Толкования на Пятикнижие

Было и ещё одно вещество, которое никоим образом не могло входить в состав хлебного приношения: то был мёд. "Ни квасного, ни меду не должны вы сожигать в жертву Господу" (ст. 11). Мы только что видели, что квасное олицетворяет собою, несомненно, злое начало; мёд же является явным символом всего внешне привлекательного и сладкого. Оба этих вещества не были благоугодны в глазах Божиих; оба они исключались из составных частей хлебного приношения, оба были несовместимы с жертвенником Божиим. Подобно Саулу (1 Цар. 15,9), люди способны заблуждаться в оценке вещей, считая некоторые из них "маловажными и худыми", другие же, напротив, драгоценными; но Бог не делает разницы между привлекательным и вкрадчивым царём Агагом и последним из его подданных. Нельзя, конечно, не считаться с хорошими нравственными качествами человека и не ценить их по достоинству. "Нашёл ты мёд? ешь, сколько тебе потребно" (Пр. 25,16); но помни, что меду не было места ни в хлебном приношении, ни в Том, Кого оно собою прообразно представляло. Там была полнота Духа Святого, было благоухание Ливана, было предохраняющее от порчи действие "соли завета". Все это в Личности истинного "хлебного приношения" присоединялось не к "меду", а к лучшей "пшеничной муке".

Какой урок для нас! Целый ряд поучительных истин развёртывается пред нашим духовным взором, господь Иисус умел держать в подчинении Своего душевного человека и отводил душевным привязанностям место, им подобающее. Он узнал, сколько "меду было потребно". Он мог сказать Своей матери: "Или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему?" (Лук. 2,49). Но Он мог также сказать и Своему возлюбленному ученику: "Се, матерь твоя!" (Иоан. 19,27). Притязания родства, другими словами, теряли для Господа Иисуса значение, когда речь шла о посвящении Богу всех Его способностей, всей Его жизни. Мать Его и близкие Его могли, казалось, думать, что их человеческие отношения давали им некоторое право на особое расположение Спасителя, давали им возможность влиять на Него; это вполне согласовывалось с их человеческими соображениями. "И пришли матерь и братья Его (по плоти) и, стоя вне дома, послали к Нему звать Его. Около Него сидел народ. И сказали Ему: Вот, матерь Твоя и братья Твои, и сестры Твои, вне дома, спрашивают Тебя" (Марк. 3,31-32). Какой ответ дал Тот, прообразом Которого было хлебное приношение? Жертвует ли Он, повинуясь голосу природы, Своим делом ради Своих личных привязанностей? Конечно, нет. Поступить так - значило бы примешать "меду" к жертве; Он не мог сделать этого. Господь Иисус всегда оставался верным Богу, - меду нигде не было места: как в этом, так и во всех остальных случаях Его жизни, на первом плане всегда стояло соблюдение прав Божиих; во всех Его поступках сказывалась сила Духа Святого; благоухание Ливана и оздоравливающее действие соли занимали отведённое им место в Его жизни. "И отвечал им: Кто матерь Моя и братья Мои? И, обозрев сидящих вокруг Себя, говорит: вот матерь Моя и братья Мои; ибо, кто будет исполнять волю Божию, тот Мне брат и сестра и матерь" (Марк. 3,33-35).

[Это чудное изречение показывает нам, что Бог привлекает душу и вводит её в общение с Христом: этого не испытали на себе Его братья по плоти; их влекло к Нему чисто родственное расположение. К ним, как и ко всем прочим людям, относилось слово: "Если кто не родится свыше, не может увидеть Царствия Божия" (Иоан. 3,3). Его мать нуждалась в личной вере в Христа наравне со всеми потомками согрешившего Адама. Возрождение должно было обновить ветхого человека. "Слагая в сердце слова Божий", она обрела спасительную Божию благодать. Конечно велико было Божие благоволение к ней - иначе "Сильный не сотворил бы ей величия" (Лук. 1,49); это не мешает ей, однако, "в духе радоваться о Боге, Спасителе своём" (Лук. 1,47). Вместе со всеми искупленными Божиими "блаженная между жёнами" (Лук. 1,42) омыта святою кровью Христа, облечена в Его праведность и возносит хвалебную песнь Богу.

