Странник поневоле

Глава 23

Впервые с момента своего пребывания в этом мире Богдан оказался в большом человеческом поселении. Замок короля Хруодланда, где он гостил, был не совсем таким, поскольку там находилась достаточно ограниченная группа людей. Здесь же перед незадачливым «странником по граням» раскинулся шумный и колоритный восточный город с его базарами, торговцами, шумно расхваливающими свой товар, и толпами приезжих, вечно толкущихся у главных ворот города.

Дамаскус выглядел интересным городом. Как издали, так и вблизи, он напомнил Богдану Самарканд за тем исключением, что Самарканд, который он знал, был вполне современным городом, хотя и типично среднеазиатским, со множеством памятников старины в виде знаменитой площади Регистан, мавзолея Гур-Эмир или мечети Биби-Ханым.

Вблизи и в движении масс народа город воскресил в памяти старые фильмы типа «Насреддин в Бухаре», «Похождения Насреддина» и тому подобные – при этом Богдан почти ощущал себя участником сюжета. «Почти» – потому что сейчас он прежде всего ощущал себя пленником.

Аль-Хасим привёз его во дворец Недшмэддин, главную резиденцию халифа Абд-ар-Раззака. Халиф не принял шейха моментально, и Богдана под присмотром вездесущего евнуха оставили ждать в саду под раскидистым виноградником, а аль-Хасим отправился по каким-то своим придворным делам, вновь приказав землянину не болтать лишнего, а в случае чего рассказывать историю о затерянной стране у подножия Безвоздушных гор.

Впрочем, Богдана не просто оставили, а дали возможность выкупаться с дороги и накрыли стол, за которым прислуживали весьма аппетитные женщины в накидках, сквозь которые много удавалось рассмотреть. Откуда-то звучала протяжная восточная музыка.

«Наверное, и в этой жизни можно найти много интересного, если только иметь свободу, – подумал Богдан. – Выберусь, бог даст, попробую сюда наведаться, загримировавшись. А пока у меня одна задача, вот только как её выполнить?..»

Он задумчиво жевал вкусное вяленое мясо со специями, похожий на знакомый лаваш хлеб и фрукты, запивая всё это вином, которое при желании здесь разбавляли водой. Всё-таки, как ему быть? Попытаться бежать и вернуться к оставленному в расщелине лучемёту и припрятанным пожиткам или же пуститься в авантюру, замышляемую шейхом аль-Хасимом? По дороге в Дамаскус у него не было ни единого шанса совершить побег, но, может быть, после того, как он в течение длительного времени демонстрировал покорность, бдительность стражей ослабнет?

Первый вариант сулил свободу – но только если Богдан сумеет добраться до своего оружия раньше, чем его схватят. Он был плохим наездником, поэтому любой воин из свиты халифа имел над ним огромное преимущество. Кроме того, при самом лучшем раскладе добираться до берега Желтой реки придётся те же четыре дня – столько, сколько ушло на дорогу оттуда.

Но юноша вообще не был уверен, что легко найдёт обратный путь, где он так глупо попался в плен. Значит, можно просто заблудиться – и тогда рано или поздно его схватят.

Второй вариант означал путь по территории Китайского царства и, возможно, схватки с отрядами императора местной Поднебесной, а Богдан практически не владеет холодным оружием. Но с другой стороны, халиф возьмёт с собой какое-то число своих людей и будет оберегать своего ценного пленника-партнёра, так что шансы есть.

В конце концов, после трезвых размышлений Богдан решил поступить почти как в известном анекдоте: не противиться неизбежному, а расслабиться и получить максимум удовольствия. При подобном течении дел ему остаётся лишь ждать попадания во дворец – вот там и придётся проявить всю изворотливость, чтобы освободиться от «опеки» халифа, которому, заполучи он власть во дворце, Богдан вряд ли будет нужен.

При этом Богдан понимал, что вряд ли шейх отправится в путь очень скоро. Подобная экспедиция требовала, во-первых, тщательной подготовки. Во-вторых, не следовало уезжать вскоре после возвращения в столицу: аль-Хасим не станет вызывать подозрений своим скорым отъездом – ведь многие догадаются, что это как-то связано со странным человеком, привезённым шейхом, и, возможно, халиф пошлёт кого-то проследить за своим придворным. Богдана же намного больше устраивал вариант зависимости от своего нынешнего «хозяина», чем от халифа, располагавшего куда большими силами и не нуждавшегося в скрытности для того, чтобы заставить Богдана привести его к сокровищам дворца, если, не приведи господи, здешний правитель узнает правду.

Таким образом, как бы не спешил шейх, он пробудет в Дамаскусе не меньше недели – как по соображениям конспирации, так и ввиду необходимой подготовки к походу. Поэтому данное время Богдан решил потратить не просто на праздное времяпрепровождение, а на совершенствование навыков обращения с местным оружием, ведь нет никакого сомнения, что данное умение лишним не будет. Возможно, аль-Хасиму не понравится такая просьба захваченного им странника, но Богдан решил попытаться взять уроки боевого искусства.

Пока он предавался размышлениям в прохладной тени, вкушая вино и фрукты, вернулся шейх. Аль-Хасим сказал, что халиф примет его с докладом завтра, а пока они отправятся в его резиденцию в Дамаскусе.

