Глава 8

Последняя капля.

Когда немногочисленные посетители наконец дождались свои заказы, Робб вернулся на кухню и тяжело опустился за стол. Он надеялся, что лицо его в полной мере выражало желание примерно наказать мохнатого наглеца. Наглец же сидел напротив в самом благостном расположении духа и улыбался Виаре. Эльфийка выглядела все еще растерянной, но она как будто смирилась с тем, что её зверёк подрос.

— Итак, ты человек, — начал Робб.

— Не совсем, — Ольф состроил умильное выражение на лице, но прожженого разбойника таким не пронять. — На вашем языке нет слова, описывающего таких, как я. Вы даже не повторите такое название.

— А я рискну, — ответил Робб, и тон его был недружелюбным.

— Мы называем себя мрррляусссь, — Ольф издал странный протяжный звук, что-то среднее между мурлыканьем и скуляжом. — Означает “прекрасные жители светлого леса, благословленные богиней-кошкой”. Примерно.

— Да уж, придумали вы себе имечко, — хмыкнул Робб.

— Ну что ты, оно же простое, — возразила Виара. — Мрррляусссь. Очень красиво.

— Именно! — воскликнул парень и посмотрел на нее так, что Роббу тут же захотелось его стукнуть: то есть долго и осоловевшими глазами.

— Ты сначала притворялся котом для Дрелондона, потом к Виаре втерся в доверие. Зачем же ты человеком сделался? Сидел бы спокойно, получал миску молока и жрал б мышей.

— Ты не понимаешь, дядя Робб. Ладно-ладно, не дядя, только не делай такое лицо! — Ольф выставил вперёд руки, будто защищаясь. Запястья его были замотаны кожаными ремешками, словно запястья у девицы. — Мы превращаемся в людей, только когда чувствуем себя в безопасности. У вас мне стало хорошо, и вот я могу обращаться.

— Чудесные новости. теперь еще и жрать в десять раз больше будешь, — Робб сложил руки на груди. — И шерсти мне в кастрюли натряс.

— Я тщательно ухаживаю за шерстью, — усмехнулся наглец, — так что она, может, даже питательна. Я не проверял.

— А вот мне интересно, — Робб подался вперёд, — в человеческом обличии ты тоже вылизываешь…

— Робб! — воскликнула Виара. Щеки её горели яркими пятнами. Робб хмыкнул.

— Ладно, мохнатый. Будешь нам помогать в таверне — останешься жить. Будешь ерундой заниматься, сразу вышвырну, и даже Виара тебя не спасёт. Понял?

— Понял, понял, дядя Робб.

— Убью паршивца, — проворчал Робб, поднимаясь из-за стола.

К вечеру в таверне стал собираться народ, люди из ближайшей деревни и соседних. В “Зеленой фее” никогда не было столько гостей, а они всё шли и шли нескончаемым потоком. В главном зале горели свечи и камин, его наполнили разговоры, смех и стук кружек о столы. Запахло горячим сбитнем, а когда она закончился — мёдом. Виара сновала между столами и только успевала принимать новые заказы. Ольф оказался за барной стойкой, где не было видно его хвоста, а уши он скрыл повязкой.

Робб же оказался снова на кухне. Он резким движением затянул узел на фартуке, взял остро наточенные ножи и крутанул их, только лезвия блеснули в свете лампы. Ничто не скроется от быстрой руки Робба Кроу, никто не увернётся от его кулака.

Ших-ших-ших! Капуста должна лечь ровной соломкой, красивая, как на картинке. Но не легла.

— Да что же такое?! — взревел Робб, когда перед ним на доске оказались кривые капустные уродцы. Толстые с одной стороны и полупрозрачные к концу, они были воплощенным издевательством над его старанием.

Приоткрылась дверь, в проёме показалась лохматая голова с большими острыми ушами.

— Робб, ты в порядке?

— Уйди, женщина! Я в бою!

