Сказка для злой мачехи или в чертогах Снежной королевы (СИ)

Глава 10

Я с неохотой открыла глаза, ловя последние отголоски ласкового сна, потянулась и села в постели, чтобы определить, куда перенес мою бессознательную тушку Ирон, когда я прямиком из зеркала вывалилась к нему на руки. В голове все еще хранилось эхо яростного спора Лика с королевой, где она обвиняла его в малодушии и нежелании принять ответственность за случившееся, а Лик называл ее бессердечной дрянью, которая сама не желает признавать своих ошибок, ведь именно она сделала Лаиру снежной. Не знаю, к чему привел бы их спор, я слушала его только потому, что деться мне было некуда, потому, выдернув руку, решительно направилась к кургану из алых роз. Зачем? Мне захотелось сказать той, что покоилась в хрустальном гробу, что ее дочь жива, что она выросла и стала настоящей красавицей, что у нее есть семья, есть друзья, есть любимый и он обязательно позаботиться о ней. Я это знаю, ведь Тень это я, только решительнее и сильнее. А еще мне захотелось сказать, что они будут счастливы, что я сделаю все возможное, чтобы их сказка была со хорошим концом. Но, когда я почти дошла до заветной цели, мне вдруг стало нехорошо: стук сердца начал затухать в моей груди, колени надломились, в глазах потемнело, и я медленно завалилась на пышные бутоны роз. Острые шипы распороли кожу, и боль на мгновение заставила встрепенуться. Ощутив что‑то холодное и липкое, я подняла руку, и с ужасом увидела, что она в крови. Все розы были в крови. И это была не моя кровь. Поняв, чья она, я громко и жалобно заскулила, съежилась, и, втянув голову в плечи, уже тише всхлипнула, позволяя слезам выйти наружу. Соленые ручейки свободно потекли по исцарапанной шипами коже. Я плакала, закусив костяшки пальцев, рыдала, но так, чтобы не было слышно, хотя это было глупо. Лик стоял надо мной, протягивал ко мне руки, и что‑то говорил, но я не понимала слов. В его голосе сквозила боль и щемящая душу беспомощность. Он протягивал ко мне руки, а я отталкивала его, я не хотела его видеть, я никого не хотела видеть. Ничего не получится. У моей сказки не будет счастливого конца. Это самообман. Я никогда не вернусь домой. Все кончено. Оставьте меня. Оставьте меня здесь.

"Зачем?" — удивилась я, погружаясь в липкую паутину беспросветного отчаянья.

Все кончено. Мне не вернуться назад.

"Почему? — нахмурилась я, — Еще же не все потеряно. Зеркало в Лиене. Я найду его".

Эта сказка с плохим концом.

"Значит с каким‑то смыслом", — хмыкнула, недоумевая, с чего вдруг меня трясет от одной мысли, что я выберусь отсюда.

Меня убьют. Они узнают, кто я, и убьют меня.

"Если позволишь, то да. Ты не беспомощна и ты не одна".

Мне страшно.

"А когда тебе было не страшно? Вставай"!

Меня никогда не полюбят. Я не такая как все.

"Откуда такие мысли? Прекращай ныть. Ты сама не позволяешь себя любить. Вставай"!

Я хочу быть счастливой.

"А кто не хочет?! — возмутилась я, — Я тоже хочу. Черт побери, да подними же ты свою толстую задницу"!!

Что — о-о?!! У меня не толстая задница!

У — фф! Я с силой ударилась лицом о грудь Лика, когда он дотянулся до меня сквозь плотный кокон из стеблей роз, и, разорвав его, выдернул наружу. Но мое освобождение было не совсем его заслугой. Те розы, которые оказались со мной в близком контакте, изменились: бутоны на них стали мельче, шипы исчезли, а лепестки сменили цвет на перламутрово — белый. Они‑то и подтолкнули меня к Лику, не позволив алым розам спеленать меня. Часть меня продолжала плакать, и хныкать, что не хочет бороться, что лучше здесь, чем на плахе, но другая упрямо шептала Лику: "Уведи, уведи меня отсюда". И он увел, точнее, подхватил на руки и побежал. Лик придерживал мою голову, но она все равно безвольно дергалась из стороны в сторону. В полуобморочном состоянии я скорее чувствовала, чем видела, как тянутся ко мне шипастые стебли алых роз, но Сарина, бегущая следом за Ликом, превращала их в лед и разбивала. На их месте вырастали другие и погоня продолжалась. Где‑то на границе того, чтобы остаться в сознании или погрузиться во тьму, я еще услышала, как Лик, повернув голову, крикнул снежной, что придется открыть окно в зеркало Сейды, на что Старшая фыркнула и холодно обронила: "Открывай".

На этом воспоминания обрывались, оставляя привкус горечи и ненавистный запах роз. Откинув одеяло, я спустила ноги на пол и уверенно встала, но, видимо, поспешила. Неприятная слабость волнами омыла потревоженные мышцы, во рту появился кисло — горький вкус желчи, голова закружилась, и я без боя плюхнулась на пятую точку, потом повалилась на бок и положила голову на подушку. Сердце бешено стучало в груди, и кровь болезненно бежала по сосудам, словно вспоминая, как это делать. Что со мной было? Как долго я была без сознания?

— Рита! — радостно воскликнул Ирон, войдя в комнату и встретившись со мной взглядом, — Ты очнулась?!

— М — м, — невнятно промычала я, размышляя можно ли считать это вопросом или все же не совсем утверждением.

— Рита? — поток воздуха от взметнувшейся и вернувшейся назад полы его халата приятно омыл прохладой мое лицо.

— Сколько? — спросила я, с интересом изучая, во что вырядили моего мага, пока я была без сознания. Белая рубашка, темно — серые брюки, коричневый в клетку халат, мягкие тапочки. Я удивленно приподняла брови и улыбнулась. От мага в Ироне осталась только его борода и волосы, которые он завязал в длинный хвост, и в этом виде маг показался мне чуточку нелепым и слегка потерявшимся во времени. Но, может, если его подстричь… Нет, думаю, на это Ирон точно не пойдет.

— Шестой день, — догадался он, о чем я его спрашиваю.

— У — у, — провыла я и хлопнула себя по лбу. Удар отозвался болью, но почему‑то не в голове, а где‑то на лбу и скуле. Я зашипела и отдернула руку.

— Не прикасайся, — запоздало предупредил Ирон, — они еще не зажили.

— Кто? — нахмурилась я.

— Порезы и ранки от шипов. У тебя почти вся левая часть лица исполосована, чудо, что глаз не повредила.

— Все так плохо? — настороженно уточнила у Ирона.

— Левую бровь распороло, но веки и глаз целы, — присел он на корточки у постели, — В этом облике не видно, но когда наступит ночь, не пугайся, я сделал все, что мог. Как ты себя чувствуешь?

— Плохо. Я не могу встать.

От моих слов Ирон как‑то резко сгорбился, а по лицу пробежала болезненная судорога.

— Рано. Слишком рано. Потерпи. Я рад, что ты пришла в себя. Я так боялся… Мы боялись…

Ирон запнулся и отвел взгляд, но я успела заметить, как подозрительно влажно блеснули его глаза.

— Ирон?

— Ри, — его рука легла поверх моей, но словно Ирону этого стало мало, он взял ее и трепетно поцеловал, после чего прижал тыльной стороной к своему лбу, — Прости меня. Прости. Я не смог тебе помочь, Рита. Я испугался. Я все забыл. Все заклинания, что вдалбливал в меня учитель, всё, что знал сам — все пустое. Я смотрел на тебя и чувствовал себя беспомощным. Ты была такой холодной и неподвижной. Я испугался, Рита. Я испугался, что ты умрешь. Я такой слабак. Рита, я стоял и смотрел. Я просто стоял и смотрел. Рита, прости меня.

— Ирон, — просипела я, шокированная его поведением, — Я жива, Ирон, прекрати. Я жива. Ты вылечил меня.

— Не я, Ри, — мужчина посмотрела на меня глазами полными боли, в которых стояли непролитые слезы, — Это не я. Я лишь делал, что он велел. Он писал, что убьет меня, убьет, если я не буду делать, что он скажет, писал, что найдет меня и живьем снимет с меня кожу. Рита он знал! Он все знал. Этот проклятый алхимик знал, что нужно делать. Он писал и писал, а я делал. Мне казалось, что он стоит у меня за спиной, приставив нож к горлу. Все время. Я чувствовал его, словно он был рядом. Я всё делал, делал, как он писал и тебе… — от своей исповеди Ирон начал задыхаться, он проглотил слюну: — тебе становилось лучше. Яд выходил из тебя, и тебе становилось лучше. Это был яд, Рита. Я не знал. Я даже не подумал об этом. А Роди знал. Он знал, что с тобой происходит, и знал, что делать. Знал, как тебя спасти. Я ненавижу его, Рита! Я ненавижу его! Я видел печать у тебя на ладони. Я должен был предупредить тебя. Должен был, — в глазах Ирона вспыхнула ярость, — Эта печать зло. Он воспользуется тобой. Он воспользуется тобой как куклой и выбросит. Этот алхимик погубит тебя, Рита! Он погубит тебя!

