Таверна "Зелёная фея"

Глава 9

Мягкое сердце под толстой бронёй

Как и прежде, деревенская ярмарка развернулась на главной площади. На этот раз она была крупнее, ярче и шумнее: торговцы из соседних поселений приехали свои товары показать и чего-нибудь нужного прикупить. И как досадно, как неприятно было Роббу идти сквозь эту пёструю волнующуюся толпу с пустыми карманами! Он видел свежих перепелов, подвешенных за ноги, словно игрушки над люлькой, и отмечал, что они бы славно пошли на ужин; видел овощи первого урожая того года, ещё маленькие, но уже спелые и сочные, и думал, как бы они славно пошли в суп; заметил отрез белой кружевной ткани и с тоской спросил себя, а обрадовалась бы Виара такому подарку? Робб старался идти как можно быстрее и ни на кого не обращать внимания, но люди вокруг иногда оборачивались на него и о чем-то шептались. Вероятно, слухи о его неудачи уже разлетелись по округе. Ну и Бурунд с ними, вечером же Робб уйдет, и уже совсем скоро никто не вспомнит о нём.

Космину он увидел сразу. Она стояла в палисаднике и развешивала простыни, которые хлопали на ветру, как большие белые крылья. Робб положил руку на забор да так и застыл, не сводя взгляда с Космины. Но тут налетел особо сильный порыв ветра, и простынь, которую она как раз собиралась набросить на веревку, отнесло назад и накрыло её с головой. Космина барахталась среди влажной ткани, как попавшая в паутину бабочка, но Робб оказался рядом и помог стащить её с головы Космины. Он выбралась лохматая, запыхавшаяся и улыбающаяся.

— Ох, спасибо вам большое, сама не знаю, как…

“Как такое могло случиться”, но слова замерли у неё на губах. Улыбка вмиг погасла, брови сдвинулись к переносице.

— Ты зачем пришёл? — холодно спросила она.

Робб хотел бы сказать, как сильно его влечёт к маленькому дому Космины, как давит на него груз долга и вместе с тем радует, что в этом мире есть хоть что-то, что их объединяет, и как бы он хотел напоследок увидеть её и сказать что-нибудь важное… Но холодный взгляд подействовал не хуже пощечины. Вмиг в душе взвился огненный ураган, и Робб бросил многострадальную простыню наземь.

— Решил помочь тебе. Дурак, что возьмёшь.

Развернулся и потопал прочь, сжимая зубы от того, как внутри все жгло от досады. Несколько зевак остановились у забора, и он прогнал их резкими словами.

— И не забудь, — крикнула вслед Космина, — что ты должен мне денег!

Робб резко развернулся. Она стояла, сминая в руках белую влажную ткань, и гордо поджимала губы, а в глазах было что-то такое, что немногословный Робб и назвать бы не смог, да только сердце у него тоскливо сжалось.

— Я уезжаю, — бросил он коротко, — через день или два.

— Уезжаешь? — маска недовольства оканчательно треснула, обнажая потерянность. — А как же таверна?

— Не для меня это всё. Я разбойник, был им и остаюсь.

— Разбойник… — вторила Космина.

— Поэтому, ежели есть у тебя работа, так давай. Верну долг, чтобы моим ребятам легче жилось, и пойду своей дорогой.

Космине потребовалась целая минута, чтобы собраться с мыслями. Она отвернулась, убрала выбившиеся из причёски пряди, с досадой бросила простыню обратно в корзину.

— Пошли, дам теперь работу, раз уж ты здесь.

Какое удовольствие было в простом труде! Тяжелые мысли постепенно растворились, уступив рациональным хозяйственным рассуждениям: как лучше обрезать яблоньки, как быстрее наколоть дров и сложить их, как вскопать целину так, чтобы потом Космине без него проща обрабатывать её было. Сама хозяйка занималась своими делами, но то и дело появлялась рядом то с советом, то с кувшином кваса, а то с непрошенным любопытством.