По дороге в дом шейха Богдан, которого пересадили в городе на коня, машинально отметил, что держится в седле несколько увереннее, чем после встречи с рыцарем Бафометом, когда впервые опробовал лошадь. Возможно, сказывался постепенно набираемый опыт. Усмехнувшись собственным способностям быстро приобретать навыки, он завёл разговор о планируемой секретной операции.

Пока они медленно ехали по широкой улице, постепенно поворачивая в пригород Дамаскуса, аль-Хасим подвёл лошадь вплотную к лошади Богдана и, понизив голос так, чтобы даже верный евнух не слышал, сообщил:

– Пока, слава Аллаху, похоже, ни одна собака не донесла, если что и знала про тебя. Но это ничего не значит – время у доносчиков всегда есть, и я не уверен, что предатель Мансур единственный шпион в моей свите. Мансур собирал сведения для китайцев, но кто поручится, что и халиф не держит рядом со мной своего стукача?

Богдан понимающе кивнул:

– Скажу откровенно, почтенный аль-Хасим, мне не хочется, чтобы те сведения, которые я сообщил вам, стали достоянием свиты халифа. Я знаю придворное чиновничество: меня моментально уберут в грызне за лучшие куски. Мне лучше оставаться с вами, я жить хочу!

Аль-Хасим захохотал так, что, казалось, ещё немного, и он свалится с коня. Вытерев слёзы, шейх по-прежнему тихо сказал:

– Ты прав, со мной тебе спокойнее, но имей в виду, что и я могу отрезать тебе не только язык, но и голову, если что-то попытаешься утаить.

– Что вы, чего мне таить от вас?! – Богдан сделал круглые глаза. – Я уже и так вам рассказал так много.

– Попробовал бы не рассказать! – Шейх повысил голос, но тотчас же оглянулся по сторонам и продолжал шёпотом: – Халифу я всё представил так, как мы и обсудили уже с тобой – ты из страны, затерянной в предгорьях. Страна маленькая, но богатая – много самоцветов, золота…

Богдан хмыкнул:

– И халиф поверит про самоцветы на слово? Я не могу предъявить доказательств в виде каменьев! Не нож ведь мне предъявлять!

– Это не твоя забота! Нож я спрятал и никому не показываю – его нельзя показывать, тут ты прав. А камни, хм… я сказал славному Абд-ар-Раззаку, что камней у тебя был мешок, но тебя ограбили подлые китайцы. Мол, камни ты вёз в подарок халифу с просьбой взять вашу страну под протекторат халифата, хе-хе…

Богдан тоже усмехнулся: придумка аль-Хасима была, конечно, идиотская, но ему лучше знать, за сколько мешков несуществующих самоцветов покупается местный правитель.

– В общем, ты меня понял: главное, держись так, словно мечтал стать подданным халифа. Он рад расширить свои владения и число подданных – это поз-волит в будущем вести более успешные военные кампании против китайцев, ведь рано или поздно придётся захватить их земли. Поэтому он, скорее всего, снарядит посольство в твою мифическую страну. Я, само собой, войду в это посольство вместе с тобой, а как только отъедем на приличное расстояние от города, перережем людей халифа – и к твоим вратам.

Богдан поморщился: ему лишний раз становилось понятно, что и с ним аль-Хасим церемониться не будет, когда получит всё что нужно.

– Перережем? – с деланным сомнением протянул он. – А если их будет много?

– Халиф для первого раза пошлёт небольшой отряд, с которым мы легко справимся – мои люди будут ждать в засаде. После этого у нас появится достаточно времени, чтобы никакая погоня нас не достала, тем более что мы двинемся совершенно в ином направлении, ведь так? – И шейх засмеялся, довольный своей изобретательностью, а точнее сказать – вероломством.

– Что ж, – согласился Богдан, невольно передёрнув плечами, – ваша хитрость, досточтимый аль-Хасим, делает вас опасным противником и почитаемым господином. Я готов служить вам верой и правдой!

Про себя же Богдан подумал, что подобные планы шейха полностью развязывают ему руки: с ублюдком можно не церемониться, и при первом удобном случае расправиться с ним, прежде чем вероломный араб прирежет его, добравшись до дворца.

– Служи мне верой и правдой, ты правильно сказал! – похвалил аль-Хасим. – У тебя будет всё: богатая жизнь, женщины, всё что пожелаешь!

Землянин усмехнулся. Его подмывало спросить, а оставят ли ему эту самую жизнь, но вместо этого он только промурлыкал, переиначив под местные условия и арабский язык, популярную когда-то песенку:

– …А за это, друг мой милый, будут деньги, дом богатый, много женщин и коней…

– А ты, оказывается, поэт! – вполне искренне удивился шейх. – Можешь сложить стихи про меня, разрешаю! Но если стихи будут плохими, то я могу обидеться и наказать тебя, так что подумай! Так что служи мне хорошо во всех отношениях! – и аль-Хасим наставительно погрозил пальцем, хитро щурясь.

Богдан улыбнулся и почтительно поклонился. Он начал ощущать странную уверенность в себе и даже некое наслаждение новой опасностью. Его познание подобных переживаний проходило некий новый этап. Вот он оказался совершенно безоружен и в полной власти выходца с арабского средневекового Востока – и, тем не менее, чувство безысходности, которое давило на психику в первые часы его плена, незаметно растворилось, уступив место азарту состязания с обстоятельствами.

