Руководство для одиноких сердец

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

НИНА

Я отложила ручку и хрустнула пальцами. Была суббота, и я устроилась на диване в съемной квартире Картера, обставленной в стиле, который можно описать как холостяцкое гнездо семидесятых. Пластиковый диван под кожу, журнальный столик под орех самой что ни на есть примитивной формы, золотого цвета ворсистый ковер и, конечно, лава-лампа. Настоящая.

Тайлер, кутаясь в старое коричневое армейское одеяло, такое грубое, что оно выглядело почти как орудие наказания, сгорбился над каким-то гаджетом, а Индиго, завернувшись в черный плед из овечьей шерсти с рисунком в виде черепов, растянулась на полу и просматривала что-то на телефоне, время от времени шмыгая носом. Снаружи, за сдвижной дверью, в меркнущем предсумеречном свете падали крупные хлопья снега, однако в доме царило сплошное уныние.

Картер заперся в спальне, но мы все слышали обрывки его тихого серьезного разговора с бывшей женой.

— Ради бога, Джейн, все произошло слишком быстро. Конечно, дети расстроились, а чего ты ожидала?

— Я ничуть не расстроена, — буркнула Индиго из-под пледа. — Пусть катится ко всем чертям, если ей это так, блин, необходимо. Мы и сами вырастем. Всё путём. Нечего больше об этом рассусоливать.

Тайлер иронически заметил:

— Ну конечно, ты ничуть не расстроена.

— Заткнись, — рявкнула его сестра.

— Сама заткнись.

— Нет, ты заткнись.

Я, не желая того, громко вздохнула и, когда они оба повернулись ко мне, сказала:

— Ой, извините. Просто я пишу своей маме. Надеюсь чем-то заинтересовать ее, чтобы она захотела встретиться со мной. — Я нервно хохотнула. — Ох уж эти мамы, да? Их поведение оставляет желать лучшего.

Индиго объяснила Тайлеру:

— Нину в раннем детстве удочерили, и теперь она пытается найти свою настоящую мать.

Юноша кивнул.

— Я выяснила, что в восьмидесятые она была знаменитой певицей, — продолжила я.

— Да? И кто она? — Казалось, он и впрямь заинтересовался, а не просто спрашивал из вежливости.

— Ты таких не знаешь, чувак. Она пела в «Лулу и детях звезд», — сообщила Индиго.

— И она была знаменита? — осведомился Тайлер.

— Да, в свое время, — ответила я. — Но ее настоящее имя Фиби. Фиби Луиза Маллен.

— Нина узнала ее имя только вчера, — сообщила Индиго. — И прикинь: монахиня позволила ей взглянуть на свидетельство о рождении, хотя это противозаконно, но она пожалела Нину. И представляешь: оказывается, мать родила Нину в пятнадцать лет. Без обид, но, по-моему, это гадость.

Я опешила. Не думала, что Индиго вовсю грела уши, когда накануне мы с Мелани разговаривали и листали фотографии.

Подростки снова уставились в экраны. В спальне Картер опять повысил голос:

— Нет, нет, мы все знаем, как ты ждала этой возможности, Джейн. Но ты не можешь винить Кайлу за то, что она обиделась. Они ведь еще дети. Мы с тобой договорились. Совместная опека, проживание в одном городе.

— Не хотите прогуляться? — предложила я.

— Не хотите хлебнуть мышьяка? — в тон мне ответил Тайлер, и я не сдержалась и рассмеялась. Он смотрел на меня и тоже чуть посмеивался.

Затем я помогла Индиго встать и размотать плед, и мы втроем проследовали в кухонный уголок. Я достала вилки, и мы встали у разделочного стола и принялись доедать черничный пирог прямо из формы для запекания. Тайлер включил рэп, и он заглушил мучительный для подростков разговор в соседней комнате. Они скребли вилками по металлическому дну формы, отчего у меня сводило зубы.

— Нет, ну правда, Тайлер. Без дураков. Разве отец может заботиться о нас? — обратилась Индиго к брату. — Готовит он ужасно, стирать не умеет; он даже вряд ли догадывается о том, что нам нужны свои комнаты.

— Почему ты всегда так сурова к нему? — поинтересовался Тайлер. — Он лучший на свете, самый заботливый отец, и здорово будет жить с ним. Все устроится хорошо.

— Это отстой. Почему мама не захотела взять меня с собой на ферму? Я бы поехала не задумываясь.

Я поставила форму от пирога в раковину и выглянула в окно.