— Ты вот так и оставишь все, да?

— Да, — отвечал Робб. — Так все и оставлю.

— А как же Виара без тебя? Девчонка совсем беззащится, — спрашивала она в следующий раз.

— А её кот оказался не совсем котом. Смотрит на неё, как на миску сметаны. С таким она не пропадёт.

— Это всё из-за того, что деревенские учудили? — на третий раз голос её звучал тихо и неуверенно.

— Ну что ты хочешь от меня? — спросил, распрямившись, Робб. Он как раз вскапывал участок, на котором никогда ничего не росло, кроме наглого бурьяна, и его рубаха промокла, а по лбу катились крупные капли пота. Он положил обе руки на лопату, давая себе время отдышаться. — Не буду врать, для меня это как удар ниже пояса. Я не умелец в трактирных делах и потратил много сил на таверну, поэтому начинать сначала — не, не смогу. Извиняй.

И он поплевал на руки и снова взялся за инструмент.

В тот день солнце катилось по небу, как по маслу: быстро и незаметно. Вот уже и обеденное время прошло, тени стали длиннее и чётче, а воздух, остывающий от полуденного зноя, прозрачным и теплым. А затем он сгустился, став голубоватым, и отчаянно запахло сумеречными цветами и травой. Вдалеке раздалось мычание коров и блеяние коз: пастухи возвращались с пастбищ. Космина выскочила из дома и отправилась встречать свою скотину. Еще немного, и начнёт стремительно темнеть, и Робб уже не сможет нормально работать. День прошёл, а значит, он вернул свой долг, и больше его здесь ничего не держит.

Появилась Космина. Шла к нему меж гряд, покачивая широкими бедрами, и закатное солнце превращало её кожу в карамель, а волосы — в мёд. Робб так и застыл, позабыв на мгновение и об усталости, и о мокрой рубахе, под которую пробиралась вечерняя прохлада, а только смотрел и не мог насмотреться. Космина заметила его пристальный взгляд и улыбнулась, красуясь и ничуть того не стыдясь.

— Ну, работник, — протянула она, — считай, что ты возвратил мне весь долг с лихвой. Столько дел переделать — это нужно постараться. Иногда я думаю, — добавила Космина, уперев кулаки в бока и осматривая свои владения, — что моему дому действительно не хватает мужской руки. Ну, а потом наступает утро, — весело закончила она, — и подобные глупости меня отпускают.

“Я бы хотел работать с тобой, и чтобы ты приносила мне квас, и брать кувшин из твоих рук. Я бы хотел, чтобы ты больше не думала ночами о всяких глупостях, потому что рядом был бы я”, — подумал Робб и тут же осадил себя. Он прекрасно знал своё место, уж уяснил к четвертому десятку, а потому не стоило разводить сопли и мечтания, ни к чему хорошему они не приведут.

— Ну что ж, раз я угодил тебе, пойду к дому. Ребята мои одни там остались, дай Матерь, чтобы брёвнышко на брёвнышке от таверны осталось, — он сорвал пучок травы и принялся очищать лопату.

— Постой! — поспешно сказала Космина. — Ещё просьба у меня есть. Затопи мне баню. Пожалуйста. Это не в уплату долга, а так… Просьба моя.

Робб посмотрел на неё долго, а потом пожал плечами да пошёл топить. Дрова он взял из старых запасов, те, что посуше, сложил их шалашиком, вниз настугал щепи, которая быстро занялась огнём. Робб плотно закрыл дверку, проверил, чтобы заслонка была открыта и выпускала дым и сажу. Совсем скоро баня прогреется, в ней станет славно и жарко, а когда Космина выльет на каменную печь воду, парилка наполнится густым ароматным паром, который ляжет на лавки, как пуховое одеяло. Робб вздохнул и, отмахиваясь от жгучего сожаления, вышел вон.

