В новый день

8

Почему вышибалы на входе ничего не сделали?

Те парни были уж слишком серьезными, чтобы их не пропустили. Показали ли они им деньги или документы — не имеет значения. В драку они не ввязались, наверное, по просьбе этих самых агентов. Предпочитают сами выносить свое грязное белье. Не знаю. Странно все это. К тому же, стойку и вход разделяла толпа. И вообще эти вышибалы сейчас нечто вроде живой мебели: все равно всех пускают по сканеру. Разве что начнется совсем уж какая‑нибудь из ряда вон выходящая заварушка — тогда уж они пригождаются.

Откуда ты вообще знал, что они представляют угрозу?

Две корпорации, враждующие друг с другом испокон веков. Будь это дешевый романчик, то одна бы символизировала «хаос», а другая — «порядок». Но обеих интересуют только деньги. Моя цель сбежала из лап одних корпоративных крыс, и мне предстояло перехватить ее и передать на съедение другим крысам. Вряд ли первые отдали бы ее мне безвозмездно.

Где мы?

В одном из дворов, который выглядит точно так же, как и все остальные дворы. Мы в довольно бедном квартале. Покрытые снегом тропинки ведут в никуда, и пускай там может быть какая‑нибудь дверь, проход, лаз, люк — но, в конце концов, что вы там рассчитываете найти? Переполненные и перевернутые мусорные баки, исписанные стены. Краска давно вся облупилась, граффити померкли, и если прилетят инопланетяне-спелеологи, то они ничего не поймут в этой наскальной живописи. Детские площадки, где давно никто не играл, не смеялся; покосившиеся качели и ржавые, вросшие в землю карусели. Лишь одно колесо где‑то крутится и крутится. Вот в одном из окон я вижу некие силуэты; крики. Муж бьет жену за то, что она своровала с карточки все деньги и спустила их на импланты для себя, хотя эта зарплата предназначалась на импланты для него. Возле входа в подъезд одного из этих многоквартирных загонов приютился бездомный. Он был мертв — пар не шел из его рта. Таких дворов в этом городе сотни, тысячи — пока не придешь к центру города, что раскинулся на том берегу, где возвышаются небоскребы, словно тысячи средних пальцев, бесстыже, вяло, но с каким‑то тошнотворным чувством собственного достоинства показываемых тем, кто там смотрит на нас с неба и плюется от отвращения.

Что именно находится в центре?

Центр вселенной, пуп земли, раздутое влагалище, куда все хотят попасть, а наружу выходят только жертвы инцеста между деньгами и жаждой получить еще больше денег. Офисы, где перекладываются бумажки и отчеты о проделанном бумажкоперекладывании. Адвокаты, защищающие бумажкоперекладывателей, которые не смогли скрыть от своей силиконовой жены факт снюхивания кокоса с задниц отличниц-проституток.

И это все?

Разумеется, нет. Это фасад.

И что же за ним кроется?

А кроятся за ним те, кто сейчас заставляет этот безнадежно устаревший механизм по имени «Земля» крутиться: производители электроники, гаджетов, имплантов, наркотиков. Без их товара не обходится ни одно существо на этой планете, ни одна тварь. Армия, заводы, школы, больницы, простые работяги, псы — каждый да связан каким‑то образом с этой системой. Давай, найди мне человека без куска железа или графена под его жалкой шкурой. Окажешься, в итоге, где‑нибудь в захолустье, где о презервативах‑то не слышали. Но не бойся, не расплодятся.

Почему?

Пожар войны начал разгораться так давно, словно с него и началась история homo sapiens. Локальные конфликты, напоминавшие потасовки жирных школьников с задержкой умственного развития из‑за последнего куска засохшего торта, постепенно перерастали в столкновения более крупного масштаба. Законы, пакты, соглашения и конвенции стали перекраиваться в одночасье. Ресурсы подходили к концу: альянсы разного рода стали показывать свое истинное лицо и начали гнать вон ненужные сырьевые придатки, как сутенеры это делают со стареющими девками. Ситуация начала выходить из‑под контроля: изнуряющие партизанские войны, теракты, перевороты, в ходе которых приходил новый халиф на час. Хоть производителя оружия и всяких других танков наживались на этом только так, все равно же самая популярная песня рано или поздно всем осточертевает и она выползает с неохотой из чартов, вытесняемая новым хитом. И имя ему было «снятие моратория на использование химического и биологического оружия». Кто ж знал, что вирусы расползутся и сожрут всех, как крысы это делают с сочными трупами.

