Тревожная служба

Клаус Петерс ПРОПАВШИЕ ПАТРОНЫ

Автобус выбрался из тесных переулков города и взял привычный курс на приграничные деревни. Каждый понедельник за стеклами автобуса маячили лица пограничников, возвращавшихся из отпуска в свои части. Постепенно стихли разговоры. Солдаты уже успели обменяться впечатлениями о самых важных событиях очередного отпуска. Летний день подходил к концу, спускались сумерки. Пассажиры в громыхающем «Икарусе» клевали носом. Они держались крепко за спинки передних сидений, чтобы на очередном ухабе не приземлиться на колени соседа.

Рядовому Веберу не повезло. Еще на вокзале он тщетно крутил головой в надежде найти знакомого попутчика, но такового не оказалось, и Вебер лишился возможности поделиться своими впечатлениями об отпуске. Он смотрел в окно и подсчитывал, сколько раз ему еще придется путешествовать по этой дороге. Четыре поездки — и конец его службе. «Вот тогда я навсегда останусь у своей Хельки, — думал он. — Навсегда, а не только на время короткого отпуска».

Впервые он увидел Хельку, когда зашел к товарищу по работе, чтобы захватить его на карнавал. Вместо товарища дверь открыла его сестра. Она была в красивом бальном платье. Вебер во все глаза уставился на девушку. У нее были черные, как вороново крыло, волосы. «Почему ее зовут Хелька[8], — подумал он, — если у нее такие черные волосы?» Правда, глаза у нее оказались светлыми, вернее, светло-голубыми. «Глаза не подходят к волосам». Ну и чудаком был он тогда! «Какое это имеет значение — подходят глаза к волосам или не подходят? Зато мы подходим друг к другу. На рождество будет помолвка...»

Мотор урчал свою монотонную песню. За окном мелькали деревья. Юрген мечтал о предстоящем рождестве, вспоминал минувший карнавал. Да, она открыла ему дверь, его Хелька. А он уставился на нее, на это прелестное существо, сестру его товарища по работе.

— Я... мне нужен Петер, — с трудом выдавил он. А она, забавляясь его смущением, кокетливо улыбнулась, сказала:

— Жаль! — и кликнула брата.

А потом они втроем отправились на карнавал...

Погруженный в свои мысли, Вебер смотрел в окно автобуса. Уже совсем стемнело. На приэльбские луга опустился туман.

В автобусе уже осталось совсем мало пассажиров. Юрген Вебер вышел на своей остановке и направился к расположению роты.

— Рядовой Вебер вернулся из отпуска! — доложил он дежурному унтер-офицеру и пошел в свою казарму.

Товарищи уже готовились ко сну.

— Какие новости? — спросил Юрген у ефрейтора Петера Гральмана, старшего по казарме. Тот сидел на верхней койке и во весь рот зевал. У него был такой вид, будто он не спал эту ночь.

— У нас ЧП, — устало ответил Гральман. — Одна комиссия за другой. Во-первых, из оружейного склада пропал магазин от автомата с тридцатью патронами. Во-вторых, унтер-офицера Греца вызвали в штаб. Говорят, что его посадят на десять суток. Наверное, даже снимут. Да наверняка, так как уже прислали нового унтер-офицера артиллерийско-технической службы.

— Неужели Грец? — спросил Юрген. — Аккуратнейший и точнейший, неподкупный Грец?

Ефрейтор только пожал плечами.

— Да, великолепные новости, — вздохнул Вебер, но голос его прозвучал равнодушно; неприятности Греца его не тронули.

«Грецу эта встряска не повредит, — подумал он. — Она ему только на пользу пойдет, лучше будет относиться к людям. Сколько раз заставлял он солдат дважды, а то и трижды чистить оружие! Что и говорить, гонял он нас здорово, этот придира!..» Что-то похожее на злорадство шевельнулось в Юргене, когда он вспомнил любимое выражение Греца: «Оружие не только смазывают, но и чистят, притом тщательно!» До чего же им надоели эти слова!..

— Скверная история, — повторил ефрейтор.

Юрген Вебер промолчал. А что тут скажешь? У него все в порядке, а прочее его не касается и мало интересует. Пусть Грец на собственном опыте убедится, что значит, когда что-нибудь натворишь, а потом нужно отвечать за это. А он, Юрген, здорово устал. Он молча разделся и улегся, не спрашивая больше ни о чем. И скоро уже не думал об унтер-офицере, которому грозило отсидеть десять суток. «Хорошо, что я был в отпуске, когда исчез магазин, — подумал Юрген напоследок. — А Грец... Да что говорить? Ему нужно было получше присматривать за своим хозяйством!..»