Под конец Ирон почти кричал, а в его руках была моя рука и он сжимал ее, сжимал, пока я не застонала от боли, и он вздрогнув отпустил, морщась словно сам испытал ее. Голос его стал тише, а лицо исказила неприкрытая мука:

— Но он спас тебя. Он, а не я. Я слабак.

— Ты не слабак, Ирон, — превозмогая легкую дурноту я села, — Просто есть то, что может сделать Роди, а есть то, что можешь сделать только ты, — повернула руку ладонью вверх я потерла место с пентаграммой, — Прости, что не рассказала тебе о печати.

Ирон нахмурился и его губы превратились в тонкую бледную линию, прячась в зарослях светлой бороды. Я постаралась заверить его:

— Это не значит, что я не доверяю тебе, Ирон. Ты был первым, кто выслушал меня, первый, кому я доверилась и у кого я попросила помощи. Но, Ирон, я верю Роди. Я не говорю, что он хороший, и не говорю, что он никогда не воспользуется печатью, но он сказал, что мы друзья и я верю ему.

— Рита, — с грустью посмотрел на меня Ирон.

— Я верю ему, — увереннее заявила я.

— Рита, он алхимик. Он темный.

— Я знаю, — опустила голову, — но всё равно верю.

— Рита, — Ирон протянул руку и сжал мои пальцы, но к печати не прикоснулся, словно боялся ее, как заразы: — с помощью этой печати Роди может заставить тебя сделать то, о чем ты потом очень пожалеешь.

— Он сказал, что я не в его вкусе, — брякнула я и тут же потупилась, слегка смущенная своей откровенностью.

Но, судя по тому, как брови Ирона стремительно поползли на лоб, он имел в виду нечто совсем иное. Ох, уж эта моя современная распущенность, кто о чем, а я о постели. Стыдно, конечно, но что поделать.

— Не верь мужчинам, которые говорят, что ты не в их вкусе — они врут, — неожиданно раздалось со стороны двери.

— Вы? — подскочил Ирон и вышколено согнулся в поясном поклоне, — Ваше Величество.

Я обескураженно вытаращилась на вошедшую в комнату Сарин. В белом свитере с жаккардовым рисунком и рейтузах, она смотрелась, как бы сказать, почти по — человечески, только глаза остались прежними, выцветшими, чуть подернутыми корочкой потрескавшегося льда.

— Будет тебе, — отмахнулась она от Ирона, — иди, порадуй остальных. Они там уже дыры в ковре протерли. Но наверх не пускай. Нам нужно тут немного пошушукаться.

— Ваше Величество, — еще раз поклонился Ирон, но несмотря на почтительность, оставил слово за мной, вопросительно взглянув, как бы спрашивая, уйти или остаться.

— Все хорошо. Иди, — кивнула я и забралась в постель, укрыв одеялом босые ноги.

Проходя мимо Старшей, Ирон не удержался и предупредил:

— Она еще не очень хорошо себя чувствует.

— Я вижу, — фыркнула та, и, дождавшись, когда маг выйдет, раздраженно тряхнула головой, — Я же не слепая.

Видя ее недовольство, я поспешила встать на защиту мага:

— Он просто беспокоится за меня.

— Даже чересчур, — поморщилась Сарин и подвинув стул, который Ирон сдвинул, чтобы сесть на корточки, села на него, положив на колени какую‑то явно тяжелую шкатулку в которой, пока она несла ее, что‑то гулко брякало и шуршало: — Я тут принесла тебе кое‑что. Этим ты полностью оплатишь алхимику за свое исцеление.

Я озадаченно приподняла брови, но тут же нахмурилась:

— О чем ты… вы?

— Сарин, — резко тряхнула головой снежная, — Не Ваше Величество, не Старшая. Зови меня Сарин. Ты это заслужила.

— Сарин, — неуверенно произнесла я и качнула головой.

Снежная внимательно посмотрела на меня, словно пытаясь разобраться в чем‑то, что она не совсем во мне понимала, поэтому, как бы издалека, уточнила:

— Все здесь зовут тебя по — разному…

— Рита, — я криво усмехнулась, — Меня зовут Рита.

— Хорошо, — моргнула Сарин.

— Но лучше называй меня Риммой, — всполошилась, взглянув на свою выпяченную вперед грудь, — Рита это только после полуночи.

Женщина слегка приподняла брови.

— Поэтому маг и мальчик зовут тебя Ри?

— Да, — кивнула я и озадачилась: — Мальчик? Какой мальчик?

Сарин задумчиво склонила голову к плечу.

— Тень. Вроде бы так его зовут.

— Тень? Он жив?

— Конечно. Он и Улла внизу, ждут, когда ты очнешься.

Я выдохнула и слабо улыбнулась. Они живы. Они справились. Я так ими горжусь.

— Что со мной было?

— Об этом я и хочу с тобой поговорить. Вот, — Сарин поставила шкатулку на прикроватный столик, — отдашь ее алхимику.

— Но…

— Не спорь, — нахмурила брови Старшая, — Я достаточно насмотрелась на последствия помощи того, кого ты называешь Ликом.

Нервозно, от того неуклюже я подтянулась на руках, но ослабленная после шести дней толи истощения, толи смертельной болезни, я часто задышала, словно выброшенная на берег рыба. Смущенная тем, что Сарин видит меня настолько слабой, я чуть грубее, чем следовало бы, попросила:

— Ты ведь знаешь, как его зовут. Скажи мне.

Старшая чуть откинулась на спинку стула, но даже так она смотрелась, как восседающая на троне королева и никак иначе. Эта выправка, эти манеры, эта сдержанность — Сарин не просто привыкла править, она срослась с властью воедино, и этим она напомнила мне Николаса. Поэтому я решила сперва внимательно выслушать ее, потом тщательно проанализировать сказанное, и лишь затем принять что‑то на веру.

— Суть не в том, знаю я его имя или нет, — тяжело вздохнула Сарин, — суть в том, что ты должна выяснить это сама, без моей или чьей‑либо помощи.

— Почему?

— Это будет твоей платой. Лик слишком часто создавал тени и слишком часто их отбрасывал, те забирали кусочки его личности, и так незаметно для себя он рассеялся по всем королевствам. Он помнит и не помнит, кто он на самом деле.

Я нахмурилась. Если то, что говорит Старшая, правда, то становится понятно, почему вокруг Безликого постоянно марево и почему он упорно не говорит мне своего имени. Возможно, Лик сам не помнит, как он выглядит, а имя — Лик только намекает, говоря, что ответ я знаю, будто надеется, что я действительно знаю его. Не удивительно, что он расстроился, когда я в лоб завила, что он алхимик, а потом объяснила, каким образом пришла к такому заключению.

— Но мне показалось, что ругаетесь вы с ним вполне осознанно, — засомневалась я.

— Лиен лишь обрывок его воспоминаний, — бледные губы Сарин вытянулись в подобии улыбки, — Вспомнив Лаиру, он вспомнил все, что было как‑то связано с ней, а наша с ним сделка была неотъемлемой ее частью.

— Сделка?

— Это я попросила его убить Лаиру, — огорошила меня Сарин.

Я вздрогнула и взглянула в холодное, безжизненное лицо Старшей.

— Ты…, — запнулась я, сердцем не желая верить, но разумом понимая, так и было.

— Лаиру нужно было остановить, — продолжила Сарин, — Сейчас я понимаю, что нужно было сделать это самой, а не поручать это влюбленному мальчишке. Темный прав, Лаира была только моей ошибкой и не ему было ее исправлять. Умирая, сестра предупреждала меня о последствиях выбора, она просила не препятствовать уходу сестер, но я ослушалась, захотела удержать Сейду. Она была со мной с самого начала — дольше, чем кто‑либо. Она была моей подругой, моей помощницей, моей правой рукой. Я знала историю каждой из снежных сестер, каждая из них бережно хранится и оплакивается в моем сердце, — Сарина на секунду замолчала, переводя дыхание и словно заглядывая в свое прошлое: — Когда я нашла Лаиру, я уже знала, что она согласится стать снежной. Цыгане, которым Сейда подкинула свою дочь, продали девочку, нетитулованным, но очень обеспеченным людям. Лаиру любили, но этого ей было мало, ее баловали, но девочке все время чего‑то не хватало. Лаира росла капризным и взбалмошным ребенком. Свою душу она продала, когда ей исполнилось шестнадцать. За вечную молодость, за свою неземную красоту и власть над мужскими сердцами, Лаира с легкостью распрощалась с даром Светлого, но получив желаемое, потеряла и радость жизни. Она была невероятно красивой, безупречно элегантной и совершенно бездушной.

