Странник поневоле

Глава 22

Больше всего эти люди напомнили Богдану арабов-бедуинов с картинок из энциклопедий: длинные хитоны, платкообразные накидки, прикрывающие голову, и обручи, удерживающие эти накидки.

Люди были вооружены копьями и луками и внимательно рассматривали Богдана поверх стрел, наложенных на тетиву. Ситуация была малоприятной: на поясе только полевой нож, а лучемёт валяется в расщелине.

Пожалуй, впервые с момента пребывания на гранях планеты Богдан почувствовал себя абсолютно беззащитным. Да, полевым ножом можно легко разрезать любые доспехи, но если он кинется сейчас на «арабов», лучники успеют не один раз всадить в него стрелы, прежде чем он достанет хотя бы одного своим коротким оружием. И, как назло, на нём нет даже трофейной кольчуги!

Так стоял Богдан в напряжённо-застывшей позе и наблюдал неизвестных, а люди эти почти так же напряжённо уставились на него. Судя по выражению лиц, «арабы» тоже были чрезвычайно удивлены.

«Чёрт, вот же угораздило!» – Богдан закусил губу и решил действовать первым. Он широко улыбнулся и, превозмогая неприятное ощущение, вызываемое направленными на него копьями и стрелами, сказал:

– Здравствуйте, друзья мои! – к счастью, он заблаговременно удачно «вложил» себе в мозги и арабский язык.

Люди все как один посмотрели на представительного мужчину с длинной чёрной бородой, судя по всему, старшего, стоявшего чуть поодаль справа – единственного просто опиравшегося на копьё.

«Старшой» кашлянул – он тоже явно недоумевал, но старался не показывать своё замешательство подчинённым. После этого внимательно посмотрел на Богдана и ответил на языке, подтвердившем догадку об аравийском происхождении этих людей:

– Что ты делаешь, незнакомец, в землях, принадлежащих славному шейху аль-Хасиму?

При этом он сверлили землянина чёрными как уголья глазами.

Богдан пожал плечами:

– Я всего лишь странник, иду себе и не знаю, где чья земля… Вот, хотел плот построить, чтобы реку переплыть…

– Так ты осмелился рубить деревья, принадлежащие шейху?! Кроме того, ты замыслил переплыть на ту сторону Жёлтой реки, к нашим врагам?!

– Я не знал, что деревья нельзя трогать, – примирительно начал Богдан, уже понимая, что вляпался в паршивую историю. – И как я могу знать про ваших врагов, если я на той стороне ещё даже не был?..

– Ты будешь доставлен к шейху! – заявил командир. – Он решит твою участь. Отдай оружие, и тебе, так и быть, разрешат идти не связанным!

Судя по всему, это был великодушный жест. Понимая, что сопротивление бесполезно, Богдан снял с пояса своё последнее оружие и протянул командиру отряда – в данной ситуации он рассудил, что куда лучше оставаться относительно свободным. При этом он, делая вид, что немного колеблется, поставил переключатель полевого режима ножа в блокируемое положение. Благо, перед ничего не понимающими людьми сделать подобное было несложно.

Нож у него забрал не сам командир, а один из воинов, которому начальник сделал жест рукой. Командир же, прищурившись, продолжал разглядывать Богдана.

– Но ты, похоже, действительно чужеземец, – вдруг сказал он. – Я никогда не видел людей вроде тебя. Правда, наши деды рассказывали, что когда-то, давным-давно, они встречались с людьми с такой же светлой кожей и широкими глазами, как у тебя.

Богдан догадался, что араб имеет в виду: на грани Азии не было европейцев, но предки местных жителей вполне могли оставить рассказы о своей жизни на Земле, где встречали таковых.

Командир отряда принял нож из рук подчинённого и стал внимательно его рассматривать. По его чуть дрогнувшему лицу Богдан понял что незнакомая вещица произвела впечатление, и араб удивлён ещё сильнее прежнего. Бородач бросил короткий взгляд на пленника, потом сделал жест своим людям и, резко повернувшись, двинулся куда-то вглубь леска.

Богдана подтолкнули в спину – правда, пока легонько и тупым концом копья, приказывая следовать в том же направлении. Он внимательно посмотрел по сторонам, стараясь запомнить место, где всего в паре метров лежал спасительный лучемёт и, поскольку выбора не оставалось, поплёлся в неизвестность, окружённый полукольцом воинов.