— Ты бы поехала на ферму? — Тайлер засмеялся. — Не выдумывай. Ты бы там и дня не протянула. Заштатный городок, люди, которые никогда никуда не выезжали. Ты что, собралась стать волонтером? Хочешь крутить свиньям хвосты под предлогом личностного развития? Думаешь, там кому-то понравятся твои армейские ботинки и фиолетовые волосы? Ты бы стала там изгоем.

— Я и здесь изгой, придурок. Никто меня не любит.

К моему удивлению, Тайлера это заявление тронуло.

— Это неправда. В старшей школе все думают, что их никто не любит. И к тому же у тебя есть Майя. Одной лучшей подруги вполне достаточно.

— Неправда? У меня есть доказательства. Посмотри хотя бы на мою страницу в «Фейсбуке». А Майя водится со мной только потому, что она новенькая и еще не успела завести других друзей. Как только она поймет, что ей необязательно зависать со мной, то бросит меня. Поверь мне, меня в классе ненавидят. Никто ни разу не лайкнул мои фотки в «Инстаграме». Что я только там не размещаю, и ни одного комментария. Ни от кого! Знаешь, как мне из-за этого хреново?

— Тоже мне, трагедия! Ты принимаешь всю эту чепуху слишком близко к сердцу, — возразил Тайлер. — Школа, конечно, это не сахар, но и уехать в Виргинию — тоже не выход. Все дело в тебе самой. Не надо требовать от людей слишком много.

— Я хорошо отношусь к людям. Но почему-то никто не относится хорошо ко мне.

— Начни с того, что поддержи отца. Как только тебе что-то надо, он бросает все дела и мчится к тебе. Разуй глаза: он тебя обожает.

— Тебе легко говорить. Тебя все любят. К тому же в следующем году ты уезжаешь в колледж, и у тебя есть собственная машина. Знаешь, сколько раз отец забывал отвезти меня к психотерапевту? Три! Вот и подумай.

Я прислонилась лбом к оконному стеклу. Значит, она посещает психотерапевта. Возможно, это хорошо. Мне так многому придется научиться! Если я это выдержу, все сложится успешно. Я никак не могла привыкнуть к тому, что порой Индиго вела себя как взрослая тридцатилетняя женщина, а в следующую секунду превращалась в капризного ребенка.

— Я сам отвезу тебя туда, ладно? — пообещал Тайлер. — А теперь перестань. Договорились?

Я обернулась:

— А давайте поедем за мороженым.

Никто даже не взглянул в мою сторону.

— С психотерапевтом это типа шутка такая, — проговорила Индиго. — О, наверно, сегодня меня должен был отвезти папа! Пунктуальность не в его привычках. Тут можно смеяться.

— Отец ни при чем, — встал на защиту Тайлер. — Думаю, мама не сообщила ему, что расписание изменилось, вот и всё.

— А даже если и так — почему он не спросил?

— Только послушай себя! Если папа не знал, что расписание изменилось, то как он мог спросить об этом? Включи мозг, Индиго. Все будет хорошо. Если он не сможет, приеду я.

— Ты что, забыл? У тебя же репетиция спектакля.

Я прочистила горло.

— Может, я могу тебя отвезти? — услышала я свой голос. — У нас на работе сейчас мертвый сезон, так что… вероятно…

— Ладно. — Индиго, сложив руки на груди, бухнулась на диван. — Но, вообще-то, я подумываю бросить сеансы. Такая скукотища и нисколько не помогает. Реально! Достаточно взглянуть на меня!

Мы втроем стали смотреть на усилившийся снегопад, который и заставил меня вспомнить о мороженом, и я представила, как снег покрывает землю, образует сугробы. У меня засосало под ложечкой, словно я не знаю, что мне делать или что сказать. Если такова современная семья, то я, возможно, не справлюсь. Пошатываясь, я дошла до дивана и плюхнулась рядом с Индиго, и, к моему удивлению, она придвинулась и положила голову мне на плечо. Я рассматривала ее фиолетовые волосы.

Мы так и сидели, пока Картер не вышел из спальни. Он выглядел уставшим, но явно был настроен жизнерадостно, чтобы разогнать всеобщую тоску. Мне даже стало его жалко, поскольку его дети пребывали в полном расстройстве.

— Что за уныние? — спросил он. — Все будет хорошо. Не волнуйтесь! А что это вы в потемках сидите? Давайте включим свет и подумаем, как быть с ужином.

Откровенно говоря, больше всего на свете мне в тот миг хотелось прыгнуть в машину и погнать на полной скорости к дому моей матери, где я разобрала еще не все вещи, отключить телефон и остаться там, пока Картер и его дети не забудут мое имя.