Сарина на секунду замолкла, справляясь с разыгравшейся в ней бурей чувств, отразившейся на бледном благородном лице глубокой складкой на лбу и сеточкой морщинок вокруг замороженных глаз. Я не торопила. Терпеливо дождалась, когда она снова смогла заговорить.

— Когда ничто не радует и ничто не держит, уйти легко, — закрыв глаза, продолжила Сарина, — Лаира согласилась, и поначалу все шло хорошо. Ни одна из сестер не хотела управлять зимой в Сумрачном, но Лаира и Сейда чувствовали себя там, как дома. Они прекрасно справлялись пока…

Снежная запнулась. Бледные губы вытянулись в тонкую линию. Я вздохнула и нетерпеливо поинтересовалась:

— Что случилось?

Сарина открыла глаза и посмотрела на меня с недовольством.

— Тот, кого ты называешь Ликом, был не единственным алхимиком в Сумрачном королевстве. Его отец и брат так же были алхимиками. Черными алхимиками, и их способности во много раз превосходили тогда и ныне живущих. Они учились у самого Темного, — скривилась Сарина, — их сила и знания были огромны, они единственные, кто не призывал демонов — демоны сами приходили к ним.

— Вау! — широко распахнула я глаза, — Это… Вау!

Глаза снежной весело блеснули.

— Да, они были невероятны.

— А Лик?

Снежная чуть поморщилась.

— В то время твой Лик был лишь слабой их тенью.

От того, с каким пренебрежением она это сказала, в душе вспыхнула волна негодования.

— Он же был еще очень молод!

— Верно, — усмехнулась Сарина, — Молод и нетерпелив. Но говоря о том времени, когда Лаира только начала свой путь снежной, о твоем Лике никто еще не знал.

— Лик не мой, — четко печатая каждое слово. Не хватало еще, чтобы думали, будто между мной и Безликим, что‑то есть: — И в каком смысле, никто не знал?

— Его еще и на свете не было, — снисходительно отмахнулась Сарина, и, заметив мое недоумение, улыбнулась: — Не удивляйся, мне неприлично много лет.

— Так, что произошло?

Сарина нахмурилась, и мне почудилось, что я слышу треск льда, скрывающего ее выцветшие глаза.

— У отца Лика было увлечение. Он любил создавать зеркала. Разные: защитные, переговорные, ловушки, зеркала желаний и обмана, зеркала правды, искажающие и, наоборот, показывающие истину. Почти все магические зеркала, которые сейчас разбросаны по королевства были созданы отцом Лика.

— Все? — поразилась я.

— Почти все, — кивнула Старшая.

— И?

— И задумал он создать одно зеркало, которое открывало бы смотрящему в него, кем он является на самом деле. Такова была задумка. Однако созданный им артефакт оказался настолько сильным, что стал не только показывать, но и развеивать любой морок и любое заклятье, если они, хоть как‑то, искажали облик смотрящего.

— Мощное получилось зеркальце, — восхитилась я, а припомнив, что кое‑кто в замке любил походить под маской чужой внешности, ехидно усмехнулась: — Вот суккубы‑то обрадовались.

Снежная чуть приподняла брови, удивившись моей осведомленности, но ни о чем спрашивать не стала, только кивнула.

— Его спрятали, — тяжело вздохнула она, — Убрали с глаз в подземное хранилище. И так бы оно и пылилось там, укрытое от любопытных глаз, если бы много лет спустя Лик не пожелал сделать одной своей возлюбленной необычный подарок.

— Лаире?

— Нет, — коварно улыбнулась Снежная королева, — У него и до Лаиры женщин хватало. Пылкий был юноша, темпераментный, к тому же алхимик, хотя еще слабенький.

Если снежная думала зацепить меня тем, что у Лика было много женщин, то она просчиталась — на провокацию я не повелась.

— Откуда ты это знаешь?

— Это только Лаира считала, что я ничего не вижу и ничего не знаю, потому что физически не могу покинуть Лиен, но мне не обязательно быть где‑то в этой форме, достаточно того, что там холодно и идет снег.

Я сперва нахмурилась, после чего озадаченно приподняла брови, взглядом спрашивая, о чем это она? Сарина грустно усмехнулась.

— Я давно уже не ведьма и даже не человек, — развела она руками, — Эта форма — моя прихоть. Я холод и лед. Я снег и ветер. Я могу быть везде и нигде, но Лиен мой дом и я, как и Валекеа защищаю его, поэтому такой, какой ты меня видишь, я не могу покинуть свое королевство.

— Ясно, — неуверенно кивнула я, — А кто первый посмотрел в зеркало: Сейда или Лаира?

— Я, — едва слышно прошептала Сарина, и взгляд ее ушел вглубь себя, — Сейда заглянула в него после меня, а Лаира, когда решила соблазнить влюбленного в нее мальчишку.

Это меня насторожило, и я спросила:

— А зачем Лику понадобилось держать зеркало у себя?

Старшая вздрогнула, возвращаясь из водоворота мрачных воспоминаний.

— Не знаю. Я не думала об этом. Спроси его, тебе он ответить… если вспомнит.

— Он редко бывает со мной откровенен.

Сарина сощурила на меня ледяные глаза, но не найдя ни грамма лжи, мягко улыбнулась.

— Ты ему нравишься.

— Я не в его вкусе, — улыбнулась я, не скрывая, что мне это веселит, — Он сам сказал.

— И ты поверила? — искренне удивилась она.

— Не то, чтобы…, — поморщилась, отгоняя мысли о пикантных ситуациях, объятьях и поглаживаниях.

На губах снежной появилась мягкая, но в тоже время, хитрая улыбка.

— Продолжай в том же духе.

— Он же темный?! — наигранно сделала удивленные глаза.

— И алхимик, — кивнула Сарина, — Очень сильный алхимик.

— Но…

— Он тебе нужен, — жестко оборвала Старшая, — Если то, что ты сказала Валекеа правда, и ты не знаешь, кто тебя призвал, да и я чувствую, что с твоим призывом что‑то не ладно, Лик единственный, кто сможет помочь тебе вернуться. За это придется заплатить, много заплатить, но это гарантировано вернет тебя домой.

— Заплатить? Чем?

— Спроси его. Что‑то, что ему очень нужно.

Мышечная слабость никуда не делась, к тому же начало подташнивать и очень захотелось пить, тем не менее, я приподнялась на локтях и села.

— Прости, но почему уже второй раз ты говоришь о какой‑то плате?

— Он темный. Все алхимики темные. Знай, я тогда, что знаю сейчас, многих неприятностей можно было бы избежать, но я не знала. Им нужно платить, Рита. Алхимикам. Особенно черным. За их работу, за их помощь, за их дружбу. За все.

От такой информации я, честно сказать, опешила.

— Совсем — совсем за все?

— Да, — категорично ответила снежная.

Почувствовала, как задергался левый глаз.

— Э — э, — выдавила я.

Видя, что я не совсем понимаю, Сарин, пояснила:

— Это нужно не самим алхимикам — это нужно их тьме.

Мой взгляд нервно забегал по комнате.

— А за бескорыстную помощь, тоже… платить?

— Да, но в этом случае, эквивалентной платой может стать все, что угодно: от горки золота до поцелуя в щеку. Как уж сами решите.

— А если не заплатить, что тогда?

Сарина горько рассмеялась.

— А если не заплатить, получишь одну беду за другой.

От осознания того, какой грандиозной подставой могла стать моя дружба с Роди и помощь Лика, к дергающемуся глазу добавилась еще и щека. Вот это я попала. И, как мне теперь им отплатить? Роди, ладно, с ним мы быстро договоримся, с его хобби у меня есть, что ему предложить, а вот Безликий, н — да, тут понадобится нечто посущественнее моих знаний анатомии человека, значительно существеннее. Тут точно одним именем не обойдется. Оказалось, последнюю фразу я произнесла вслух и Сарина закивала.

— Конечно, не обойдется. Не гадай, поговори с ним.

Я тяжело вздохнула и согласно кивнула. Придется поговорить, хотя и не хочется. Смущаюсь я что‑то и заранее трепещу. Что он у меня попросит? Кстати об интиме даже мысли не возникло, чутье подсказывает, это будет что‑то трудновыполнимое и, возможно, даже опасное.

— Вот так и научишься ценить душевные порывы, — буркнула я. Усмехнулась и подняла взгляд на снежную: — Разберемся. Что произошло в зале? Эти розы…

— Да, они пытались тебя убить, — кивнула Сарина, а заметив, что мое настроение резко падает вниз, поспешила заверить: — Это не Лик. Он не знал о них. Как и я.

— Там была кровь. Много крови.

— Кровь? — удивилась Сарина, — Я не видела никакой крови.

— Но…, — нахмурилась я, — Как… Я видела. У меня вся рука была в крови. Я еще подумала, что она Бальфара.

— Светлый тебя упаси! — выдохнула снежная, но быстро взяла себя в руки: — Не удивительно, что ты оттолкнула темного. Рита, уверяю тебя, Лик, конечно, способен на многое, но подобное зверство… Нет. Не со своим другом и, тем более, не там, где ты можешь это увидеть. Чтобы он ни говорил, ты ему небезразлична.

