В мире животных

По заповедным уголкам Австралии

Животный мир Австралии и окружающих ее островов небогат: около 230 видов млекопитающих и 650 видов птиц, причем большая часть этих животных сосредоточена только в северо-восточных районах континента и в пышных тропических лесах Новой Гвинеи. Однако фауна Австралии, Тасмании, Новой Гвинеи и прилегающих к ним мелких островов очень своеобразна. Она поразила воображение биологов с первых дней ее изучения и не перестает удивлять до настоящего времени.

Ну где, в самом деле, кроме Австралии, можно встретить причудливого кенгуру, нелепого утконоса, «плюшевого» медвежонка коалу с детенышем на спине, великолепных райских птиц и страусов эму? Австралию часто называют страной «живых ископаемых», что отчасти верно. Ведь здесь, с одной стороны, сохранилось много древних и примитивных животных, исчезнувших на других материках, а с другой — в результате обособленного положения этой области сюда могли проникнуть лишь очень немногие животные с иных континентов.

Среди зверей здесь господствуют сумчатые — их известно около 150 видов. Более высокоорганизованные млекопитающие, которые появились здесь значительно позже сумчатых, представлены летучими мышами, легко преодолевающими широкие морские проливы, немногочисленными мышевидными грызунами, занесенными, очевидно, сюда на стволах деревьев, которые волны прибивают к берегу, и собакой динго, завезенной первобытным человеком 5—10 тысяч лет назад. В Австралии нет представителей отрядов хищных (кроме динго), обезьян, копытных и других животных, широко распространенных в других частях света.

В связи с тем что в Австралийской области не было высших млекопитающих, сумчатые, не встречая конкуренции и врагов, дали необычайное разнообразие видов, соответствующих биологическим типам высших млекопитающих. Так, сумчатый волк занимает жизненную нишу настоящего волка, хотя не имеет к нему никакого отношения, сумчатый крот напоминает африканского златокрота, сумчатые белки удивительно похожи на наших белок-летяг, вомбаты и внешне, и образом жизни напоминают сурков.

Если сумчатые с их удивительными особенностями размножения были когда-то широко распространены в Азии и Америке (а в Америке и сейчас немало их видов), то представители другого подкласса австралийских млекопитающих — однопроходные, или клоачные, не известны за пределами этой области даже в ископаемом состоянии. Вместе с тем эти яйцекладущие млекопитающие — утконос и ехидна — по некоторым особенностям строения очень напоминают самых древних триасовых млекопитающих. Вот они-то уж поистине «живые ископаемые».

Замечательны в Австралийской области и птицы. Достаточно вспомнить страусов эму, казуаров, какаду и земляных попугаев, многие из которых гнездятся не в дуплах, а в норах, волнистых попугайчиков — тех, что люди сейчас особенно часто держат дома в клетках, необычайно ярко окрашенных голубей, в том числе роскошного венценосного. На эвкалиптах добывают насекомых, пыльцу и мед языками-кисточками бесчисленные птицы-медососы. По берегам водоемов живут куриные гуси, получившие свое название за форму клюва, и черные лебеди, ставшие обычными обитателями европейских парков. Следует вспомнить о райских птицах — ближайших родичах наших ворон и галок, отличающихся от них причудливым и ярким оперением, но обладающих такими же каркающими голосами. Великолепно оперение и у лирохвоста, или птицы-лиры.

Среди пресмыкающихся Австралии тоже есть чрезвычайно интересные виды, например плащеносная ящерица с огромной складкой кожи в виде пелерины, способная быстро бегать на одних задних лапах, напоминая маленького динозавра; ящерица молох, покрытая огромными шипами; многочисленные ядовитые змеи аспиды и многие другие. В реках Южной Австралии обитает двоякодышащая рыба с одним легким — рогозуб, или цератод.

Такой своеобразный животный мир нельзя встретить ни в одной другой области земного шара. Девять десятых видов животных, обитающих в Австралии, эндемичны, то есть нигде больше в мире не встречаются. Почти то же можно сказать и об австралийских растениях: из 12 тысяч видов высших растений более 9 тысяч — эндемики.

Своеобразие животного и растительного мира Австралии вызывает у ученых большой интерес. К сожалению, многие из австралийских животных изучены недостаточно, и вряд ли уже будет восполнен этот пробел, поскольку они стали крайне редкими, а возможно, некоторые уже исчезли, подобно сумчатому волку Тасмании.

Причин неблагополучия со многими австралийскими животными немало. Прежде всего эта древняя фауна очень легкоуязвима и не может конкурировать со вселенцами. Завезенные собаки динго, а позднее лисицы, кролики и крысы оттеснили или истребили местные примитивные виды. Это касается не только зверей, но и птиц: воробьи и скворцы, завезенные из Европы в Австралию, вытесняют местных птиц из садов и парков. Не меньшую роль сыграло изменение человеком природных ландшафтов — вырубка и выжигание лесов и кустарников. Сказался и неумеренный выпас овец на пастбищах.

Первые законодательные акты по охране природы в некоторых бывших колониях Австралии, таких, как Новый Южный Уэльс и Виктория, были приняты еще в конце прошлого века, когда уже стало ясно, что австралийская природа уникальна и очень уязвима. Однако эти акты предусматривали лишь создание мелких охраняемых территорий. В Австралийском Союзе около 1000 резерватов, национальных парков и парков штатов. Однако до недавнего времени все они были невелики по площади и ставили своей задачей сохранение редких растений и животных, а не охрану всего природного комплекса. Только в национальном парке Косцюшко площадью около 600 тысяч гектаров, созданном в 1944 году, частично соблюдались принципы охраны природного комплекса. Однако и этот парк, организованный на одноименной высочайшей горе Австралии (2230 метров над уровнем моря), где представлены разнообразные ландшафты — от альпийских лугов до эвкалиптовых лесов, долгое время все же не был по-настоящему заповедным. Лишь в 1958 году здесь был запрещен выпас скота на альпийских лугах и прекращено выжигание растительности. До сих пор территория парка, кроме «участка нетронутой природы» площадью в 18 тысяч гектаров, страдает от наплыва туристов — здесь построено множество кемпингов, отелей, ресторанов. Из столицы Австралии — Канберры, а она находится в 50 километрах от парка, сюда ежегодно приезжают более полумиллиона туристов. Машины движутся к парку непрерывным потоком. Среди туристов встречаются такие, которые едут в парк лишь для того, чтобы с «крыши Австралии» увидеть восход солнца.

Еще больше подвержены нашествию туристов такие небольшие национальные парки, как Сиднейский и Ройял, — здесь ежегодно бывают до двух — четырех миллионов посетителей. В лучшем положении находится резерват на острове Кенгуру. Но ландшафты и этого острова значительно изменены человеком, а кроме того, туда завезены утконос, коала и некоторые другие млекопитающие.