Виара оглядела кухню, наконец взгляд её остановился на изуродованном кочане и помидорах рядом.

— С овощами?

— Уйди, говорю!

Робб обернулся. Он был страшен в гневе: борода стояла торчком, глаза красные, на шее билась вена. В огромных ручищах по тесаку, с которых стекает сок несчастного томата.

— Вот что капуста с мужчинами делает, — прошептала Виара и поспешила скрыться. В самый последний момент в дверь полетела помидорка и смачно шлёпнулась, растекаясь красным пятном.

Робб перехватил поудобнее ножи, обошёл стол, словно тот был вооруженным противником. Шагнул ближе, схватил пальцами половину кочана и нанёс несколько быстрых ударов. Капуста медленно развалилась на некрасивые большие куски.

— Вот проклятье!

Едва сдерживая раздражение, Робб сгрёб всё с доски прямо на стол и со стуком поставил на доску новый кочан, а затем одним сильным движением рассёк его пополам. Две половины медленно распались в стороны и застыли, едва заметно покачиваясь. Робб взял одну из них, перевернул и, аккуратно примериваясь, погрузил нож в скрипучее нутро. Отскочил, присмотрелся. На доске лежали ровные полоски. Робб снова осторожно подступился к доске и повторил приём. Опять получилась аккуратная соломка. Робб выдохнул и потёр лоб тыльной стороной ладони.

— Ты так до ночи не управишься, раздался голос сзади.

Робб глубоко вдохнул. Ох уж этот насмешливый тон, парнишка явно нарывается. Он медленно повернулся, сжимая в пальцах нож.

— Спокойно-спокойно! Сейчас разделаемся с твоей капустой. Только нож заберу, — Ольф приблизился к нему, словно к нестабильному магическому артефакту, и аккуратно вытащил из руки тесак. — Вот так. А теперь аккуратно. Вот так.

Нож замелькал с бешеной скоростью, и Ольф разделался с половиной кочана капусты за минуту, не больше. Глядя на него с подозрением, Робб схватил горсть капусты. Как следует помял её, добавил соли, сахара, масла и капельку драгоценного винного уксуса, а Ольф бросил поверх неё в тарелку несколько ярко-грасных ягод брусники.

Спустя пять минут перед Виарой появилась мисочка сочного капустного салата, в меру солёного и сладкого, с едва заметной кислинкой. Жмурясь от удовольствия, она отправила вилку салата в рот, не спросив, сколько кочанов капусты пали жертвой кулинарного боя.

— Нет-нет, это для гостей, — он погрозил пальцем, но выглядел невероятно довольным.

— Но он такой красивый! Ты мне сделаешь такой на ужин?

— Кота своего попроси, — хмыкнул Робб. — Он у нас с ножами управляется, как с когтями.

Всё шло своим чередом. Вскоре за столами не осталось свободных мест, а в погребе — свежего мяса. День близился к концу, за окном повисли густые синие сумерки. Пылал огонь в печи, на нём готовились очередные порции блюд, а Ольф аккуратно выкладывал гороховое пюре на тарелку, чтобы получилось красиво.

— Засиделись посетители у нас сегодня, — сказал Робб. Он вроде сменил гнев на милость и больше не грозил карами Ольфу. — Зато денег получим — страшно сказать. Завтра дарень, сходим на ярмарку, закупимся, как следует. Ты в кота-то обратно обернешься?

— Боишься, что поколотят меня? — усмехнулся Ольф.

— Поколотят, — вздохнул Робб. — Я б тоже на их месте поколотил.

Вдруг распахнулась дверь на кухню. В проёме стояла Виара, вся взвинченная, лохматая, раскрасневшаяся.

— Случилось чего? — протянул Робб.

— Посетители! Они все уходят! — крикнула Виара. — И они отказываются платить!