Этот очевидный факт ещё более подтверждает уже рассмотренную нами мысль, что воплощение Христа заключалось не в соединении нашей порочной человеческой природы с Ним. Важно всесторонне рассмотреть эту истину; она всецело истекает из 2 Кор. 5,14-17: "Ибо любовь Христова объемлет нас, рассуждающих так: если один умер за всех, то все умерли. А Христос за всех умер, чтобы живущие уже не для себя жили, но для умершего за них и воскресшего. Потому отныне мы никого не знаем по плоти; если же и знали Христа по плоти, то ныне уже не знаем. Итак, кто во Христе, тот новая тварь; древнее прошло, теперь все новое."]

Нелегко бывает служителю Божию ограничить свои земные притязания таким образом, чтобы они не посягали на права Божественного Учителя. В жизни нашего Господа, мы знаем, все права, Божественные и человеческие, уравновешивались. Что касается нас, мы часто приносим истинные интересы Божий в жертву тому, что считаем служением Богу. Отдавая свои силы мнимому делу Божию, мы в то же время часто небрежно относимся к заповедям Божиим. Необходимо всегда помнить, что истинное благочестие заключается в соблюдении всех Божиих прав. Если я занимаю место, требующее моего труда с десяти часов утра до четырёх часов пополудни, я не имею права ни проповедовать, ни навещать в эти часы бедных. Занимаюсь ли я торговлей, и это дело я должен вести со всею верностью и со страхом Божиим. Мне не поручено Богом идти возвещать Евангелие направо и налево в то время, когда моё присутствие необходимо в банковской конторе; это значило бы бесчестить святое учение моего Бога. "Моё призвание, - скажет мне, может быть, читатель, - проповедь, и я нахожу, что моя служба или моё торговое дело только отвлекает меня от этого." Если ты действительно призван и подготовлен Богом к делу проповеди и не можешь соединить того и другого, откажись от своей службы, сократи или действительно прекрати пред Лицом Божиим свою торговлю, и иди трудиться во имя Господа. Вот истинное благочестие, вот благоугодная Богу преданность сердца. Иначе все твои добрые намерения только внесут неустойчивость в твою жизнь. Благодарение Богу, жизнь Господа Иисуса изобилует примерами этого рода; в Слове же Божием обновлённый человек всегда найдёт ясные указания в этом отношении; таким образом, нам дана возможность избежать заблуждений как при избрании нами пути, предназначенного для нас Божественным Промыслом, так и при определении установленных Богом родственных обязанностей.

2. Далее нам предстоит рассмотреть способ приготовления жертвы хлебного приношения. Приготовлялась она, как мы уже видели, с помощью огня. Эта жертва состояла из приношения хлебного "из печёного в печи", из хлебного приношения - "со сковороды" или же из хлебного приношения "из горшка" (ст. 4,5,7). Процесс варки и печения прообразно изображает страдание. Но ввиду того, что эта жертва названа "благоуханием, приятным Господу" - выражение, никогда не употребляемое в связи с жертвою за грех или с жертвою за преступление - речь здесь, очевидно, не идёт о страдании за грех, о страдании от гнева Божия; это не Христос, занявший место грешников и соделавшийся жертвой нелицеприятного правосудия Божия. Согласно домостроительству, описанному в книге Левит, "благоухание, приятное Господу" и страдание за грех - два понятия, безусловно, несовместимых. Допустить здесь мысль о страдании за грех - значило бы совершенно исказить прообраз, являемый жертвою хлебного приношения.

Вникая в жизнь Господа Иисуса, составляющую, как мы уже сказали, главный смысл жертвы, прообразно изображённой хлебным приношением, мы можем заметить в ней три различных вида страдания, а именно: страдание за правду, страдание сердечного участия и предвкушение крёстных страданий.