Космина несла ведро воды, чтобы налить его свиньям в корыто. Робб подхватил его.

— А ты чего же вышел? — спросила Космина. — Устал, наверное, как собака. А в вашей таверне на дороге и бани нет.

— Нет, — согласился Робб. — Я моюсь в реке, а для девчонки грею корыто горячей воды.

— Тем более. Сходи в баню, отведи душу, — Космина улыбнулась и, отобрав пустое ведро, отправилась справлять другие вечерние дела, оставив Робба в недоумении.

“А что, если она придёт? Вот такая, нежная, мягкая и румяная?” — подумал Робб и хмыкнул, помотал головой, как будто поражаясь собственной глупости. Ну к кому она придёт? К нему, Роббу? Скажи кому — засмеют.

Роббу доводилось бывать в разных помывочных. В одной было даже вполне прилично, и воду позволили подогреть так, что не сводило конечностей. Но помывочные — это так, ерунда. Блажь. То ли дело — бани. Бани, думал Робб, дело совсем иное. Он плеснул ковш воды на каменный бок печи, и она тут же превратилась в белый ароматный пар, который проникал до самых костей, выжигал не только грязь, но и усталость, и боль, и тоску. если понадобится. Через десять минут Робб приобрел радостное расположение духа и принялся тереть себя мочалкой из водорослей с такой силой, что кожа стала розовой, что у того младенца. Он даже разулыбался, словно недалёкий, но порыв пропеть что-нибудь душевное и певучее удержал. И не зря удержал, потому что стоило ему высунуться в предбанник, чтобы глотнуть воды, как увидел он Космину. Она склонилась над столом и раскладывала на нём нехитрые напитки. Рядом с тарелками, на которых лежали овощи, куски рыхлого сыра и тонко порезанное мясо, стоял графин из настоящего стекла, и по его пузатым бокам стекали крупные капли.

Космина подняла взгляд, улыбнулась искренне и немного смущенно.

— Ты что, напарился уже?

— Нет, я воды хотел выпить.

И только тут Робб сообразил, что он в одной тряпице на бёдрах. Выругавшись, он принялся осматриваться в поисках чего-то, чем можно было бы прикрыться, а потом и вовсе собрался скрыться обратно в парилке, но Космина только весело рассмеялась, запрокинув голову. Робб отметил, что от жары пряди прилипли к её вискам и шее, и его пальцы закололо от желания прикоснуться к ним, убрать.

— Ну раз хотел, тогда выпей, — игриво сказала Космина. — И поешь чего-нибудь, только сильно не налегай.

Робб хмыкнул. Как будто на столе было хоть что-то, на что можно было “налечь”. Казалось, он мог проглотить все закуски и даже не заметить.

— Пей настой, — продолжала Космина. — А я пойду тоже попарюсь. Ко мне не заходи!

И в голосе ещё было столько шипучего лукавства, что у Робба по спине пробежали мурашки. Воображение против всякой воли подкинуло ему картины обнаженного женского тела, настолько правдоподобные и горячие, что он нашел в себе силы только кивнуть. Космина скрылась за дверью, а Робб схватил со стола кувшин и припал к его горлышку. От спора, что он вёл сам с собой, становилось едва ли не жарче, чем в парилке, по крайней мере, Роббу казалось, что тело его пылает. Наконец он решился на безобидный вариант, если таковой вообще был возможен, поэтому он подошёл к двери и проорал в щель:

— Космина, все хорошо? Тебе не нужна помощь?

И замер, прислонившись лбом к стене. Он старался не думать о том, что всё испортил, и приготовиться к гневной отповеди. Но после длительного молчания Космина наконец ответила:

— Да! Мне нужна помощь!

Робб вошёл в парильную и замер. Космина стояла посреди комнатки в деревянной лохани с водой и прикрывалась большим куском белой ткани. Её медовая кожа поблескивала от капель воды. Коса спускалась через покатое плечо, волосы выбились и крупными кудрями вились вокруг лица. Губы её были чуть приоткрыты, будто она была удивлена внезапным вторжением.