Мысли его снова вернулись к Хельке. Ему хотелось и во сне увидеть ее. В казарме воцарилась тишина. Он слышал лишь ровное дыхание заснувших товарищей.

Утром недолгое время разговоры вертелись вокруг Греца, а потом началась повседневная служба, и все стали дум,ать о том, как бы лучше ее выполнить. На утреннем построении личному составу роты был официально представлен новый начальник оружейного склада. Магазин с тридцатью патронами так и не нашли. Впрочем, его больше и не искали. Дело было закрыто. Многих солдат, как и Юргена Вебера, не особенно волновало, что строгий придира Грец получил десять суток отсидки. Нельзя было сказать и того, что их огорчила смена начальника оружейного склада. Правда, ефрейтор Гральман заметил:

— И все-таки у Греца был образцовый порядок на складе. — Все промолчали, а ефрейтор добавил: — Я все-таки не понимаю, как это могло случиться у такого строгого и аккуратного человека... — И сочувственно вздохнул: — Жаль!

Однако никто не разделил его сочувствия. Все продолжали молчать. Для них вопрос об унтер-офицере Греце был исчерпан. А мысли Юргена опять витали далеко-далеко. «Жаль!» — звучало в его ушах. Но это сказала Хелька. Да, да, Хелька, она сказала: «Жаль!», когда он увидел ее впервые и, смущенный, запинаясь, спросил: «Петер дома?» Именно тогда прозвучало ее веселое и кокетливое «жаль!». Ее неожиданное появление в бальном платье повергло его в смущение, а когда он услышал это «жаль!», то совсем растерялся. И все же он сумел взять себя в руки, и они тогда все втроем пошли на танцы... А здесь, в роте, из-за пропавшего магазина тоже, кажется, наплясались достаточно. И Греца наказали. А чего его жалеть? Наказание есть наказание. Кроме того, Грец ему, Юргену, никакой не друг. А во-вторых, не из-за его же, Юргена, магазина заварилась каша!

— Что значит «жаль»? — заметил он. — Нужно было получше смотреть!

Раздалась команда:

— Приготовиться к несению службы по охране государственной границы!

Эта команда вытеснила из головы случай с Грецем, Все внимание солдат сосредоточилось на одном: как рациональнее использовать время между этой командой и выходом на охрану границы. У каждого из них уже сотни раз служебный день начинался с этой команды, и каждый по-своему готовился ее выполнить. Юрген, например, как и многие, сначала курил, затем умывался, одевался и так далее. Но теперь Юрген до еды не курит. Правда, врач еще в начале службы сказал ему после очередного медицинского осмотра: «Вам не следует курить натощак!» Однако Юрген не послушал совета и поутру сразу хватался за сигарету. А вот после знакомства с Хелькой он вдруг вспомнил совет врача и перестал курить до еды. Нужно беречь здоровье не только для себя, но и для Хельки. Чего только не делает любовь!

Последние затяжки сигаретой. Юрген вырвался из плена своих мыслей о Хельке и стал надевать снаряжение. В узком шкафу висели два комплекта. В одном было заранее подготовлено все необходимое для пограничной службы. Это экономило время, которое требовалось для того, чтобы пристегнуть патронную сумку и надеть вещевой мешок.

Юрген взял ремень с патронной сумкой и едва не выронил ее: настолько она оказалась тяжелой. Пришлось перехватить другой рукой. «Проклятие! — подумал он. — Опять ребята решили подшутить и наложили в сумку камней. Ну, я вас разочарую, — решил он. — Не дам вам себя разыграть». И хотя его снаряжение весило значительно больше, чем обычно, он сделал вид, будто ничего не заметил, и придал лицу равнодушное выражение. А сам незаметно огляделся по сторонам: у кого появится на лице злорадная улыбочка. К его удивлению, никто не обращал на него внимания, все были заняты своими делами.