Как Праведник, как Служитель истины, Христос страдал, живя среди обстановки, полностью чуждой Ему; но именно это страдание нимало не походило на страдание за грех. Установить разницу между этими двумя видами страданий - вопрос большой важности; смешение этих двух понятий приводит к пагубным ошибкам. Страдание Праведника, живущего среди людей из любви к Богу, не похоже на страдание Праведника, вставшего на место грешников и несущего на Себе гнев Божий. Господь Иисус страдал, как Праведник, живя на земле; за грех Он пострадал умирая. Во время Его земной жизни люди и сатана всячески противодействовали Ему; даже на кресте Он испытал всю силу нападок врага; но когда они совершили все, что было в их власти, когда в своей смертельной вражде они достигли крайних пределов человеческого и сатанинского сопротивления Богу, тогда Подъявшему грех мира, кроме всего этого, ещё надлежало вступить в область беспросветного мрака и ужаса; без этого не могло совершиться начатое Им дело. Когда Он жил на земле, ни малейшее облако не скрывало от Него Лика Божия, но на "проклятом древе" (Гал. 3,13) окруживший Его мрак греха скрыл от Него этот свет, вырывая из Его уст таинственный возглас: "Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?" (Матф. 27,46). То была совершенно исключительная минута в летописи вечности. Во время земной жизни Христа временами отверзалось небо, и свидетельство благоволения Божия исходило оттуда; но на кресте Бог отвратил Лик Свой от Христа, потому что Он принёс Свою душу в жертву умилостивления. Если бы в течение всей Своей земной жизни Христос нёс на Себе бремя греха, не было бы и разницы между крестом и Его жизнью на земле, предшествовавшей кресту. Почему Бог никогда не оставлял Христа Одного до Его вознесения на крест? Отличалось ли положение Христа на кресте от положения Христа, преобразившегося на святой горе? Оставил ли Бог Его Одного на этой горе? Нёс ли Он и тогда бремя грехов? Все это очень простые вопросы, и мы предлагаем ответить на них тем, кто утверждает, что в течение всей Своей жизни Христос нёс на Себе бремя наших грехов.

Очевидно, что ни в человеческом естестве Христа, ни в каком-либо другом отношении в Нем не было решительно ничего общего с грехом, ничего, заслуживающего гнева Божия и смерти. Жертвою за грех Он соделался только на кресте: здесь Он вынес на Себе всю ярость гнева Божия, отдавая Свою жизнь в полное искупление грехов мира; но об этом нет и речи в жертве хлебного приношения. Там, правда, встречается процесс печения - действие огня; но это не пламя гнева Божия. Хлебное приношение было не жертвою за грех, а жертвою "приятного благоухания". Значение его, таким образом, вполне определённо; ясное и верное понимание этого прообраза даёт нам горячее желание всегда тщательно хранить в своём сердце драгоценную истину, свидетельствующую о непорочности человеческой природы Христа. Думать, что по Своему рождению Христос должен был всю Свою жизнь нести на Себе проклятие и гнев Божий - значит открыто не признавать Божественной истины относительно воплощения Христа, истины, возвещённой ангелом и часто повторяемой апостолом во вдохновенных изречениях. Это значит ещё и изменять и характер, и цель жизни Христовой, и лишать крест его отличительной славы, и умалять значение греха и искупления. Одним словом, это смещает краеугольный камень святого откровения, вследствие чего все здание откровения рушится, и нас окружает безнадёжное разрушение и смятение.

Господь Иисус страдал также и из сердечного участия к людям; и этот вид страдания даёт нам возможность проникнуть в сокровенную глубину Его сердца, исполненного нежного сострадания. Его глубокая любовь всегда откликалась на любую скорбь, на любую человеческую немощь. И представить себе нельзя, чтобы полное совершенства человеческое сердце не горело Божественным участием при виде страдания, причиняемого грехом потомству Адама. Хотя и освобождённый лично от причины и действия греха, хотя и принадлежащий к небу и живущий на земле жизнью небесною, Христос силою живого участия проникал в глубочайшие бездны человеческого страдания; да, Он чувствовал страдание несравненно более живо, чем те, которые переносили его; это происходило от совершенства Его душевного человека. Он был наделён, кроме того, способностью созерцать как скорбь, так и её причину, каков бы ни был характер этой скорби и в какой бы мере она ни выражалась; созерцать все в присутствии Божием. Он чувствовал так, как не чувствовал никто из живущих на земле. Все Его чувства, все Его движения души, все Его симпатии - все нравственное и умственное Его существо - все было совершенно; поэтому никто из людей не может сказать, не может даже и представить себе, что должен был выстрадать Святой Божий, живя среди мира, подобного нашему. Он видел, как человечество изнемогало под бременем греха и скорби; видел, что все творение стенало под игом зла; вопль пленных доносился до Его слуха; слезы вдов проливались на Его глазах; нищета и бедность трогали Его чуткое сердце; болезнь и смерть "возмущали Его дух"; Его страдания из сердечного участия превосходили всякое человеческое разумение.