Он высказал пожелание взять уроки обращения с саблей и луком. Аль-Хасим поморщился.

– Зачем это тебе? – подозрительно спросил он. – Ты боишься? Да, мы окажемся на территории китайцев, и там могут случится стычки, но с нами будет хорошо вооружённый отряд верных мне людей.

– Ваша честь, – Богдан прижал ладонь к груди, – мне не хочется, чтобы вы считали меня трусом. Поэтому я не собираюсь отсиживаться за спинами ваших воинов. Мне хотелось бы оказывать посильную помощь, но я не умею владеть вашим оружием. Если бы со мной осталось моё, то я был бы очень вам полезен, а так…

Он умолчал, что будь с ним лучемёт, чёрта с два он вообще разговаривал бы с шейхом на положении пленника.

– Вернули бы мне хотя бы мой кинжал, – попросил Богдан.

Шейх вытащил полевой нож и долго его рассматривал, водя пальцами по рукоятке. Существовала вероятность, что он случайно активирует поле вокруг лезвия и тогда легко останется без руки. Последствия такого инцидента для Богдана, разумеется, были бы самыми плачевными, но всё обошлось.

– Что ж, – молвил, наконец, аль-Хасим, – ладно, ты меня убедил. Я прикажу Абдаллаху попрактиковаться с тобой во владении оружием. Я даже верну тебе твой кинжал, но не ранее, чем мы выедем из Дамаскуса.

Богдан с искренней благодарностью поклонился, сидя в седле:

– Мудрость ваша, досточтимый аль-Хасим, велика. Не сомневайтесь, я буду вам полезен.

Так, за разговорами и размышлениями, он и его конвоиры добрались до резиденции шейха. Дом аль-Хасима представлял собой дворец, несравнимый, конечно, с Недшмэддином, но достаточно вместительный. За высоким каменным забором раскинулись сад площадью не менее гектара и комплекс зданий, частично каменных, частично глинобитных, в которых, судя по всему, обитала прислуга.

Богдану отвели помещение в половине для гостей – условия для пленника оказались более чем роскошными: в одной из комнат были даже небольшой бассейн и зимний сад, если здесь существовало понятие «зима». Во всяком случае, в зале не менее, чем пятьдесят квадратных метров, примыкавшем к комнате с бассейном, стояли кадки и горшки с разнообразными растениями и диваны, на которых можно было отдыхать.

Единственное неудобство заключалось в том, что все двери, кроме одной, ведущие из отведённых гостю покоев в другие помещения дома, наглухо закрыли, а рядом с единственной незапертой поставили стражу. Таким образом, гость по-прежнему чувствовал себя пленником.

Командовать охраной Богдана шейх поставил верного Абдаллаха. Начальник шейховской «службы безопасности» показал юноше покои и сообщил, что по желанию он может получить еду, вино и наложниц. Богдан усмехнулся и кивнул – плен сулил быть куда как приятным.

Абдаллах также уведомил, что через два часа будет устроен обед в главном зале резиденции шейха, а пока у Богдана есть время начать упражняться с оружием, если он ещё того желает.

Естественно, гость-пленник желал. Абдаллах приказал своим людям принести снаряжение, а сам повёл Богдана в сад позади главного здания резиденции шейха. Там за несколькими рядами розовых кустов располагалась ровная площадка, предназначенная, судя по всему, как раз для подобных вещей. На одном краю её стоял большой деревянный щит, с нарисованными на нём контурами человеческой фигуры.

Абдаллах задал несколько вопросов о том, каким холодным оружием владеет его пленник-ученик. Лицо начальника охраны шейха расплылось в откровенно презрительной улыбке, когда он услышал, что никаким.

Тем не менее, Абдаллах выполнил указания аль-Хасима вполне добросовестно. Когда слуги принесли тренировочные сабли, шлемы с сетчатым забралом и плотные многослойные куртки, прошитые кожаными листами, он приказал Богдану сбросить его лёгкую рубашку, а сам облачился в защитный костюм, хотя не стал надевать шлем. Было жарко, но Богдан безропотно последовал примеру Абдаллаха: сабли, хотя и не острые, могли нанести увечье.

Абдаллах оказался не только грозным с виду воякой, но и вполне квалифицированным тренером. Сначала он прочитал лекцию о приёмах боя, и Богдан впервые услышал, что в боевом фехтовании существуют разные группы действий – преднамеренные, ответно-вынужденные, инстинктивно-защитные, а также действия рефлекторного характера и инициативные действия экспромтного характера. Конечно, термины использовались не буквально такие, но Богдан понял их именно так. После устных объяснений Абдаллах предложил проверить реакцию Богдана.

Сделав несколько пружинящих пассов вокруг юноши, он провёл пару ложных выпадов, от которых Богдан отмахивался, пытаясь примериться к приёмам своего тренера, после чего нанёс резкий удар, как бы закручивая клинок против часовой стрелки.