«Ну и здорово, подлецы, прикидываются! — рассердился Вебер. — Думали, что я разозлюсь, и теперь делают вид, будто они здесь ни при чем. Ну что ж, я подыграю им». Только во дворе, за собачьими конурами, убедившись, что за ним никто не следит, Юрген быстро раскрыл патронную сумку, чтобы незаметно выбросить камни. И тут кровь бросилась ему в лицо, а рука дернулась так, словно через сумку пропустили электрический ток высокого напряжения. Все его мысли о том, что он даст пищу для злорадства, о ротных шутниках, о проведенном отпуске, даже о Хельке вылетели у него из головы. Страшный испуг начисто стер все, только одна-единственная мысль билась в голове: «Нет, это невозможно. Как это могло случиться? Полный патронов лишний автоматный магазин в сумке! Как он мог туда попасть? Именно в моей сумке! Кто-то решил одурачить меня, иначе быть не может. Я был в отпуске. И в это время исчез магазин. Следовательно, я не мог сам сделать этого, никто так не подумает. И все же...»

Юрген стал лихорадочно вспоминать. Как это случилось? Возвращаясь с границы, каждый солдат сдает оружие и запасной магазин на склад. А как было в пятницу? Точно так же, как всегда. Иначе бы унтер-офицер Грец не принял у него автомат на хранение. Это же незыблемое правило: сдать запасной магазин и автомат.

Что же было необычного утром в пятницу?

«Ах да, — вспомнил Юрген, — я, как всегда, торопился». В разгоряченной памяти солдата стремительно промелькнули все события накануне его отъезда в отпуск. Командир роты разрешил им убыть сразу же после окончания ночного дежурства, в восемь часов утра, и все закрутилось в стремительном темпе: быстро из автомашины, доложить о результатах службы, почистить оружие, мгновенно переодеться в выходную форму и бегом к автобусам. Успеешь на автобус — выиграешь почти целые сутки к краткосрочному отпуску! И к удивлению отпускников, даже унтер-офицер Грец в этот раз долго не задерживал их на оружейном складе, принимая личное оружие.

— Если бы всегда вы так быстро поворачивались, мы были бы лучшими друзьями, — проворчал он. Эти слова крепко отпечатались в памяти Юргена. Если сказать по совести, то Грец никогда без нужды не задерживал получивших отпуск или увольнительную.

Юргену вдруг стало ясно: «Я забыл сдать магазин. Заспешил и — забыл. А Грец не хотел, чтобы мы опоздали на автобус; он тоже заторопился и не проверил как следует. И вот теперь из-за меня он отсидит десять суток, из-за меня его снизят в должности, переведут в другое место. А у него здесь, в деревне, семья, и только недавно он получил после долгого ожидания квартиру...» Все это мгновенно пронеслось в голове Юргена, и теперь ему стало совсем не безразлично все, что случилось с Грецем, да иначе и быть не могло.

«Пропавший магазин не пропал, — думал он. — Он у меня. Если я его сейчас же сдам, с Греца снимут обвинение. Он, может, и получит выговор, но останется здесь. А я? Что будет со мной? Весь этот шум, поиски, комиссии — все это по моей вине. Если я сдам магазин, то попаду в эту кашу. Греца освободят, а меня посадят вместо него...»

Юрген Вебер попытался спокойно все проанализировать. Надо было идти на оружейный склад: там солдаты из его взвода уже выстроились, чтобы получить оружие и боеприпасы.

— Вебер! Ты где? Соберешься ты в конце концов?

Юрген не ответил. «Нужно принимать решение, — думал он. — Я обязан сдать магазин и признать свою вину». Но его удерживал страх перед последствиями, и он лихорадочно искал аргументы в пользу другого решения, шевелившегося в глубине души. «А что, если промолчать? Ведь если я признаюсь, Грецу это все равно не очень-то поможет, — пытался обосновать Вебер свои колебания. — Грец невнимательно, несерьезно отнесся к выполнению своих служебных обязанностей, плохо проверил сдачу оружия и боеприпасов. Значит, виноват сам Грец, и только он сам. Он должен был напомнить мне, что я не сдал магазин...»

Так Юрген старался успокоить себя, оттянуть принятие решения. Его очередь подходила все ближе. Вот наконец окошко оружейного склада, а в нем новый оружейный унтер-офицер.

«А что, если я просто выброшу этот проклятый магазин? — Это была заманчивая мысль. — Брошу в какое-нибудь болотце на границе. Он булькнет, и никто не найдет».

Юрген уцепился за эту мысль. Вопрос будет исчерпан. Ни у кого не возникнет подозрения, что это он забыл сдать магазин. Его солдатская карьера останется незапятнанной. Его характеристика при увольнении в запас — а это произойдет через несколько месяцев — будет безупречной. А кому это повредит, если он все скроет? Грецу все равно не поможешь!..