В последние годы на Австралийском континенте создано несколько крупных национальных парков в пастбищных районах, в том числе один из крупнейших — Симпсон-Дезерт площадью около 700 тысяч гектаров. Он расположен в холмистой пустыне на севере штата Южная Австралия.

На острове Грин-Айленд в штате Квинсленд, недалеко от города Кэрнс, организован один из немногих в мире подводных парков, где охраняются очень красочные заросли кораллов с их обитателями. Большинство же австралийских национальных парков и парков штатов созданы и служат для показа памятников природы. Основателей этих парков интересует прежде всего коммерческая сторона дела. Научные исследования проводятся в очень немногих парках и главным образом силами университетов и Академии наук.

На пороге большого города расположен парк Ройял — самый старый в Австралии и, вероятно, второй по счету национальный парк мира (после Йеллоустонского в США). Создан он в 1879 году как место отдыха, статус национального парка получил в 1886 году. Расположен в южном пригороде Сиднея на площади около 14 тысяч гектаров. Эта территория покрыта густым лесом, спускающимся уступами к морю, а береговая линия окаймлена скалами, пляжами и мелкими островами. В парке более 700 видов растений, лес населен почти 250 видами птиц. Много здесь сумчатых животных.

Через парк с юга на север протекает река Хакинг, впадающая в узкую морскую бухту. Поднимаясь на лодке вверх по реке, можно видеть холмы, покрытые густым влажным лесом, громадные камни, лежащие у русла, выходы скал, зеленые купола древовидных папоротников, пальмы бэнгалоу, вьющиеся плети винограда. Если же проехать на автомобиле по специально проложенному для туристов кольцевому маршруту, то окажешься в туннеле под сомкнувшимся пологом эвкалиптового леса, а затем дорога вынесет на обзорную площадку с прекрасным видом: зеленая цепь холмов, причудливо изогнутая береговая линия и синева Тихого океана до самого горизонта.

Спустившись к пляжу, посетитель найдет обширные стоянки для автомобилей, вмещающие несколько сотен машин, места для пикников и купания. Большинство приезжающих в парк ограничиваются лишь отдыхом, но остальные углубляются пешком в девственные дебри, чтобы познакомиться с природными достопримечательностями парка.

В гуще влажного эвкалиптового леса находят приют многие виды эндемичных птиц Австралии: сатиновая беседковая птица, рыжая веерохвостка, чернолицый монарх, медосос Левина, голубь Вонга, щетинистая кукушка, птица-лира. Сатиновую беседковую птицу часто можно видеть в парке — здесь она обычна. Беседковые птицы характерны для Австралии (их здесь 8 видов) и Новой Гвинеи. Для орнитологов они очень интересны своим необычным поведением, аналогов которому невозможно найти среди мира пернатых. Самец беседковой птицы строит своеобразную беседку на небольшой расчищенной площадке под пологом леса и проводит здесь большую часть гнездового периода, токует и поет. Беседка изящно декорирована и составляет центр территории, охраняемой самцом. Владелец беседки служит привлекательным объектом для живущих поблизости самок.

Однако лесные чащобы лишь часть территории парка. На склонах холмов растут светлые эвкалиптовые леса, а плоские вершины прибрежных скал покрыты густым низкорослым кустарником. Среди цветущих растений парка привлекают внимание банксии с ярко-красными или оранжевыми початками соцветий, рождественские колокольчики, изящные кисти боттлбраш (название указывает на сходство соцветий со щетками для чистки бутылок) и, наконец, бордовые цветы вараты, служащие эмблемой штата Новый Южный Уэльс.

Гораздо труднее увидеть в парке млекопитающих: большинство их ведут скрытный образ жизни и появляются из своих убежищ лишь с наступлением сумерек. В поросших кустарниками берегах рек делает глубокие норы утконос, под пологом леса бродит в поисках муравьев и термитов колючая ехидна. Об этих уникальных млекопитающих следует сказать несколько подробнее.

Утконос водится в лесных районах Австралии на востоке материка — от полуострова Йорк на севере до юго-восточной окраины континента, а также на острове Тасмания. Сейчас его можно встретить и на другом острове — Кенгуру, куда он был завезен зоологами. Излюбленное место обитания утконоса — поросшие лесом и кустарником тихие речушки с крутыми берегами, сложенными рыхлой почвой, удобной для рытья нор. И самки и самцы проводят день в коротких норах, вырытых под корнями деревьев. Когда наступает период размножения, самка делает более длинную гнездовую нору с несколькими отнорками. Вход в нее располагается под самым урезом воды, а сама нора идет вверх под углом в 30 градусов. Основной ход может достигать длины 18 метров, в конце его расположена овальная гнездовая камера, выстланная сухими стеблями травы и листвой.

Самка откладывает одно — три кожистых яйца, каждое размером около двух сантиметров, и сворачивается вокруг них клубком, чтобы ускорить развитие зародышей. Насиживание продолжается одну-две недели, и на это время она забивает вход в нору земляной пробкой, чтобы в гнезде было тепло и туда не могли забраться непрошеные посетители.

Слепые и голые детеныши, вылупившись из яиц, сразу же начинают слизывать своими мягкими клювиками жирное молоко матери. Специальных молочных сосков у самки нет, примитивные млечные железы расположены диффузно, а молоко выступает из них отдельными каплями, как бы выпотевает. Только через четыре месяца уже подросшие и покрывшиеся мягкой шерстью детеныши покидают гнездовую нору.

Основной корм утконосов — мелкие водные беспозвоночные, которых они находят на дне водоема. Ныряя вглубь, зверь плотно закрывает глаза и ноздри, и путеводителем ему служит мягкий и чувствительный клюв. Взмучивая ил боковыми движениями клюва, он подхватывает корм и, всплыв на поверхность, поедает его. Если добыча крупная, утконос пережевывает ее роговыми пластинками клюва.

Сейчас утконос стал обычным во многих районах Восточной Австралии, но все же увидеть его удается немногим. Это связано с тем, что он ведет скрытный образ жизни и активен только ночью.