— Я…, — запнулась. Сделала глубокий вдох и выдох: — Не знаю. Вы так легко говорите об убийстве, — и ты и он, — что я перестаю понимать, зачем я здесь, зачем пытаюсь спасти кого‑то, хотя наперед знаю, что спасти всех невозможно.

Глаза Сарины потускнели, и звук ломающегося льда стал громче.

— Иногда приходится принимать тяжелые решения, Рита. На тебе висит груз, груз ответственности за тех, кто тебе доверился. Ты права, всех спасти невозможно — будут жертвы, но в твоих силах сделать их незначительными.

— Извини, Сарина, но я не считаю, что чья‑либо жизнь может быть незначительной.

Снежная вздохнула и покачала головой, от чего с ее волос посыпались снежинки.

— Лик был прав, ты слишком светлая, чтобы понять нас.

Луч солнца, пробившийся сквозь серую вату облаков, скользнул по ее лицу. Я вытянула шею и посмотрела в окно.

— Не настолько. Просто стараюсь не закрывать глаза, — и, покосившись на притихшую Сарин, — Там солнце.

Снежная коротко кивнула и закрыла глаза, но одинокая заледеневшая слеза все же скатилась по бледной щеке.

— Мне жаль, — сказала я, не зная, что еще можно сказать.

— Она получила, что хотела, — бесцветно произнесла Сарин.

— Но это не значит, что тебе не больно.

Распахнув глаза, Сарин взглянула на меня пустым взглядом, в глубине которого она спрятала свои чувства.

— Никому нет дела до нашей боли.

Отчасти я была с ней согласна.

— Пожалуй, но если будешь держать все в себе, это тебя угробит. Неужели у тебя никогда не было человека, с кем можно было поговорить по душам? Например, Сейда?

— Нет, — качнула головой снежная.

— Что? Совсем никого?!

Сарина снова качнула головой. Вздохнула.

— Старшая должна быть сильной, несмотря ни на что.

— Это из‑за твоей сестры? Ты хотела быть похожей на нее?

— И да, и нет. Я любила свою сестру. Я гордилась ей. Родители всегда ставили мне ее в пример. Она была очень красивой и сильной, легко справлялась со всеми трудностями. Я так хотела быть похожей на нее, — Сарина замолчала, после чего тряхнула головой: — Вот, Темный! Столько лет прошло, а я все еще оправдываю себя. Все было не так. Я завидовала ей. Злилась, что ледяная сила досталась ей, а не мне. Когда она полюбила этого человека, в душе я возликовала, ведь приручить ледяную стихию обычному смертному не под силу. Но сестра не сдалась, нашла выход. Я до сих пор не понимаю, как она решилась на это. Лишиться своей силы, своего могущества. Ради чего? Ради нескольких лет жизни с этим человеком?!

— Ради любви, — подсказала я.

Сарина скривилась.

— Любовь. Я видела, сколько страданий она приносит, тем, кто ее ищет, и тем, кто её нашел. Моя сестра любила и страдала, — неожиданно глаза Сарин вспыхнули синим огнем, — Темный, как давно это было. Но я закрываю глаза и вижу как сейчас, как моя гордая и красивая сестра встает передо мной на колени и молит, чтобы я приняла ее силу.

— Почему? Из‑за подходящего возраста?

— Нет. Только ледяная ведьма могла принять большую часть ее дара. Хотела бы я сказать, что согласилась ради ее силы, но я просто не могла видеть ее такой.

— И ты еще что‑то говоришь о любви?! — иронично приподняла я правую бровь, — Скажи, что ты чувствовала, когда видела свою сестру и этого мужчину вместе?

— Досаду. Я чувствовала досаду и… ревность, — бледные губы скривились в гримасе отвращения, — Рядом с ним сестра всегда была не похожа на себя. Она словно переставала быть ледяной, такой хрупкой и рассеянной она казалась. И улыбалась, много и счастливо улыбалась, даже когда умирала.

— Он ведь не бросил ее.

— Нет, не бросил. Даже видя, что с ней стало, этот человек был с ней до самого конца. Два года они были вместе, — снежная прикрыла глаза, не в силах успокоиться и перестать испытывать глухую боль, — Она прожила бы и дольше, но ей захотелось оставить ему что‑нибудь после себя.

Я удивленно приподняла брови.

— Хочешь сказать?…

— Да. Моя сестра родила ребенка. Девочку.

— Хм — м, немного неожиданно.

— Улла очень на нее похожа, — еще больше запутала меня Сарин.

— Что? — вытаращилась я на нее, — Каким это образом?

— Обычным, — криво усмехнулась та, — Улла похожа своего отца, а тот был копией своей матери.

Мои брови поползли на лоб, а глаза стали размером с блюдца. Моя реакция позабавила Сарин, но улыбка ее была грустной.

— Да, Эмиль был сыном моей единственной племянницы.

Я схватилась за голову и простонала:

— Ты решила меня добить? Что за ерунда у вас здесь творилась?

— Королевство Лиена — всегда было закрытым, Рита, и думаю, ты знаешь, почему.

Я убрала руки от головы и положила их на одеяло, подтянув его.

— Уровень развития Лиена гораздо выше, чем в других королевствах. Когда мы попали в город, у меня возникло чувство, будто мы перенеслись во времени. Веков на пять вперед, если не больше.

— Верно, — и, заранее предвидя вопрос, Сарина покачала головой, — Не спрашивай, почему, этого я не знаю. Так было до меня и так будет после. Поэтому, когда вы покинете Лиен, воспоминания о нем сотрутся или исказятся до неузнаваемости.

— Ты поэтому пришла?

Жажда стала невыносимой, и я взглядом поискала кувшин, но наткнулась только на пустой стакан на столе и расстроилась. Сарин вопросительно приподняла брови.

— Пить хочется, — пожаловалась я ей.

Под моим удивленным взглядом, Сарин встала, взяла со стола стакан, и, взмахнув рукой, наполнила его снегом. Повеяло свежестью и прохладой. Снег растаял и Сарин, подойдя к постели, протянула мне стакан. Я с благодарностью приняла его и начала пить. По глоточкам, так как вода оказалась ледяная, но на вкус — вкусная, словно родниковая.

— Спасибо, — поблагодарила я, утолив жажду.

Снежная едва заметно улыбнулась.

— Ты права.

Я вопросительно на нее посмотрела, не сразу сообразив, что это она ответила на мой ранее заданный вопрос, который я бы назвала риторическим.

— Поэтому я пришла, — кивнула Сарин, — Хотела тебя предупредить.

— О чем?

— Эти розы…, — снежная вытянула вперед руку, словно протягивая мне что‑то и на ее ладони завертелся маленький снежный вихрь, превращаясь в снежный шар. Сформировавшись, шар треснул, и на месте него остался лежать скованный льдом бутон красной розы, — Мне удалось поговорить с Сейдой. У нас было мало времени, но она успела рассказать, что приносила эти розы из внешнего мира. Копила силы, и каждый праздник Последней вьюги выходила из зеркала. Она покупала розы у женщины, лица которой не запомнила, хотя со смерти Лаиры встречалась с ней каждый год.

— Каждый год? Это же десять лет к ряду!

Сарина пожала плечами.

— Как ни старалась, она не смогла вспомнить. К тому же Сейда очень удивилась, что розы напали на тебя, по ее словам, раньше цветы вели себя смирно, хотя она и чувствовала, что в них есть какая‑то магия.

— Везет же мне, — буркнула я с постной миной.

— Замечу, что на меня и темного они не нападали. Им нужна была только ты.

— Час от часу не легче.

Я закрыла глаза и потерла виски. От обилия информации у меня началась мигрень. Но может дело в том, что я неделю ничего не ела. У кого как, а у меня от голода всегда зверски болит голова. Я страдальчески закатила глаза, но все же сосредоточилась на том, о чем продолжала говорить Старшая.

— Поэтому возьми эту розу и попроси алхимика выяснить, чья это магия. Мне она не знакома, но я и мои сестры десять лет провели в заточении, возможно, за это время, в королевствах и появилась настоящая ведьма.

— Почему именно ведьма?

— Это их почерк. "Всегда не то, чем кажется".

— Как аппетитное наливное яблоко с ядом, — смекнула я.

Выражение лица Сарины стало настороженным.

— Ты знаешь историю первой Белоснежки?

— Лишь краткую ее версию, — заверила Старшую, и напряжение ушло с бледного лица, — Мы с Ироном полгода пытались найти свиток с настоящей историей, но так и не нашли.

Сарина задумалась и предложила:

— Спроси у Йохана. У него была копия этого свитка. Еще одна причина, по которой Лиен закрыт для внешнего мира, — Положив розу на шкатулку, Сарина окинула взглядом комнату, — В этой библиотеке хранятся копии всех значимых текстов всех пяти королевств, будь то легенды или чьи‑то указы.