Метров триста они пробирались через кустарник и оказались на краю леса, за которым открывалась обширная равнина, отделённая от речной поймы грядой невысоких холмов. Здесь взору предстала живописная картина, которая могла бы сильно заинтересовать Богдана, будь обстоятельства иными.

На поляне раскинулся большой шатёр, вокруг которого стояли и сидели люди, а чуть далее паслись верблюды, обгладывавшие листья с кустарника и деревьев. Всего народу тут было человек сорок, если не больше, и Богдан с досадой подивился, как же он не расслышал приближение подобного каравана. Единственным оправданием служило то, что он слишком увлёкся работой по строительству своей лодки. Правда, от этого легче не становилось: скорее всего, это он шумел и привлёк внимание.

В шатре через открытый полог виднелась фигура человека, развалившегося на ковре и прихлёбывавшего что-то из блестящей золотистой чаши. При виде приближавшегося маленького отряда многие на поляне вскочили на ноги, но, узнав своих, успокоились и все как один уставились на Богдана.

Пленника провели в шатёр, и командир разведчиков доложил ситуацию. Аль-Хасим – а это был именно упомянутый шейх – выслушал своего офицера, не спуская глаз с Богдана. Последний думал, что его сразу же начнут обвинять в рубке деревьев и прочих «смертных грехах», но ошибся. Аль-Хасим долго разглядывал Богдана, сделал глоток из чаши и поставил её на низкий резной столик. После этого он махнул рукой бородачу, чтобы тот вышел.

– Но мой повелитель, – возразил командир разведчиков, – как я могу оставить вас наедине с этим чужестранцем?! Кто знает…

– Не беспокойся, Абдаллах, он безоружен, а у меня есть сабля, – Аль-Хасим ухмыльнулся и, по-прежнему полулёжа, потряс изогнутым клинком, рукоятка которого была усыпана самоцветами. – Выйди и задёрни полог!

На лице Абдаллаха читалось опасение за жизнь хозяина, но он почтительно поклонился и вышел. Шейх вздохнул и сел, скрестив ноги и уперев локти в колени.

– Я пока не буду спрашивать тебя, как ты посмел рубить деревья на моих землях – сообщил аль-Хасим, в какой-то мере подтверждая опасения Богдана. – Ты действительно странен лицом, посему – отвечай, откуда пришёл?

«Мне, похоже, противопоказано путешествовать по грани Азии, или надо как-то гримироваться – подумал Богдан. – Каждый понимает, что я не отсюда. Да уж, попал так попал…»

– Чего молчишь? – лукаво усмехнулся шейх, поигрывая саблей. – Я же пока не отрезал тебе язык. Вот отрежу – тогда будешь молчать вечно.

– Восточный юмор, – пробормотал Богдан и сказал громче: – Досточтимый шейх, я пришёл издалека. У южных Безвоздушных гор, в самых предгорьях, живут люди, подобные мне. Мой народ невелик, мало путешествует, и потому нас почти никто не знает в долинах…

Шейх скептически разглядывал Богдана.

«Лажу несу, похоже, – удручённо подумал юноша. – Но что тут ещё придумаешь?..»

– Хм, так ты не желаешь поведать правду… – почти с сожалением вздохнул аль-Хасим и повысил голос: – Хочешь познакомиться с моим палачом? Не лги о стране в южных предгорьях – там никто не живёт! Наш славный халиф Абд-ар-Раззак посылал туда три экспедиции, которые нашли лишь пустынные земли. Если бы ты сказал, что пришёл с другой стороны Жёлтой реки, ещё как-то можно было бы тебя слушать. Но опять же, там не живут люди, подобные тебе, и никто из китайцев никогда не рассказывал о таких. В любом случае, если ты пришёл оттуда, то ты шпион! Что ты скажешь?

Богдан вздохнул: «Не повезло – откуда я знал, что они досконально изучили этот район?..»

– Ну, ты готов говорить честно? – настойчиво сказал шейх.

– А неужели досточтимый аль-Хасим не допускает, что экспедиции вашего халифа могли не найти маленькую затерянную в предгорьях страну? Скажите, шейх, вы совсем не допускаете такое?

Вопрос слегка озадачил аль-Хасима. Он скривился и погладил холёную окладистую бороду.

