Шаги навстречу

Глава 5

Когда я прихожу в школу, у парадного входа стоит директор.

— Эй, дружище! — восклицает он. — Неужели за повязкой на глазу скрывается сам господин Беннетт?

— В точку, господин директор.

Директор Смитти — хороший парень. Мне будет не хватать его в следующем году, когда я перейду в среднюю школу. Он инициатор «тематических дней» как веселого способа «попрощаться с очередным школьным годом», как он любит приговаривать. Поэтому каждый день в течение последней учебной недели имеет свою тематику. В понедельник, например, день «Смастери себе шляпу». Чтобы доказать, что круче всех, я надел гигантское сомбреро из картона и обрезков линолеума, которые нашел в подвале; плюс клейкая лента для герметизации трубопроводов и ярко-голубой клей с блестками, который я обнаружил в коробке с маминым рукодельем. Веселее всего было то, что шляпа торчала в стороны на полметра от моей головы и задевала находящихся рядом, когда я поворачивался. Во вторник, в «Пижамный день», я стащил у Бри одну из розовых ночных рубашек и надел ее поверх футболки и шортов. Не успел я миновать кабинет заместителя директора, как старый пердун с кривыми зубами отвел меня в сторону и заставил снять рубашку. Хуже того, он заставил меня позвонить маме (уже раз в десятый за год), чтобы она не забыла, какого «неординарного» сына воспитывает.

В среду и четверг были соответственно дни «Хождения задом наперед» и «Непарных носков», но в знак протеста против санкций «Пижамного дня» я решил участия в них не принимать. Однако сегодня — в последний школьный день — мой протест закончен. Как же я могу не участвовать в дне «Говори как пират»?

Это самый лучший день в году! И я как рыба в воде! Не прилагая особых усилий, мне удалось оставаться в образе до окончания уроков. Когда же наконец прозвенел последний звонок, я так развеселился, что решил проверить, как долго я смогу говорить по-пиратски у нас дома.

— Стой, женщина! — дерзко обращаюсь я к маме, входя в дом после того, как приехал на школьном автобусе. — Все лето я буду торчать на берегу. У тебя найдется что-нибудь пожрать?

— Эгей, кэп Кейди, — смеется она. — Добро пожаловать домой. Как прошел последний день?

— Сносно… да, сносно. А нет ли у нас печенья или еще чего пожевать? Я чертовски голоден.

— Прости, приятель. Не сегодня. Твой отец уже едет домой с сюрпризом, мне нужно подготовиться. — Она оборачивается, чтобы уйти, но на полпути останавливается. — Я кое о чем вспомнила. Мне нужно, чтобы ты отыскал спальный мешок и еще одну подушку. Я знаю, что сегодня ты будешь рад уступить свое спальное место.

— Кто-то будет спать на моей койке?

— Так точно, господин капитан. Сегодня у нас на борту «заяц». — Она подмигивает мне и спешит в свою комнату.

Что это, черт побери, означает? Какой такой «заяц»? В моей койке?

— Че-е-р-р-рт, — ворчу я, спускаясь в гостиную на первый этаж.

Бри еще не вернулась из школы, но Энн, как и обычно в последнее время, сидит на диване перед телевизором.

— Привет, Кейд, — приветствует она, когда я прохожу мимо. — Как прошел день?

Я останавливаюсь и окидываю ее подозрительным взглядом, как поступил бы любой уважающий себя пират.

— Норм!

— Что?

— Я сказал «норм». Сегодня день «Говори как пират».

— А-а-а. А разве ты все еще в школе?

Изображая Черную Бороду, я рычу:

— Это будет длиться столько, сколько я захочу!

— Как знаешь. — Она отворачивается к экрану, где идет ее дневной сериал.

Когда я через минуту выхожу из кладовки и швыряю мой любимый спальный мешок рядом с ней на диван, она лишь на секунду отрывается от телевизора, чтобы попенять мне на то, что не стоит разводить бардак, потому что мама убирает весь дом, готовясь к нашему отъезду на лето.

Я редко знаю то, чего не знает Энн, поэтому не упускаю шанса поделиться с ней новостью:

— Она убирает не перед отъездом, а потому что ждет гостя.

Теперь я полностью завладеваю вниманием сестры.

— Правда?

Черт… пираты не так говорят.

— Я к тому, что твоя старушка поймала на борту «зайца», и он будет до утра, как Машенька в сказке «Три медведя», спать в моей койке.