Я чуть сощурилась, заподозрив, что именно по ее приказу были сделаны эти копии. Сарин зеркально повторила мою мимику.

— Никогда не знаешь, где скрывается правда, ни так ли?

Улыбка тронула мои губы, и Сарин продолжила:

— По этой причине, я не стану рассказывать тебе историю первой Белоснежки. Ты лично ознакомишься с ней и сделаешь свои выводы.

Вот тут я позволила себе поморщиться:

— Честно сказать, после легенды о дьявольском зеркале, я уже начинаю сомневаться в достоверности истории о Белоснежке.

Сарина начала прохаживаться по комнате, изучая скупую обстановку гостевой комнаты.

— Тем не менее, ты не можешь отрицать, что в написанной Эмилем легенде была и значительная доля истины.

— Очень искаженной истины, — тут же подняло голову мое болезненное чувство справедливости, — Лик не хотел навредить Лаире, он пытался помочь ей.

— А вот об этом забудь, — резко затормозила и зло взглянула на меня снежная.

Н — да, даже если я и заслужила называть Сарин по имени, то от этого ее взгляда, перечить Старшей мне резко расхотелось.

— Прости, — смягчилась снежная, — Ты не глупая девочка, и должна понимать, если сейчас вдруг вскроется эта твоя правда, это будет, как извержение спящего вулкана. Накроет всех. Включая тебя и Лика. Особенно темного. Ты еще не задумывалась, от кого или от чего он столько лет прячется?

Я качнула головой, смутно представляя, от кого или от чего может прятаться такой сильный алхимик, как Безликий. Быстро поразмыслив над этим вопросом, решила, что выдвигать гипотез не стану. Пока. Я все еще плохо разбираюсь в этом их разделении на темных и светлых, поэтому помолчу и послушаю, что скажет Сарина, но та, как истинная женщина, уже перескочила на другую тему.

— Валекеа хотел с тобой поговорить.

Я заинтересованно приподняла брови. Но Сарина стаяла ко мне спиной, так, что не увидела этого, хотя и ответила:

— Я не пустила его. Сказала, что моего визита на сегодня тебе будет достаточно.

— Пожалуй, — облегченно выдохнула, так как еще одного такого разговора, но уже с хранителем, я бы точно не выдержала, слишком устала, тем не менее, не могла не спросить: — Что будет с Уллой?

— Улла останется в Лиене.

— Я не об этом.

Сарин оторвалась от изучения рисунка на обоях и обернулась.

— Я поняла. Но сейчас я ничего не могу тебе сказать. В Улле пробудилась Сила. Она еще плохо умеет ей управлять, но это не важно, — я лично займусь ее обучением.

— Сарина, — как можно мягче начала я, — Улла еще ребенок. Она столько лет провела в приюте, не видя нормально жизни. День за днем под жестким надзором. Почти как в тюрьме. А теперь ты хочешь запереть ее в замке? Ваш замок, несомненно, великолепен, но он никогда не станет ей домом. По крайней мере, если ты насильно будешь держать ее в нем. Улле нужны друзья. Настоящие, живые, способные любить и сострадать. Улла должна научиться жить среди людей, а не наблюдать, как живут другие.

Я поняла, что переборщила, когда взгляд снежной стал почти испуганным и удивленным. Она походила взад — вперед и снова посмотрела на меня.

— Слово в слово, — передернула она плечами.

Мои брови чуть приподнялись, но спросить не решилась, впрочем, Сарин сама решила объясниться:

— Когда ты сказала, что: "Улла должна научиться жить среди людей, а не наблюдать, как живут другие", я вспомнила, как о том же ругались наши с Иллиной родители. До совершеннолетия, а у ведьм оно наступает в двадцать пять, нас с сестрой обучали на дому. Нам не позволяли гулять без присмотра и не разрешали дружить с соседскими детьми. Мама была убеждена, что дружба с ними испортить нас. Папа был светлым магом. Видимо, от него Эмиль получил свой слабенький дар. Папа, он всегда был мягче. Он говорил, что ведьмам нельзя быть отчужденными, им нужно научиться жить среди людей, тогда их не будут бояться и ненавидеть. Из‑за этого они часто ссорились, но на стороне мамы всегда была бабушка и другие ведьмы, а на стороне папы только мы с сестрой.

Сарина подошла к постели и наклонилась так, что наши носы оказались в нескольких сантиметрах друг от друга.

— Кто ты? — спросила она, а ее ледяные глаза засветились.

В комнате ощутимо похолодало.

— Рита, — поежилась я, испытывая невероятно сильное давление жуткого светящегося взгляда.

— Почему ты заставляешь меня вспоминать это? — прошипела Сарин, и воздух вокруг нее заскрежетал от мороза.

— Я не…, — замотала головой.

— Уверена?

На секунду бледное лицо превратилось в ледяную маску. Не фарфоровою, а белую венецианскую с живыми морозными узорами. Я заглянула в ее прорези, и с ужасом увидела то, что скрывала под собой человеческая форма. Не человек и не ведьма. Сквозь прорези ледяной маски на меня в упор смотрела ожившая стихия.

— Да, — медленно кивнула я, и нервно проглотила слюну, но подавилась и зашлась кашлем.

Старшая отстранилась так же быстро, как и приблизилась.

— Хорошо, — паром выдохнула Сарин, и взмахом руки, а точнее порывом ледяного ветра, настежь открыв дверь, вышла в коридор, но не ушла, а развернулась и еще раз внимательно на меня посмотрела, после чего таинственно обронила: — Я подумаю.

Сразу после ее ухода, вошел Ирон, — под дверями он, что ли караулил, — и сострадательно поинтересовался:

— Ты как?

— Мне нужно поспать, — выдохнула я устало, — И поесть. И даже не знаю, что больше.

— Твердую пищу тебе еще нельзя.

Маг присел на край постели. Взял со стола поднос и положил его мне на колени. На поднос поставил белый фарфоровый горшочек с ручками, из правой ручки вытащил скрученную в трубочку салфетку и положил рядом, а на нее водрузил маленькую душистую булочку, которую достал из кармана халата. На мой вопросительный взгляд коротко ответил:

— Бульон. Куриный, — и пояснил, — Улла специально для тебя готовила.

Я сняла крышку с горшочка и восхитилась изысканностью казалось — бы незамысловатого блюда. Нежно — золотистый с добавлением душистых трав, ароматный бульон заставил меня неприлично громко проглотить вмиг набежавшую слюну.

— А — а? — несколько раз сжала я правую руку, растеряв свой словарный запас, — Чем?

Ирон охнул и захлопал по карманам. Ложка нашлась в правом, и Ирон с облегчением вложил ее в мою руку.

— М — м, — замычала я, блаженно зажмурившись.

— Я им еще не сказал, — смущенно пробормотал маг.

— И правильно сделал, — ополовинив горшочек, кивнула я. Отложила ложку. Взяла еще горячую почти невесомую булочку. Подавила дикое желание тут же, сразу, запихать ее в рот целиком, разломила. Вдохнула аромат свежей выпечки и поняла, что этим я точно не наемся, но Ирон прав, к твердой пище мой желудок еще не готов, и безжалостно макнула дышащую жаром половинку в бульон.

— Но Тень, — между бровями мага пролегла глубокая морщина, — он знает, что ты проснулась. На кухне он сказал Улле, что все еще чувствует тебя. Что это значит?

От неожиданности я подавилась и сердито взглянула на него, но Ирон взгляду не поддался.

— Хорошо, — вздохнула я и отодвинула поднос, — Я расскажу тебе. Но сначала посплю.

Недовольно засопев, Ирон забрал поднос, и, пожелав приятных сновидений, вышел. Я вздохнула. Положила голову на подушку, подтянула одеяло и еще раз вздохнула. Но только я закрыла глаза, как провалилась в сон.

Прежде чем начать осознавать, где я и куда иду, я некоторое время еще свободно плыла по реке сновидений, ловя и отпуская обрывки снов, наслаждаясь забытьём и просто отдыхая. После чего оказалась в одном из мрачных коридоров Сумрачного замка, и шла я по направлению к драконьему крылу, как мысленно окрестила ту часть замка. Экскурсия почти ее не зацепила, не считая рабочего кабинета и коридора, но шла я не туда, а куда‑то дальше, и так уверенно, словно меня за руку вели. Я прошла мимо драконьего коридора, прошла некоторое неопределенное расстояние и подошла к сплошной стене с изображенной на ней тускло фосфоресцирующей пентаграммой в человеческий рост, но не остановилась, а прошла насквозь. За стеной коридор продолжился и привел меня к боковому коридору и лестнице ведущей куда‑то наверх. Не позволив осмотреться и сбиться с пути, меня потянули наверх. Так я оказалась в весьма просторной круглой зале с пентаграммой на полу. У стен по периметру высились тяжелые закрытые стеллажи с книгами. Напротив входа горел камин. Перед камином стоял большой с — образный стол, на котором громоздились стойки с колбами, подставки с кристаллами, деревянные ящики, ящички, мешочки, узелки, конверты, стопки книг, бумаг и свитков. Тем не менее, чувствовалось, что это безобразие как‑то систематизировано, так как мужчина, сидящий за столом в тяжелом кресле с высокой спинкой, не глядя брал то, что ему нужно и сыпал это в большую колбу, после чего записывал, видимо, результат.