Сабля должна была угодить сбоку по правой стороне шлема Богдана, а не будь его – прямо по скуле. Но землянин каким-то непостижимым для самого себя выворотом оружия парировал удар, и клинок только скользнул вниз по его плечу, прикрытому толстой кожей и тканью. Удар вышел сильным – Абдаллах не церемонился с учеником.

Араб на долю секунды замер – он был удивлён реакцией новичка, но затем закрутился сверкающей мельницей вокруг Богдана. Ещё пару выпадов юноша отбил очень успешно, но затем Абдаллах несколько раз доставал его, да так, что даже сквозь защиту тупая сабля била очень больно.

Абдаллах был примерно одного роста с Богданом, но имел более длинные руки, что давало преимущество даже в бою с одинаково опытным противником, но юноша держался вполне достойно, и даже сам дважды достал тренера.

Какое-то время он сам удивлялся, но потом вспомнил, что его реакция, улучшенная в медицинском блоке дворца, выручила его ещё в инциденте с Вайком. Вполне возможно, вытащи тогда он меч, он мог и выиграть у подвыпившего рыцаря. Правда, там мечи были совсем не учебные.

Впрочем, одна реакция сейчас никак не могла объяснить вполне достойного владения саблей. Когда после десяти минут «проверки» Абдаллах дал команду сделать передышку, Богдан вдруг вспомнил, что в один из сеансов по совершенствованию реакции интерактивная система медицинского модуля задала ему вопрос, который он почти проигнорировал и позже забыл, правда, ответив тогда на него «да».

Вопрос этот звучал так: «Добавить инстинктивные навыки владения оружием?», или что-то вроде того. Тогда Богдан думал только об оружии типа лучемёта или, на худой конец, огнестрельном оружии, которого, кстати, во дворце не оказалось. И только сейчас до Богдана дошло, что, очевидно, имелось в виду любое оружие. Вот почему он так легко попадал из лука в дичь, на которую охотился на островах, и быстро овладел точными бросками копья!

Видимо, каким-то непостижимым образом система вложила в его мозг быстрое обучение приёмам владения саблями, мечами и, возможно, всеми остальными видами оружия – любого оружия! Чем бы ни была вызвана столь изощрённая диверсификация обучающей программы, сейчас Богдан мог только сказать «спасибо» как пропавшему хозяину дворца, так и самому себе за то, что вовремя, хотя и машинально, ответил «да».

– А ты обманул меня, – Абдаллах дышал довольно тяжело. – Ты учился фехтовать раньше, и у тебя был хороший учитель.

– Я никого не обманывал, – почти мгновенно нашёлся Богдан, придумывая на ходу. – Просто в моей стране мальчиков учат владеть оружием в самом юном возрасте – до шести лет. Затем, если ты не становишься профессиональным воином, ты не занимаешься такими упражнениями. Многие совершенно забывают навыки, вот почему я и сказал, что никаким оружием не владею. Видимо, у меня сохранилась хорошая память тела.

Абдаллах внимательно посмотрел на Богдана. Вряд ли он поверил, что путешественник отправился в далёкую страну, не умея владеть оружием, но промолчал. Ополоснув лицо водой из кувшина, который держал слуга, он предложил сделать то же самое Богдану.

– Дальше, если желаешь, можешь практиковаться с одним из моих воинов – вспоминай на нём, чему тебя учили в детстве, – сказал он с кривой усмешкой.

– Спасибо! – совершенно искренне ответил землянин, тоже непроизвольно улыбаясь и радуясь про себя, что он, видимо, совсем не так беззащитен, как полагал, лишившись лучемёта. Конечно, сабля или меч не столь эффективны, но он, скорее всего, если что, воспользуется ими с должным умением.

– Я бы хотел ещё попрактиковаться в стрельбе из лука и в метании ножей. У вас есть метательные ножи?

Абдаллах, сбрасывая защитную куртку, кивнул.

– Но не рассчитывай, что тебе удастся использовать оружие против нас, – предупредил начальник охраны, грозно сверкнув глазами. – Сейчас отправляйся, соверши омовение и приведи себя в порядок – скоро обед у его милости шейха, не заставляй себя ждать.

Богдан под присмотром евнуха вернулся в отведённые ему покои, где нашёл двух служанок, поджидавших его с набором чистого платья. Смывая пот и пыль с тела, он всё время подумывал, а не позвать ли в бассейн служанок, оставшихся в соседней комнате, однако в этом случае он мог точно опоздать на обед, поэтому решил не вызывать лишний раз неудовольствия своего главного тюремщика.

Богдан облачился в новые зелёные шаровары, шёлковую рубашку, покроем похожую на ту, что ему дали ранее, и свободную накидку, подпоясавшись длинным красным кушаком, после чего оглядел себя в зеркале – настоящем, стеклянном. Он и так не отличался слишком белой кожей, а за время странствий сильно загорел и сейчас почти приближался по цвету кожи к арабам, хотя оставался, конечно, заметно светлее. Волосы отросли и почти достигали плеч. Щетина на щеках пока не отрастала – значит, действие препарата, останавливающего рост волос на лице, которым Богдан воспользовался во дворце несколько месяцев назад, продолжалось. В общем, выглядел землянин в своём нынешнем одеянии странной помесью средневекового менестреля и Аладдина без тюрбана.