Другое однопроходное яйцекладущее млекопитающее — ехидна — распространено еще более широко, чем утконос: заселяет почти весь материк и многие прилегающие острова, в частности Новую Гвинею и Тасманию; на последнем острове живет вид ехидны, близкий к материковому. Селится ехидна в достаточно сухих местах с древесными и кустарниковыми зарослями, там, где много муравьев и термитов. Выходя на охоту в сумерках или ночью, она тщательно обследует своим длинным носом все закоулки, разрывает мощными когтями передних лап муравейники и термитники, собирая липким червеобразным языком лакомую пищу. Почти все время эти зверьки живут поодиночке, и каждая особь занимает участок до трех километров в поперечнике: лишь иногда отдельные ехидны-пилигримы совершают путешествия до 10–15 километров. Когда в Австралии наступает весна, а это бывает в сентябре, ехидны приступают к размножению. К этому времени у самки на брюхе образуется складка кожи в виде сумки, внутри которой находятся два млечных поля. В эту сумочку она откладывает обычно одно (очень редко два) яйцо и держит его там до двух недель. Крошечный детеныш, слепой, голый, более трех месяцев проводит в сумке, питаясь молоком матери. Но вот он покрывается колючками, и мать уже может оставить его в укромном убежище — под валежником или корнями дерева, уходя на охоту. Пока она еще возвращается, чтобы покормить детеныша, но когда он достигнет веса почти в килограмм, мать оставит его на попечение судьбы.

Удивительна способность ехидны быстро зарываться в землю. Стоит ей увидеть опасность — и через несколько минут на поверхности почвы видна только колючая спина.

Продолжая экскурсию по лесным зарослям парка Ройял, в разных участках леса мы можем встретить и сумчатых млекопитающих. Мелкие сумчатые землеройки населяют лесную подстилку, по ветвям деревьев лазает сумчатая кошка, здесь же питается плодами эвкалиптов кистехвостый поссум. Местами видны глубокие, похожие на воронки от бомб норы вомбата. С дерева на дерево перелетают под покровом ночи гигантские сумчатые летяги и миниатюрные сахарные белочки. Днем среди ветвей можно разглядеть отдыхающих или лениво жующих листву коала.

Сумчатые медведи стали редкими даже в пределах национальных парков и практически исчезли во всех освоенных человеком местах. Их медлительность, доступность для охотников и чрезвычайно привлекательная пушистая шкура привели к тому, что к началу нынешнего века коала были почти истреблены. Потребовались строжайшие меры по охране, чтобы спасти это одно из самых любимых австралийских животных. Коала были завезены в национальный парк Флиндерс-Чейз на острове Кенгуру, и сейчас их численность там близка к оптимальной.

Большую часть года коала проводят в кроне эвкалиптов, медленно передвигаясь вдоль ствола и с ветки на ветку по мере поедания листвы. Лишь в момент испуга эти флегматичные звери начинают быстро двигаться и даже ловко перепрыгивают с одной ветки на другую. Когда им надо сменить дерево, они спускаются на землю и быстро перебегают рысцой на четырех ногах к ближайшему стволу. Лапы у коала прекрасно приспособлены к лазанию по ветвям: на передних конечностях пальцы противопоставлены друг другу — два к трем, в виде клещей. Острые когти дают возможность крепко держаться на ветвях и почесываться, когда сильно беспокоят различные кожные паразиты. Цепкость коала одному из нас пришлось испытать, когда он взял на руки крупного самца в зоопарке Таронга. Неожиданно оказалось, что не он держит его на руках, а коала заключил его в свои объятия, обхватив сильными лапами и вцепившись в спину острыми когтями. Очевидно, зверь рассудил, что человек вполне может заменить ему ствол эвкалипта. Освободиться из таких объятий было нелегким делом.

Из всего многообразия австралийских эвкалиптов коала употребляет в пищу листву всего лишь 10–12 видов, поэтому так сложно содержать этих животных в неволе. Катастрофически сказывается на популяциях коала вырубка лесов и даже их частичная расчистка. Отсюда понятно, почему необходимо для сохранения зверей создание национальных парков и резерватов.

На языке австралийских аборигенов название «коала» означает «непьющий». И действительно, необходимую для организма влагу эти животные получают вместе с пищей из листвы эвкалиптов, а дополнительным источником влаги служит роса, которая нередко бывает на листьях деревьев.

Период размножения у коала длится с сентября по январь. Детеныш рождается крошечным, голым и слепым и сразу пробирается в материнскую сумку, которая в отличие от сумки кенгуру открывается вниз. Там он присасывается к соску и до полугода питается молоком матери. Покидает сумку и переселяется на спину матери, когда достигнет в длину около 18 сантиметров и покроется шерстью. Самка таскает его на себе до годовалого возраста, пока он не станет размером в половину взрослого зверя. Но и после этого детеныш несколько лет держится около матери.

Сейчас коала охраняют. Охота на него и даже содержание в неволе без специального разрешения наказываются большим штрафом. Это и понятно, так как попытки содержать коала в домашних или даже в вольерных условиях, как правило, приводят к гибели животных из-за неправильной диеты.

В наземном ярусе леса обитают длинноносые бандикуты и болотные валлаби. Помимо сумчатых, в парке живут некоторые виды плацентарных млекопитающих. К ним относятся бобровая крыса, а также прилетающие зимой с севера рукокрылые — трубконос и рыжая летучая лисица.

Среди голубых гор

К северо-западу от Сиднея на горном плато, расчлененном глубокими речными ущельями, расположен один из самых крупных национальных парков Юго-Восточной Австралии — Блю-Маунтинс, в переводе «Голубые горы», площадью 97 тысяч гектаров. Голубые горы — это часть Большого Водораздельного хребта, полого наклоненная к морю. Наибольших высот плато достигает на западе, где верхние его части расположены на высоте 1200 метров над уровнем моря. С верхних точек обзора видны речные долины, поросшие густым темно-зеленым лесом, а над ними поднимаются вертикальные стены розового, серого и палевого песчаника, обнаженные или покрытые редким кустарником.

Дороги в парке проходят только по верхней части плато, и многие места, расположенные в тесных, сжатых обрывами долинах, доступны лишь участникам специальных экспедиций. Вдоль русла главной реки, протекающей по парку, — Гром-Ривер проложены узкие пешие тропы. Местами видны башнеобразные столбчатые останцы, например знаменитые «Три сестры», а на крутых перепадах русла рек прерываются шлейфами водопадов.

Наиболее густой лес с пышным подлеском произрастает в долинах рек. Здесь возвышаются гигантские стволы голубых эвкалиптов, между ними — кущи древовидных папоротников, цветущие кусты акаций, мятного дерева. По руслам рек обитает утконос — здесь он обычен. В густых зарослях изредка можно увидеть болотного валлаби. По ветвям деревьев неспешно лазают кистехвостые и кольцехвостые поссумы. В отличие от своего близкого родича — коала поссумы хорошо приспосабливаются к соседству с человеком: пожалуй, их чаще удается увидеть в городских садах и парках, нежели в заповедных местах. Охотно поселяются они, особенно кистехвостый поссум, и около домов, проводя день под крышами — на чердаках. Ночью звери выходят на добычу пропитания, и в это время в кронах деревьев можно слышать их шумную возню. Пища поссумов — листва, почки, цветки и плоды всевозможных древесных и кустарниковых растений, как эндемичных австралийских, так и ввезенных из Европы или Америки. Кистехвостый поссум охотно поедает желуди американского дуба — обычного дерева в австралийских городах, а кольцехвостого нам приходилось подкармливать хлебом и виноградом в одном из городских садиков Мельбурна. Сохранение этих двух видов сумчатых не вызывает у австралийцев тревоги. Напротив, во фруктовых садах Южной Австралии поссумы считаются вредителями, и, когда вред становится значительным, фермерам по лицензиям разрешают отстреливать их.