Встав позади кресла слева, понаблюдав за манипуляциями с колбами, и, дождавшись момента, когда мужчина закончит писать, я озвучила свое присутствие громким:

— Кхым!

Мужчина замер, повернул голову, и я с ужасом поняла, что вместо человека в кресле сидит тень. Я отшатнулась, но натолкнулась на стол, где тут же что‑то жалобно звякнуло. Замерла, испуганно вытаращившись на черную фигуру в черном выцветшем балахоне с глубоким капюшоном, который медленно сполз с головы тени, когда та повернулась ко мне.

— Уже здесь, — произнесла тень чуть хрипловатым мужским голосом, — Быстро.

— Т — ты кто? — выдавила я из себя.

Тень пожал плечами.

— Лик. Так ты меня называешь.

— Н — нет. Н — е может быть. Ты не… Не, — затрясла я головой.

— Не? — приподнял брови этот, по правде говоря, жуткий тип, — Тогда кто я?

— Н — не знаю, — вжалась я в стол, когда тень встал с кресла и приблизился вплотную, но когда он это сделал, я вдруг отчетливо поняла — это Лик. Совсем другой, отчужденный и холодный, но тоже Безликий.

— Подсказать?

Руки тени уперлись в край стола за моей спиной, заключив меня в капкан. Сердце испуганно затрепыхалось. "Но раз он тоже Безликий, стоит ли мне так бояться?" Я сделала пару глубоких вдохов и без дрожи выдохнула ему прямо в лицо:

— Давай.

Мужские губы изогнулись в коварной улыбке. Кстати красивые губы, не тонкие и не пухлые, хорошо очерченные, хотя черные, как и все остальное.

— Я есть у каждого темного, — наклонился он к моему лицу, и холодное дыхание коснулось кожи, — но не каждый темный способен подчинить меня. Кто я?

— Ты тьма, — дернулась я в сторону, но Тень схватил за плечо и дернул на себя.

— Угадала, — дыхнул он мне в сгиб шеи, и меня вдруг затрясло. От холода. Даже зубы застучали, так сильно мне стало холодно.

Заметив мою дрожь, темный Безликий нахмурился:

— Что с тобой?

— Н — не знаю, — обняла я себя за плечи, — Х — холодно. О — очень.

— К камину! — без предупреждения рявкнул Темный, — Бегом!

Я вздрогнула и побежала. Спорить с таким Ликом не хотелось совсем. К тому же, я действительно замерзла. У камина сразу стало теплее, но не так чтобы очень, хотя огонь в очаге пылал вовсю. Темный подошел ко мне со спины и накинул на плечи плед.

— Сюда мало кто заходит, поэтому тепла здесь мало.

— Но почему я раньше этого не чувствовала? — кутаясь в плед и недружелюбно клацая зубами на Темного.

Мужчина нахмурился.

— Прости, скорей всего это я лишил тебя тепла. Холодно, знаешь ли.

— Не понимаю, — высунула я нос из‑под пледа, — Ты, что, хладнокровный, как рептилия? Зачем тебе мое тепло?

Темный подошел к столу, вытащил из‑под него еще одну скамеечку, принес ее к камину и сел напротив.

— Без твоего тепла, Рита, у меня бы не было даже этого, — качнул он головой в сторону пылающего, но слабо греющего очага, — Я собирал его с той минуты, как мы встретили тебя.

Я удивленно приподняла брови.

— Ты оказалась очень щедра на тепло, — скупо, но искренне улыбнулся Темный, — поэтому я и смог привести тебя сюда.

— А раньше?

— Раньше здесь была только тьма. Тьма и холод.

— А Лик, он знает о тебе?

— Конечно, — кивнул мужчина, — Он один из немногих темных, кто смог обуздать свою тьму.

— Но, где он сейчас?

— Бодрствует.

— Оу! — выдохнула я и часто заморгала.

— Он же не может спать постоянно, — насмешливо развел руками Темный.

— Ну, да. Но, как же?…

— В отличие от него я не сплю и не бодрствую.

Темный замолчал, прислушавшись к чему‑то, поморщился и попросил:

— Не отходи от огня.

Встал и пошел к стеллажам. Створки нужного шкафа услужливо открылись, и с полки слетела толстая книга в кожаном переплете. Темный протянул руку, и книга медленно спланировала вниз, самостоятельно распахиваясь и шурша страницами. Найдя искомое, темный подошел к столу, положил книгу, и, водя пальцем по странице, четкими отработанными до автоматизма движениями достал нужные ингредиенты, и, где по миллилитру, где по щепотке, отмерил требуемое количество, все остальное так же быстро разложил по местам. Затем взял чистую колбу, налил в нее прозрачную жидкость, и, без какой либо последовательности, смешал в ней все ингредиенты, в результате получил слабо светящийся оранжевый раствор. Судя по поджатым губам и неприкрытому недовольству, получилось что‑то не то. Темный перечитал рецепт, раздраженно тряхнул головой и внимательно изучил все ингредиенты: щупая, нюхая и даже кладя в рот. Какая‑то травка Темному не понравилась, и он метко швырнул мешочек в огонь. Я удивленно проследила за полетом ингредиента и озадаченно приподняла брови.

— Испортилась, — ответил на мой обескураженный взгляд Темный, — Горчить начала.

— Но мы же во сне?! — вытаращилась я на мужчину.

— Это его воспоминание, — легко пожал плечами темный, — я лишь напоминаю, что нужно исправить.

— Удобно, — неуверенно произнесла я, — И часто вы так?

— Раньше постоянно, — ностальгически вздохнул темный, но вспомнил что‑то неприятное и нахмурился: — Потом он начал забывать себя, и мне пришлось закрыться здесь, чтобы распад не коснулся хотя бы магических знаний. Я защитил их, но и сам оказался заперт здесь на долгие годы.

— А сейчас?

— Сейчас, благодаря тебе, я свободен, и мы начали заново вспоминать, как это — работать вместе.

Темный закрыл ящичек шкафчика и снова открыл. Засунул туда руку, но нахмурился и заглянул внутрь. Ругнулся, но так, чтобы я не услышала, и вытащил из ящичка живое зеленое растение с землей на корнях, которая естественно начала падать прямо на стол, а точнее на какие‑то записи и заметки. Темный зашипел и отдернул руку в сторону, чтобы не запачкать стол окончательно.

Я захихикала, чем привлекла внимание рассерженной тени.

— Смешно? — с досадой спросил он.

— Немного, — извиняющимся тоном ответила я и улыбнулась.

Темный наклонил голову и пристально посмотрел на меня, сощурив черные глаза, от чего возникло неприятное чувство, что он меня изучает и делает пометки. Про себя, конечно, но все же. От этого его внимания, я заерзала. Тень же хмыкнул, и, положив растение на разделочную доску, которая так же присутствовала на его столе, отделил стебель от корня, который по знакомой траектории тут же полетел в камин. Я отшатнулась, и, зажмурившись, затрясла головой. Сдавленный смешок темного, подсказал, что сделал он это специально, и теперь вовсю наслаждается полученным эффектом.

Открыв глаза, я еще раз тряхнула головой, но уже раздраженно, так как увидела, что пол абсолютно чист. Сердито поджав губы, я сухо уточнила:

— А это нормально, что ты тут хозяйничаешь?

— Нет, — коротко ответил Темный.

Я озадаченно высунула голову из пледа.

— Как это?

Темный не ответил. Он взял колбу с оранжевым раствором и осторожно с ножа ссыпал в него мелконарезанную сухую зелень. Раствор забурлил и поменял цвет на прозрачный желтый.

— Готово, — удовлетворенно кивнул Темный, и, поискав что‑то в ящиках, достал и перелил содержимое колбы в изящную серебряную чашку на блюдце, которую преподнесли мне и в полу приказном тоне велели: — Пей.

— З — зачем? — втянула я голову в плечи и пледом прикрыла рот.

— Пей. Это укрепляющее.

— Может, я как‑нибудь сама… укреплюсь. А?

— Если бы, — раздраженно тряхнул он головой, — Пей.

И Темный сунул мне чашку под нос, полностью игнорируя мое разумное нежелание дегустировать сей шедевр.

— Я не пью неизвестные мне жидкости, — попыталась я отвертеться от сомнительного удовольствия стать первой жертвой укрепляющего средства. Не понятно же, что оно там укрепляет или закрепляет, но пить мне его не хотелось. Честно сказать, пугают меня самовскипающие меняющие цвет растворы. Тем более зелье готовил не Ирон и не Роди, а сам Темный, можно сказать тьма во плоти.