Вот место Священного Писания, которое, мне кажется, явно обнаруживает характер описываемых нами страданий. "Когда же настал вечер, к Нему привели многих бесноватых, и Он изгнал духов словом и исцелил всех больных, да сбудется реченное чрез пророка Исайю, который говорит: "Он взял на Себя наши немощи и понёс болезни" (Матф. 8,16-17). Здесь сказалась Его сострадательность - то была способность сострадать, достигшая в Нем совершенства. Сам Он не знал никаких болезней, никаких недугов. Но из сострадания, единственно из сострадания, "Он взял на Себя наши немощи и понёс наши болезни". Это мог совершить лишь совершенный Человек. Мы можем сострадать друг другу; но Один лишь Иисус Христос мог взять на Себя человеческие немощи и болезни.

Если бы Ему пришлось взять на Себя эти скорби в силу Его рождения, в силу Его отношения к Израилю и к людям вообще, для нас исчезли бы вся красота, все значение Его добровольного сострадания. Будь Он поставлен в положение безусловной зависимости, не оставалось бы места для добровольного действия. Но, с другой стороны, видя, насколько Он освобождён был от всякой немощи человеческой и от всех причин, её производящих, мы можем хотя бы отчасти понять эту любовь, это непостижимое сострадание, которые заставили Его из чувства истинного и сильного участия к нам взять на Себя наши немощи и понести наши болезни. Итак, существует великая разница между Христом, сострадающим человеческим немощам из добровольного участия, и Христом, страдающим вместо грешников. Страдания первого рода проходят чрез всю жизнь Искупителя; страдания второго рода ограничиваются Его смертью.

Рассмотрим ещё и последний вид страданий Христа - предвкушение Им страданий на кресте. Крест, мы видим, бросает свою мрачную тень на все Его земное поприще, производя в Христе жгучие страдания, однако вполне отделённые от искупительных страданий, а также и от страданий за правду, и от страданий сердечного участия. Приведём одно место Евангелия в подтверждение этой мысли: "И вышед пошёл по обыкновению на гору Елеонскую; за Ним последовали и ученики Его. Пришед же на место, сказал им: молитесь, чтобы не впасть в искушение. И Сам отошёл от них на вержение камня и, преклонив колена, молился, говоря: Отче! о, если бы Ты благоволил пронесть чашу сию мимо Меня! впрочем не Моя воля, но Твоя да будет. Явился же ему Ангел с небес и укреплял Его. И находясь в борении, прилежнее молился; и был пот Его, как капли крови, падающие на землю" (Лук. 22,39-44). В другом месте мы читаем: "И взяв с Собою Петра и обоих сыновей Зеведеевых, начал скорбеть и тосковать. Тогда говорит им Иисус: душа Моя скорбит смертельно; побудьте здесь и бодрствуйте со Мною. И, отошед немного, пал на лицо Своё, молился и говорил: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты" (Матф. 26,37-42).

Из вышеприведённых мест следует, что Господь предвкушал нечто, дотоле Ему не встречавшееся. Его ожидала полная чаша страдания, до сих пор Им не изведанного. Если бы Он всю Свою жизнь нёс бремя наших грехов, отчего же мысль о соприкосновении с грехом и о гневе Божием, каравшем этот грех, наполняла таким мучительным страхом Его сердце? Какая разница была между Христом в Гефсимании и Христом на Голгофе, если бы всю Свою жизнь Он нёс на Себе бремя греха? Между этими двумя положениями была, однако, существенная разница, происходившая именно оттого, что Христос не нёс на Себе бремени греха в течение всей Своей жизни. Эта разница заключалась в том, что в Гефсимании Он предвкушал крёстные страдания; а на Голгофе Он действительно пострадал на кресте. В Гефсиманском саду "явился Ему Ангел с небес и укреплял Его"; на Голгофе Он был оставлен всеми. Там ангелы не служили Ему. В Гефсиманском саду Он обращается к Богу, как к Своему Отцу, Он пребывает в полном общении, присущем отношению Отца к Сыну; но на Голгофе раздаётся возглас: "Боже Мой, Боже Мой, зачем Ты Меня оставил?" Здесь Подъявший на Себе наши грехи возносит Свой взор к небу и видит престол вечной Правды окружённым глубоким мраком, видит, что Лик вечной Святости отвращён от Него, потому что Он соделался "жертвою за нас".

