Глава 5

Дон Коломбо словно со всего маху натолкнулся на стену. Глаза его остекленели, губы по инерции продолжали шевелиться.

— Конечно хочешь, дружок, — наконец выдавил он. — Мы же об этом говорили.

— Это ТЫ говорил, папуля, — хладнокровно заметила бунтующая дочь. — А я всегда отвечала, что не родился или давно умер тот, за кого я смогу выйти.

Как я был благодарен Зебрине за эти слова!.. Ведь это одним махом решает проблему. НЕ Я не хочу жениться.

Это она, любимая доченька, не собирается выходить замуж! И конечно же, папочка не сможет отказать своей дочурке. Мне будут принесены глубочайшие извинения, и я с облегчением покину этот, безусловно гостеприимный, но такой непредсказуемый замок...

— ТЫ ВЫЙДЕШЬ ЗАМУЖ ЗА ЭТОГО ЧЕЛОВЕКА!

От рёва, в который вдруг превратился спокойный, выдержанный голос папы Коломбо, у меня сдуло все волосы с головы... Образно выражаясь.

— НЕТ, НЕ ВЫЙДУ! У него руки потные и имя дурацкое.

Ах, это у меня руки потные? Так может, меньше нужно пугать... А насчёт имени я бы попросил отдельно. И вообще...

— Родные мои, успокойтесь, — попыталась взять ситуацию под контроль донья Карлотта.

— Помолчи, кара миа, — вымученно улыбнулся папа Коломбо в сторону жены, а потом преувеличенно аккуратно поставил на стол фужер с шампанским. И повернулся к дочери. — Скажи, золотце, почему тебе не нравится этот молодой человек? — в голосе его было столько мёда, что даже пчела заподозрила бы недоброе.

— Да почему не нравится? — притворно удивилась Зебрина. — Это ведь, как приготовить. Хорошенько пропечь, подать под хорошим соусом — никто ничего и не заметит... — и подмигнула мне, мерзавка!

— Золотце, ты ставишь меня в неловкое положение, — в голосе Коломбо стало ещё больше яда и сахара. — Что подумает о нас наш гость?

Я беспомощно посмотрел на Луку Брази. Но добрый консильери лишь развёл руками и незаметно отодвинулся от стола...

Вот вы когда-нибудь, приходя в гости к девушке, попадали в эпицентр семейного скандала?

Вообразите: вы с подружкой мирно сидите на диване, от поцелуев распухли губы... И тут входит папа. Вас гонят взашей, дочь грозят отправить в монастырь... Обычно это происходит именно так.

Но чтобы молоденькую девчонку выдавали замуж НАСИЛЬНО? — не считая ситуации, когда муж — старый богатый брюзга, и брак производится исключительно по расчёту... Стоп.

Стоп-стоп-стоп... Кажется, я на что-то наткнулся.

ПОЧЕМУ дон Коломбо так жаждет заполучить меня в зятья, что готов разругаться в пух и прах с любимой дочуркой, с которой он буквально пылинки сдувает?

Что во мне такого? Какие-то исключительные личные качества, или... Казино? Да нет, бред собачий. Чтобы вернуть казино, я сам могу придумать десяток более лёгких способов...

Мимо меня, прямо над столом, пролетел язык пламени. Как из огнемёта!

Да что происходит-то?

Вероятно, совершив глубокое погружение в собственные мысли, я упустил что-то важное...

Ещё один язык пламени расплавил роскошные свечи вместе с канделябрами, и поджег скатерть.

— Зебрина! Прекрати немедленно!.. — а это уже голос донны Калотты. В нём всё та же безграничная любовь, но приправленная здоровой щепоткой раздражения на строптивое чадо.

— Не прекращу, не прекращу! Вы не можете меня заставить. Я всегда делаю, что хочу. Хочу — и буду! Хочу — и буду!

И тут донья Карлотта повернулась к мужу. Глаза её сверкали, а пальцы так скрючились, что напоминали когти.