Служанки за его спиной о чём-то пошушукались и хихикнули. Богдан шлёпнул их по упругим задницам, подмигнул и позвал евнуха, попросив указать путь в залу, где должен состояться обед, – он специально старался держаться со стражем не как с тюремщиком, а как со слугой.

Обед у шейха был обильным – подавались и вполне знакомые Богдану восточные блюда в виде пловов, шашлыков, лагмана, пастромы, лепёшек, наваристых супов типа шурпы и, разумеется, множества плодов и фруктов. К немалому удивлению, на низком столе, вокруг которого сидели немногие вкушающие трапезу, обнаружилась пара зажаренных поросят – блюдо немыслимое у арабов на Земле. Судя по всему, как и с алкоголем, здешние жители пошли по пути прагматизма и не столь строгих соблюдений заповедей Пророка.

Обед прошёл на удивление хорошо и спокойно. Присутствовал лишь сам аль-Хасим, его верный Абдаллах, Богдан и какой-то человечек тщедушного телосложения, которого хозяин дома представил как управляющего имением Шамшура. Этот последний много ел, много пил и с интересом поглядывал на Богдана, однако практически всё время молчал.

Шейх не третировал Богдана, наоборот, постоянно шутил, приказывал подливать вина и наконец пришёл в совершенно подпитое состояние. В отличие от своего хозяина, Абдаллах пил мало, и его чёрные глаза зорко следили за гостем-пленником, напротив которого он сидел. Землянин решил не обращать на это внимания и с удовольствием поглощал яства и напитки – такой еды он не пробовал очень давно, ведь в замке Хруодланда трапеза по разнообразию, увы, не могла сравниться с восточной кухней.

Когда покончили с едой и животы у всех раздулись, подали кальяны. Богдан никогда в жизни не пробовал курить кальян и с интересом поэкспериментировал. Ощущение не вызвало у него какого-то особого восторга, но понравилось: пропущенный через ароматизированную воду дым табака, смешанного с чем-то вроде конопли, вызывал расслабленное и умиротворённое состояние.

Несмотря на мысли, начинавшие убегать в какие-то дали, Богдан вспомнил, что в данной ситуации имелась некоторая нестыковочка. Он не знал точного времени появления кальяна на земном Востоке, но понимал, что это произошло уже после того, как европейцы завезли табак в Старый свет. Насколько Богдан понял шейха, арабы попали в этот мир не позднее восьмого-девятого века нашей эры, когда до открытия Америки оставалось ещё самое малое полтысячи лет. Откуда же тут взялся кальян?

Шейх смог сообщить лишь то, что, насколько он помнил, кальян придумал какой-то учёный ещё во времена первого «святого» халифа, и тогда же примерно стали выращивать табак. Относительно последнего факта имелись данные, что растение просто нашли здесь, на этой благодатной земле.

Данные сведения позабавили Богдана, но не более – начавшееся действие отвлекло его от гипотез появления здесь табака.

К этому времени уже стемнело, в зале зажгли светильники, а вокруг места, где возлежали мужчины, за-кружились в танце девушки в самых что ни на есть «восточных» одеяниях: штанишки, маленькие лифчики и полупрозрачные накидки на лицо наподобие чадры. Голые животики их вызывали живейший интерес Богдана, подогреваемый жаром вина. Он с интересом ожидал, как будет реагировать на такую вызывающую близость хозяин усадьбы, но шейх, видимо, совершенно пресыщенный подобными представлениями, начал даже клевать носом, как и его домоправитель. Только бдительный Абдаллах, от внимания которого не ускользало ничего, следил за Богданом.

Когда аль-Хасим уже откровенно захрапел, начальник охраны дал распоряжение другим слугам унести шейха в его покои. Рядом с Богданом возник, словно из-под земли один из евнухов с саблей – пора было отправлять в отведённые апартаменты. Вечер заканчивался. Пожалев, что так и не поинтересовался у шейха, как же заказать себе наложницу, Богдан поплёлся, подталкиваемый в спину взглядом своего немого и неполноценного тюремщика.

Однако он недооценил отношение к мужчинам на Востоке, хотя этот «Восток» располагался уже не на Земле, а на Планете Граней: мужчина хоть и был пленником, но пленником, которого шейх пока явно очень ценил, и потому получал весь «пакет удовольствий», несмотря на то, что дальше его, возможно, и ждала смерть. Поэтому в отведённых покоях Богдана уже ждали две давешние служанки и по совместительству, как оказалось, наложницы, так что сожаление землянина рассеялось в одно мгновение. Вечер удовольствий продолжился.

Утром он проснулся, когда солнце стояло уже высоко. Страж-евнух сообщил, что шейх будет почивать ещё не менее часа, так что Богдан успел совершить омовение не без помощи своих ночных подружек, с которыми в качестве утренней зарядки развлёкся ещё раз в бассейне.

Когда девушки удалились, евнух сообщил, что сейчас Богдана отведут к шейху на завтрак. Сверившись о времени – местные арабы определяли время довольно точно по солнечным часам, – Богдан узнал, что уже четверть первого дня, так что завтрак впору было считать обедом. Подивившись, когда же назначен приём у халифа, он проследовал в знакомую трапезную, где на подушках возлежал шейх, казалось, вполне отошедший от вчерашнего пира. По правую руку от него сидел, скрестив ноги, неразлучный Абдаллах.