Юрген пытался найти все новые и новые оправдательные аргументы, чтобы заглушить голос своей совести.

«Что ж, из-за этой дурацкой истории портить свою службу? А что скажет Хелька, узнав, что я сижу на гауптвахте? Наверняка мне дадут за это пару суток...»

Юрген задержался у окошка.

— Вы что, — спросил новый унтер-офицер, — хотите выйти на охрану границы без оружия?

Юрген нехотя взял автомат и два магазина. «А что делать с третьим? Куда его деть? Сейчас признаюсь! — решил он. — Покажу пропавший магазин! Сделаю вид, будто бы только сейчас его обнаружил в сумке».

Однако вместо этого с его губ непроизвольно сорвались другие слова:

— Мне нужно вернуться в казарму. Я там забыл одну вещь.

И, не дождавшись разрешения, Вебер стремительно помчался по лестнице.

— Ты что, забыл устав? — закричал ему вслед ефрейтор Гральман, но, заметив, что Вебер чем-то взволнован, добродушно сказал: — У парня после отпуска помутился разум!

Солдаты понимающе ухмыльнулись и стали ждать Юргена. Он вернулся через несколько минут — больше не потребовалось, чтобы торопливо спрятать магазин под бельем в своей тумбочке.

В дозор на границу Вебер вышел вместе с ефрейтором Гральманом. Они направились по протоптанной дорожке на наблюдательный пункт. Им обоим был хорошо знаком здесь каждый кустик. Промытое ложе канавы, тополь на изломе линии границы, пень дуба, сгоревшего от молнии. Там, на той стороне, виднелась одинокая будка таможенной службы, вдали тянулось ввысь острие колокольни деревенской кирхи. А перед ближайшим трактиром, который реваншисты избрали местом своего паломничества, уже стояло несколько туристских автобусов.

Юргена все это не волновало. И не только потому, что он видел все это уже много раз. Сегодня он думал только об унтер-офицере Греце, посаженном на гауптвахту, и магазине, спрятанном в тумбочке под бельем. Он думал и о Хельке. Как бы восприняла она этот факт, если бы вместо Греца на гауптвахту посадили бы его? Против своей воли он представил себе, каково будет жене унтер-офицера Греца, которой на длительное время придется расстаться с мужем: ведь теперь его переведут в другое место. И все это из-за него, из-за Вебера, так как он струсил, побоялся честно признаться, что просто забыл сдать магазин на склад. И опять он услышал «жаль!», которое произнесла, открыв дверь, Хелька, когда они увиделись впервые. И вдруг будто что-то толкнуло его: он представил себе, как бы Хелька произнесла это «жаль!», узнал, что он, Юрген Вебер, побоялся признать свою вину.

По ту сторону границы из трактира высыпали люди. Вебер услышал голос Гральмана:

— У старого Бисмарка процветает бизнес!

«Какое мне дело до старого Бисмарка? — подумал Юрген, но, заметив, что Гральмана удивило его безразличие, сказал:

— Хотелось бы знать: что нужно там этим людям?

Вебер прекрасно знал, чего хотят типы на той стороне. Знал это и Гральман, который ответил на его вопрос:

— Они бесятся от ненависти к нам и ищут только предлог для сенсационного скандальчика, но они его не найдут!..

«Ищут, — машинально повторил про себя Юрген, — найдут... Все ищут и не находят...»

— Петер, — неожиданно для себя спросил он, — а что, если найдут магазин? Что тогда будет с Грецем?.. — Юрген запнулся, испугавшись, что выдаст себя, и сделал вид, будто внимательно наблюдает за местностью.

Гральман удивился и не сразу ответил:

— Во-первых, что это ты вспомнил о Греце, да еще с таким сочувствием? А во-вторых, где и как смогут найти этот магазин?

Юрген смутился и попытался обосновать свой вопрос.

— Мне просто жалко его, — сказал он. — А когда я думаю о своей Хельке, мне становится жалко и жену Греца.

— Когда ты думаешь о своей Хельке?.. — проговорил Гральман, ухмыльнувшись. — Сдается мне, ты все время думаешь о ней. Это — во-первых. А во-вторых, у всех влюбленных сердца становятся мягкими.

— Разве может кто-нибудь оставаться в данном случае равнодушным? — ответил Юрген, стыдясь своей нерешительности. — Ведь он женат, только что получил квартиру, и вдруг на него свалилось такое серьезное наказание — отстранение от должности, перевод в другое место службы... Нет, нельзя оставаться равнодушным...