В более сухом и разреженном лесу верхней части плато держатся гигантские серые кенгуру, а в местах с обилием скал прячутся среди камней крупные, с пышным мехом валлару.

В долинах и на обрывистых склонах богато птичье население. Близ воды, среди песчаниковых расщелин и по обрывам перелетает с камня на камень пещерная славка, ареал которой ограничен лишь районом Голубых гор. С сентября по март во влажном эвкалиптовом лесу и вдоль лесных троп многочисленны рыжие веерохвостки, порхающие над землей и ярко вспыхивающие рыжими хвостами, которые птицы то и дело распускают, как изящный веер. Обычны в лесу голубь Вонга, розелла Кримсона, красиво выделяющаяся карминно-красным оперением на фоне сочно-зеленой листвы и короткохвостый желтый мухолов.

В обширном парке Блю-Маунтинс еще немало уголков, куда не ступала нога туриста, мест недоступных и потому совершенно нетронутых.

Море красных песков

В самом сердце Австралии раскинулся обширный национальный парк Симпсон-Дезерт, занимающий 690 тысяч гектаров песчаной барханно-грядовой пустыни. Он расположен на восточной окраине пустыни Арунта, или Симпсона, где сходятся границы штатов Квинсленд, Южная Австралия и Северная Территория.

Громадные песчаные гряды высотой до 30 метров непрерывно тянутся с северо-запада на юго-восток, а между ними пролегают межгрядовые понижения шириной от 100 до 800 метров. По этим понижениям растут одиночно разбросанные деревья — акации малга, корковые деревья и казуарины. Травяной покров образован куртинами колючего спинифекса. После короткого, с апреля по май, сезона осенних дождей пустыня покрывается сочным ковром эфемеров. В это время можно увидеть, как цветут дикий апельсин, кошачий хвост и многие другие растения.

В это же время зацветают и суккуленты — перакилья и ползучий пустынный горошек с ярко-красными причудливыми цветками на тонких прямых цветоножках. Этот цветок за свою оригинальную форму и красоту был выбран в качестве эмблемы штата Южная Австралия. Любопытно, однако, что впервые он был найден на далеком северном берегу материка еще задолго до времен капитана Кука: в 1699 году его там нашел Уильям Дампир. И до сих пор эти коллекционные экземпляры украшают гербарий Оксфордского университета. Цветет пустынный горошек в период австралийской осени. В это время над палево-зелеными ползучими стеблями поднимаются вертикальные цветоножки и на каждой появляется по шесть — восемь сочно-красных шлемовидных цветков с изящными шпорами.

Среди птиц в пустыне парка первыми бросаются в глаза крупные хищники и врановые. Громадные клинохвостые орлы парят над барханами, на деревьях сидят черные вороны и мелкие соколы. Клинохвостого орла долгие годы преследовали как вредителя овцеводства, и лишь в последнее время зоологам удалось бесспорно доказать полезную роль этого хищника для жизни пустынных экосистем. Питается он в основном кроликами, лишь изредка может нападать на больных или ослабевших овец, а часто и вовсе довольствуется падалью. Свое громадное гнездо орел строит в кроне акации или казуарины, и охотничий участок его простирается на десятки квадратных километров.

В сезон дождей и после него пустыня как бы оживает, наполняясь птичьими голосами и расцвечиваясь ярким оперением крылатых пришельцев. Многие виды птиц мигрируют из окружающих полупустынных районов в глубь песчаных гряд. Когда же пустыня вновь выгорит, они переместятся в те районы Центральной Австралии, где дожди прошли недавно. Таким образом, значительная часть птиц ведет здесь кочевой образ жизни.

Часто попадаются на пути стайки волнистых попугайчиков и зебровых вьюрков, среди кустиков спинифекса перебегают по земле яркие каменки. Странно видеть в глубине пустыни такую, казалось бы, водную птицу, как зимородок. Но красноспинный зимородок встречается подчас в десятках километров от ближайшей речки и охотится на ящериц и насекомых. Над кронами деревьев вьются черноголовые древесные ласточки, изредка промелькнет между барханами яркая стая розовых какаду, которые залетают сюда из более южных районов.

Много в пустыне пресмыкающихся. Днем около кустов спинифекса медлительно шествует колючий молох, быстро взбегает на склоны сыпучего бархана дракоповая агама, изредка промелькнет вдали крупный варан. С наступлением сумерек появляются различные гекконы, выползают на поверхность мелкие змеи.

Особый интерес представляют пустынные млекопитающие, увидеть которых нелегко, поскольку большинство ведут скрытный, ночной образ жизни. Днем можно увидеть лишь небольшие группы пасущихся гигантских рыжих кенгуру, пробегающую поодаль собаку динго да вездесущих кроликов, которые и здесь делают обширные колонии нор в меж-барханных понижениях. Зато ночью выходят из убежищ жирнохвостая сумчатая мышь, питающаяся насекомыми, сумчатый тушканчик, прыгающий на задних лапках, пустынный бандикут, или билби, с огромными ушами и вытянутым в хоботок носом. А вот сумчатого крота удается видеть лишь изредка, он появляется на поверхности только после сильных дождей, в остальное же время ведет подземный образ жизни. Вальковатое тело этого зверька покрыто шелковистым желтоватым мехом, глаза редуцированы, на носу роговой щиток. Лапы снабжены мощными когтями и служат кроту для рытья подземных ходов.

Национальный парк Симпсон-Дезерт играет важную роль в деле охраны уникальной пустынной фауны Австралии. Дело в том, что полупустынные и пустынные ландшафты глубинных частей материка подвергаются все более сильному воздействию человека. Создание овцеводческих и скотоводческих ферм, уничтожение растительности в результате интенсивного выпаса, расселение интродуцированных животных, в первую очередь кроликов, — все это привело к исчезновению многих видов эндемичной фауны. Поэтому парк Симпсон-Дезерт, как и другие центральноавстралийские парки, хотя и не служит для целей рекреации (мало посещается туристами), но оправдывает свое назначение — здесь сохраняются ландшафты пустынь с их неповторимым растительным и животным миром.