Аль-Хасим приветствовал Богдана как доброго знакомого и предложил ему чашу зелья, снимающего, по его словам, последствия бурных вечеров и ночей. Богдан принял золочёный кубок, исполненный в виде головы какого-то мифического зверя, и осторожно попробовал напиток, оказавшийся почти горячим. Это была какая-то смесь вина, пряностей и незнакомой травы, в момент прояснившая сознание и взбодрившая тело, слегка ослабленные вечерним перееданием и любовными утехами.

С аппетитом поглощая еду, Богдан поинтересовался, когда ждать приёма у халифа, и получил ответ, что аудиенция состоится в четыре часа по полудни. Больше в присутствии Абдаллаха шейх разговоров на этот счёт не вёл, и Богдан понял, что у него на это есть причины. Когда трапеза закончилась, аль-Хасим приказал оставить их с Богданом вдвоём.

– Халиф желает услышать рассказ о твоей стране, якобы затерянной, – тут шейх заговорщически подмигнул Богдану, – в далёких предгорьях. Что желает, то и услышит. Ты расскажешь о самоцветах, о золоте, которых там несметное количество, и скажешь, что твой правитель был бы рад обсудить возможность перейти под покровительство нашего славного халифа Абд-ар-Раззака, для чего, собственно, он и послал тебя к нам. Ты меня понимаешь?

– Что тут непонятного? – пожал плечами Богдан. – Вот только у меня есть сомнения: вы, досточтимый шейх, не поверили моему рассказу о затерянной стране. Где гарантия, что поверит халиф? Кроме того, у него наверняка есть советники, визири, или как там вы их называете. Они могу обвинить меня во лжи.

Шейх кивнул:

– Ты не так глуп, но и меня не считай идиотом. Я всё прикинул. Последняя экспедиция, которую посылал наш халиф, добралась до длинного отрога гор, спускающегося в долину. Его назвали Отрогом Дальнего Предела. Это очень далеко, но дальше, там, где главная гряда Безвоздушных гор сворачивает на север, тоже есть земли, которые пока никто не исследовал, понимаешь? Твоя страна находится там, и даже дальше! – и аль-Хасим засмеялся.

– Главное для нас сейчас – чтобы халиф решил отправить в твою страну посольство. Как, кстати, твоя страна называется? Мы так и не условились о названии, а халиф, само собой, спросит. Его советники должны будут писать грамоты-обращения к твоему халифу, или эмиру или цезарю – или кто там у тебя правит?

Богдан тоже усмехнулся:

– Ну, скажем, страна моя называется «Сэсэсэр», а правит там так называемый генсек.

– Сэсэсэр? – Шейх изогнул свою густую чёрную бровь. – Ты это прямо сейчас придумал, надо же. И название правителя – генсек!.. Не эмир, не цезарь – а генсек! Да ты прямо сочинитель какой-то. Пожалуй, если раньше не отрублю тебе голову за какой-нибудь обман, я возьму тебя летописцем и советником по вопросам управления странами, которые мы завоюем, когда получим ту мощь, что скрывается в обнаруженном тобой дворце.

Богдан с трудом подавил усмешку – надо же, какую честь ему оказывает новоявленный завоеватель!

– Ваша милость, досточтимый аль-Хасим, не знает границ, – сказал он вслух и поклонился, прижимая ладонь к сердцу. – Клянусь, я заслужу ваше доверие. Что касается названия, так это настоящее название страны, где я жил на Земле, а правитель наш именно так и называется.

– Смотри, если врёшь – отрублю голову! – Аль-Хасим снова захохотал: очевидно, он пребывал в хорошем расположении духа.

Богдан тоже посмеялся с напускным подобострастием.

– А вы уверены, что халиф отправит посольство, в которое будете включены и вы? В противном случае ситуация будет очень непростая.

– Уверен! – махнул рукой шейх. – Халиф мне доверяет, а тебя изловил я – кому как не мне не просто ехать с посольством, но и возглавлять его?! Всё будет так, как мы планируем.

Богдан молча кивнул. «Вот так тут и доверяют все друг другу: халиф – шейху, а шейх – своим слугам».

Может, тот же верный Абдаллах готов предать своего хозяина при первой же возможности, кто знает? Впрочем, шейх не до конца доверяет Абдаллаху, это ясно, иначе он не беседовал бы с Богданом с глазу на глаз. При таком раскладе и халиф мог не настолько доверять аль-Хасиму, как считает последний, так что кто знает, как всё обернётся с этим планируемым посольством в «дальнюю страну»?

Аль-Хасим ещё раз изложил план, который он уже вчерне сообщал Богдану. После того, как посольство отъедет на пару дней пути, там, где кончатся крупные поселения, на них нападёт отряд верных людей шейха под предводительством Абдаллаха. Люди халифа будут перебиты, и отряд, сделав крюк, повернёт в земли китайцев, туда, где, по словам Богдана, находилась точка перехода, или, как изволил её называть шейх, «врата», откуда по плану аль-Хасима должно было начаться его движение к вершинам власти в этом мире, а также, как минимум, и на старушке-Земле.