Глаза Энн округляются.

— Ничего себе! Ты действительно говоришь, как настоящий пират. Это немного раздражает, но у тебя классно выходит. Но теперь признайся, что ты шутишь. Неужели кто-то останется у нас ночевать? Сегодня?

— Стопудово. Она сказала: сюрприз. Не сойти мне с этого места, тысяча чертей!

— Каких чертей? Подожди. Не бери в голову. — Она отмахивается от меня и возвращается к своему сериалу.

Делать нечего, я остаюсь перед телевизором.

Когда спустя непродолжительное время возвращается домой Бри, она ложится на пол перед нами.

— Вы слышали, что к нам кто-то приезжает?

— Кто тебе сказал? — спрашивает Энн.

— Мама. А тебе не сказала?

— Нет. — Опять Энн злится из-за того, что осталась в неведении.

— А ты вообще сегодня с дивана вставала?

— Да будет тебе известно, — спокойно отвечает Энн, — что сегодня я перечитала «Энн из Зеленых Мезонинов»[4]. Целиком. За один день. Ты бы и половины не прочитала.

— Это точно, — смеется Бри, — потому что меня тут же стало бы клонить в сон.

Энн побагровела:

— Ты не можешь просто помолчать? Я смотрю кино.

Бри вскакивает с пола:

— Это уж со-8 ни в какие ворота. Не собираюсь начинать летние каникулы с того, чтобы сидеть и смотреть слащавые мыльные оперы. Кейд, ты видел, что папа купил новый мусорный контейнер?

— Да.

— Я тут подумала… пока он еще чистый и все такое… хочешь узнать, что чувствуешь, когда сидишь в контейнере, который катится с горы в парке?

— Да, да! С большого холма или с холмика?

— Холмик — для сопливых девчонок, — отвечает она, а потом едва слышно добавляет: — Холмик в самый раз для Энн.

Энн делает вид, что не слышит.

Через десять минут мы уже наверху пятидесятиметрового склона, я забираюсь внутрь контейнера, крепко держусь, а Бри толкает меня со склона. Когда контейнер летит, она кричит:

— Счастливого пути, молокосос!

Уже через тридцать метров моя голова так и грозит взорваться от вращения.

Еще через десять я взываю о помощи.

Когда я достигаю подножия холма и начинаю останавливаться, то пытаюсь — к сожалению, безуспешно — высунуть нос, чтобы вдохнуть свежего воздуха, но слишком поздно. Весь мир продолжает крутиться у меня перед глазами, и я рву прямо на себя. Дважды.

Бри бежит за мной по склону холма и хохочет до слез.

Мама ничего смешного в этом не находит. Она охает, когда я, несколько минут спустя, вхожу через заднюю дверь на кухню, весь в собственной блевоте.

— Что случилось?

— Качка, — стоически отвечаю я, вытирая рот рукавом. — Пошел ко дну вместе с кораблем.

И тут ее ноздрей достигает исходящий от меня «душок».

— Боже мой, наша гостья прибудет через десять минут! Марш в душ, юноша! Дважды помойся! И не выходи, пока не будешь благоухать, как роза. — Когда я уже иду по коридору, она еще раз окликает меня: — Одежду оставь за дверью, Кейд. Я брошу ее в машинку, пока никто не унюхал этот запах.

Умытый и благоухающий, я, обернувшись полотенцем вокруг талии, шагаю по коридору. Не успеваю и двух шагов отойти от ванной, как вопит Бри:

— Приехали! Приехали!

— Кто приехал? — кричу я в ответ и припускаюсь ко входной двери.

Когда я поворачиваю из-за угла к прихожей, Бри стоит, прижавшись к стеклу.

— Папа с гостьей! — радостно кричит она, мотая головой. — Я видела, как они подъехали.

Первое, что видит мама, когда выходит к нам с кухни, — полотенце, обернутое вокруг моей талии.

— Кейд, ты чего? Ступай и немедленно оденься! Нельзя разгуливать по дому полураздетым.

В ту же секунду с первого этажа поднимается Энн и останавливается на предпоследней ступеньке лестницы.

— Это точно. Прикрой свое тщедушное белое тельце, пока мы все не ослепли.

— Сейчас прикрою, — бормочу я, — только посмотрю, кто приехал.

У маленького окошка у входной двери место только для одного человека, поэтому Бри в лицах рассказывает нам, что происходит на улице. Она старается, но выходит у нее не очень.