— На самом деле я не могу дотянуться… — начала она, показывая куда-то за плечо. — Там вон стоит…

Но Робб не дал ей не договорить. Обвивая его шею руками и прижимаясь всем телом, Космина бросила бесполезные попытки придумать оправдание. В нём больше не было нужды.

Сумерки укутали таверну мягким одеялом. День выдался лёгким: в “Зеленую фею” больше никто не приходил. Это было неудивительно, но Виара всё равно испытывала досаду. Она надеялась на какой-нибудь знак, что и без Робба всё будет хорошо, но теперь, когда ночь закрыла небо своим темным крылом, тревоги её стали только больше и страшнее. И только Ольф прогонял тени будущего прочь. Виара вышла на улицу, а Ольф сидел на ступенях и мотал хвостом слева направо и выглядел весьма довольным жизнью.

— Как думаешь, мы справимся? — спросила Виара.

— Конечно, — беспечно отозвался Ольф, жмурясь.

— Вот бы мне твою уверенность. С чего бы тебе быть таким счастливым?

— Ну, обычно мне доставались одиночество, голод и отвержение, — ответил он без тени грусти в голосе, так, будто рассуждал о блинчиках в сиропе. — Так что сейчас я живу счастливой жизнью.

С этим словами Ольф растянулся, заложив руки за голову, но почти сразу встрепенулся, навострив большие уши.

— Ты это слышишь?

Виара честно прислушалась. Где-то шуршала мышь, ветер шелестел в кронах деревьев, стрекотал сверчок. Ничего, что могло бы вызвать такой интерес Ольфа. И вдруг до её слуха донёсся далёкий крик.

— Как будто кто-то зовёт на помощь? — неуверенно спросила она.

Ольф уже был на ногах. Он с тревогой смотрел на дорогу, которую с двух сторон сжимал лес, прятал в своей тьме, пытался захватить.

— Пошли внутрь, — наконец сказал он. Уши его почти не двигались, замерев в направлении неизвестного крика, а шерсть встала дыбом, так что хвост казался больше в пару раз.

— Но там кому-то нужна помощь! — Виара спустилась по ступенькам и показала в сторону темной дороги. Ольф в ту же секунду схватил её за руку, но, испугавшись своей дерзости, тут же отпустил.

— Прости! Прости, но тебе нельзя туда. Не пущу!

Он выглядел крайне взволнованным, глаза его ярко блестели, уши стояли торчком. И тут крик раздался громко, где-то совсем рядом. Виара и Ольф повернулись вместе и посмотрели на дорогу.

На неё выскочил человек в какой-то яркой одежде, то ли голубой, то ли зелёной — в сумерках было не разобрать. Он брёл в сторону таверны, одной рукой придерживая какую-то шапочку на голове, а вторую протянул вперёд, будто мечтал ухватиться за дрожащий образ спасительного огня впереди. И тут за ним поднялась бледная бестелесная тень. Издалека Виара не могла понять, что это, но Ольф сразу её узнал.

— Виара, уходи! — взмолился он.

— Нет, мы не бросим беднягу. Ольф! — воскликнула она, потому что её друг начал меняться. Пара секунд, и он перекинулся в кота прямо вместе с одеждой. Бросив на прощание выразительный взгляд на эльфийку, он огромными прыжками помчался в сторону незнакомца на дороге.

Виара бы кинулась за ним, но внезапно голову подняло чувство самосохранения, которое велело оставаться на месте, и она послушно стояла, вглядываясь в темноту. Белый росчерк на черной ткани ночи — Ольф добрался до призрака, и хотя Виара едва слышала его рык, она увидела, как качнулась назад тень, а потом снова хотела прильнуть к человечку на дороге и отшатнулась от злобного зверька. Её танец продолжался несколько минут: она то отступала, то пыталась снова подобраться ближе, то качалась из стороны в сторону, но наконец совсем ушла, то ли растворилась, то ли уплыла в лес. И только тогда Виара сорвалась с места и побежала к тому месту, где застыл, словно маленький мраморный лев, Ольф.