Конечно, Богдан оказался в сложной ситуации. Он по-прежнему не мог представить, как развернутся события, если шейх и его люди окажутся во дворце, но решил пока не ломать голову. Будет день – будет пища, как говорили древние.

В конце концов, надо только снова оказаться во Дворце. Один серв, оказавшийся поблизости, может решить всё, поскольку Богдан настроил эти универсальных киберов-трансформеров на помощь себе по первому приказу, который можно было отдать и голосом. Главный Компьютер, правда, сообщил, что существовал некий «специальный список», против которого данное приказание Богдана не будет распространяться. Очевидно, в этот список входил кто-то из хозяев дворца, но, безусловно, пришлые арабы с одной из граней туда никак не попадали.

Обсудив ещё разные мелочи, среди которых основными были указания по поведению Богдана в момент, когда нападут люди шейха, аль-Хасим погнал его одеваться к приёму во дворце халифа.

Приём напоминал сказки «Тысячи и одной ночи», но Богдану сейчас было не до сказочного антуража. Если с шейхом и его людьми он немного освоился, что, впрочем, стоило ему изрядного нервного напряжения, то новая обстановка при осознании ситуации, когда твоя жизнь полностью зависит от восточного правителя, вряд ли признающего какие-то пределы своей власти, давила очень сильно. Толпы людей перед дворцом, стража устрашающего вида и грозные воины, стоящие уже в непосредственной близости от трона, где восседал Абд-ар-Раззак, казалось, сломали ту стену спокойствия и уверенности в своих силах, которую Богдан уже вроде бы выстроил для поддержания собственного духа.

Пока они следовали по широким переходам дворца и через внутренние сады по мостками, переброшенным через мраморные бассейны, где плавали лебеди, ему чудилось, что халиф не поверит ни одному слову аль-Хасима, и будет пытать и его, Богдана, чтобы узнать правду. Но бежать было некуда, да и, самое главное, просто невозможно, и он шёл вперёд, навстречу неизвестности, едва поспевая за шейхом, который почти бежал.

Однако когда Богдан предстал перед Абд-ар-Раззаком в тронном зале, страхи не то чтобы развеялись, а начали как-то уменьшаться, съёживаться, словно шагреневая кожа. Страхи вновь уступали место азарту и уверенности, что живёшь один раз, и хоть жизнь теперь долгая, прожить её следует всё равно так, чтобы не было мучительно больно за отсутствие интереса к этой самой жизни.

Халиф оказался смешным человечком ростом едва ли выше метра шестидесяти, восседавшим на громадном кресле, вырезанном из материала, напоминающего слоновую кость. Кресло при этом было украшено множеством каменьев, переливавшихся в лучах солнца, которые падали сквозь стеклянный купол в крыше зала. Кресло было куда как величественным, чего Богдан никак не мог сказать о правителе, его занимавшем.

Непомерно большую голову халифа украшала чалма с огромным изумрудом, которую Богдан здесь увидел впервые – все встреченные им пока арабы носили характерные накидки в виде больших платков. Эта чалма делала голову совершенно непропорциональной по отношению к туловищу. Ручки были слишком коротки, так что землянин стал подозревать, что халиф – какой-то уродец, что, очевидно, могло иметь место и в этом мире, несмотря на дарованную всем здесь более долгую жизнь.

Скрашивали общее убогое впечатление глаза – большие, умные и печальные, говорившие о том, что обладатель их – вряд ли деспот, а, скорее, философ, отрешённо взирающий на мир, совершающий своё непрерывное вращение перед взором мудреца и созерцателя.

Но, несмотря на некоторое наступившее спокойствие, перед Богданом встал вопрос: а поверит ли мудрец россказням о затерянной в предгорьях стане? Впрочем, сейчас уже поздно было гадать – следовало действовать.

Халиф сказал несколько слов, и его речь неожиданно успокоила Богдана ещё больше – Абд-ар-Раззак, несмотря на свою гротескную внешность, не выглядел чудовищем или каким-то самодуром. После того, как халиф выслушал сначала аль-Хасима, рассказавшего вполне правдиво, как его воины захватили Богдана, самому «виновнику торжества» пришлось довольно долго говорить, параллельно отвечая на вопросы правителя. К его великому облегчению, Абд-ар-Раззак не высказал явного недоверия к истории, которую Богдан сочинил, учтя те замечания, которые сделал шейх.

Переглянувшись со своими визирями, стоявшими по обе стороны трона, халиф согласился, что далекая и богатая страна в безлюдной местности будет отличной добавкой к его владениям. Ещё раз внимательно посмотрев на Богдана, он заметил:

– Многие из нас помнят легенды о нашей прародине. Там, согласно этим легендам, жили и люди, похожие лицом на тебя. Много лет мы считали, что Аллах, приведя нас в этот мир, не взял ту породу людей сюда. Твоё появление лишний раз доказывает, что нам не стоит гадать о замыслах Всевышнего: простым людям не охватить всей глубины замыслов Создателя, и если он взял сюда сынов страны, которая, как помнят наши историки, лежала далеко на северо-запад от Святой Мекки, значит, на то был высший промысел. Но скажи мне, чужестранец, каким же образом ты оказался здесь без снаряжения?