— Ладно… открылась дверь машины… секунду… кто такие носит? Это похоже на… нет, быть не может. Ой, вот они выходят… все еще идут… приближаются… Неужели это… Да, это… Нет… или да? — Повисает молчание — намного более длительное, чем требуется, чтобы дойти ко входной двери. Наконец Бри оборачивается: — Мам, это та, о ком я подумала?

— Да говори уже кто, — настаивает Энн.

Через секунду распахивается дверь. На пороге за четырехколесными ходунками стоит старушка с вызывающими рыжими волосами, в черных солнцезащитных очках, которые скрывают половину ее морщинистого лица, и в розовом свитере.

— Добро пожаловать! — восклицает мама. — Входите, входите!

Она подходит к стоящей на пороге старушке и перегибается через ходунки, чтобы обнять ее.

— Моя маленькая Эмили! Как ты, дорогая?

— Хорошо, хорошо. Чрезвычайно рада, что ты нашла время нас навестить. Тебе чем-то помочь?

— Можешь убрать у меня с дороги эту чертову толкалку-каталку. Мне она вообще не нужна. Хотя в самолете удобная штука. Когда видят эту ходилку, меня первую пускают на борт.

Мама ставит ходунки к стене, недалеко от меня.

— Мам, — шепчу я, стараясь, чтобы меня не заметили, — это кто?

Либо у меня плохо с шепотом, либо у старушки отменный слуховой аппарат. Она шагает через порог в мою сторону, негромко посмеивается и снимает очки, за которыми прячутся ярко-голубые глаза и морщинистые веки.

— Кто же еще? Это я! Тетушка Бев!

Пратетушка Бев, если уж быть точным, — сестра моей прабабушки. Мне известно о ней лишь то, что она во Флориде. Уж не помню, где именно, но знаю: до Диснейленда от нее час пути. Родители возили нас туда три года назад, и мы остановились у тетушки Бев в компании других стариков из ее деревушки пенсионеров, вместо того чтобы снять номер в гостинице. Это было еще в те прекрасные далекие времена, когда никто не знал, что у Энн больное сердце.

— Ух ты! — отвечаю я. — Вы совсем другая.

Тетушка Бев игриво ерошит волосы у себя на затылке.

— Да уж, мне стало немного скучно в Кэннон Бич, а местный косметолог предложила перекраситься в матово-рыжий. Что ж, побуду пока такой. Если что не так, во Флориде подправлю.

Наконец-то меня осенило: тетушка Бев прилетела в Орегон навестить старшую сестру — мою прабабку, которая живет в Кэннон Бич. Она уже недель шесть там живет, присматривает за домом, ухаживает за своей старшей сестрой в доме престарелых. Теперь же, когда мы отправляемся на побережье и сможем помочь прабабушке, она возвращается к пальмам Флориды.

— С дороги посторонись, — говорит папа, переступая порог.

В каждой руке у него по внушительному чемодану. Он ставит их на пол, чтобы закрыть дверь, потом вновь поднимает и обходит Бев.

— Мы наверху приготовили для вас комнату. А чемоданы я оставлю здесь.

— Да храни тебя Господь. Приехал на побережье, чтобы меня забрать, потом еще мой багаж тянул. — Повернувшись к маме, она добавляет: — Я всегда говорила, что ты удачно вышла замуж. Береги этого парня, Эм, никуда не отпускай.

Мама с папой неловко переглядываются, потом он скрывается на лестнице.

— Я стараюсь, — отвечает мама едва слышно.

Бев поворачивается ко мне и щиплет за руку:

— Как ты вырос и возмужал с тех пор, когда я видела тебя последний раз, Кейд!

Ее щипок заставляет меня вспомнить, что я продолжаю стоять полуголый с полотенцем на талии.

Я опускаю глаза, чтобы разглядеть, насколько я «возмужал».

— Наверное, — соглашаюсь я, чувствуя себя не в своей тарелке. — Что бы ни означало «возмужать», я на сто процентов уверен, что после поездки в Диснейленд я ни «возом», ни «мужем» не стал.

Бев с мамой заливаются смехом. Энн с Бри тоже начинают хихикать.

— «Возмужал» означает просто «сильно вырос и окреп», — смеется тетушка Бев.

— Тебе уже давно пора одеться, Кейд, — говорит мама. — Поторопись. Тетушка Бев никуда не уедет, пока ты будешь приводить себя в порядок.