– Конечно, промысел Всевышнего неисповедим, – туманно заметил он, – и я мог бы допустить такое. Однако странным кажется то, что житель затерянной страны настолько хорошо знает наш язык, словно говорил на нём всю жизнь…

«Логично толкует, собака!» – почти с уважением подумал Богдан.

– Если ты знаешь наш язык, значит, ты бывал в арабских землях, – продолжал рассуждать шейх. – Но, как я уже сказал, никто не встречал людей подобных тебе. Тут что-то не вяжется. Посему, либо ты расскажешь мне свою историю так, чтобы я в неё поверил, либо познакомишься с пытками. Уверяю тебя, мой верный Хамидулла умеет развязывать языке до того, как их отрезает!

И аль-Хасим захохотал, довольный своей шуткой.

Богдан пожал плечами – с этим атрибутом местной жизни ему знакомиться не хотелось:

– Хорошо, о досточтимый шейх, расскажу, но история моя будет долгой…

– Я послушаю, – кивнул аль-Хасим, продолжая посмеиваться. – Видимо, ты намекаешь на то, что хочешь присесть и выпить вина?

– Если откровенно, не отказался бы, – буркнул Богдан и поклонился, понимая, что, согласно восточному этикету, следует демонстрировать почтительность, даже если ты готов воткнуть нож в спину собеседника.

– Так и быть, садись! – кивнул шейх и указал Богдану на стоявшую на столике вторую чашу: – Бери кувшин, можешь налить себе вина сколько хочешь.

– Благодарю, о досточтимый шейх, – снова поклонился Богдан, одновременно лихорадочно обдумывая, как же ему выстроить рассказ, чтобы не познакомиться с палачом и не оказаться в каком-нибудь ещё более дурацком и опасном положении. Пока шейх вел себя вполне спокойно, несмотря на его зловещие шутки, но Богдан, знавший восточных людей, понимал, что с таким же спокойствием, улыбками и шутками ему могут отрубить голову или, для начала «изощрённых забав», что-нибудь ещё не менее ценное.

Вино у шейха оказалось довольно приятным, правда, на вкус Богдана, в противоположность винам Астерии слишком терпким, сродни густым креплёным массандровским винам. «Интересно, – вдруг вспомнил Богдан, – а почему они, мусульмане, пьют вино? Или их вывели с Земли до того, как у них Пророк объявился?»

Хотя, проживая в советской Средней Азии, он наблюдал, как местные жители весьма обильно употребляют спиртное, Богдан знал, что, согласно Корану, алкоголь запрещался. Может быть, здесь тоже возникли какие-то мотивы, снимавшие данный запрет? Уточнять ситуацию с потреблением вина он пока не стал.

Ориентируясь на прежний опыт, Богдан рассказал примерно то же, что рассказывал славному рыцарю Тассилону. Отсутствие снаряжения он объяснил тем, что вещи утонули, когда он пытался переплывать реку – он, мол, не слишком хороший пловец, и именно поэтому решил построить челнок. Шейх молча слушал и изредка степенно кивал. Когда Богдан дошёл до своих приключений на грани Европы, аль-Хасим заметил философски:

– Стало быть, ты хочешь сказать, что за Безвоздушными горами есть огромные пространства, населённые неверными?

Богдан развёл руками: мол, есть такие пространства, ничего не поделать!

Реплика шейха окончательно подтверждала, что эти арабские племена с исламом уже познакомились. Богдан осмелел и задал вопрос, знает ли шейх, когда его предки были выведены с Земли?

Аль-Хасим негодующее фыркнул:

– Конечно, знаю! Это было в сто пятьдесят восьмой год хиджры, во времена славного халифата Аббасидов.

Богдану указанные сроки практически ничего не говорили: он слышал слово «Аббасиды», но не знал, что такое «хиджра», и не мог сопоставить дату с привычным летоисчислением: в Советском Союзе религиозное образование не сильно поощрялось, а специально историей религий он никогда не интересовался. Впрочем, это было уже не важно – стало понятно, что местных арабов привели сюда после смерти Мухаммеда, так как все халифаты с разнообразными названиями возникли уже после ухода Пророка в мир иной, где его, возможно, встретил Аллах, чтобы наградить за пропаганду «единственно верного» учения.

– Досточтимый шейх, – Богдан, наконец, осмелился задать вопрос, зудевший в голове, – я вот знаю, что по Корану пить вино нельзя. Почему у вас тут вино пьют?