— Это ты виноват, ми амор! Ты позволял ей делать всё, что вдумается. И теперь не можешь с ней справиться.

— Господа, господа! — вскочив, чтобы спастись от очередного языка пламени, я вытянул руки ладонями вперёд. — Кажется, у меня есть решение вашей проблемы. Никто ни на ком не женится! Я с радостью заберу своё предложение назад, дон Коломбо. Нет, правда. Не нужно так ругаться из-за меня.

— Ты тут вообще ни при чём, — брови Коломбо грозно сдвинулись, в глазах сверкнула угроза. Вот теперь перед нами был настоящий дон — такой, каким его знали все. Кроме Зебрины... — Это дело принципа. Она моя дочь. И я не потерплю непослушания в моём доме.

На мой неискушенный взгляд, думать об этом надо было гораздо раньше... Например, до рождения чудесной малютки.

— Ах, так? — вскричала девочка с желтым ирокезом и трогательным колечком в ноздре. — Тогда я ухожу!

Я не заметил, в какой момент началась метаморфоза.

— Зебрина, не смей! — предостерегающе крикнула донья Карлотта. А я последовал примеру Луки Брази: отошел подальше.

И вовремя.

Конечно же, девчонка пропустила крики родичей мимо ушей.

Я сомневаюсь, что у неё в этот момент ВООБЩЕ были уши...

Воздух вокруг Зебрины клубился и стонал. Она сама тоже клубилась — наружу то и дело выскакивали то когтистая лапа, то кончик крыла, то золотой, без век и ресниц, глаз...

Тот конец стола, рядом с которым шло превращение девушки, вдруг смялся, съёжился, и втянулся внутрь вихря.

— Зебрина! — сделала последнюю попытку мать.

Но было поздно.

Дымка рассеялась, и перед нами предстал... дракон. Ослепительно-желтого, почти золотого цвета, он — она — лучилась своим собственным светом. И это было бы дико красиво, если бы не было так... устрашающе.

Головой драконица подпирала потолок. Почти подпирала — уж люстру задевала точно.

Зебрина подняла по-своему красивую голову, и издала утробный, исходящий из самых глубин души, рык. У меня заложило уши.

А рык всё длился и длился, пока зал не окутали клубы дыма и горящей мебели.

А ещё потом драконица вытянула шею, распахнула зубастую пасть во всю ширину — любой крокодил позавидует, чесслово... и закричала на громадное окно.

Стекло разлетелось как бы само собой, осколки так и брызнули в разные стороны. Очевидно, она использовала какой-то акустический приём, но я не специалист.

Ни на кого не глядя, Зебрина подпрыгнула повыше, расправила крылья и вылетела в окно.

В зале повисла гнетущая тишина. Только ветер свистел в зазубринах, оставшихся от прекрасного древнего витража...

А ведь всё так хорошо начиналось! Меня накормили, подогр... обогрели... Я чувствовал такое неизбывное счастье просто от того, что как следует поработал челюстями!

А теперь в желудке пусто, словно у меня внезапно открылся синдром чёрной дыры.

Дон Коломбо хладнокровно поднял бокал, и допил вскипяченное шампанское.

А потом отошел от стола, снял пиджак и преувеличенно аккуратно повесил его на спинку стула. Тщательно расправил складки...

Когда дон выпрямился, и я увидел его лицо, сердце остановилось как-то само собой.

Глаза дона Коломбо вдруг приобрели вертикальные зрачки. Но они были такого глубокого чёрного цвета, что казались просто провалами в реальности. Сгустками настоящей, неподдельной тьмы.

— Ми амор... — прошептала донья Карлотта.

— Я верну её, — прорычал дон Коломбо. Голос его был настолько низок, что переходил в инфразвук. — Я исправлю свою ошибку. Даже если это будет стоить ей жизни.

— НЕТ! — донья Карлотта вскочила, опрокинув стул, и бросилась к мужу. — Я сама верну девочку домой, ми амор. Вы слишком дороги для меня, чтобы рисковать вами обоими.