Богдан поклонился:

– Как я уже говорил любезному аль-Хасиму, приютившему меня, мои вещи и оружие утонули в Жёлтой реке…

В огромных грустных глазах халифа мелькнули суровые искорки:

– То есть, ты хочешь сказать, что ты пришёл со стороны Новой Поднебесной империи? Но это не вяжется с твоими утверждениями о расположении твоей страны, которую ты называешь Сэсэсэр. Как же ты попал в земли китайцев?

Богдан снова поклонился:

– Я держал путь ко двору самого мудрого, справедливого и могущественного правителя нашего мира. Конечно, я не знал точной дороги, и поэтому заблудился. Оказался в стране жёлтых людей, несколько раз бежал от них, а потом под страхом смерти выведал у пленного китайца, куда идти, чтобы попасть в Дамаскус…

– Куда ты дел своего пленного? Поинтересовался Абд-ар-Раззак.

– Убил! – без колебания ответил Богдан. – Я не мог оставить свидетеля моего путешествия.

Халиф и его придворные переглянулись, и многие удовлетворённо кивнули.

– Какому богу поклоняются в твоей стране? Вы не язычники?

– Что вы, мой повелитель! – воскликнул Богдан, уже совершенно вошедший в роль и теперь придумывавший то, что, по его мнению, могло быть приемлемым для средневековых арабов, заброшенных на Планету Граней волей неизвестных Творцов. – Мой народ поклоняется Высшему Учителю, создавшему Великую Книгу Бытия.

– То есть, вы люди Книги, и верите в единого Всевышнего?

– Конечно! – Богдан даже воздел руки к небесам. – Во всех мирах существует лишь один Творец, и нет бога кроме Аллаха, и только один Пророк – глас его.

– Это хорошо, и мы хотим взять твой народ под свою опеку и защиту. – Халиф был явно удовлетворён, и, завершая беседу, задал вопрос, которого более всего опасались шейх аль-Хасим и, само собой, Богдан:

– Как ты думаешь, твоему правителю будет достаточно обычного посольства, которое я могу направить, или же он хотел бы видеть войско, чтобы убедиться в силе нашего халифата?

Богдан бросил быстрый взгляд на аль-Хасима – шейх напрягся, поскольку существовала вероятность, что в неизведанную страну халиф может послать не простую делегацию с малочисленным отрядом, а хорошо вооружённое войско, дабы произвести впечатление на новых потенциальных подданных. Такой поворот событий сломал бы все планы заговорщиков.

– Ваша честь, – Богдан в очередной раз поклонился, – мой народ обращается к вам с просьбой, поэтому вряд ли стоит устрашать его войском. Уверен, что наш правитель, генсек, примет вашу делегацию с радостью и расцелует послов.

– Расцелует? – удивился халиф. – Это почему?

– Ну, у нашего генсека такой обычай – любит он целовать послов.

– Он не любит предаваться любви с мужчинами? – настороженно спросил халиф.

– Нет-нет! – поспешно заверил Богдан, сообразив, что шутить сейчас неуместно. – Это не более, чем старый обычай.

– Думаю, мы прикажем этот обычай отменить – после того, как ваша страна окажется под протекторатом нашего халифата.

– Мудрость ваша не имеет границ, досточтимый халиф! – Богдан склонился в поклоне. – Я готов вести ваше посольство в мою далёкую страну, да поможет нам всем Всевышний!

Халиф покивал, а один из визирей, наклонившись к уху правителя, что-то прошептал. Абд-ар-Раззак ещё немного подумал.

– Хорошо, – молвил он наконец, и Богдан мысленно облегчённо вздохнул, – так и поступим. Но смотрите: если моему посольству будут оказаны неподобающие почести, ваш народ точно познакомится с моим войском!

Решено было подготовить для делегации караван, возглавить который поручили визирю Махмуду, больше других нашёптывавшему халифу советы во время аудиенции. В помощники ему выделили шейха аль-Хасима, как человека первым встретившего Богдана и в какой-то мере несшего ответственность за него.

Пока всё развивалось более или менее по плану. На подготовку каравана назначили пять дней, и Богдан снова отправился в дом шейха совершенствовать свои чудесно проявляющиеся навыки владения холодным оружием и отдыхать вечерами перед дальней дорогой в компании симпатичных служанок.

К исходу последнего дня отдыха он уже владел саблей не хуже любого из воинов шейха, прекрасно бросал копьё и стрелял из боевого лука. Кроме того, по его просьбе Абдаллах попрактиковал с ним верховую езду, навыки которой он не подумал вкладывать в себя с помощью чудесных систем дворца на торце Планеты Граней. Начальник боевой дружины шейха безропотно выполнял приказ своего патрона учить Богдана всему, что тот пожелает, но поглядывал на него с подозрением, явно считая, что юноша скрывает что-то о своих навыках боевых искусств.

Накануне выступления в поход шейх вызвал к себе Абдаллаха и долго с ним совещался. Богдана он не позвал, а на вопрос последнего о том, в какой день пути аль-Хасим планирует нападение верных ему людей и как действовать в такой ситуации, ответил, что это не его ума дело.

– Твоя задача – сидеть и не высовываться, чтобы случайно не снесли твою башку – она мне понадобится потом.

– Как скажете, мой повелитель, – с напускной покорностью согласился Богдан. – Буду ждать развязки.