И как все выжили?

Тут‑то и пришли передовики прогресса, титаны научной мысли, Прометеи новой эпохи. Они начали продавать импланты, которые, если всунуть их в организм матери, защищают ее и плод от болезней. Считай, новая обязательная вакцинация от оспы. Только делать надо постоянно во время всей жизни. Но это только начало. Бум на импланты пошел и раньше.

Раньше?

Разумеется. Никто не мог и секунды прожить, чтобы не обновить свой статус, не выставить свое сальное довольное рыло, употребившее свежую порцию углеводов. Все были подписаны друг на друга, каждый мог превосходно слышать чужую немоту и обмениваться своими пустыми идеями. Ты ничего не знаешь, и я ничего не знаю — давай поговорим об этом! Снежным комом нарастала информация, только вот снег этот был желтым. Блоггеры писали про блоггеров, писавших о блоггерах, цитировались высказывания, повторяющие друг друга, новости создавались неизвестно откуда и пропадали в никуда, общения было так много, что социализация становилась рутиной. Рабочие места людей для людей, занятых обсасыванием (или «техподдержкой») всего этого, плодились, как бактерии в кишках дохлой собаки. Суперсовременные телефоны и планшеты уходили в прошлое — теперь даже без рук можно было кататься на этом велосипеде цифр и сигналов. Только вот оказалось, что это никакой не велосипед, а крутил ты педали в деньгокачательной динамо-машине. Я надеюсь, всем теперь понятно, кто пролоббировал отмену запретов на все виды оружия. Постепенно эти корпорации становились все жирнее и отмороженнее, им надо было расширять рынки сбыта, а также искать себе рабочую силу еще дешевле, сегрегация становилась все хлеще и хлеще, никто не хотел работать руками, никто ничего не знал, все слепо верили тому, что пишут «независимые» источники в Сети, уже не надо было двигать руками, чтобы управлять этими марионетками — и все вот эти разрозненные события привели к войнам.

Ты воевал?

Да. Я верил — тогда верил — что сражаюсь ради будущих поколений, что мои друзья умирают ради чего‑то светлого, мягкого и теплого, что я убиваю мерзавцев, а мы — герои. На самом же деле толпы сопляков с одной стороны стреляли в таких же сопляков с другой.

Ты технофоб?

Нет. Техника не делает людей поверхностными и жадными эгоистами, просто поверхностные и жадные эгоисты — ее главный потребитель, который и диктует моду. На уровне и спроса, и предложения. Машины не настолько умные, чтобы как‑то изменить тебя. Все дело лишь в том, что все стремятся забить поглотившую их пустоту. Думают за тебя. Как часто вы спрашиваете себя «зачем мне это?», «какая мне от этого польза?», «нужно ли это на самом деле?». Тебе просто говорят: «Бери!». А ты спрашиваешь «Сколько с меня?». И так повсюду: информация, искусство, технологии, половые партнеры, наркотики, импланты.

У всех импланты?

Практически. Но больше денег этим компаниями приносят технонаркотики — точнее «стимуляторы и тонизирующие средства для поддержки функционирования имплантированных улучшений». В народе — «тоники».

Что они из себя представляют?

Частично стимуляторы, частично ингибиторы. Наномашины, которые корежат твои чипы, и тебе нужно новые и новые порции, чтобы сбалансировать все это дерьмо. Цикличность — главный двигатель экономики. Побочные эффекты — кратковременная эйфория; в моем случае — улучшение концентрации.

Почему ты думаешь об этом?

Потому что я и сам не прочь насладиться продуктом, производимым мерзавцами, на которых я и работаю.

Как так вышло?

Благодаря им, я обманул смерть. Можно сказать, я обязан им жизнью. Но если б я прочитал то, что написано мелким шрифтом в контракте о продаже моей души, я бы подумал дважды. Всегда думай дважды, друг мой. Но чувства долга тут нет.