А гости действительно покидали таверну в едином дружном порыве. Люди вроде не торопились: допивали мёд, вытирали рот, поднимались, кряхтя, и спорым шагом направлялись к двери. На столах оставалась грязная посуда, пустые кружки, объедки и липкие лужицы. Робб буквально вылетел из кухни, замер на пороге, разведя руки, словно собирался кого-то ловить. Картина, которую он увидел, на мгновение смутила его, но он тут же собрался и мысленно подстегнул себя: расслабился, мол, на тёплом местечке.

— Стоять! — зарычал он, и некоторые посетители, что с шутками и смехом уже шли к дверям, и правда испуганно замерли. Кто-то подавился напитком и закашлялся. — Я Робб Кроу, хозяин таверны. И каждый, кто сделает шаг за порог, будет иметь дело со мной.

Парнишка, который уже открыл дверь в нежные летние сумерки и даже занёс ногу, нарочито медленно опустил её за пределы таверны, не сводя взгляда с хозяина.

— И ты тоже, сопляк! — Робб ткнул в его сторону пальцем. — Не думай, что я не вижу тебя.

Парень перетрусил. Это было очевидно по его округлившимся глазам, по тому, как он втянул голову в плечи и глупо приоткрыл рот. Но инстинкты порой оказываются сильнее и страха, и здравого смысла, поэтому мальчишка буквально выпрыгнул из таверны и бросился сломя голову по тракту к деревне. И тут замерший было зал ожил. Люди вскакивали со своих мест, переворачивали стулья и столы, кричали и ломились в дверь. На пол летели остатки еды, капал золотом мёд. Робб бросился вперёд и оказался в центре суматохи. Он хватал людей за ворот, пытался оттащить, не один раз его кулак встретился с чужим носом, но все было зря. Пока Робб пытался справиться с одним, пятеро других убегали через распахнутую дверь, и где их искать надо будет, было совершенно не ясно. Да и не думал Робб пока о том.

— Робб, я еще поймал! — весело сообщил Ольф, затаскивая упирающегося гостя обратно в таверну. — Если не отдаст деньги, я его укушу! — и улыбнулся широко и искренне, демонстрируя клыки, которые были чуть длиннее и острее, чем у человека.

— Пусти меня, нечисть! — закричал мужчина в его руках.

Однако среди жуликоватых посетителей, которые решили сбежать без оплаты, нашёлся такой же любитель драк, как и сам Робб. Он был ниже ростом, зато крепко сбитым, словно вырезанным из камня. Из-за сломанного носа и порванной губы, заросшей кривым шрамом, улыбка его выходила поистине жуткой.

— Эй, хозяюшка! — окрикнул мужчина Робба. Он никуда не торопился, а сидел вольготно на лавке и допивал свой напиток, и поднялся только тогда, когда решил наконец размяться. — Только слабаков этих лупить и можешь?

Робб ощутил знакомую злость, которая вспыхнула в груди, как спичка, и тут же разлилась по членам, почувствовал, как она затмевает разум. Но он сжал зубы и заставил себя вспомнить о главном: таверна и деньги. Больше нельзя было бездумно бросаться в бой.

— Обожди своей очереди, — велел он и обернулся к щуплому мужичку, которого держал за грудки. — Плати немедленно или я отделаю тебя так, что мать родная не узнает.

— Н-но у меня нет денег, — заикаясь, проговорил мужичок, тараща на Робба выцветшие глаза.

— А зачем тогда ты в таверну припёрся, олух? — Робб навис над беднягой, словно утёс, и, удерживая за рубаху, мотал его из стороны в сторону.

— Так велел хозяи-и-и-ин, — заголосил несчастный.

— А ну заткнись, — велел ему мужчина, что предлагал Роббу драться. Он подошёл совершенно неслышно, как умеют только по-настоящему опасные люди, и ударил мужичка вскользь по лицу, несильно, но тот предпочёл притвориться мёртвым и обвиснуть без чувств. Робб остался не у дел.