Я бы послушала песни группы «Лулу и дети звезд», разыскала бы Фиби Луизу Маллен и стала бы членом ее семьи — о, это было бы замечательно, общаться со своими настоящими родственниками, сидеть вокруг стола за ужином в тихих субботних сумерках, петь друг другу веселые песни, а она бы говорила: «Ах, Кэт, как я рада, что ты нашла меня!»

Картер подошел к холодильнику и оценил его скудное содержимое. Сказал, что собирался что-нибудь купить на ужин, но не успел. Может, сделать чизкейк? Какой нам больше нравится: классический или с вишнями?

Он щелкнул пальцами и посмотрел на меня и на детей. Мы сидели на диване, завернутые в одеяла. Картер вздохнул:

— Я понимаю, что вы огорчены. Дело обстоит так. Ваша мама уезжает в конце следующей недели, а я снова переберусь домой. Знаю, для вас это тяжело, наверное, вы растеряны, но мы все наладим. Хорошо? Мы справимся.

— Конечно, — подтвердил Тайлер.

— Кайла, — обратился Картер к дочери, — знаю, ты хотела поехать с мамой, и мне жаль, что ничего не вышло. Но ты ведь сможешь ездить к ней в гости, а мама, я уверен, будет приезжать навещать вас. И я пообещал, что раз в неделю мы станем разговаривать с ней по «Скайпу». Ладно?

— А что будет, когда откроется навигация и ты начнешь все время торчать на работе? — спросила Индиго. — Что тогда? — Она взглянула на меня. — Нина, ты поможешь нам? Переедешь сюда?

— Я… не знаю, — ответила я.

Картер ужаснулся:

— Кайла, пожалуйста, не ставь Нину в неловкое положение.

Девочка не сводила с меня больших наивных ненакрашенных глаз. Она была похожа на огромного невинного несмышленыша с фиолетовыми волосами, и я чувствовала, как она прижимает меня к себе. «Пожалуйста, помоги, пожа-а-алуйста», — шептала она.

— Это всего на семь месяцев, — проговорил Картер. — Давайте все вместе попробуем, а? Увлекательное получится приключение.

Я на девяносто процентов уверена, что он обращался только к своим детям, но все трое смотрели на меня с жалким выражением бездомных щенят на лицах. Я, признаюсь, снова ощутила тот же безумный толчок — была не была! — который заставляет меня слишком быстро завязывать романы, не успев все обстоятельно обдумать.

Однако теперь речь шла не только о мужчине, а еще и о двух детях, и меня не покидало чувство, что от моего решения уже ничего не зависит.

С безмерным усилием я встала с дивана, отпихнув плед с черепами. Горло было забито, словно я проглотила целый ком печали.

— Извините, мне надо идти, — сказала я. — У меня есть… одно дело. Я совсем забыла. Мне еще нужно кое-что сделать. — Я нашла у двери сапоги и втиснула в них ноги. Потом схватила сумочку, лежавшую на полу у кресла.

— Конечно, — сказал Картер.

— Поговорим позже, — произнесла я.

Картер подошел и поцеловал меня на прощание, я тоже быстро клюнула его в щеку и упорхнула прямо в снегопад — без сомнения, последний в этом году. Ветровое стекло уже было запорошено, и вся машина покрылась льдом.

Я приехала в квартиру матери и прошлась по ней, включая всюду свет. За стеной орал соседский телевизор, где-то лаяла собака. Но в самой квартире царила блаженная, сладкая тишина. Можно не спеша принять горячую ванну, потом заказать китайскую еду и завалиться в кровать смотреть фильмы по каналу «Нетфликс». Можно весь вечер проспать без необходимости с кем-то разговаривать. Можно поплакать, если захочется. Или сделать записи в дневнике. Или поболтать с друзьями по телефону.

Ужас, что творится в моей жизни!

Я скинула сапоги и подобрала с пола в прихожей почту. Счета, счета, счета, и в самом низу открытка от маминой парикмахерши. «Как я скучаю по твоей милой, улыбчивой маме! — писала она. — Раз в три месяца она приходила на перманент, а раз в неделю делала укладку. Мама всегда рассказывала о тебе, Нина. Она так тобой гордилась! Тяжело потерять мать. Надеюсь, ты справляешься».

И меня снова пронзило горе.