Шейх усмехнулся и несколько секунд задумчиво рассматривал клинок своей сабли, которую пока не выпускал из рук. Богдан напрягся, внимательно следя за каждым движением аль-Хасима.

– Знаешь, – сказал шейх, – слушая твой рассказ, я уже собирался пригласить своего палача Хамидуллу, но вот этот вопрос заставляет меня отнестись к твоим словам более внимательно. Никто из чужестранцев не может знать подобных положений Корана, поэтому, возможно, ты говоришь правду…

– Разумеется, – кивнул Богдан, – я не готов знакомиться с Хамидуллой, хотя во всех отношениях это может быть и уважаемый мужчина.

– Не перебивай! – Аль-Хасим почти добродушно погрозил саблей. – А то ты с ним познакомишься. Пока же я, так и быть, отвечу на твой вопрос. Мы не знаем замыслов Всевышнего, ибо он – Аллах, но Пророк, хотя и являлся посланцем Аллаха, оставался человеком и, стало быть, мог ошибаться…

У Богдана слегка приподнялись брови. Удивительное дело: приверженец ислама выражает сомнения в абсолютной непререкаемости высказываний Мухаммеда!

– Пророк Мухаммед, да дарует ему Аллах все милости свои в райских садах, никак не упоминал о возможности того, что произошло с нами. Учёные муллы просмотрели много раз все суры, но не нашли ничего, что могло бы указывать на подобное. Да, Аллах вывел нас сюда, но раем, который обещал Пророк всем правоверным, данное место при всех его прелестях назвать никак нельзя. Ведь не мог же Аллах поселить в раю китайцев, не признающих ни Мухаммеда, ни самого Аллаха!..

– Я думаю, вы совершенно правы, – вставил Богдан, скрывая кривую усмешку за почтительным поклоном. – Откуда в раю могут быть китайцы, я сам недоумеваю?! Не должно их быть в раю!

– Не перебивай! – Аль-Хасим снова дёрнул саблей. – Многие могут подумать, что Всевышний ошибся, но это не так, ни в коем случае! Это лишь свидетельствует, что при земной жизни Пророка Аллах даже ему не раскрывал всех своих замыслов. Пить вино нельзя в больших количествах и пребывая в пустыне – тут Пророк был совершенно прав, но в местностях с умеренным климатом, где мы сейчас находимся, среди лесов и рек, это вполне можно делать. Нашему первому халифу, святому Абу Омару, возглавившему новое объединение арабских племён, оказавшихся в этой благословенной земле волей Аллаха, сотворившего данный мир, как и все другие миры, открылись ещё многие откровения, которыми он и дополнил Коран. Впрочем, это отдельный вопрос. Говоришь, ты знаешь, где находятся врата на другие грани этого мира и назад в наш прежний мир?

– Не всё так просто, – попытался юлить Богдан. – Врат, ведущих на Землю, то есть в ваш бывший мир и мой нынешний, насколько я знаю, на гранях нет. Здесь есть врата, ведущие с грани на грань, и все они односторонние…

– Так, а где есть врата, ведущие на Землю? – Аль-Хасим прищурил один глаз.

Понятно, ничего хорошего в том, чтобы открывать информацию о точках перехода местным жителям, не было, но у Богдана не оставалось выбора. Начни он снова врать про затерянные в предгорьях страны, наверняка мог подвергнуться пыткам. Поэтому пришлось рассказывать почти правду, которая убедила шейха именно своей необычностью.

Судя по всему, аль-Хасим ему поверил. Если теперь он откажется рассказывать нечто правдоподобное о «вратах», снова могут возникнуть предложения пообщаться с местным штатным садистом Хамидуллой. В любом случае, зная больше, чем он станет рассказывать, Богдан будет иметь некоторое преимущество перед этим допотопным арабом, если только шейх не проявит каким-то образом пресловутую «восточную хитрость».

Богдан вздохнул, делая вид, что говорит через силу, и поведал в общих чертах о точках перехода во дворце, не раскрывая подлинную сущность этой резиденции неизвестного Творца данного мира. Он рассказал о точках перехода на грани Азии, и о том, что далеко не все точки ведут во дворец. Карта и резервные копии остались в мешке, спрятанном в кустах рядом с местом, где он строил челнок, поэтому ориентироваться теперь он и сам мог лишь по памяти. Впрочем, Богдан хорошо запомнил, где здесь расположена прямая точка перехода во Дворец, а где точка, ведущая на грань Африки.