— Рита, девочка, — тяжело вздохнул Темный, — сейчас я скажу тебе страшную правду: ты представления не имеешь, какие жидкости и в каких количествах тебе пришлось пить, пока ты бревном валялась из‑за магического истощения. Хочешь повторить?

Я затравленно глянула на безмятежную гладь зелья, потом на Темного.

— А, что со мной будет?

— Ничего. Пей.

Горестно вздохнув, я вытянула руку из‑под пледа, взяла чашку и неуверенно отпила из нее. Вкус у зелья был специфический, не то, чтобы неприятный, скорее терпкий с кисловатым послевкусием, он напомнил мне вкус сушеной корки граната и свежего имбиря.

— Выпила? — Темный терпеливо дождался пока я не выпью все до последней капли, держа блюдце на весу, и невозмутимо забрал пустую чашку, к тому же похвалив: — Молодец.

Отойдя к столу, чтобы убрать чашку с блюдцем, Темный вдруг менторским тоном спросил:

— Вкус запомнила?

Я кивнула и пожала плечами:

— Похож на корку граната и корень имбиря.

— Запах, — потребовал темный.

— Д — да, никакого…. Вроде.

— А теперь запомни — это яд.

Моя челюсть с грохотом упала на пол.

— К‑как яд? — пискляво выдавила я.

— Яд, которым тебя отравили.

— Т — ты…, — испуганно схватилась я за горло.

Боже, я выпила яд! Что со мной будет?!

— Успокойся, — все также невозмутимо прошествовал к своей скамье Темный, — он не подействует.

Мое сдавленное спазмом горло выдало крайне противный писклявый звук:

— П — почему?

— Потому что, прежде чем тебе его дать, — усмехнулся Темный, — я его обезвредил. На дно чашки нанесен антидот.

— З — зачем Л — лику делать яд? — в ужасе уставилась я на мужчину.

— Лику? — Темный удивленно вскинул брови, — Причем тут Лик?

— Но… но зелье…в колбе, — продолжая запинаться, промямлила я.

— Ах, ты про Его зелье! — дошло до Темного, — Нет — нет, он готовил обычный настой от изжоги. Я налил тебе из Своей колбы.

— Т — ты меня пугаешь.

Темный откинул балахон назад, чтобы расположиться на скамье так, чтобы расставить ноги, положить на колени локти, а на сложенные друг на друга кисти рук упереть подбородок.

— Теперь поговорим. Во — первых, по поводу твоего вопроса: нормально ли, что я здесь хозяйничаю, я уже ответил — нет, это ненормально. Тьма в тех, кого в этом мире называют темными, редко обретает форму, а уж тем более личность. Не то, чтобы это невозможно, но ни один истинный темный не позволит своей тьме стать настолько самостоятельной.

— Почему? — нахмурилась я, — Ты же помогаешь Лику. Ты сохранил его знания.

— Я и Лик редкое исключение из правил. К тому же пришли мы к этому не сразу. Тьма обрётшая форму, и, не дай Темный, разум, начинает менять своего носителя.

Я заинтересованно высунулась из своего пледа.

— Как менять?

— Поначалу только характер. Но чем самостоятельнее и сильнее становится тьма, тем вероятнее, что изменится и внешность. И, да, не в лучшую сторону. Думаю, проще будет объяснить тебе на примере твоей собственной крайне своевольной тьмы.

— Так во мне все‑таки есть тьма?! — выдохнула я.

— Есть, — кивнул Темный, — Но не пугайся, это всего лишь небольшой клок тьмы, который принимает на себя каждый пришедший в этот мир призванный.

— Потому, что мы плохие?

— Потому, что все подобные сделки заключаются только через Тьму, а она предпочитает быть уверенной, что призванный не передумает, и выполнит свое предназначение. Можно сказать, это ее метка, подпись, позволяющая ей контролировать всех призванных.

— И, что она делает?

Темный едва заметно поморщился, но ответил:

— Если все идет, как задумано — ничего. Если же призванный начинает сомневаться, тьма подталкивает его в нужном направлении. Но если призванный решит сопротивляться, тьма может взять контроль над его разумом и закончить миссию за него.

Мое лицо ощутимо вытянулось. Темный пошоркал ногами, после чего уточнил:

— Ты ведь хочешь знать о темных?

— Да — да. Продолжай. Я просто…Я…, — выдохнула и честно призналась, — Короче я в шоке, но ты рассказывай, я хочу знать.

— Это хорошо. Знания тебе пригодятся.

— Даже не сомневаюсь. Так, что насчет моей тьмы? Она уже контролирует меня?

Темный закусил нижнюю губу, затрясся, но не выдержал и расхохотался в голос.

— Не знаю, можно ли назвать это контролем. Ты сама‑то какие‑нибудь изменения в себе чувствуешь?

Я задумалась, припоминая, какие изменения претерпел мой характер с момента моего появления в этой жуткой сказке.

— Ну — у, — пожала я плечами, — даже не знаю, — и начала перечислять: — Я стала страшно любопытной. Постоянно попадаю в какие‑то нелепые ситуации. Активно гуляю по ночам. Часто рискую жизнью. Спасаю совершенно незнакомых мне людей. Везде чувствую себя, как дома. Меня постоянно тянет влезть в какие‑нибудь неприятности, а если не тянет, то хочется, как бы тебе сказать… м — м-м.

Я замолкла, пытаясь сформулировать, что же мне так хочется, и Темный подсказал:

— Чтобы тебя, в конце концов, погладили или хотя бы почесали за ушком.

Услышав это, я захлебнулась словами возмущения, но осмыслив, жутко смутилась и покраснела.

— Кстати, погладь, а то она уже давно вокруг тебя кругами ходит.

— Кто? — опешила я и только тут заметила, как вокруг меня то и дело мелькает какая‑то крупная тень. Прищурилась, пытаясь разглядеть, кого же мне нужно погладить, но строптивая тьма то и дело шустро ускользала от моего ищущего взгляда.

— Руку протяни, — предложил Темный, — Она почему‑то смущается тебе показываться.

Я вытянула руку ладонью вниз и приготовилась ждать, но только моя рука оказалась в свободном доступе, в нее ткнулась чья‑то крупная голова. Я удивленно охнула и захлопала глазами, инстинктивно погладив между треугольными ушами. Тьма довольно замурчала и с силой потерлась мордой о мою ладонь. Вот те раз! Оказывается моя тьма уже приняла форму. Ко мне ластилась черная длинношерстная кошка, размером отдаленно напоминающая взрослую рысь, но с чуть приплюснутой умильной мордой и невероятно длинным и гибким хвостом, который вился за ней, как змея. Когда я под впечатлением прекратила гладить, киса открыла глаза и посмотрела на меня свои невозможными фиолетовыми, и жалобно выдала:

— Мур — мя?

Мол, никто меня не любит, никто не приласкает? Ну, как такую не погладить? Жалко мне что ли? Иди ко мне, моя хорошая. И отпустив края пледа, я с упоением начала наглаживать, подошедшую и прижавшуюся ко мне кошку.

— Так, девочки, чувствую, я здесь лишний.

— Ни в коем случае, — промурлыкала я вмиг изменившимся голосом.

"Та — ак!" — смекнула я и строго взглянула в волшебные глаза хитрой бестии, та только громче заурчала и потерлась об мое плечо.

— И не стыдно тебе? — пожурила я кошку, — У нас тут серьезный разговор, а ты?

— Мурм — мя — а, — ответила та и я вдруг поняла, что сказала она: "Одно другому не мешает".

— Э — э? — вопросительно уставилась я на Темного Лика.

— Не удивляйся, здесь ты можешь понимать ее без слов, — кивнул Темный, и, не став ждать пока я сформулирую вопрос, пояснил: — Ты и она — одно целое, и вам не обязательно говорить вслух, чтобы услышать друг друга.

— А — а? — посмотрела я на кошку и перевела взгляд на Темного.

— Твоя тьма слишком мала, чтобы принять человеческую форму, и слаба, потому мыслит и действует примитивно.

Услышав нелестные эпитеты в свой адрес, киса развернулась и зло зашипела, хлестнув длинным хвостом у носа Темного. Лицо мужчины закаменело, он сердито свел брови и, как мне показалось, из‑за этого огонь в камине начал гаснуть, и холод подкрался со всех сторон.

— Но ты же говоришь с Ликом, да? — нервно вопросила я, чувствуя, что если не отвлеку его, быть беде.

— Раньше говорил, — кивнул Темный, — Но только здесь. В материальном мире мы не существуем.

— В каком смысле?