Я надеюсь, что, внимательно изучая этот вопрос, читатели легко убедятся в справедливости нашей мысли. Они могут подробно проследить все три вида страданий нашего Господа в течение жизни; они также найдут, что все эти страдания не имеют ничего общего со страданиями смерти, или со страданиями за грех. Они убедятся, что даже после того, что люди и сатана употребили все имевшиеся в их распоряжении усилия для умерщвления Христа, Ему предстояло пройти чрез страдание, единственное в своём роде: Ему в качестве Заместителя грешников предстояло пострадать за грех мира от Бога. До распятия на кресте Он всегда мог обращать Свой взор к небу и жить светом Отчего Лика. В самые мрачные часы Своей жизни Он черпал силы и утешение свыше. Его земной путь был тернист и труден. Да и как могло быть иначе в мире, где все находилось в явном противоречии с Его чистым и святым внутренним естеством? Ему надлежало "претерпеть над Собою поругание грешников" (Евр. 12,3). На Него должны были пасть "злословия злословящих бога" (Пс. 68,10). Чего только не пришлось Ему выстрадать! Он не был понят людьми; люди неверно толковали Его мысли и действия; Им злоупотребляли, Его обманывали, Ему завидовали, Его называли безумцем, говорили, что в Нем бес. Ему изменяли, от Него отрекались, от Него отдалялись; Он подвергался всевозможным насмешкам и оскорблениям, ударам, оплеванию; Его венчали терновым венцом; Его отвергли, осудили и распяли между двумя разбойниками. Все это Он вынес от людей наряду с несказанными страданиями, которыми сатана силился поразить Его душу; но - ещё раз с полною уверенностью мы повторяем это - когда человек и сатана истощили весь имевшийся у них запас силы и ненависти, наш Господь и Спаситель должен был претерпеть страдание, пред которым бледнело все остальное: страдание, заключавшееся в сокрытии от Него Лика Божия, заключавшееся в том, что в течение трёх часов страшного мрака и ужаса Ему пришлось вынести нечто, понятное только Богу.

Когда Священное Писание говорит о нашем участии в страданиях Христовых, это относится исключительно к страданиям за правду - к страданиям со стороны людей. Христос пострадал за грех, дабы нам не пришлось пострадать за грех. Он вынес на Себе гнев Божий, дабы нам не пришлось испытать его на себе. Это есть основание нашего мира. Что же касается страданий, падающих на нас со стороны людей, мы убедимся, что, чем вернее мы будем следовать за Христом, тем более навлечём на себя страдания в этом отношении; но для христианина это - дар, преимущество, милость; это особая честь (см. Фил. 1,29-30). Идти по стопам Христа, разделять Его долю, находиться в положении, доказывающем нашу преданность Ему - высшие преимущества для нас. Да даст нам Господь близко коснуться всего этого. Но, увы! Мы легко отказываемся от этого, легко соглашаемся следовать, подобно Петру, за Господом "издали", держать себя вдали от Христа уничижённого и страждущего. Эта наша холодность, несомненно, лишает нас многих благ. Если бы нам было более свойственно сочувствие страданиям Христовым, небесный венец блестел бы большею славою пред нашими духовными очами. Избегая этого сочувствия страданиям Христовым, мы теряем живую и глубокую радость, удел душ, следующих за Ним, теряем также нравственную силу надежды на Его грядущую славу.

3. Рассмотрев составные части хлебного приношения и его различные виды, мы займёмся теперь рассмотрением лиц, участвовавших в этом жертвоприношении. Его участниками были и глава, и члены первосвященнического рода. "Остатки приношения хлебного Аарону и сынам его: эта великая святыня из жертв Господних" (ст. 10). В жертве всесожжения сыны Аароновы являлись прообразом всех истинно верующих, прообразом не истомлённых своими беззакониями грешников, а поклоняющихся Богу священников Божиих; так же и в жертве хлебного приношения мы видим, что они питаются остатками трапезы Бога Израилева (ср. Мал. 1.7). Это редкое и святое преимущество принадлежало исключительно священнослужителям, что вполне определённо и возвещается в законе "о приношении хлебном", который я приведу дословно: "Вот закон о приношении хлебном: сыны Аароновы должны приносить его пред Господа к жертвеннику. И пусть возьмёт священник горстью своею из приношения хлебного и пшеничной муки и елея и весь ливан, который на жертве, и сожжёт на жертвеннике; это приятное благоухание, в память пред Господом. А остальное должно есть его на святом месте; на дворе скинии собрания пусть едят его. Не должно печь его квасным. Сие даю Я им в долю из жертв Моих. Это великая святыня, подобно как жертва за грех и жертва повинности. Все потомки Аароновы мужского пола могут есть её. Это вечный участок в рода ваши из жертв Господних. Все, прикасающееся к ним, освятится" (Лев. 6,14-18).