— Ты была права, кара миа, — уже тише сказал дон Коломбо. — Я слишком многое позволял нашей малышке. Пора положить этому конец.

— Я поговорю с ней, — поспешно вставила донья Карлотта. — Я догоню Зебрину, и мы поговорим. Как мать с дочерью. Поверь, ми амор, так будет лучше... для всех.

Дон Коломбо сделал глубокий вдох. А потом глаза его вернулись в норму, и он даже смог улыбнуться.

Поразительной выдержки человек!

Мужчина в растрёпанных чувствах способен на многое. Например, швыряться тяжелыми предметами меблировки в стены. Потрясать кулаками, топать, орать, и мысленно испепелять всё, что находится вокруг.

Никто худого слова не скажет. Ясно ведь: довели бабы мужика.

Но дон Коломбо был титан. После такого скандала, после того, что учудила любимая доченька, он нашел в себе силы вежливо улыбаться!

Донья Карлотта тем временем подошла к разбитому окну, и прямо как была, в вечернем платье и на шпильках, сиганула вниз.

Я не сдержал крика...

Но в следующий миг окно заслонила громадная тень. Размах крыльев у неё был, как у крупного кукурузника, а тело, с длинной шеей и изящных очертаний головой — размером с подводную лодку. Дракон цвета алого, как закат, воспарил над замком, исполнил красивую "бочку" и устремился к городу.

А я плюхнулся на кстати подвернувшийся стул и вытянул ноги. Мысли в голове крутились так, словно мне в черепушку сунули погружной блендер, и теперь взбивали мозги на самой высокой скорости.

Драконы, мать их за ногу!

Мама — дракон, папа-дракон, и маленькая дочка — дракончик...

Рехнуться можно от счастья!

И в такую семью мне предстоит войти, как любящему, и... Как же дон сказал? Ах да! ПОЧТИТЕЛЬНОМУ зятю?..

Ну, насчёт почтительности, это я гарантирую: попробуй возражать, когда в ответ может прилететь язык пламени из огнемёта?

Кстати: если у неоперившейся драконихи Зебрины успешно получается плавить бронзовые подсвечники, на что способна её мамочка? Спалить с одного выдоха колокольню?

И тут до меня дошло... Во-первых, замок. Мегалитическия архитектура ИЗНАЧАЛЬНО предназначалась для драконов! Все эти громадные залы, широченные коридоры, двери, больше похожие на ворота ангаров... А ещё городские здания и кварталы. Я-то всё думал: ну зачем им проспекты, больше похожие на площади, и здания размером с квартал, без окон, и похожие на бункеры?

ДА ВОТ ЗАЧЕМ!

Это защита от драконов, стоматолога им безрукого на обе челюсти!

Почему днём ходить опасно? Из-за жары, как я думал изначально. Фигушки! Потому что днём драконы ВЫЛЕТАЮТ НА ОХОТУ! И кто не спрятался — они тут ни при чём.

Я поспешно посмотрел в окно. Когда Лука Брази привёз меня в замок, Задница только закатился, и по здешним меркам, настал поздний вечер. А сейчас за купами дальних деревьев занимался рассвет...

Я представил, как золотистый дракон на бреющем летит вдоль проспекта, а крошечные фигурки жителей разбегаются кто куда.

Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда, — как сказал классик. Вероятно, он был довольно близко знаком с Зебриной.

По-моему, Остапа несло. По бурной речке, без купальника...

Так, надо успокоиться. Взять себя в руки. А потом — взять в руки ноги, и айда отсюда.

Правильно говорила Лола: валить надо на другой континент. А ещё лучше — в другое измерение.

Ха! Как жена, Зебрина и в человеческом виде — далеко не подарок. А как не контролирующий свой дурной нрав малолетний дракон... Да я до первой брачной ночи не доживу.

ДРАКОНЫ.

Как по волшебству, в моей голове защёлкали, вставая на место, кусочки пазла. Всё, что говорили о Зебрине и доне Коломбо, всё, что рассказала донья Карлотта, всё, что я увидел сам...