Темнота прижалась к кухонному окну и, даже когда я закрыла жалюзи, умудрялась просочиться внутрь между перекладинами, дотягиваясь до меня. Обычно я чувствовала, что мама здесь, ощущала ее присутствие среди кастрюль и сковородок на кухне, ваз и конфетниц в гостиной. Но теперь она пропала, и это была просто квартира, в которой нужно сделать ремонт и обновить обстановку. Оболочка материнской жизни и болезни. Место, где все подошло к концу. Казалось, с того дня, когда я выбросила все запеканки, прошли не шесть недель, а годы.

Я легла в ванну, но вода была недостаточно горячей, потом зазвонил телефон, и я вылезла. Но это оказалась всего лишь очередная реклама: примите участие в нашей акции — и сможете выиграть круиз. Не ответив, я бросила трубку да так и стояла дрожа в маминой спальне, размышляя, как поступить.

Поплакать, приготовить ужин, позвонить Мелани? Я не знала, что мне с собой делать. Я пошла в кухню и, все еще завернутая в полотенце, села на пол. Если я сосредоточусь, то, возможно, снова почувствую присутствие мамы в кухне.

«Джозефина… мама, — сказала я. — Я совсем заблудилась. И мне одиноко. Пожалуйста, помоги, пожа-а-алуйста».

Так просила меня Индиго.

«О да. Теперь в моей жизни появилась Индиго, — поведала я маме. — Тебя бы эта девочка удивила. Умна не по годам, невероятно дерзкая и все же совершенный ребенок, то милый, то невыносимый. У нее есть брат по имени Тайлер, который, кажется, хочет прокатиться по жизни, играя музыку. А их отец… наверно, он любит меня. Думаю, и я его люблю. Но я не знаю, как им помочь.

Они какие-то обездоленные.

Мы все обездолены. Нужно стремиться к счастью. А счастье зависит от принятых решений».

Мне показалось, что последние три фразы произнес голос моей матери. Но я не была уверена.

Я сидела на полу и ждала, не добавит ли она что-нибудь еще. Потом встала, оделась, побросала в чемодан кое-какую одежду, выключила всюду свет и отопление, села в машину и поехала в дурацкую квартиру Картера.

И они все втроем находились там: смеялись, спорили, ели чизкейк, пытаясь выяснить, какой чизкейк лучше — сухой или мягкий и нежный. Тайлер открыл в «Википедии» соответствующую статью, а Индиго что-то рисовала на упаковке от пиццы. Все с удивлением уставились на меня, а Индиго улыбнулась. А какой чизкейк люблю я? И не отношусь ли я к тем беднягам, которые предпочитают, чтобы туда добавляли фрукты? Это были вопросы от Тайлера.

Я определенно выступила за фрукты. И меня высмеивали за это, пока не подошла Индиго, не взяла меня за руку и не сказала, что есть вещи и похуже, чем фрукты в чизкейке, и что я наверняка смогу научиться ценить более изысканные десерты, например мягкий и нежный чизкейк.

— Кто из битлов был барабанщиком? — смеясь, спросил у меня Картер. — Не получишь чизкейк, пока не ответишь правильно. Его инициалы Р. С.

— Рик Спрингфилд, — ответила я, и он, захохотав, поцеловал меня прямо в присутствии детей.

Позже подростки ушлепали пялиться в свои экраны. Попререкались, какую включать музыку; Картер голосовал за ненавязчивый джаз, умолял отпрысков послушать его и проникнуться его очарованием, но Тайлер хотел поставить фолк, а Индиго — рэп. Долго препирались и бранились. Радиатор громко шумел. Картер попросил Тайлера почистить ветровое стекло машины, поскольку снегопад закончился. Юноша ответил, что устал.

Мне пришлось дышать глубоко. Мой чемоданчик все еще стоял возле двери, словно ему суждено было остаться там навсегда.

Потом я заставила себя думать о приятном. Когда я вернулась, Картер в переднике открыл мне дверь и, увидев меня, просиял, словно ребенок, убедившийся, что его не бросили. От этого взгляда мое каменное сердце застучало, как кувалда. И прежде чем сообщить детям, что я пришла, стоя в прихожей, где они нас не видели, он сгреб меня в объятия и стал целовать, и его пальцы запутались в моих кудрях.

— Ты по правде вернулась? — прошептал он. Его окруженные морщинами глаза улыбались, пристально вглядываясь в мои.

— По правде, — ответила я. — Хочу переехать к вам.

В ушах у меня зажужжало. Внутренний голос говорил: «Подожди! Не торопись!» Но другой голос настаивал: «Это может быть любовь, они могут стать твоей семьей, нужно положиться на удачу».

Итак, это была любовь. Я так решила. Иногда нужно просто принять решение, чтобы впустить ее в свою жизнь.