезно, то не ввязывайся в эту историю. Тебя все любят, рассчитывают на тебя, потому что ты чудесный человек; нет нужды надрывать сердце в поисках людей, которые тебя бросили. Мне жаль говорить это, но твоя мать, скорее всего, женщина из низов. Знакомство с ней не принесет тебе радости, поверь мне.

— Я хочу… я хочу, чтобы мы были счастливы. — Линди услышала свой голос словно издалека, а ее слова не имели никакого смысла. С языка чуть не сорвалось: «Я хочу, чтобы ты любил меня, как раньше». Но, к счастью, она вовремя сдержалась. Она сама всегда сердилась, если людям требовалось подтверждение очевидного.

К тому же Джефф мог еще и не заметить, что разлюбил ее. Мужья быстро перестают любить жен. На эту тему даже состоялась последняя встреча «Маникюр и „Маргарита“»: как трудно удержать интерес мужчины при наличии детей и домашних хлопот. Лейлани пересчитала по пальцам обеих рук известные ей браки, недавно распавшиеся из-за каких-то мелочей. Ну просто эпидемия, сказал кто-то.

Тем временем вино ударило Линди в голову; ужин закончен. Когда она встала, Джеффу пришлось ее поддержать, чтобы она не упала. Линди приблизила свое лицо к его лицу, и произошло следующее: когда она коснулась губами щеки мужа, тот быстро отстранился и отвернулся. Она остолбенела. Что это значит? Неужели он больше не хочет даже целовать ее?

Ее пронзил ледяной страх: Джефф больше ее не любит. О боже, он собирается бросить ее — она не смогла его удержать. Она — обманщица, которая только прикидывается успешной женщиной; даже ее салон — дурацкое место, куда недалекие люди, ведущие бестолковую искусственную жизнь, приходят, чтобы придать себе уверенности. Она не принесла миру никакой ощутимой пользы и, кроме того, была плохой матерью, тратила слишком много денег и беспокоилась не о том, о чем следовало; у нее нет ни убеждений, ни сообразительности. Мать права на ее счет. Линди смотрела в окно машины и с отчаянием вытирала слезы.

— Линди, — удивился муж, — в чем дело? Ты что, плачешь?

— Нет, — ответила она. — С чего бы мне плакать?

Потому что еще в школе она усвоила одну простую истину: никогда, ни за что, ни в коем случае не позволяй другим заметить, как ты испугана и каким ничтожеством себя чувствуешь. Даже своему мужу.

Особенно своему мужу.