Петер Гральман стал серьезным.

— Верно, в данном случае никто не может быть равнодушным, — сказал он. — Но, черт побери, что можно сделать? Магазин пропал, его не найдешь.

— И все же... — Юрген запнулся. — И все же, если бы он нашелся?..

Гральман взглянул на Юргена, как учитель на ученика, не понявшего вопрос, хотя его повторили уже раз десять.

— Где и как ты отыщешь его?

— Ну, скажем, магазин можно поискать на тропах, по которым патрули ходят к границе, — быстро ответил Юрген, но, увидев, что Гральман с насмешливым отчаянием надул щеки и выдохнул, добавил: — Вот, скажем, ты или я нашли бы. Тогда Греца выпустили бы, а мы получили бы благодарность. Ну как?

— «Ну как?» — передразнил его Гральман. — «Ну как?» Да что тебе стукнуло в голову, а? Идеи хочешь подкинуть, да? — Насмешливо взглянув на Юргена, он продолжал:. — Точно такие идеи давным-давно возникли не только у тебя, но и у других. И пока ты у своей Хельки... Пока ты развлекался со своей Хелькой, у нас здесь тоже хватало удовольствий. Мы прогулялись по всем дозорным тропам, по всем близлежащим дорогам и контрольным пунктам. Все прочесали. Даже с собаками. Короче, великолепно провели свое свободное время во второй половине воскресного дня. Прекрасно отдохнули! Ведь прогулки повторялись несколько раз. Повалялись да поползали по зеленым лугам. И ни черта не нашли! — Гральман вздохнул, как бы стараясь прогнать свое раздражение, и уже спокойным тоном добавил: — Твое усердие достойно похвалы, но, к сожалению, ты ничего не сможешь сделать.

«Твое усердие достойно похвалы!..» Эта фраза прозвучала как пощечина. Слова Гральмана обожгли Юргена. Кровь бросилась ему в лицо, и он испугался, как бы Гральман не обратил на это внимания.

«Твое усердие достойно похвалы, но, к сожалению, ты ничего не сможешь сделать». Гральман сказал это дружеским тоном, но для Юргена его слова прозвучали как язвительная насмешка.

«Если бы Гральман знал, — подумал он, — то вел бы себя совсем по-иному. А что, если я все-таки решусь? Что, если я пойду к командиру роты?» Юрген долго раздумывал, а потом беспомощно проговорил:

— Я хотел только сказать, как бы это было здорово, если б нашли.

— Как бы это было здорово!.. — повторил Гральман, успокаиваясь. — Ну, довольно болтать об этом. Веди наблюдение за своим сектором.

Юрген всмотрелся в толпу людей по ту сторону границы. До него донеслись обрывки песни: «...мы будем маршировать дальше...»

— Проклятые маршевики-реваншисты! — выругался Гральман и отвел траву от глаз, чтобы лучше наблюдать за шумной «туристской группой».

— Здесь конец вашему «маршу»! — добавил он. — Здесь мы стоим поперек дороги!

Юрген крепче сжал свой автомат. На той стороне толпа редела. Люди скрылись за автобусами. Впереди остались только три парня.

— Что это они собираются делать? — проговорил Гральман. — У этих троих в руках какие-то картонные трубки. Похоже, что это ракеты для фейерверка.

Не успел Гральман это сказать, как из картонных труб, оставляя дымный хвост, ввысь действительно взлетели маленькие ракеты. В небе раскрылись три небольших парашюта. К ним были прикреплены флаги.

— Вот тебе и дневной фейерверк! — заметил Гральман и добавил с удивлением: — С чего бы только?

Люди на той стороне вышли из-за автобусов и, задрав головы, следили за парашютами. Ветер гнал их на восток. До пограничников долетели обрывки песни: «...наши черно-бело-красные знамена...» И действительно, среди флагов, которые несли парашюты, трепыхался имперский военный флаг.

— Знаешь, какой сегодня день? — осенило вдруг Юргена. — Двадцать второе... двадцать второе июня!

Гральман не сразу сообразил.

— Сегодня двадцать второе июня! — повторил Юрген. — Эти типы празднуют день нападения фашистов на Советский Союз в тысяча девятьсот сорок первом году!

Гральман выругался и вскинул к глазам бинокль. Парашюты с флагами приземлились на заграждении.

— Видишь, не повезло, — заметил Юрген.