– Значит, с нашей грани в этот дворец можно попасть только через врата, лежащие в землях китайцев? – уточнил аль-Хасим.

Было видно, что он о чём-то напряжённо размышляет.

– Именно так, о шейх! – с напускным подобострастием заверил Богдан.

Аль-Хасим встал и прошёлся по шатру из угла в угол, поглаживая бороду – при этом он не выпускал из руки саблю и постоянно держал Богдана в поле зрения. В этот момент Богдан заметил, как одна из стенок шатра слегка качнулась, словно на неё чуть надавили снаружи. Выглядело всё так, как если бы там кто-то задел натянутую ткань.

Шейх, казалось, не замечая странного колыхания стенки, остановился напротив Богдана и поднял свободную руку вверх, выставив указательный палец.

– Я должен обдумать подарок судьбы, который Аллах преподнёс мне в твоём лице…

Неожиданно аль-Хасим, оборвав свою тираду на полуслове, резво подскочил к стенке шатра и рубанул по ней. Ткань лопнула, и клинок полоснул по склонившемуся человеку. Хлынула кровь, и шпион повалился на землю, схватившись за окровавленную сторону лица – клинок снёс ему часть уха и раскроил плечо.

Шейх заорал, и стража втащила истекающего кровью шпиона в шатёр, швырнув его на землю перед аль-Хасимом.

– Как смел ты подслушивать?! Ты, которому я доверял! – крикнул шейх, топая ногами.

Изувеченный человек корчился от боли и скулил, елозя в крови, уже пропитавшей земляной пол шатра.

Несмотря на малую привлекательность зрелища и гнев шейха, Богдан не удержался от вопроса:

– А кто этот человек, достопочтимый аль-Хасим?

Шейх махнул саблей, и Богдан решил, что голова несчастного вот-вот слетит с плеч.

– Это Мансур, один из моих старших интендантов, представляешь?! Я ему доверял важные дела, а он вздумал подслушивать! В пользу кого ты шпионил, говори? – Аль-Хасим пнул раненого красным сапогом с загнутым носком.

– Пощади, господин! – прохрипел Мансур. – Я умираю…

– Нет, ты не сразу сдохнешь, собака, обещаю тебе! – продолжал изливать свой гнев шейх. – Я взял тебя из племени пастухов, дал тебе всё, ввёл ко двору халифа. И чем ты платишь мне – предательством?! Я уже догадывался, что ты получаешь деньги от китайских торговцев, но не думал, что ты станешь подслушивать, о чём беседует твой господин. Что теперь тебе потребовалось выведать, говори?

– Умоляю, господин, пощадите! Я просто… хотел лишь… хотел узнать, откуда этот странный человек…

– Для чего тебе это знать, жалкий слизняк? Или ты желаешь самостоятельно выслужиться перед халифом? Может быть, тебе захотелось получить высокую должность при дворе?

– Нет-нет, господин, что вы! – хрипел раненый. – Как вы такое можете думать? О, я умираю!..

В этот момент в шатёр как раз вбежал Абдаллах с обнажённым клинком, лицо его пылало гневом и готовностью выполнить любое приказание своего господина. Завидев Богдана, стоявшего почти рядом с аль-Хасимом, Абдаллах сделал движение броситься на землянина, но шейх остановил своего верного слугу недовольным жестом.

– Не переусердствуй, Абдаллах, юноша тут ни при чём. Займись-ка лучше вот этим предателем!

Он ещё раз пнул Мансура и вдруг заорал:

– Забери эту падаль, кому сказал, и отдай Хамидулле! Пусть узнает у него всё, пока собака не сдохла!

– Для начала, если мой господин не возражает, я сам немного допрошу его, – поклонился Абдаллах. – Боюсь, под руками Хамидуллы он сразу испустит дух и не успеет многого сказать.

Шейх скривил губы:

– Хорошо, нужно чтобы он признался, для кого собирал сведения. Займись им, Абдаллах.

Стражники под надзором Абдаллаха выволокли Мансура из шатра.

– Ты видел, как я поступаю с предателями? – шейх многозначительно посмотрел на Богдана.

Землянин внутренне поёжился, но вслух только хмыкнул:

– Я ему не завидую, но я-то вас не предавал и не предам, поскольку пока и не присягал на верность!