Здесь мы видим прекрасный прообраз Церкви, питающейся "на святом месте" совершенствами Человека Христа Иисуса в силе жизненной святости. Милостью Божией именно таков наш удел; но будем помнить, что из этой пищи должна быть изъята закваска. Мы не можем питаться Христом, если мы добровольно пребываем в каком-либо грехе. "Все, прикасающееся к ним, освятится." Кроме того, вкушать эту пищу надлежит "на святом месте". Если мы желаем иметь возможность питаться хлебным приношением, наше положение, наше поведение, все наше существо, наши привязанности, наши мысли должны быть святы. Наконец, сказано, что "все потомки Аароновы мужского пола могут есть" эту пищу; это значит, что лишь обладающий по Слову Божию истинно священнической силой способен пользоваться этим святым уделом. Сыны Аарона выражают собою могущество священнического действия; дщери же Аароновы представляют его слабость (ср. Числ. 18,8-13). То, что могли вкушать сыны, часто было запрещено есть дочерям. Да проникнутся наши сердца горячим желанием обладать высшею мерою священнической силы, дабы мы были в состоянии исполнять самые возвышенные священнические обязанности и обрели способность вкушать самую сокровенную священническую пищу.

Прибавлю в заключение, что, будучи, "причастниками Божеского естества", если мы при этом живём силою этого естества, мы можем ходить по стопам Того, Кого прообразно изображает хлебное приношение. Если только мы отрекаемся от самих себя, если мы освобождаемся от своего "я", каждое из наших действий может издавать приятное для Бога благоухание. Именно в таком свете апостол Павел видел щедрость филиппийцев по отношению к нему (Фил. 4,18). Силою Духа Святого благоуханием Христовым может сделаться любое служение как самое выдающееся, так и самое невзрачное. Посетить кого-либо, написать письмо, открыто исповедовать Слово Божие, подать чашу холодной воды ученику Христову или грош бедному, даже просто с благодарностью в сердце вкушать пищу и питие - все это можно делать, издавая чудный аромат имени и благодати Господа Иисуса Христа.

Если наше природное естество, если наша плоть преданы на смерть, мы получаем способность являть нетленные принципы, например, произносить слова, приправленные солью непрестанного общения с Богом. Но мы часто спотыкаемся и ошибаемся на этом пути. Нашею неверностью мы огорчаем Святого Духа Божия. Мы склонны в своих лучших поступках искать возвышения себя или одобрения людей; наш разговор часто не имеет нужной приправы. Вследствие этого мы постоянно имеем недостаток в елее, Ливане и соли, тогда как в то же время в нас обнаруживается присутствие присущих нашему душевному человеку закваски и мёда. Была только одна совершенная "Жертва хлебного приношения"; но, благодарение Богу, мы приняты и облагодатствованы в Том, Кто осуществил эту прообразную жертву. Мы принадлежим к истинному роду Ааронову; наше место во святилище, где нам дано жить нашим святым уделом. Блаженное положение! Блаженный удел! Да поможет нам Господь пользоваться им несравненно больше прежнего! Да поможет Он нам полностью отвратить наши сердца от мира и отдать их Христу. Да поможет Он непрерывно взирать на Него, чтобы окружающая нас суетность потеряла для нас всякую привлекательность, и чтобы великое множество обстоятельств нашей повседневной жизни не отвлекало нас от Бога и не смущало наш покой в Нем. Да поможет Он нам всегда радоваться в Господе, как в солнечные, так и в мрачные дни, и когда нас ласкает тихий, летний ветер, и когда зимние бури бушуют вокруг нас; и когда мы плывём по поверхности мирно спящего озера, и когда мы носимы волнами бурного моря. Благодарение Богу, мы нашли Того, Кто есть и вечно будет нашей частью, полностью удовлетворяющей все наши нужды. Всю вечность нам будет дано созерцать Божественные совершенства Господа Иисуса. Взор наш никогда больше не отвратится от Него после того, как мы увидим Его таким, как Он есть.

Дух Божий да действует могущественно в нас, укрепляя нас во "внутреннем человеке". Да дарует Он нам способность питаться этой совершенною Жертвой хлебного приношения, прообразное напоминание о которой заслужило благоволение Божие! Это наше святое, блаженное преимущество. Будем же все глубже, все живее осуществлять это!