На севере — влажные тропики

Среди национальных парков, представляющих природу тропической Австралии, заслуживает упоминания парк Маунт-Виндзор площадью около 58 тысяч гектаров, расположенный на дальнем севере штата Квинсленд, к северо-западу от города Моссман. Он раскинулся на восточных склонах самого северного плато Большого Водораздельного хребта. Климат в этих местах влажный, тропический, с жарким и дождливым летом, которое длится здесь с декабря по март. Основная водная артерия в парке — долина реки Дейнтри. Над долиной возвышаются мощные хребты с платообразными вершинами и отдельные острые пики, поднимающиеся более чем на 1200 метров над уровнем моря.

В Маунт-Виндзоре сохраняется в нетронутом виде типичный тропический дождевой лес. Пестрая смесь древесных пород образует плотный темно-зеленый шатер, сквозь который едва пробиваются лучи солнца.

В полутьме лесной гущи, влажной и душной, на почве лежит лишь листовой опад, но зато со стволов деревьев свешиваются пышно разросшиеся шлейфы мхов.

Только в этих северных тропических лесах обитают древесные кенгуру Беннета и мускусные кенгуровые крысы, которые размером с обычную крысу, но передние и задние ноги у них почти равной длины, а хвост голый и покрыт чешуйками. Бегают зверьки на четырех ногах и питаются мелкими насекомыми и растительной пищей, которую находят под пологом леса. Этот вид интересен тем, что является связующим звеном между кенгуру и поссумами.

В глубине леса обитают и другие сумчатые — тигровая кошка, длинноносый бандикут, красноногий падемелон. Обильными сочными тропическими фруктами кормятся летучие лисицы и другие животные.

Среди ветвей и в кронах деревьев легко услышать, но трудно разглядеть ярких тропических птиц. Слышны голоса голубя Вонга, фигового попугая и попугая-электуса. Здесь очень много райских птиц. По земле бегают сорные куры, изредка можно увидеть кормящегося плодами казуара.

Парк Маунт-Виндзор труднодоступен для посетителей. Но он необходим здесь, поскольку из-за интенсивной рубки лесов на севере Квинсленда, расчистки больших площадей под сельскохозяйственные культуры проблема сохранения тропических дождевых лесов Австралии стала очень острой.

В очаге древней эволюции

Флора и фауна Юго-Западной Австралии отличаются высоким эндемизмом: именно здесь сформировались особые группы и виды растений и животных, развивавшиеся исторически длительное время в условиях изоляции. Для охраны уникальных природных комплексов в этом уголке материка созданы национальные парки.

Типичным для Западной Австралии может служить парк Норнелап. Он находится на южном побережье материка в 100 километрах к западу от города Олбани. Площадь невелика, всего 18 тысяч гектаров. Господствуют здесь эвкалиптовые леса, в которых доминируют эвкалипты карри — их высота до 95 метров. Белые и желтоватые стволы деревьев прямыми колоннами возвышаются среди зарослей кустарника банксии, переплетения вьющихся ломоносов и ханренбергий, цветущих орхидей, ярко-красных кустов кораллового винограда, пальмовидных ксапторей.

В этих непролазных зарослях много скрытных и малозаметных птиц. Слышны голоса голубых крапивников, сверкающее голубое оперение которых ярко выделяется на фоне густой зелени. В кронах эвкалиптов видны перелетающие с дерева на дерево красочные попугаи. Красноголовые лориксты гнездятся на эвкалиптах в летний период, во время цветения деревьев. Здесь и там видны пестро расцвеченные западные розеллы, пурпурно-зеленые красношапочные попугаи. Большие стаи белохвостых черных какаду с резкими криками рассаживаются на ветвях карри и мощными клювами обдирают с них кору.

Из сумчатых в этом лесу чаще других можно видеть западного кольцехвостого поссума, который отличается от своего восточного родича темной, подчас черной окраской меха. Среди ветвей кустарников лазают карликовые поссумы, собирая мелких насекомых и слизывая длинным языком цветочный нектар. Еще более специализируется на питании нектаром цветков медовый поссум. Встречается здесь и западная сумчатая кошка, которая охотится на мелких животных. Возможно, леса Норнелапа служат убежищем и редчайшим сумчатым — потору. Этих самых мелких и скрытных представителей семейства кенгуровых не удавалось добыть в течение 100 лет, и все же не исключено, что популяции животных еще существуют в малодоступных лесных угодьях Юго-Западной Австралии.

Освоение ландшафтов в этом отдаленном районе материка пока сильно отстает от темпов антропогенного воздействия в Юго-Восточной Австралии, однако неповторимость местных биоценозов заставляет тревожиться за их сохранность, учитывая, что ряд форм уже исчез или находится на грани вымирания.

Айерс-Рок

Путь в национальный парк Айерс-Рок пролегал по обширным засушливым пространствам Центральной Австралии. С каждым десятком километров ландшафт становился все более засушливым, и вот уже, проехав городок Порт-Огаста, мы увидели настоящую щебнистую пустыню, поросшую редкими кустарниками. В путь мы отправились в конце апреля, когда в южном полушарии наступила осень. Большинство кустарников сбросило листву, а это усугубляет впечатление безжизненности ландшафта.

Асфальт кончился, и пыльная грунтовая дорога ведет нас на севе-ро-запад, лениво, будто нехотя, извиваясь меж невысоких пологих холмов и высохших озерных котловин. Будто манящая влага, сверкает белизной под лучами солнца соляная корка, сковавшая дно этих озер. Конечно, и после редких здесь дождей, когда озера ненадолго заполнятся водой, жажду не утолишь — вода горько-соленая.

Оглянувшись, видим за собой густой шлейф пыли, но и встречная машина заставляет на минуту-другую окунуться в серое облако — пыль проникает в кузов машины, оседая на руках, лице, одежде и даже на зубах. Через каждые 10–15 километров попадаются остовы брошенных автомашин, они, наверное, не первый год ржавеют в пустыне, некоторые из них используются как рекламные щиты. Особенно запомнился кузов автомобиля, на котором белой краской был выведен оптимистичный призыв: «Насладись сегодня же бренди Милдара!»

Попадаются гигантские серые кенгуру. Они стараются держаться подальше от дорог, и вскоре становится ясно почему. Оказывается, фермеры, не сдерживаемые здесь никакими ограничениями, убивают животных, если те оказываются на расстоянии ружейного выстрела. Время от времени мы видим на дороге трупы этих крупных и красивых животных. Осмотр показал, что они, как правило, не задавлены, а застрелены. Кстати, наскочив на гигантского серого или рыжего кенгуру, можно и перевернуться. Поэтому во избежание автомобильной катастрофы многие водители укрепляют перед мотором решетку из водопроводных труб, которая так и называется — «решетка против кенгуру».