— Ну и что ты наделал? — спросил он, отбрасывая бесполезного посетителя. — Он мне теперь точно не заплатит.

— Я Васк из банды Синих Псов. И я ненавижу, когда на меня не обращают внимания.

— Какой ты чувствительный, Васк, — усмехнулся Робб. Злость разбудило его чутьё разбойника, сравнимое с чутьём зверя, и этот Синий Пёс повёл себя очень неосмотрительно, когда напал на него и его таверну. И сейчас ему придётся пожалеть.

Виара тоненько вскрикнула, когда в её сторону полетел стул, ударился о стену и, печально хрустнув, свалился на пол. Ольф тут же бросил постояльца, которому угрожал покусать его, и бросился к ней. Постоялец же, как был на четвереньках, так и поспешил убраться. В зале таверны остались только Робб и Васк.

Ольф подскочил к Виаре. На его лице застыло обеспокоенное выражение, и между белыми бровями появилась складка.

— Ты в порядке? — спросил он, загораживая эльфийку от всего безумства, что творилось в зале. В тот момент как раз Вакс запустил в противника столом, а Робб грозился за свою мебель с него шкуру спустить. Ольф положил руки Виаре на локти, желая защитить, но не смея приблизиться больше.

В этот момент в стену за ними прилетела миска, и Робб закричал:

— Убери её отсюда, иди… — закончить обзываться он не смог, потому что Вакс ударил его в живот, и Робб закашлялся.

— Пойдем на кухню, — Ольф пропустил Виару вперёд и, взволнованно обернувшись на драку, последовал за ней. В кухне было всё так же, как они оставили пять минут назад. Хотя какие пять минут? Виаре казалось, что прошёл час — не меньше. На плите над печью подгорали куски мяса, в кастрюльке готовилась очередная порция горохового пюре. Стол покрывал слой капусты, павшей от рук Робба. Масляная лампа заливала кухню мягким жёлтым светом. И уют этот вступал в такое острое противоречие со звуками борьбы, долетавшими из-за двери, что казался ненастоящим, словно накрашенный покойник.

— Чего это они, Ольф? — тихо спросила Виара. — Зачем столько жестокости?

— Они человеческие мужчины, — пожал плечами Ольф. — Иногда они дерутся просто потому что.

— А ты? Ты так не делаешь?

— Ну, я дрался за еду, — он задумчиво загнул палец, — за территорию и за то, чтобы не стать едой. На мой взгляд, это очень уважительные причины.

Виара легко подпрыгнула и уселась на стол. Ольф отметил про себя, что Робб его за такую выходку за шкирку бы выкинул с кухни. А Виаре было можно, потому что она миленькая и уши у неё не мохнатые. Ольф сел за стол, положил на него руки, а на них сверху устроил подбородок. Он просто молчал и, не отрываясь смотрел на Виару так, будто оставался котом, и ему вовсе не нужно было думать о приличиях. Некоторое время она прислушивалась к звукам драки, но потом внимание Ольфа стало её отвлекать. Виара посмотрела на него и встретилась со светящимся обожанием взглядом.

— Ты чего? Почему ты так на меня смотришь?

— Потому что ты — самое красивое, что есть в этой комнате, — ответил Ольф. — И во всем мире, пожалуй.

Виара покраснела. Полоса персикового цвета легла на её щеки и спинку носа, и веснушки стали ещё ярче. Она была чудо как хороша, когда так смущалась.

— Перестань! Ты же не серьёзно…

Ольф не успел ответить: распахнулась дверь и в кухню ввалился Робб. У него были разбиты губа и бровь, под глазом наливался крупный фингал. Он проследовал тяжелой походкой к столу, схватил кувшин и принялся пить прямо из него. Виара и Ольф, затаив дыхание, следили, как кадык ходит с каждым глотком туда-сюда. Наконец Робб напился, вытер рот и проговорил:

— Хоть бы мясо с плиты сняли. Как дети малые, ну честное слово!