Аль-Хасим секунду смотрел на Богдана, а потом захохотал, хватаясь за живот – по-прежнему не выпуская из рук окровавленную саблю. Землянин только слегка пожал плечами.

Шейх закончил смеяться, вытер глаза и озабоченно вздохнул:

– Видишь, что творится? Вокруг так много предателей! Хорошо ещё, что есть такие слуги, как мой верный Абдаллах.

Богдан кивнул, подумав, что гнев Абдаллаха выглядел слишком уж театральным, но кто их знает – может, здесь именно так и принято демонстрировать искреннюю преданность?

– Так на чём мы остановились? – наморщив лоб, проворчал шейх.

Богдан, рассчитывая на то, что чем больше он беседует с аль-Хасимом, тем больше узнаёт об обстановке в арабской части грани Азии, поклонился и демагогически протянул:

– Насколько я помню, вы, досточтимый аль-Хасим, говорили, что Всевышний послал вам подарок в моём лице.

– Верно, верно, – кивнул шейх, – мне нужно обдумать такой расклад дел. Скажи, ты готов мне служить?

Вопрос был неожиданным, и Богдан даже растерялся. Он уже догадывался, что заинтересовало аль-Хасима в полученной информации, но ждал новых угроз и, откровенно говоря, опасался, что его под пытками заставят показывать, где расположены точки перехода. Предложение шейха о поступлении на службу свидетельствовало, что местный князёк (во всяком случае, до поры до времени) не собирается действовать силовым принуждением. Чем это являлось – пресловутой восточной хитростью или же реальным желанием заполучить в свою свиту «странного гостя издалека», пока никто сказать не мог, но в любом случае, так было куда лучше, чем на положении пленника.

Тем не менее, Богдан поинтересовался, в чём будет заключаться его служба. Шейх неопределённо повёл плечом:

– Я ещё подумаю над этим. Естественно, ты покажешь мне все врата в другие миры, о которых ты знаешь. Ты так же будешь объяснять мне всё, что будет непонятно, когда потребуется…

– Досточтимый шейх, – возразил Богдан, – я не так много миров знаю. Я прибыл сюда из мира, который когда-то был и вашим тоже, и кроме других пространств за Безвоздушными горами не видел ничего.

– Ты считаешь, что я не понимаю этого? Я понимаю! – заверил шейх вполне доброжелательно, но затем его голос стал более жёстким: – Однако разве я могу быть уверенным, что ты не лжёшь?

Он сделал паузу и внимательно посмотрел на Богдана. Юноша пожал плечами.

– Поэтому ты будешь при мне, – заключил шейх, – и мы, проходя в другой мир, каждый раз будем проверять, насколько ты правдиво рассказываешь. Твои действия покажут правду – ведь ты же захочешь остаться живым.

– Имейте в виду, я не помню точно, куда ведут все врата! У меня была карта, но она утонула.

– Да, это потеря, – вполне искренне вздохнул аль-Хасим. – Правда, для тебя так, наверное, даже лучше: будь у меня сейчас карта этих врат, зачем мне был бы нужен ты, верно? – и шейх хитро подмигнул.

– Да уж, – пробормотал Богдан, криво усмехаясь и мысленно моля всех святых, чтобы аль-Хасиму не пришла в голову мысль тщательно обыскать место, где его воины захватили пленника.

– Ладно, садись, – кивнул шейх и сел сам, – наливай ещё вина, сегодня я в хорошем расположении духа. Скажи мне, врата на той стороне реки, к которым ты шёл, как далеко до них?

Богдан объяснил, насколько мог, в терминах расстояний, понятных арабу. Шейх покивал, после чего поинтересовался, куда точно ведут врата. Землянин не стал лгать.

– Так-так, – снова кивнул аль-Хасим, – там у китайцев в тех краях довольно пустынная местность. Если я возьму свой отряд, то мы можем достигнуть этих врат тайно, никто нас не заметит – скорее всего никто.

– Имейте в виду, – напомнил Богдан, – с другой стороны врат следует запастись водой, там день или два пути, не меньше, по пустыне.

Он уже смирился с желанием шейха попасть во дворец. В конце концов, у него снова возникает возможность самому добраться туда не в одиночку, а с достаточно надёжным эскортом, пусть и на положении, близком к положению пленника. Оказавшись во дворце, он рассчитывал, что сумеет обмануть шейха и тех слуг, которых аль-Хасим проведёт с собой через переход, а если потребует ситуация, то и избавиться от них: дарить своё приобретение средневековому арабу он, естественно, не собирался.