На дороге лежал невысокий юноша, и на лице его застыло выражение крайней муки. На нем был некогда красивый костюм небесно-голубого цвета с жабо и кружевом, но ткань запылилась и приобрела оттенок синей стали, кружево пожелтело и кое-где порвалось. В длинных тонких пальцах юноша сжимал берет с поломаным цветастым пером, завершала картину лютня, которая лежала чуть в стороне.

Виара первым делом погладила зверька между рожек и осмотрела его, не пострадал ли он.

— Ольф, ты в порядке? — и только получив положительное урчание, повернулась к несчастному путнику. — Господин, я здесь. Я помогу вам. Что у вас болит?

— Ооох, — простонал господин лирическим тенором. — Я умер и попал на тот свет?

— Нет! Конечно, нет.

— Тогда откуда передо мной такое неземное создание? — нежным голосом, с придыханием спросил незнакомец и протянул руку к щеке Виары. У него было очень живое, красивое лицо, немного женственное из-за плавного овала лица и длинных черных ресниц, и Виара смутилась. Она опустила взгляд и попыталась как-то осмотреть незнакомца, но получилось у нее плохо. — Только скажите, что вы не ангел смерти, потому что после лицезрения такой красоты остаётся только умереть…

Ольф ощетинился, прижал уши, зашипел. Этот краткий миг звериной злобы привел немного Виару в себя.

— Что с вами случилось? Вы ранены?

— Кровь моя не течёт из ран, но внутри я весь состою из боли, — голос незнакомца трагически дрогнул.

— Можно я его укушу? — спросил Ольф. Он снова сменил облик и теперь нависал над Виарой в своём человеческом теле. Она сидела на коленях прямо на дороге, и у её ног патетически прижимал берет к груди странный незнакомец в голубеньком костюме.

— О, так ты кот-перевёртыш! — обрадованно воскликнул тот. — Я думал, ваш народ только в сказках остался.

— Ну, я тебе сейчас покажу такой сказочный…

Виара не дала ему ни договорить, ни наброситься с кулаками на беднягу, у которого отчего-то живо блестели глаза. Возможно, от температуры, а может, от чувства собственной безнаказанности.

— Нет, Ольф! Мы не кусаем гостей, это неприлично. Помоги довести его до таверны. Господин, вы сможете идти?

— Меня зовут Вейтар, — сказал юноша, поднимаясь с земли с помощью Виары. Он то и дело охал и держался за левый бок. — Ваше присутствие дарит мне крылья, и я смогу… ох. Смогу идти. — Он немного постоял, вновь обретая равновесие, а потом бросил Ольфу: — Котик, забери мою лютню.

— Сам подбирай, — огрызнулся тот.

— Ольф, пожалуйста, — попросила Виара. Вейтар опирался на её плечо и, казалось, прижимался слишком сильно для того, чтобы просто сохранять равновесие. От него пахло травяной пряностью и чем-то еще, напоминающим о морском солёном воздухе.

— Как скажешь, — отозвался Ольф и наклонился, чтобы быстрым, грубым движением сгрести инструмент с земли.

— Эй, осторожнее! — простонал Вейтар. — Она стоит больше твоей шкуры.

— Рискни открыть рот ещё раз, — прошипел Ольф ему в лицо, и уши его зло прижимались к взъерошенным волосам, — и посмотришь, что я с ней сделаю.

До таверны было рукой подать, она высилась на перекрёстке, словно надежный корабль посреди волн ночи. Входная дверь была открыта, и по ступеням тянулся прямоугольник оранжевого-желтого света. Добрались быстро, и Виара аккуратно сгрузила свою ношу на ближайший стул; Ольф же закрыл дверь и бросил лютню на стол, отчего та издала жалобный лязг.