Крохотный поселок Кингунья состоит из трех десятков домов, заправочной станции и магазинчика. Аборигены, которые здесь живут оседло, собрались в магазине и слушают песни в стиле «кантри», записанные на магнитофонную ленту.

К закату солнца мы уже в городке Кубер-Педди. Здесь добывают опалы. Вся местность вокруг поселка изрыта большими и малыми ямами, в которых трудятся и живут добытчики полудрагоценного камня. Кстати, само название «Кубер-Педди» на языке аборигенов означает «яма, вырытая белым человеком».

Ночевка в пустыне недалеко от дороги доставляет громадное удовольствие. В сухом русле небольшого ручья, под кроной эвкалипта, который достигает корнями грунтовых вод, мы разводим костер, варим кофе и слушаем ночные звуки. После дневной жары вечер приносит прохладу. Темнота обступает со всех сторон, из пустыни доносятся голоса птиц, стрекотание саранчовых. Над головой пролетает какая-то птица, на свет костра подлетают бабочки, жуки. Они падают у самого пламени и начинают ползать в световом круге. Тишина зачаровывает нас.

Наутро продолжаем путь. Ландшафт становится разнообразнее — щебнистая пустыня сменилась песчаной. По сторонам дороги появляются песчаные гряды, а между ними в понижениях зеленеет растительность. В таком зелено-красном обрамлении мы и движемся до границы штатов Южной Австралии и Северной Территории — она обозначена двумя большими щитами. Встречных машин почти нет. Они попадаются так редко, что водители на радостях приветствуют нас, а иногда и останавливаются, чтобы обменяться новостями.

Миновав поселок Кулгеру, мы повернули на запад. Основная трасса ведет дальше на Алис-Спрингс, но наша цель — обследовать национальный парк Айерс-Рок. К вечеру мы оказываемся у въезда в этот парк и читаем надпись: «За этим пунктом разбивать лагерь запрещено».

Проснувшись до восхода солнца, мы трогаемся дальше. На горизонте неожиданно, как некое чудо, возникает подобие странного гигантского существа, лежащего на песке, похожего на кита среди морских волн. В лучах восходящего солнца Айерс-Рок кажется нежно-розовым. Но проходит еще полчаса, солнце поднимается повыше, и гора становится красновато-рыжей. Хочется непрерывно снимать и снимать, чтобы запечатлеть Айерс-Рок во всех оттенках и ракурсах.

На маленьком четырехместном самолете, который взлетает с местного аэродрома, мы в течение получаса рассматриваем с высоты птичьего полета и Айерс-Рок, и расположенный поодаль другой не менее причудливый монолит, Маунт-Ольга. Сделав несколько виражей, летчик рассказывает нам об особенностях этих гор, обращает наше внимание на ущелья и пещеры, образовавшиеся в результате ветровой и водной эрозии.

Пролетая над гребнем Айерс-Рок, замечаем тропинку и фигурки людей, карабкающихся по спине этого рыжего «кита». У подножия горы неожиданно блеснуло зеркало воды. В тени деревьев небольшие водоемы, до которых не добирается солнце пустыни.

Маунт-Ольга своим силуэтом напоминает мусульманский город с куполами мечетей. Маунт-Коннор — останец, расположенный еще дальше, — ровный, как стол, с обрывистыми краями. Самый высокий из этих горных массивов — Маунт-Ольга — вздымается над равниной на 545 метров. Айерс-Рок имеет высоту 349 метров, а подножия этих гор лежат на высоте 510 метров над уровнем моря.

Чтобы дать возможность получше осмотреть удивительные природные образования, летчик закладывает такие виражи, что мы валимся друг на друга, но зато удается сделать уникальные снимки.

Но вот мы снова на земле. Поблагодарив пилота, отправляемся к месту подъема на Айерс-Рок. Проезжая вдоль подножия горы, видим обрывистые склоны, испещренные живописными трещинами, то и дело попадаются ущелья и пещеры. Все они имеют названия, которые были им даны аборигенами. Еще несколько десятков лет назад вокруг этого монолита в пещерах жили их племена. Они использовали те скудные водные источники, которые сохраняются здесь в тени скал, и обожествляли само это каменное творение природы. В начале тридцатых годов аборигенов переселили в резервации, где они находятся под присмотром ретивых миссионеров. Как память об исконных обитателях этих мест остались лишь названия. Их удалось сохранить для потомков благодаря деятельности первого куратора национального парка Айерс-Рок Билла Харнея. Прибыв в 1958 году на «место работы» к подножию Айерс-Рока и поселившись здесь в палатке, Билл отыскал в одной из резерваций двух стариков аборигенов, которые родились и жили здесь до того, как их отсюда выселили.

Вместе со старожилами Билл в течение многих дней обошел, обследовал и описал все пещеры и другие достопримечательности Айерс-Рока. Долгими вечерами у костра он слушал рассказы, легенды и песни аборигенов. Спутниками Билла в его походах были аборигены Какадека и Ималунг по прозвищу Генри Большая Нога. Они открыли Биллу Харнею — простому, доброму и любознательному человеку — свои сердца и души, поведали об истории племен, населявших эти места, открыли ему названия всех пещер и смысл древних мифов и верований. Теперь уже нет ни Билла, ни двух последних аборигенов, хранивших в памяти вековое наследие предков, и только эта счастливая случайность, которая свела их у походного костра, сохранила для нас романтическую историю племени улуриджа.

В водоеме, называемом теперь Мегги-Спрингс, когда-то жил священный водяной питон Ванамби, хозяин горы. На крутом скалистом склоне обитал Нингери — черный варан, а в пещере Вориаки, куда женщинам нельзя было входить, старейшины исполняли древний обряд. Кровью из своих вен они обновляли рисунки на стенах, созданные первыми героями племени. Пещеру Буллари посещали женщины перед тем, как родить ребенка.

Глубокая пещера, прорезающая поперек скалу у подножия, называется Кундууда («Перерезанное горло»), а высокая, округлая — Сумка кенгуру. Поперечная расщелина, похожая на раскрытый рот, получила название Лагари («Улыбка»). Глубокую овальную пещеру ее обитатели называли «Звучащая раковина», а длинный выступающий кусок скалы на склоне именовался «Нога эму». Вдоль крутого склона отслоился ровный кусок скалы длиной более 100 метров, который аборигены назвали «Палкой для рытья», а белые пришельцы переименовали его в «Хвост кенгуру». На высоте 30 метров скала будто изъедена причудливым узором, похожим на поперечный срез мозга. Аборигены так и называли это место — «Мозг».