Что именно произошло?

Итак, я тогда еще был в Армии. Убивал людей, меня хлопали по плечу и говорили: «Давай так же, только еще больше». Во время гастролей нашего цирка-шапито цвета хаки я отравился свинцом, подавился шрапнелью. Обычное дело.

И как ты выжил?

Она помогла мне. Она создала меня с нуля. Она дала мне вторую жизнь. Воссоздала меня по кусочкам. Был ли я ее подопытным кроликом или нет — не знаю. Мы были знакомы еще до этого (я уже рассказывал обстоятельства нашей первой встречи). Из‑за чего‑то она решила, что я достоин стать монстром мисс Франкенштейн.

Я так понял, она работала на ту компанию, чей заказ ты сейчас выполняешь, так?

Именно. Она была ведущим специалистом по кибернетике и прочим делам — слишком много заумных слов, которые я так и не смог запомнить. Хотя меня всегда ждал какой‑нибудь приятный бонус, если я мог без запинки назвать ее должность. Да уж. Когда мой обуглившийся труп доставили к ней на стол, она совершила чудо, неподвластное доселе: воскресила почти мертвый мозг, заставила биться разорванное сердце, вдохнула жизнь в застывшие легкие. С ней я заново учился ходить, говорить, есть, думать. Жить. Она была все время рядом.

Ты любил ее?

Это было чувство совсем иного рода. Она была светом, все остальное было тьмой. Я думаю, что «Любовь» в данном случае — слишком пошлое слово.

Она тебя любила?

Хотелось бы мне так думать. Она ни разу этого не сказала. Мол, «чтобы потом больнее не было». Она всегда говорила, что верит в меня, что не ошиблась во мне, что я тот, кто нужен — вот от этого как раз и стало больнее. Словно все нервные окончания окунули в уксус.

Какой она была?

Ради нее ты хотел быть гением, но всегда чувствовал себя дураком на ее фоне. Ты жил благодаря ее заботе и поддержке, но мечтал сам стать для нее тем же. Она скрывала все свои слабости, хотя ты видел, как ей бывало тяжело. Ты ничего не знал о ней, но и не хотел знать, боясь отпугнуть этот миг, который вы каким‑то чудом умудрились провести вместе. С ней ты хотел, чтобы время остановилось, чтобы ни она, ни ты никуда не ушли. Ты боялся завтрашнего дня, потому что завтра ты мог потерять ее.

Ты убил ее?

Нет. Нет. Нет.

Зачем ты убил ее?

Меня заставили.

Как ты убил ее?

Она хотела этого!

Ты убил ее?

Я отпустил ее. Я не должен был. Я не защитил ее. Я не убил ее, я не смог защитить ее. Я убил ее.

Зачем ты это сделал?

Я ничего не сделал. Она сказала, что, если она умрет, так будет лучше для всех.

Но?

Кому стало от этого лучше?! Все повторяется снова и снова!

И?

Она улыбалась.

А ты?

Я не улыбался.

Зачем она покончила с собой?

Хотела унести свои знания с собой в могилу.

А не могли ли они исследовать тебя вместо нее?

Она сказала: «Ты счастливый человек. Никому нет никакого дела, жив ты или мертв». Обратная инженерия в моем случае не работала, к тому же.

Как давно это было?

Целую вечность и словно вчера.

На той фотографии была она?

Я не знаю. Может быть. Может быть, я сошел с ума и бегаю за призраками, сидя в комнате, может быть, я гонюсь за своим хвостом.

Она могла выжить?

Она мертва.

Ты хочешь, чтобы она была жива?

Я не знаю. Она мертва. Она мертва.

Куда ты идешь?

В дом одного знакомого. Торговец информацией, хакер, технарь — предпочитает не выходить на улицу, из‑за чего и набрал уже с лишний центнер. Вдруг он что‑нибудь знает. Вдруг, посмотрев на фотографию, он скажет мне, что там совершенно другой человек. Вдруг он скажет, что никакой фотографии нет, и что я таскаюсь с пустой бумажкой.

А затем?