— Там мы тьма, а тьму нельзя потрогать. Увидеть, ощутить — да, но не потрогать. Все истинные темные знают о своей тьме, они либо рождаются с ней, либо проходят подготовку и принимают ее осознанно и разумно — это я о черных алхимиках и ведьмах. Контролировать тьму, умеют единицы. Большинство просто живут и пользуются ее силой, она же в свою очередь, в случае необходимости, использует их в своих целях. Что не скажешь о детях Светлого, тех, кто принял тьму по глупости, или не по своей воле. Светлые не чувствуют тьму, не осознают ее, и мы, — Темный насмешливо глянул на кошку, — пользуемся этим. Начинаем соблазнять безграничной силой и могуществом, красотой и молодостью, мнимой свободой и полной безнаказанностью, после чего, с опрометчивого согласия носителя, наконец, принимаем форму и создаем личность.

— С согласия? — нахмурилась я, — То есть, ты хочешь сказать, чтобы ты… она… тьфу, в смысле тьма приняла форму, нужно наше согласие?

Поняв, что дело пахнет керосином, черная кошка поднырнула мне под руку и направилась увлеченно исследовать зал.

— Да. И это обязательное условие.

— Но, — сжав руку в кулак большим пальцем указала на хвостатую зверюгу.

— Это и странно. Я бы даже сказал, подозрительно, — и Лик заинтересованно глянул на кошку.

Та сердито мявкнула и залезла под стол, а дальше кончик ее хвоста мы уже увидели в проеме приоткрытой двери.

— Ушла, — констатировала я.

— Сбежала, — не согласился Темный.

— Думаешь, она что‑то знает?

— Уверен. Судя по твоему удивлению, ты не знала ни о тьме, ни о том, что она приняла форму, значит, согласия ты не давала, а значит, это сделал кто‑то другой.

Мои брови приподнялись.

— За меня?

— Это интересный вопрос, но я пока не знаю, что тебе ответить. Ты хорошо умеешь анализировать, сама как считаешь, когда это могло произойти?

Посмотрев в огонь, я задумалась, когда почувствовала изменения в себе.

— Думаю, это произошло, как только я попала сюда. Месяц или больше я жестко контролировала себя, меня душил страх, но я старалась не поддаваться панике, была очень осторожной. Эмоционально меня кидало из крайности в крайность, но я перетерпела, и когда успокоилась начала искать выход.

— Твой самоконтроль выше всяких похвал. Неудивительно, что твоя тьма боялась тебе показываться.

Хмыкнула, не зная, что ответить. Мой хваленый самоконтроль воспитывался моей мамой, начиная с первого класса, за что я ей безмерно благодарна, ведь какой бы трудной не была ситуация, я больше не теряю голову, и не впадаю в бесконтрольную истерику, позволяя себе единственную слабость, поплакать, но уже после, и когда все закончится. Бывает, конечно, что эмоции захлестывают меня, но тогда я ищу дело, которое надолго отвлечет от ненужных переживаний. Тяжелый вздох вырвался у меня из груди.

— Вот бы ее разговорить.

— Попробую.

Я внимательно посмотрела на Темного, тот развел руками.

— Мне интересно. Но если ты не против, оставим тему Тьмы и поговорим о приятном, — и уточнил, — Для меня.

Я насторожилась.

— О плате.

Облегченно выдохнула. Об этом я тоже хотела с ним поговорить.

— Хорошо. Что вы от меня хотите? Чем я могу отплатить за вашу помощь?

Темный в задумчивости, прикрыл веки, наклонил голову и мрачно спросил:

— Кто тебе сказал?

— О плате? — Темный кивнул, — Сарина. В смысле Старшая Снежная королева.

— Старшая, говоришь, — мужчина потер подбородок большим пальцем, — Пожалуй. Она живет дольше, чем мы с Ликом. Неглупая женщина, — и с неподдельным восхищением, — и опасная.

— Согласна. Но разве это секрет, что за вашу помощь нужно платить?

Мужчина задумчиво поцокал языком:

— Скажем так, сами темные не все знают об этом.

Я удивленно приподняла брови. Темный усмехнулся.

— А, как ты думала?! Представь себе, если бы все темные знали, что за их помощь нужно платить, что бы было?…

— Тишь, да благодать, — брякнула я, и сама поняла, что сморозила глупость.

Темный хохотнул.

— Ох, Рита — Рита, смотрю я на тебя, и думаю, какая же ты наивная.

— Темный, — сердито свела я брови, — я не наивная. По крайней мере, не настолько, чтобы не понимать, что одно знание о том, что Тьме нужно платить, не сделает мир лучше, всегда найдутся те, кто не захотят платить или понадеются на авось. Да и цены бывают разные.

— Все верно, — хищная улыбка скользнула по губам Темного, — Цены бываю разные. Но и помощь тоже, — мужчина сделал короткую паузу, — бывает разная.

— Помощь?

— Да, котенок, — хитро сощурился Темный, — Можно ведь помочь собрать хворост, а можно отомстить или убить.

Я вздрогнула. Как‑то не подумала я об этом. Совсем не подумала. А ведь Сарина именно за этим приходила к Лику, чтобы он помог ей убить Лаиру. Хотя правильнее сказать, чтобы именно он убил Лаиру.

— Все правильно, котенок. Ты девочка светлая, поэтому и мысли у тебя светлые, но не за той помощью приходят к темным.

— А я?

— Ты…

Мужчина вздохнул и потер подбородок.

— Ты первая, кто не просил помощи, но сильнее всего нуждался в ней. Мы сами пожелали помочь тебе. Свою плату я уже получил — ты освободила меня, а за твое тепло я стану делиться с тобой нашими с ним знаниями. Лик же… Он слишком благороден, чтобы просить у тебя что‑то, что может причинить тебе вред, но именно поэтому ты здесь. В отличие от него у меня нет слабости в отношении привлекательных женщин. Я вижу суть, а она не всегда так красива, как оболочка. Ты же привлекла мое внимание именно тем, что за красивой внешностью скрываешь невероятную силу воли, ум и проницательность. Ты мне нравишься. Поэтому помимо его имени, которое он и сам попросит тебя найти, я попрошу тебя сделать кое‑что еще. Ты уже заметила, что в Лиене то тут, то там тебе начали попадаться заколдованные страницы дневника.

Я тут же встрепенулась.

— Так это дневник Лика?!

— Он самый. Лик стал его писать еще в Сумрачном, записывая исключительно важные для себя события и знания, но с первой отброшенной тенью, это стало необходимостью. Дневник заколдован так, что страницы, вырванные из него, всегда возвращаются назад.

— Но, кто его порвал?

— Лик… Точнее я, прежде чем запереться здесь. Я разорвал дневник, сделал из страниц голубей и выпустил их в небо.

— Подожди — подожди, но ведь все найденные страницы были запечатаны. Там руны…

— Это заклинание — оно заставляет станицы время от времени менять тайники.

— А та, что на самой странице?

— Руна огня?

— Да.

— Не позволяет уничтожить и возвращает страницы назад.

Я нахмурилась и выдала:

— Темный, ты, что, предлагаешь мне побыстренькому пробежаться по всем пяти королевствам и собрать дневник Лика? Серьезно?

— Ты отказываешься? — помрачнел Темный.

— Не то, чтобы…, — передернула я плечами, так как в момент взгляд Темного стал неприятно жестким, — Но как ты это себе представляешь?!!

— Что тебя так волнует? — расслабился мужчина, слыша неуверенность в моем голосе.

— Всё! Где, мне искать эти тайники? Как мне посетить другие королевства? Я королева Ринари и только ночью — Рита. Но это полбеды. Если я начну сейчас искать еще и страницы, я застряну здесь как минимум еще на год!

— А — а, ты уже нашла свое зеркало, — ехидно поддел Темный.

Я начала, было, возмущаться, но на мгновение задержала дыхание и с неохотой признала:

— Туше.

Темный непонимающе приподнял брови — термин был ему не знаком.

— Ты прав, я еще не нашла свое зеркало. Но страницы, — я поморщилась, — их же много. И тайники… Где мне их искать?

Мужчина снисходительно усмехнулся.

— Вспомни, котенок, ты хоть раз их искала?

— Н — нет, — неуверенно покачала головой.

— Так и продолжай, — потер ладонью о ладонь Темный, — Они сами тебя найдут.

— Т — ты…

Слова застряли у меня в горле. Губы Темного растянусь в предвкушающей улыбке. Он определенно что‑то сделал. Уж не поэтому ли страницы не жгли мне пальцы?! Вот же, Темный!

— Хорошо, — смирилась я, — Я сделаю все возможное.

— Вот и славно, — мужчина поднялся со скамьи, — О том, что страницы разбросаны по всем королевствам, не беспокойся — тебе помогут.

— Кто?

— Узнаешь. Всему свое время, — Темный вытянул руку и прикоснулся к моему лицу, медленно проведя пальцами от щеки до подбородка. Это было не совсем приятно, так как руки у него были ледяные: — Не пытайся меня искать, я сам позову тебя, когда будет нужно.

— Но как?…

— Никак. Часто тебе здесь быть нельзя, — Мужчина наклонился и мимолетно коснулся ледяными губами моего лба, — Замерзнешь, — и добавил, — Насмерть.