Дон Коломбо, как и его супруга — достаточно древние рептилии. Они умеют себя контролировать, и в общем и целом, поступают более человечно, чем некоторые люди.

Но их милая дочурка... Возможно, в силу молодости и неопытности, она представляет из себя тикающую бомбу.

А ведь драконица полетела в город! Воображаю, что в таком состоянии она может натворить... Надеюсь, матери удастся урезонить своё капризное дитя.

Дон Коломбо сел на стул рядом со мной и вытер лоб безупречно белым платком.

— Должен принести извинения за этот конфликт, свидетелем которого ты стал, сынок.

— Да что вы, папа... — дико называть "папой" дракона, а? Вот и я об том же... — В семье всякое случается. Вот, бывало мы с бабушкой... Она мне велит ложиться спать непременно в девять тридцать, а я читаю с фонариком под одеялом.

Нет, словоизвержение пока не прекратилось. Так что лучше пореже открывать пасть.

— У нас очень редко рождаются дети, — пожаловался дон Коломбо. — Мы — очень древняя раса. А Зебрина — последний ребёнок за несколько тысячелетий.

— Могу себе представить.

Ну конечно. Поэтому с ней и носятся, как сумасшедшая курица с больным яйцом...

— Это пройдёт, — пообещал дон Коломбо.

— Верю, — слабо улыбнулся я. — Лет, эдак, через пятьсот-семьсот. К счастью я, к этому времени, даст бог, благополучно помру. Но... — я набрался смелости. — Почему вы решили окунуть её во взрослую жизнь ПРЯМО СЕЙЧАС? Я что хочу сказать: замужество — это достаточно ответственный шаг для кого угодно. Зачем обременять этим девочку-подростка? Пусть подрастёт, научится не сжигать мужей...

— Зебрине две тысячи лет, — перебил меня дон Коломбо.

— О. Извините, что спрашиваю... Это у драконов нормальный срок взросления, или ваша дочь... отличается замедленным развитием?

— Проклятье.

— Что?

— Над нашей дочерью довлеет проклятье. Его наложили почти сразу после того, как она родилась, но мы об этом узнали гораздо позже, — он устало наклонил голову. — Это моя вина. У нас просто не было опыта в воспитании детей — ни у кого из нас. Мы считали, что затянувшаяся капризность — неотъемлемая часть взросления. Но она так и не выросла, — и дон Коломбо посмотрел на меня совершенно больными, полными застарелой боли глазами.

— Знаете, в моём мире тоже масса людей так и не вырастают, вплоть до самой старости. Инфантилов хватает везде, и это вовсе не ваша вина. Средства массовой информации, влияние сверстников...

Он посмотрел на меня так, что я осёкся.

— Всё равно спасибо за попытку, — вежливо улыбнулся дон Коломбо. — Ты добрый человек, сынок. Это большая редкость в наших краях. Поэтому к тебе и тянутся. Доброту — искреннюю доброту — не купишь ни за какое золото.

— Тогда вы должны понимать, что... мой брак с Зебриной не принёс бы ей счастья. Потому что, кроме доброты, нужна ещё и любовь. Искреннее чувство. Как у вас с доньей Карлоттой.

— Ты, конечно же, прав, — кивнул дон Коломбо. — Особенно учитывая, что проклятье именно так и снимается: Зебрина должна встретить человека, которого полюбит по-настоящему... Вот я и подумал: ты — тот самый человек.

— Но почему? — я удивлённо моргнул. — Что во мне такого особенного?

— Во-первых, ты — действительно человек.

— А, в ЭТОМ смысле. То есть, проклятие абсолютно конкретно: Зебрина должна полюбить именно человека, а не представителя... гхм, своего вида.

— К сожалению, — вздохнул дон Коломбо. — У того, кто наложил проклятье, довольно своеобразное чувство юмора.

— Понимаю, — я криво усмехнулся. — В моём мире полно сказок о том, как прекрасная девушка влюбляется в чудовище и таким образом расколдовывает его. А здесь у нас, значит, обратный случай.