Виара тут же спрыгнула со стола, подскочила к Роббу:

— Как ты? Что с тем громилой, который ненавидит мебель? Он жив?

— Жив, — протянул Робб, убирая сковороду с плиты. — Ну ты посмотри, мясо выбрасывать придётся… Да, он жив. Выбросил я его из таверны и под зад наподдал. Но всё-таки хорошая драка была, — и он развёл руки в стороны, потягиваясь, и тут же сморщился от внезапной боли в боку.

— Ну вот видишь! Ты повредился, — сказала Виара и тут же принялась изучать его, легко скользя ладошками вдоль боков. — Так нельзя, твоё человеческое тело слишком хрупкое.

— Вы, женщины, чересчур много переживаете.

— Ваши женщины сохраняют вам остатки здоровья, но я же не одна из них, — задумчиво отозвалась Виара. — Не шевелись, вот тут в боку какое-то повреждение. Я попробую залечить.

— Их прислал тот богатей, — поведал Робб поверх Виариной головы. Он сдался и позволил её маленьким пальчикам ощупать его руки, ноги, грудь и лицо в поисках “поломанных кусков”. — Велел передать, что таверна наша работать не будет. Эти люди должны были заказать побольше, нажраться и уйти, не заплатив. Он дал им денег, чтобы довольны остались даже те, кто получил от меня в нос. Проклятье… — выругался он сквозь зубы и некоторое время молчал, будто не решался начать разговор. — Мне нужно поговорить с вами, ребята.

— Хорошо, я только закончу…

— Нет, — Робб настойчиво убрал эльфийские руки от себя. — Сядь и послушай меня. Это важно. Потому что на этом наша авантюра с таверной заканчивается.

Виара и Ольф переглянулись. Парень даже поднялся, выпрямился, и смотрел так настороженно, что снова напомнил огромного кота.

— Робб? Что это значит?

— А это значит, — Робб грузно облокотился на стол, по которому был рассыпан кое-как порезанный капустный лист; еще пятнадцать минут назад он думал, что научиться готовить — это важно. — Это значит, что мы сегодня извели почти все продукты. Денег не получили, а значит, идти завтра на ярмарку нам не с чем. Этот богатый прыщ дал понять, что просто так он нас в покое не оставит, и я тут подумал… Не для меня это всё, ребятки. Мой папаша был разбойником, и я сам такой же. Разбойником и помру. Завтра я уйду отсюда.

Виара стояла перед ним ни жива, ни мертва. Вся её уверенность вмиг облетела, как засохшие листья, и она снова предстала запуганным зверьком, который жался к стойке в забытой грязной таверне. Она смотрела на Робба во все глаза, иногда открывала рот, чтобы что-то сказать, но не решалась.

Ольф откинулся на стуле, скрестив руки на груди, и смотрел мрачно исподлобья.

— Это что получается, дядя Робб, ты нас бросаешь?

Робб усмехнулся чересчур резко, нервно, пряча за кривой улыбкой глубокое чувство вины.

— Вам продуктов хватит на первое время. Если ты вернешься обратно в блохастую форму, Виара продержится подольше. А так вы уже большие, ребятки. Как-то до этого справлялись, справитесь и без меня.

— То есть ты всё бросаешь? Ты почти месяц тут горбатился, кровати делал, ставни крепил, сбитень варил этот мерзкий. И всё зря?

Робб подался вперед, опираясь на столешницу.

— Да, я варил, строгал и крепил. Помнишь, что я твоему Дрелондону подал на ужин? Картошку и безвкусное мясо, что мои сапоги. Это всё, что у нас было. А теперь нам разгромили зал, обокрали, и у нас снова ничего нет. Я не хочу начинать с начала. Сил у меня нет, — он посмотрел на Виару. Она обхватила себя руками и казалась особенно тоненькой и ломкой посреди захламлённой кухни. Только огромные зелёные глаза с грустью смотрели на него. — Прости. Я же говорил, что не заслуживаю любви.

