Связной

19

Милан и Сила пристроились у стола в комнате Шкаляров и чем-то старательно занимаются, голова к голове, коленки на табуретках.

Стол завален рисунками и тетрадными листками. Несколько недоделанных рисунков разложено на виду. Загляните в комнату, и вы сразу скажете, что мальчики готовятся к уроку рисования, рисуют что-то, старательно выводят рейсфедером подписи. Но присмотритесь повнимательнее, и вы увидите, что все эти рисунки и исписанные листы раскиданы здесь нарочно, так сказать, для маскировки.

Посредине стола стоит бутылочка туши. Сила макает в нее рейсфедер и что-то пишет.

— Ну, что скажешь? — Сила поднимает над столом четвертушку листа, густо исписанную неровными, разбегающимися буквами. Никому не догадаться, что это писал Сила.

Милан доволен.

— Отлично, — говорит он, — самый раз. Теперь подпись — и готово!

Они долго обдумывают подпись.

— «Черная рука», — предлагает Сила, большой ценитель приключенческой литературы, — или «Кровавый Джим», или «Гроза Техаса».

— Скажешь тоже, — возражает Милан, — какая еще «Гроза Техаса»! Старикан в жизни не слыхал, что такое Техас. — Сам он предлагает подписаться: «Голос правосудия» или «Человек с сердцем льва».

— Не влезет, — деловито отвергает его предложение Сила.

В конце концов сошлись на «Руке мстителя». Довольно кратко и выразительно. Так и дышит пампасами и прерией (по крайней мере, так считает Сила), а по мнению Милана есть в этом и что-то благородное, можно сказать — рыцарское.

— Вечером загляну к ним, — говорит Сила. — Посмотрю на старика. Причину какую-нибудь придумаю и загляну.

— Да… — вздыхает Милан, любуясь на лист, на котором просыхает тушь. Милан доволен: это они неплохо придумали с Силой.

— Мы им еще покажем, — говорит Сила.

Всего третий день, как Эрнест дома, а так многое изменилось! Дом ожил, в нем как будто даже стало светлее. Мама уже не плачет столько по вечерам, обняв Милана и Евку, не убивается над ними: «Ой вы мои птенчики, сиротки мои обездоленные!» Она часто разговаривает с Эрнестом. Говорят о чем угодно: о Лыске, которая скоро должна отелиться, о яровом севе, о том, что борону нужно будет купить новую, старая совсем стерлась. Огородик перед домом еще кое-как удастся проборонить, ну а в поле проку от нее мало. Только об отце не говорят. Стоит маме начать, как Эрнест тут же ей: «Оставь, не изводи себя! Ему уже ничем не поможешь, лучше о детях думай!»

Он с головой ушел в работу и Милана втянул. Вчера, например, они ходили за лозой. Нарезали здоровенную вязанку. Эрнест плетет из лозы корзины. Милану он показал, как нужно плести корзинки под голубиные гнезда. Милан попробовал, но у него ничего не получилось. Вместо корзины получился какой-то бесформенный ком. Но Эрнест не стал над ним смеяться.

— Сплетешь с десяток и научишься, — говорит. — Уменье не с неба падает.

Легче жить стало с Эрнестом, намного легче. Хорошо, что он вернулся. А Буханец, чего его бояться? Пусть лучше он нас боится!