Этот старый барак стоял недалеко от шоссе, на краю пограничной деревеньки.
Восемнадцать лет он был родным домом для многих пограничников. Однажды весной его снесли, но он надолго, возможно на всю жизнь, остался в памяти людей, которые в нем обитали.
Молодых солдат, начинающих здесь службу, размещают теперь в новых, удобных помещениях с широкими светлыми окнами. Комната боевых традиций, с любовью оборудованная прилежными и ловкими солдатскими руками, рассказывает о славном пути пограничной роты. Но внимание в этой комнате привлекает не удачное оформление и не искусная модель барака, сделанная с не меньшим старанием, а старая, окрашенная в зеленый цвет доска, изъеденная червями и распиленная до половины, — последний остаток барака. Почти посередине доски виднеется глубокая зарубка — след от удара топором, тщательно закрашенный белой краской. А рядом с доской на небольшом столике лежит история роты — толстая книга в несколько сотен страниц. На переплете надпись: «История зеленого барака», а ниже: «Начата 18 марта 1949 года — закончена 18 марта 1967 года».
Новички обычно интересуются, что означает этот источенный червями кусок старой доски, который сам по себе мало о чем говорит. Кусок доски, что он может рассказать? И почему он находится в этой по-современному оборудованной комнате? Ведь в наше время выстроено столько новых зданий для пограничных рот, и нигде никому не приходила в голову идея выставлять кусок старой доски в комнате боевых традиций...
Эта идея принадлежала штабс-фельдфебелю роты Ренланду. Когда два года назад переселялись в новое помещение, ротный командир одобрил его предложение. Штабс-фельдфебель был единственный в роте, кто прожил в зеленом бараке с момента его постройки до сноса.
С зеленым бараком, а значит, и с этой старой доской был связан большой период жизни штабс-фельдфебеля. И каждой весной, и осенью, когда поступает пополнение, штабс-фельдфебель рассказывает молодым солдатам историю зеленого барака от начала до конца, демонстрирует доску и толстую книгу и заканчивает беседу сочиненным им самим же четверостишием, в котором легко угадывается влияние Вильгельма Буша:
Почему доска лежит здесь,
Не ленись и прочитай!
Книги толстой не пугайтесь,
Времени — хоть отбавляй!
И тот, кто следовал рекомендации штабс-фельдфебеля, узнавал из этой толстой книги много интересных и занимательных историй. Большую часть книги написал сам Ренланд. Его перу принадлежало и введение, в котором говорилось о том, откуда взялся кусок доски, выставленный в комнате боевых традиций, а также объяснялось, почему его выставили на почетном месте.
Вот что сказано во вводной части:
«19 марта 1949 года восемнадцатилетний повар Эвальд Ренланд, то есть я, пустился в путь, чтобы начать прохождение службы в расположенной неподалеку пограничной команде С, которая тогда размещалась в старом, покинутом хозяевами доме в пограничной деревне.
Я думал: «Может, им как раз нужен такой, как я, который умеет кашеварить». И я попал, как говорится, не в бровь, а в глаз.
Хауптвахмайстер Вильгельм Кунце, начальник пограничной команды, находился в это время в чрезвычайном затруднении. Вечным заботам о питании пограничников, казалось, не видно конца. Еду готовил подмастерье мясника Эрвин Леман. Конечно, Эрвин мог великолепно уложить на месте вола, но вот приготовить приличное блюдо ему никак не удавалось. То у него все пригорало, то он клал мало соли, то, наоборот, пересаливал. Короче говоря, требовалось незаурядное мужество, чтобы проглотить то, что он готовил. А иногда даже такого мужества было явно недостаточно.
Тогда же, 18 марта, началось строительство барака, о котором рассказывается в хронике. Это было, конечно, радостное событие, но хауптвахмайстеру Кунце оно прибавило хлопот, так как пограничникам пришлось самим возводить барак, поскольку строительных рабочих не было. Многие солдаты работали с охотой, но пограничная служба есть пограничная служба, и на строительство лишь изредка удавалось выкроить время. Каждый человек был на счету. И я явился очень кстати.
В тот момент, когда хауптвахмайстер Кунце с отвращением нюхал шедший из кухни запах сгоревшего мяса и думал, что ему делать с подмастерьем мясника Эрвином Леманом, в дверь постучали. На пороге стоял я, будущий повар Эвальд Ренланд. Я доложил, что хочу добровольно служить в пограничной части. Командир неприветливо спросил:
— А что вы, собственно, умеете делать?
Я сказал:
— Все, что угодно!
В ответ Кунце с явным неудовольствием протянул:
— Во-от как...
И тут до моего носа через открытую дверь в кухню долетели совсем неаппетитные запахи. Я быстро нашелся:
— Могу готовить! Я повар и умею готовить!
На моих глазах мрачное настроение хауптвахмайстера мгновенно улетучилось. Лицо его добродушно засияло.
— Если вы на самом деле умеете готовить, — вскричал он, — это великолепно! Само небо послало вас!
Я не был верующим человеком и потому счел нужным ответить так, как подобает атеисту:
— Да, я повар и умею готовить. Но меня не бог прислал, я сам пришел!
Всемогущий хауптвахмайстер выслушал мой назидательный ответ с улыбкой. Так он был счастлив, обнадеженный перспективой иметь съедобную пищу.
— Устраивайтесь! — приказал он. — И с завтрашнего дня на кухню! — А затем добавил: — Сегодня же после обеда пойдете вместе с нами в лес. Срочно нужен строительный материал. Мы начинаем ставить новый барак.
Вот так началось строительство барака, а вместе с ним и моя пограничная служба. В первый же день службы я отправился в лес, и в первый же день пролилась моя кровь!
С топорами на плечах мы двинулись в путь, вошли в зеленый лес. Работа была несложной: нужно было очистить стволы срубленных деревьев от ветвей и сучьев.
Честно сказать, дело это было мне чертовски не с руки. Я был молод и, наверно, чересчур самоуверен. Я считал, например, что могу сотворить вполне съедобный суп даже из телячьих зубов. Но это было по моей части. А вот уж что правда, то правда: управляться с топором мне оказалось гораздо труднее, в этом деле опыта у меня не было. Чтобы не отстать от товарищей, я начал лихо стучать топором. Три удара — три промаха, а четвертый попал в цель, да только совсем не туда, куда следовало бы. Четвертый удар — и лезвие топора на полсантиметра укоротило большой палец на моей левой руке. Брызнула кровь, и, как потом не без злорадства рассказывал каждому новичку горе-повар Эрвин Леман, мой предшественник на кухне, крови вытекло не меньше, чем при разделке здоровенного вола. А ему, мол, можно верить, ведь он дипломированный мясник.
К счастью, у кого-то оказался индивидуальный перевязочный пакет, и мне быстро оказали первую помощь.
А товарищи аккуратно выпилили из ствола, который я так талантливо пытался обработать, доску с пометкой от удара топором и прибили ее в бараке над окном кухни...»