И тут я заткнулся. Как-то стрёмно называть чудовищем любимую дочь очень могущественного человека.

Простите, дракона.

Так, нужно срочно поменять тему.

— Но... Почему вы решили, что она меня ПОЛЮБИТ? Ведь, я так понимаю, в расчёт идёт лишь искреннее чувство.

И тут дон Коломбо тоже улыбнулся. Процесс был постепенным, как тектонический сдвиг. И таким же устрашающим.

— Твоя репутация, сынок.

— А?..

— Ну, твои похождения на любовном фронте. Ещё в первое наше знакомство, встретив тебя в обществе Горгоны, я подумал: в этом парнишке что-то есть. А потом, узнав, что у тебя отношения одновременно и с ангелом, и с демоном... Огромное достижение. Эти ребята не часто сходятся в каком-то вопросе... Если подумать, никогда. Оба вида положили в основу выживания соперничество. А ты смог объединить их. Некоторые называют это "секс эпил". Привлекательность для противоположного пола. Они сами не понимают почему, но их к тебе тянет.

— Я бы назвал это харизмой, — пробормотал я себе под нос. — Если бы ТОЧНО не знал: такой штуки у меня нет. Во всяком случае, не было, пока я не попал сюда...

— Она тебе и не нужна, — отмахнулся дон Коломбо. — Как я уже говорил, ты — человек искренний и добрый. Возможно там, откуда ты родом, таких людей пруд пруди, но здесь, в Сан-Инферно, больше ценится деловая хватка и способность сожрать конкурента до того, как он об этом заподозрит. Тут больше пригодятся острые зубы и толстая шкура... В БУКВАЛЬНОМ смысле. Поэтому, если честно, я не думал, что ты продержишься в нашем проклятом и одновременно благословенном городе хотя бы пару дней... Но ты выжил. И даже преуспел.

— Не без вашей помощи, папа.

— А эти качества ценятся у любой расы, — отмахнулся он от моей ремарки, как от чего-то несущественного. — Вот я и подумал: приглашу-ка я тебя на ужин. Дочка в тебя влюбится, проклятье спадёт — и все будут счастливы! Наш генофонд обогатиться, Карлотта понянчит внуков, а Зебрина наконец-то займёт то место, которое должна занимать по праву рождения.

Да, всё просто зашибись. Только моя роль в этой многоходовке представляется несколько сомнительной. Что-то вроде племенного жеребца пополам с клоуном.

— Извините, что я это говорю, — осторожно начал я. — Но может быть, не надо было начинать с того, чтобы ЗАСТАВЛЯТЬ? Ведь подростки — они такие: всё делают наперекор. Из принципа.

Уж за две-то тысячи лет это можно было понять, — подумал я про себя. Но вслух не сказал. Слишком хорошо запомнились языки пламени. Брови ещё месяц отрастать будут.

— Она моя дочь, и должна меня слушаться, — непримиримо буркнул дон Коломбо.

А? Что я говорил?.. Возможно, у драконов, как у чрезвычайно древних рептилий, навыки обучения атрофировались в принципе?..

Хотя что я говорю. Разве среди обычных земных отцов мало таких, которые упираются рогом в стену и не слушают никого, кроме себя? Дон Коломбо способен признать свои ошибки хотя бы ЧАСТИЧНО.

— Дон Коломбо, — начал я. — Папа... Там, откуда я родом, есть народная мудрость: "Насильно мил не будешь". Понимаете, о чём я?

— Чем больше я буду её заставлять, тем упорнее она будет сопротивляться, — недовольно буркнул дон.

— Именно! — так и хотелось бросить вкусную косточку, чтобы он поймал её зубами.

— Тогда... — он сел прямо и повернулся ко мне. — Возлагаю эту миссию полностью на тебя, сынок.

— Чё?.. — от потрясения я вдруг перешел на любимый слэнг Зебрины.

— Сделай так, чтобы моя дочь тебя полюбила.

Загрузка...