Виара шмыгнула носом. Она не плакала, но слезы были совсем рядом, и нос её стал чуть розовым, как у кролика.

— Глупо было надеяться, что я кому-то нужна…

Ольф вскочил так резко, что стул отскочил и с грохотом повалился.

— Робб, ну и свинья же ты! — воскликнул он. Подошёл к Виаре, обнял её за плечи, и она уткнулась ему в грудь. Робб почувствовал слабое недовольство: тянет мальчишка руки, куда не следует, да только и не выскажешь ему теперь ничего. Он вздохнул, уронил голову на руки.

— Вот что вы от меня хотите, а? — произнёс он глухо.

— Чтобы ты боролся, — жарко ответил Ольф. — Ты тут хвастал, что ты разбойник.

— Я не хвастал, — так же глухо отозвался Робб.

— Но так и веди себя, как разбойник!

Робб устало поднял голову.

— Ты хоть раз разбойников видел? Что ты такое несёшь? Это не романтики со шпагами, а мерзавцы, которые у вдовы с семью детьми последнее отберёт.

— Хорошо, — не сдавался Ольф. — Тогда веди себя, как человеческий самец. Вы же любите выяснять, кто сильнее, вот и докажи, что ты лучше этого мягкого человека в повозке.

— Можно подумать, вы, коты, не меряетесь, у кого хвост длиннее. Всё, — Робб распрямился, потёр лицо ладонями, — хватит. Завтра закончу дела и буду собираться в дорогу. Без меня вам будет лучше.

Он осмотрел кухню: старые занавески на окнах, за которыми чернела ночь, масляную лампу, стынущее гороховое пюре и сожженные куски мяса, стол, усыпанный капустой — всё, что заставило чувствовать себя, как дома, что начало размягчать его сердце, как горячая вода размягчает старую мозоль. Нет, не заслужил он ни тепла, ни уюта, ни дочерний любви девчонки.

— Ты не можешь уйти, — вдруг заявила Виара. Глаза её были красными, голос — гнусавым, но в нём слышались отголоски гнева. — У тебя есть долг, помнишь?

— За мою жизнь? — обреченно выдохнул Робб. Сам же сказал, дурак, сам дал ей все карты на руки.

— Нет. Тридцать агортов Космине. Ты уйдёшь, не отдав бедной женщине долг?

Верно, а он и забыл. Космина, высокая, статная, весёлая и сильная. У него сжималось сердце от одной только мысли о её улыбке. Или крутых бёдрах, он так и не решил, что сильнее запало ему в душу. Ещё один пункт в список того, чего он не достоин. Идея с таверной была все-таки по-настоящему скверной, потому что теперь на душе у него скребутся какие-то бурундовы твари и выворачивают сердце наизнанку, а от этого портится сон и аппетит. Робб хмурился, строго смотрел на Ольфа и Виару, вцепившихся друг в друга, словно они тонут, пытался что-то придумать, но потом вздохнул и сдался.

— Ты права, девочка, долг придётся вернуть, — сказал он. Виара просияла, Ольф хитро хмыкнул. — Но потом я уйду!

Втроём они вышли в разгромленный зал, встали бок о бок, созерцая. Еще час назад таверна сияла чистотой, была наполнена светом и радостными голосами. Теперь-то понятно, что радовались они предстоящему разорению таверны. Недавно в ней пахло жареным мясом и мёдом, и деревом, и травами. Теперь же зал являл собой печальное зрелище: мебель валялась на полу, часть была сломана, все вокруг покрывали объедки и липкие лужи, к которыми уже успела пристать грязь. Одна из ставен треснула, когда Робб отправил своего противника в неё головой, и трещина напоминала свежий шрам.

— Что ж, работы здесь много, — протянула Виара.