А на той стороне «туристы» шумно усаживались в автобусы.

— Эти типы празднуют свое поражение, — сказал Гральман, — свой полный и окончательный разгром. Неужели они до сих пор это не поняли?

Автобусы уехали. Возле трактира стало тихо.

Гральман связался по телефону с командиром роты.

— Докладывает «Кремень». У нас происшествие! «Происшествие!» — эхом отдалось в сердце Юргена.

«У нас происшествие!» — эта фраза не выходила у него из головы.

Гральман, закончив свой доклад, взглянул на Юргена:

— Что с тобой?

— А что может быть со мной?

Юрген попытался улыбнуться.

— Ты же белый как мел! — сочувственно проговорил Гральман.

— Я устал, — ответил Юрген и отвернулся, чтобы избежать дальнейших вопросов.

Гральман по-дружески положил руку ему на плечо, посмотрел на часы.

— Через час смена, — сказал он, стараясь утешить Юргена.

«За час, — подумал Юрген, — я должен принять решение».

Медленно, страшно медленно тянулся этот час. Их сменили, и они вернулись в расположение роты. Состояние Юргена обеспокоило Гральмана.

— Ничего, — сказал Юрген, — немного посплю, и все будет в порядке.

Сам-то Юрген знал, что ему не заснуть. «Если б я смог поделиться с кем-нибудь, рассказать о своих переживаниях», — подумал он. Юрген чувствовал, что ему становится все труднее заставить себя принять решение. Но он должен набраться смелости, иначе будет поздно!

Юрген видел, как к железнодорожной станции подошел поезд. «Сейчас выгрузят почту, — подумал он. — Но для меня, конечно, еще нет письма. Хелька еще не успела написать. Скоро мы разойдемся по казармам, уберем свои вещи в тумбочки, а в моей под бельем лежит...»

Громкий голос прервал его размышления. Юрген услышал, как назвали его фамилию.

Товарищи уставились на него.

— Ты что молчишь, парень? — спросил один из них.

— Здесь, — крикнул Юрген.

— Шибко перетрудился в отпуске? — добродушно посмеиваясь, спросил дежурный унтер-офицер и, прежде чем протянуть Юргену письмо, взглянул на конверт: — Вот это любовь! Не успел прибыть из отпуска — и, пожалуйста, уже письмо!

Юрген схватил письмо. Ему стало жарко. Да, письмо от Хельки. Она, наверное, написала его сразу же после того, как они расстались.

Юрген пошел в клуб. Ему не хотелось читать письмо в казарме: слишком много глаз. В клубе он нашел свободный уголок, вскрыл конверт и прочитал: «Мой милый! Только что ты ушел. И я хочу, чтобы по возвращении в часть ты получил это письмо с первой почтой, чтобы ты знал: я с тобой. Я всегда с тобой, даже если нас разделяют многие километры. Знай это...»

Строки поплыли перед его глазами. «Проклятые нервы! — подумал он. — Если бы Хелька была сейчас здесь!»

«Знай это! — перечитал он и стал читать дальше: — А в том, что ты всегда со мной, я уверена. Как это прекрасно, когда вот так можно доверять друг другу!..» Юрген не мог больше читать и тыльной стороной ладони вытер глаза.

«Когда вот так можно доверять друг другу, — повторил про себя он. — Доверять друг другу...» И снова в его мозгу забилась мысль о пропавшем магазине. Он хотел прогнать эту мысль, но не смог. «Давай никогда не лгать друг другу, мой милый! — читал он дальше. — Никогда не будем друг друга обманывать...»

Он понимал: его любимая пишет о них двоих. Но ему вдруг показалось, что она имеет в виду не только верность друг другу. Нет, она имеет в виду нечто большее, чем только личные отношения. И ему стало ясно: он обманет Хельку, если не найдет в себе мужества сказать правду. Он аккуратно сложил письмо. Перед глазами все еще стояли строчки: «Как это прекрасно, когда вот так можно доверять друг другу» и «Давай никогда не лгать друг другу, мой милый».

Юрген поднялся. Он понимал, что ему предстоит сделать трудный шаг. «Ты мне поможешь, — думал он. — Твое доверие поможет мне, Хелька». Он пошел в казарму, вытащил из-под стопки чистого белья магазин и направился к выходу.

У входа в кабинет командира роты Вебер помедлил.

— Нужно доверять друг другу! — Он вдруг услышал, что произнес эти слова вслух, слова из письма Хельки, и постучал в дверь.