– Мы запасёмся водой, – заверил шейх. – Но запомни: нам пока придётся вернуться в славный город Дамаскус, ко двору халифа, а то меня могут хватиться.

– Досточтимый шейх, – заметил Богдан, – но почему бы нам прямо сейчас не отправиться к вратам? Расстояние тут небольшое, а, как вы говорите, местность пустынная…

– Глупец! – оборвал его аль-Хасим. – Ты не понимаешь. Мы патрулировали границу, мой отряд должен вернуться в столицу к халифу. Если мы не вернёмся, нас могут хватиться, будет лишний шум – решать, что на отряд кто-то напал в пограничной области. Сюда могут прислать ещё отряды, а нам этого совсем не нужно. Вдобавок, мои люди устали, нам ведь потребуется совершить быстрый рейд, чтобы действительно не встретить китайские отряды.

– Хорошо, – сказал Богдан, – но вам же придётся объяснить халифу моё появление. А мне показалось, вы и халифу не хотите раскрывать всех тайн.

Аль-Хасим чуть прищурил глаз:

– Ты не глуп! Верно, не хочу я рассказывать то, что услышал от тебя, никому, даже нашему правителю. Я могу рассчитывать, что ты не будешь болтать лишнего? Я мог бы отрезать тебе язык, чтобы раз и навсегда лишить тебя возможности выдать тайну, но твой язык и мне ещё понадобится.

Богдан стукнул себя кулаком в грудь:

– Сдохнуть мне – не стану я лишнего болтать! Да уж конечно, мой язык вам ещё понадобится, а мне лучше не станет от того, если ваш халиф узнает про врата. Кроме того, мой господин, – землянин включил всю лесть, на какую был способен, – я сразу почувствовал к вам огромное уважение и почтение. У вас шикарный стиль руководства…

– Чего? – удивился шейх, поскольку Богдан применил оборот речи, совершенно не характерный для того языка, на котором разговаривали местные жители.

– В смысле, мне нравится, как вы держите себя с теми, кто лижет ваши сапоги, – поправился Богдан.

– Вот так-то лучше, говори ясно, а не то сдохнешь раньше времени, – ухмыльнулся аль-Хасим. – В общем, ты готов сапоги мне лизать, то есть служить?

– Конечно, мой шейх! Под вашим руководством мы свершим великие дела! И я буду нем как рыба с халифом. Но есть одна трудность: как вы объясните моё появление здесь при дворе? Вы же сказали, что люди с моим лицом не обитают на вашей грани!

– Всё верно, – подтвердил шейх, отхлебнув из чаши. – До Дамаскуса четыре дня пути, вот мы и должны придумать какую-то правдоподобную историю. Мы отправимся завтра утром, не мешкая, а сегодня будем отдыхать. Я не стану тебя сажать на цепь, чтобы лишний раз не демонстрировать твоё положение ценного пленника, но приставлю к тебе двоих телохранителей. Они будут дежурить по очереди – пока один спит, другой бодрствует.

– А вы уверены, что ваши люди не проболтаются и не расскажут историю, отличающуюся от той, которую придумаем мы с вами?

Аль-Хасим задумчиво погладил бороду.

– Всем, кто может говорить, будет приказано не рассуждать про то, откуда ты взялся, под страхом казни. Уверен, они подумают о своих семьях и родственниках.

Богдан не вполне понял слова шейха, но сделал вид, что больше не имеет вопросов. Про себя же он вздохнул с сожалением: надежда сбежать в ближайшее время и добраться до лучемёта рассыпалась в прах.

Фразу про тех, кто может и не может говорить, Богдан понял чуть позже: приставленные к нему телохранители оказались здоровяками-евнухами, у которых, вдобавок, были отрезаны языки, чтобы лишить возможности болтать. Вооружены стражи были кривыми саблями, похожими на саблю шейха, только без дорогих украшений. Один из евнухов постоянно околачивался около землянина, и Богдан понял, что приобрёл тень, которая будет теперь следовать за ним даже в отхожее место. Шейха было не так просто обмануть, и, возможно, доберись они до дворца, аль-Хасим придумал бы ещё какую-нибудь хитрость, чтобы нейтрализовать преимущество Богдана на знакомой тому территории.