Вот и подъем на Айерс-Рок. Лишь с одной стороны горы можно подняться на ее гребень, все остальные склоны слишком круты и обрывисты. У ведущей вверх тропы — щит с грозным предупреждением: «За увечья и гибель посетителей администрация парка ответственности не несет». Подъем действительно нелегок, на особо крутых участках приходится передвигаться на четвереньках. В одном наиболее крутом месте в скалу вбита железная цепь, за которую необходимо держаться при подъеме и спуске.

Наконец мы на пологом гребне горы. Отсюда открывается великолепный вид на пустынную равнину и вырисовывающиеся на горизонте останцовые горы Маунт-Ольга и Маунт-Коннор. До верхней точки Айерс-Рока еще довольно далеко. Но дальше путь идет уже по пологой гребневой части. То и дело дорогу пересекают глубокие трещины, обширные «ванны» различной формы.

Сделав кратковременный привал, исследуем породы, слагающие Айерс-Рок. Подцепив несколько крупных, готовых отвалиться чешуй на теле горы, обнаруживаем беловато-серый кварцит. Лишь на несколько миллиметров поверхность породы как бы пропитана красными железистыми окислами кальция, господствующими в современной окружающей пустыне. Серые кварциты отлагались на дне кембрийского моря сотни миллионов лет тому назад, затем их слои были вздыблены вертикально горной складчатостью, разрушались волнами моря в третичное время, а позднее дождями и ветрами. Так Айерс-Рок приобрел современный вид кварцитового вертикально-слоеного пирога на красном блюде песчаной пустыни.

Мы обнаруживаем пунктирную белую полоску, которая указывает направление, куда идти. Сначала мне показалось это неуместным: ведь нас окружала нетронутая дикая природа. Но вскоре я понял, что без такой подсказки нам вряд ли удалось бы найти дорогу к вершине Айерс-Рока. Особенно важен этот пунктирный указатель на обратном пути. Было несколько случаев, когда, взобравшись на гребень горы, посетители не могли затем найти дороги к пологому спуску. Они подходили то к одному, то к другому обрыву и были в полном отчаянии, оказавшись на грани гибели от голода и жажды. Работникам национального парка пришлось организовать несколько спасательных экспедиций на вершину Айерс-Рока. Тогда и была проведена эта пунктирная полоска.

На верхней точке горы установлен каменный столб. На бронзовой пластине — карта Австралии. На ней указано местоположение Айерс-Рока — в самом центре материка. Каменный столб — пустотелый, в нем хранится книга для автографов посетителей. Мы расписываемся в книге. Знакомимся с пожилым мужчиной в белой рубашке и шортах, который, очевидно, сильно устав после подъема, отдыхает недалеко от вершины. По профессии он врач, приехал из Монреаля вместе с женой, которая ждет его у подножия горы. В 65 лет ему очень трудно было карабкаться на вершину. Чтобы спуститься, он теперь нуждается в помощи, и мы предлагаем пойти вместе. На крутых участках приходится держать его за обе руки.

Внизу его встречает жена, а также работник национального парка, который вручает запыхавшемуся канадцу диплом «За покорение Айерс-Рока». Пока мы спускались, наш новый знакомый говорил:

— Да, видимо, это последняя гора, на которую мне пришлось взобраться.

Мы дружно подбадривали его:

— Кто знает, кто знает? Может, и еще придется…

Получив диплом, наш новый знакомый стал гораздо бодрее и совершенно другим тоном заявляет:

— Это моя первая гора, которую я покорил.

Мы радуемся перемене его настроения и добавляем:

— И конечно, не последняя.

Незадолго до заката мы отъезжаем на полкилометра от Айерс-Рока и наблюдаем, как постепенно в лучах заходящего солнца цвет монолита меняется от ярко-рыжего к более темному и, наконец, к пурпурному. В последних солнечных лучах, когда земля под горой уже темная, на фоне темно-синего неба кроваво-красная гора производит удивительное впечатление. Можно представить себе, как поражало это зрелище коренных обитателей этих мест. Постепенно цвета темнеют, и гора как бы засыпает в нагревшейся за день пустыне.

Ночная экскурсия по пескам дарит нам ряд интересных встреч. Сначала попадается небольшая изящная змейка рыжего цвета с черными поперечными колечками. Она ядовита, но очень редко пускает в ход свои зубы, и поймать ее несложно. Из старой норки тарантула вылезает ярко-красный с темно-коричневыми пятнами геккон. На крепких тенетах между двумя кустарниками висит крупный длинноногий паук, сторож ночных насекомых. Из норки выбегает песчаный тарантул. По песку проворно спешат за кормом жуки-чернотелки.

Утром, как бы в дополнение к ночным впечатлениям, в песках попадаются термитники двух различных типов и небольшие муравейники. Под валежником находим темно-бурого, покрытого шипами геккона. Небольшой дракон (как называют здесь ящериц семейства агамовых) пробежал через песчаную полянку и скрылся в норе. Нора оказалась неглубокой, через несколько минут «мини-дракон» выбежал на солнышко и дал себя сфотографировать.

Нас преследуют полчища кустарниковых мух, от которых неплохо спасает специальная сетка, но стоит приподнять ее и поднести к глазам фотоаппарат, мухи облепляют все лицо. Они вьются прямо перед объективом, мешая съемке.

В кустах у подножия Айерс-Рока фотографируем различных бабочек, черных долгоносиков, которые расселись по кустам. Муравьи тоже добираются до самых концевых вето-чек.

На следующий день у подножия горы находим удивительно живописные пещеры. В некоторых из них закончены потолки, рисунки аборигенов на стенах. Мы нашли рисунок змеи, ящерицы, изображение солнца. Хорошо видно, что рисунки старые, принадлежат коренным обитателям материка.

На северной стороне гор попадается небольшой бассейн в гранитном ложе, по краю которого растет ярко-зеленая трава. В соседних кустах раздается нетерпеливый щебет. Стайка красноклювых ткачиков-астрильдов ожидает, пока мы отойдем от водоема. Как только мы удаляемся, они тут же слетаются к воде. Можно представить себе, как ценили аборигены водоемы в бескрайней пустыне. Эти места были центром жизни во всей округе.

На поверхности скалы мне удается обнаружить муравьев, у которых брюшко черное, а спина окрашена в рыжий цвет, точь-в-точь такой, как у поверхности скалы.

Забираемся в Сумку кенгуру. Это обширный неглубокий грот, на потолке которого видны красно-бурые гнезда ласточек. Все они старые — сейчас не время для гнездования. Близ грота два водоема глубиной до полуметра и диаметром от двух до трех метров. Оба бассейна буквально набиты головастиками — их здесь около 300. Значит, пустынные жабы выводят тут потомство.

В кустарнике снова видим гигантского паука, которого обнаружили прошлой ночью. Изучаем строение его тенетной сети. Каждая паутина прочнее, чем нитка сорокового номера. Сам паук черноголовый, с белым брюшком и длинными коричневыми лапами. На этом же кусте прикреплен кокон, под паутиной лазают несколько малышей. Значит, нам встретилась самка.