— Завтра займёмся, — отозвался Робб, который избегал смотреть на ставни. Проклятье, Виара и Дрелондоном так старались над ними, а он опять всё сломал.

— Нет уж, — Виара упрямо мотнула головой. — Завтра мы спустимся в чистый зал, сделаем завтрак и покушаем, как приличные эльфы. И ничто не будет нам напоминать о сегодняшнем позоре.

— Мебель мы сейчас не починим, — ворчливо напомнил Робб.

— Перестань. Ты же понимаешь, что я это для красивого слова сказала. Ну давайте, пожалуйста, просто немного уберемся. Ради меня.

Ольф пошёл первым, и Робб подумал, что этот кот-переросток по какой-то причине готов идти за Виарой на плаху, что уж говорить о банальной уборке. Он покачал головой, удивляясь отчасти собственной поддатливости, но больше всего — удовольствию, которое вдруг появилось при мысли о том, что они все вместе будут приводить в порядок своё жильё. Они отмоют его от грязи, что оставили эти свиньи, починят стулья, замажут глиной ставни, а Виара подправит рисунок на обратной стороне. Сделают всё вместе.

— Ольф, это всего лишь опрокинутый стол, чего ты кряхтишь над ним? — проворчал Робб. — Давай сюда, сам сделаю.

За окном стояла глубокая ночь, но ставни надёжно скрывали жителей таверны от болезненно бледного месяца и от теней, что парили над дорогой, покачиваясь из стороны в сторону и стеная об одним им известной беде. Они были там, за стенами, а внутри горели две небольшие лампы, и Виара мыла пол, стулья и даже стены, напевая под нос песенку на незнакомом языке. Иногда она поднимала голову, убирала волосы со лба тыльной стороной руки и улыбалась. Ольф тогда перехватывал её взгляд и улыбался в ответ. Ему быстро стало жарко, и он избавился от своей куртки из мягкой кожи. Под ней оказалась льняная рубаха с оторванными рукавами, которая оставляла открытыми худые руки с ярко очерченными мышцами и бугрящимися венами. А потом Робб замечал их переглядки и делал едкое замечание Ольфу, и тот возвращался к работе.

Дело спорилось, и когда они закончили уборку, небо оставалось ещё тёмным, лишь у горизонта оно едва-едва выцвело — ещё не рассвет, только предчувствие его. Виара оглядела таверну с глубоким чувством удовлетворения.

— Спасибо, — выдохнула она. — От всего сердца. А теперь я пойду отдыхать, иначе упаду здесь же замертво.

— Хорошая идея, — согласился Ольф. — Я с тобой.

Виара быстро поднялась по лестнице, но Ольфу последовать за ней не получилось: Робб ловко схватил его за ворот, не давая вырваться.

— Куда это ты собрался? — спросил он.

— Спать. Дядя Робб, я устал так, что не чувствую лап, — он поморщился, и даже уши прижал к голове.

— И где ты спать собрался?

— Где обычно. Обращусь в кота и…

— Э, нет, парень, больше ты в комнату Виаре не зайдёшь, — Робб погрозил ему пальцем.

— Почему?!

— Потому что я теперь знаю, что ты не просто кот, — усмехнулся Робб. — А еще потому, что я тоже был молодым. Ей можешь сколько угодно чушь плести, но я-то не девчонка. Так что выбирай любой коврик, он будет теперь твоей кроватью. Но только после того, как мы уберем кухню.

— Ну уж нет! Меня тошнит уже от грязи.

Ольф схватился за голову, запустил пальцы в волосы, и выглядел он при этом таким несчастным, что Виара точно бы его пожалела и молока бы еще налила. Вот только Робб не был Виарой, а воспитывал он и не таких шалопаев.

— Давай, вперёд! — он подтолкнул парня в сторону кухни. — А заодно обсудим с тобой, действительно ли я свинья. Да, не смотри так. Я ничего не забыл.

Загрузка...