— У вас здесь не многолюдно, — сказал Вейтар, осматриваясь.

— Да, у нас… Временные трудности, — призналась Виара и присела перед ним на колени, чтобы осмотреть его. Ольф недовольно фыркнул.

— Не страшно, в благодарность я сделаю вашу забегаловку самым популярным местом в округе!

— Не шевелись, пожалуйста, мне нужно всё прощупать, — попросила эльфийка, которой мешали его размахивания руками.

— О, щупай, сколько хочется! — излишне радостно позволил тот.

К удовольствию Ольфа, выглядел гость не самым лучшим образом: он был бледен, на скуле и челюсти красовались синяки, костяшки рук были сбиты, а брюки — подраны на коленях. Ольф надеялся, что наглецу хорошенько досталось, а уж в том, что для того была причина, он не сомневался.

Виара протянула ладони в сторону Вейтара, но не прикоснулась к нему, а сосредоточилась, выискивая повреждения. Она видела его силуэт тёмно-синим, на котором жёлтым светились синяки, а левый бок взрывался пульсирующим красным.

— Ох, вот тут в левом боку. Совсем плохо, — сказала она.

— Ну конечно, я же держусь за него, — беззлобно хохотнул Вейтар и даже не смутился под угрюмым взглядом Ольфа. Но тут Виара принялась творить свою магию: соединять ткани, разгонять кровь, латать и поправлять, и гостю стало не до смеха, потому что в боку стало сначала тепло, потом в него будто воткнулась сотня тонких иголочек, а вслед за этим боль стала уходить. Эльфийка прикрыла глаза и делала странное движение рукой, будто наматывала невидимую нить, и в этот момент в чертах её лица появлялась сосредоточенность, которая была несвойственна легкомысленной девушке. Откуда-то изнутри проступало мировое спокойствие и предельная серьезность, которые делали её строгой и невыносимо прекрасной. Но потом Виара устало выдохнула, распахнула глаза и к ней вернулась её обычная жизнерадостность.

— Вот и всё! Ты почти целенький, но я все равно дам тебе лекарственное зелье. И это вовсе не потому, что я наделала его слишком много, — она коротко рассмеялась, — а потому, что тебе нужно еще подлечить твои… Ой! Что ты делаешь?

Вейтар рухнул со стула на пол, преклонил колено и склонил голову так низко, что чёрные волосы едва не достали до пола.

— Спасибо за то, что вылечили меня! Я, Веймар, величайший бард Илирии, заверяю вас в своей верности!

Ольф наблюдал за этой картиной, не скрывая недоумения, граничащего с отвращением.

— Да что с тобой не так? — спросил он, но Веймар не обращал на него внимания. Его интересовала только эльфийка, которая растерянно моргала: на её короткой памяти никто не падал перед ней ниц.

— Я не знаю вашего имени, о прекраснейшая!

— Виара…

— Виара, если вы не примете мою верность, я так и буду тут стоять. До утра, до Нового круга, до конца жизни! Нет, если вы откажете, — он поднял голову, и в больших зелёно-голубых глазах блестела влага, — я умру прямо здесь.

— Отличный вариант! — вмешался Ольф.

— Нет! Я же только вас вылечила. А если я приму… вашу верность, — Виара замялась, — сколько это будет мне стоить?

— Бесконечно дорого, — пылко ответил бард. — Ваша улыбка с утра и целое доброе слово. Большего я не прошу.

— Шут, — зло выплюнул Ольф и, громко поставив стул к столу, пошёл на кухню. Виара недоуменно посмотрела ему вслед, а потому неуверенно произнесла:

— Тогда я согласна… Наверное.

— О, прекраснейшая! — простонал Вейтар и приник лбом к её руке. — Я так счастлив!

— Но это всё очень странно…