Затем обследуем восточную сторону Маунт-Ольги. Вспоминаем, что аборигены называли ее Катаюта («Много голое»). Действительно, будто головы гигантских витязей в круглых шлемах торчат из земли. Характер эрозии здесь совсем иной, чем на Айерс-Роке. Нет причудливых, будто выеденных пещер и гротов, зато под одним углом по всем «головам» проходит ряд параллельных ложбин. С запада Маунт-Ольга выглядит иначе — напоминает Айерс-Рок, разрезанный на три ломтя. Именно с этой стороны мы наблюдали монолит в последних лучах солнца. Ярко-красный цвет залил гору минуты на две.

После заката солнца едем вдоль Маунт-Ольги с южной стороны. Обрисованный глубокими черными тенями, в волшебном лунном свете горный массив кажется спящим чудовищем, бока которого мерно вздымаются — оно дышит. Полюбовавшись некоторое время, выходим из машины и пробираемся к скале через каменные завалы и густые заросли: нужно взять образцы пород. Подфарники не гасим, чтобы потом можно было бы легко найти лендро-вер. Я сразу же устремляюсь к загадочно светлеющим на фоне темного неба куполам. Одному бродить ночью вдоль этих куполов с темными провалами пещер и жутковато, и приятно. Вот сейчас из-за скалы появится силуэт аборигена с копьем и тушей кенгуру за плечами. Но, увы, всех обитателей этих мест давно выселили в специальные резервации. Холодом нежилого дома, оставленного хозяевами, веет от скал.

Весь склон горы образован конгломератом — вовсе не тот слоистый кварцит, что мы нашли на Айерс-Ро-ке. Крупные валуны и галька, хорошо обкатанные, как бы спаяны в прочную породу. Беру образцы валунов и цементирующей основы, а затем опускаюсь опять в непролазные заросли кустарников и спини-фекса. Потом идем с Василием на свет подфарников нашей машины.

В последний раз проезжаем мимо спящей громады Улуру, как называли аборигены Айерс-Рок. Он меньше Маунт-Ольги, но привлекательнее: Катаюта — это группа скал, а Улуру — единое целое и потому воспринимается как ярко выраженная индивидуальность.

…День становится все жарче, мухи лезут в глаза и рот. Надеваем сетки — просто спасение! Новая дорога местами спрямлена, рядом видны участки более извилистой грунтовой дороги домашинного века. Она живо напоминает времена, когда первые переселенцы передвигались на повозках, запряженных волами, лошадьми, на верблюдах, а то и пешком. Невдалеке от дороги кружат три черные вороны, высматривая падаль. Однако в самое пекло, когда и мы остановились на отдых, вороны садятся близ дороги, прячась в тени кустов. Да, в таких черных «смокингах» можно испечься на солнце.

Впереди над ровной линией горизонта появляется темный зубчатый гребень, который по мере приближения к нему становится все выше. Наконец взгляду открывается высокий земляной вал, метров двести в длину и высотой с трехэтажный дом. Сворачиваем с дороги, и по едва заметной колее подъезжаем к валу. Находим проезд и оказываемся в кольцеобразном тупике. Вокруг — горы выброшенной земли, глыбы породы. Все это начинает зарастать кустами. Создается впечатление, что когда-то здесь работали мощные бульдозеры и экскаваторы, готовя площадку для большого цирка. На самом же деле мы находимся в центре падения крупного метеорита. С гребня главного кратера видны поодаль несколько воронок поменьше: очевидно, метеорит перед ударом о землю распался на несколько кусков. Судя по свежести очертаний выброшенной породы, эта природная катастрофа произошла в середине прошлого века. Вероятно, свидетелями этого события были жившие в пустыне аборигены.

Дальнейший путь на север, в сторону Алис-Спрингса, пролегает по песчаной пустыне, местами пересеченной речными долинами с ярко-зеленой растительностью. Большинство долин — сухие, но в некоторых видны остатки временных водотоков. По мере приближения к столице Центральной Австралии дорога становится более наезженной, чаще попадаются встречные машины. В долинах рек видны стада пасущихся коров. Окрестности Алис-Спрингса хорошо освоены фермерами.

Через ущелье невысокой горной цепи, входящей в систему хребта Мак-Доннелл, попадаем в межгорную долину, где укрыт от жаркого дыхания пустыни городок Апис-Спрингс. Он больше и живописнее, чем я представлял себе. Ярко освещенная центральная улица, кафе, рестораны, магазины. На улицах много стареньких обшарпанных машин и полевых работяг — лендроверов и джипов. На решетках этих машин подвешены спереди брезентовые мешки с водой. В таких мешках вода остается прохладной в дороге даже при здешней жаре.

Мы минуем город и останавливаемся на ночлег в долине сухой речки Чарлз-Ривер, «впадающей» в не менее сухую реку Тодд-Ривер. Обе они заполняются водой лишь в редкие периоды дождей. Годовая сумма осадков составляет в этом районе всего 250 миллиметров.

Планируя дальнейший маршрут, наутро заходим в местный научный центр и беседуем с географом Биллом Лоу о возможности траверса пустыни Симпсона. Вилл разворачивает несколько листов карт, на которых изображена в крупном масштабе эта песчаная пустыня. Пересечь ее на машине можно только с северо-запада на юго-восток — по ложбинам между высокими, почти непрерывными песчаными грядами.

Биллу приходилось пересекать эту пустыню, и он по воспоминаниям наносит желтым фломастером возможный путь. На главном листе, где нет никаких ориентиров, кроме песчаных гряд, он просто соединяет крайние точки карты прямой линией и говорит:

— Примерно здесь.

Его коллега, принимающий участие в разговоре, берет у него из рук фломастер и проводит линию на пять миль восточнее:

— По-моему, скорее здесь.

— Но в общем, как попадете между грядами, так и поезжайте — все равно ни вправо, ни влево свернуть невозможно. Примерно через 130 километров пески кончатся и начнется щебнистая пустыня. А дюны нанесены очень точно — по аэроснимкам. Правда… — Билл взглянул на легенду карты и усмехнулся, — аэросъемка проводилась в 1950 году, дюны могли с тех пор передвинуться.

После выхода на щебнистую пустыню на карте появляются пунктиры дорог. Ведя линию по ним, Билл комментирует:

— Эта дорога здесь обозначена, но ее не существует… Смыло два года назад… Эта дорога идет не прямо, а вокруг холма, совсем в другом месте… А насчет этой дороги я не знаю — ее могли смыть последние дожди…

Прощаемся с коллегами, обновляем запасы воды, топлива — и снова в путь.