Шейх пожелал узнать, чего добился Хамидулла от раненого Мансура, но оказалось, что предатель умер раньше, чем за дело взялся палач. Единственное, что Абдаллаху удалось узнать – то, что подкуплен предатель был китайцами. Аль-Хасим рвал и метал и грозил посадить Абдаллаха на кол, предварительно залив ему в глотку кипящее масло. Правая рука шейха смиренно кивал, склонившись в поклоне до земли.

Отбушевав и выместив гнев на Абдаллахе, которого он пару раз вытянул плетью, шейх приказал готовиться ко сну, ибо было уже поздно. На самом закате весь отряд во главе с аль-Хасимом совершил вечернюю молитву, после чего, поужинав, воины, кроме часовых, устроились на ночлег. Богдану поставили небольшой шатёр рядом с шатром шейха, где он и пребывал в обществе своего стража.

Ранним утром, ещё в полумраке до восхода солнца, отряд двинулся в путь. Богдана снабдили соответствующей одеждой – шароварами и свободной рубашкой без рукавов, сверху которой набрасывался просторный хитон с головным платком. Посмотревшись в зеркало из куска отполированного серебра, он ощутил себя настоящим бедуином.

Как и многим другим в свите шейха, Богдану пришлось расположиться в седле на спине верблюда, но значительная часть воинов ехала на лошадях. Уже через час мерное качание «корабля пустыни» начало казаться ему настоящей пыткой, несмотря на вполне тренированный вестибулярный аппарат. Но к концу первого дня пути он привык и, несмотря на неудобства, старался тщательно запомнить маршрут: кто знает, может быть, удастся бежать и вернуться в эти края за спрятанным снаряжением и лучемётом, провалившемся в расщелину между валунами?

Местность сильно изменилась, её можно было назвать почти раем. Путь отряда лежал среди оливковых, апельсиновых и лавровых рощ, часто встречались небольшие мелкие речки и ручейки, позволявшие людям и животным утолять жажду.

Аль-Хасми очень часто ехал рядом с Богданом и расспрашивал его о диковинах миров за вратами. Своим воинам шейх не позволял слушать их разговоры. Даже верного Абдаллаха он почти всегда держал во время таких разговоров на некотором расстоянии. Только один из немых евнухов постоянно ехал позади Богдана, следя за ним почти немигающим цепким взором.

Естественно, аль-Хасима чрезвычайно интересовало могущество, которое можно заполучить, оказавшись во дворце. Он не слишком распространялся, для чего ему это надо, тем более втайне от своего халифа, но Богдану и не требовалось пояснений: совершенно ясно, что шейх лелеет надежду стать самым великим и могущественным правителем, и, возможно, не только на своей грани. Понимая это, Богдан рассказал только о замечательных доспехах и чудесном оружии, убивающем на расстоянии, умолчав о подавляющем большинстве технических возможностей дворца в виде «летающих машин» и всего остального.

С другой стороны, стараясь поразить араба роскошью этого вожделенного места, землянин много распинался о сокровищах, алмазах и золоте, которое якобы свалено в многочисленных залах. Шейху такие рассказы нравились не меньше, чем рассказы о новом оружии.

На третий день стали встречаться небольшие селения и пасущиеся тучные стада. Рядом с селениями Богдан заметил наблюдательные вышки, на которых дежурили воины, следившие за возможным приближением противника. Каждый раз перед посёлком при приближении каравана выстраивался военный отряд, но, заметив знамёна шейха, жители просто приветствовали кавалькаду. В этих посёлках люди аль-Хасима беспрекословно получали всё что требовалось – еду, напитки и фураж для животных.

Столица халифа открылась взору неожиданно, как только отряд перевалил очередную цепь холмов. Правда, по многочисленности встречающихся путников и обозов стало уже понятно, что халиф и его спутники приближаются к какому-то оживлённому месту.

Город чем-то напомнил Богдану Самарканд – похожие купола и башни минаретов высились за высокой стеной, окружавшей поселение. Между куполами тут и там шли террасы, на которых цвели сады.

– Вон, видишь? – Аль-Хасим указал рукой на громадный красивый дворец, который возвышался над центральной частью города. – Это Недшмэддин, дворец нашего халифа. Когда-нибудь я построю ещё более величественный!