2

Гай Прис считал, что в целом министерстве один Фрэнк Стрейндж мог устроить бучу в последний день пребывания на работе. Когда Фрэнк сердился, добродушие и деловитость сменялись в нем колкостью и холодностью. Он сыпал вопросами как на экзамене, наклонив стальной седины голову, что служило признаком глубокого недоверия к собеседнику.

Теперь он восседал за рабочим столом — пальто на спинке стула — и доводил преемника возражениями. В комнате 5В было пусто. Прис не в силах был уклониться от воинственно-вопросительного взгляда Стрейнджа. Книги, брошюры, открытки, старые газеты, плакаты и фарфоровые безделушки, скопившиеся в подземном бункере старого здания военного министерства и создававшие пресловутую атмосферу художественного беспорядка, были теперь упакованы в картонные коробки, стоявшие за дверью.

Когда Стрейнджа, почти десять лет назад, перевели руководителем управления в этот мрачный штаб-подвал, подчиненные жаловались на духоту и малопригодные для работы условия. Но едва Стрейндж прогремел своими реформами на все министерство, его метод окрестили черчиллевским и считали за честь трудиться в пределах слышимости его заваленного делами подземного помещения. Именно в пределах слышимости. Стрейндж терпеть не мог внутренних телефонов, предпочитал надрывать горло — благо позволяла акустика подвала, — требуя секретарей, подчиненных, докладные записки и кофе.

Но теперь, выслушивая оправдания Приса, он был спокоен, несмотря на душивший его гнев. Наклонившись вперед, он барабанил пальцами по пустому столу, чуть сдвинутые брови подчеркивали тяжелые очертания лица.

— Фрэнк, — даже деланная рассудительность Приса разбивалась об отказ Стрейнджа признать его полномочия, — поймите, это было сделано… или не сделано без всякого умысла. Я… мы… не хотели тревожить вас. Мне остается только извиниться. Если бы я знал…

— Помимо соображений секретности, — резко перебил его Стрейндж, — я полагал, что элементарная вежливость требует, чтобы я сам решал, как командовать своим управлением. — Он бросил быстрый взгляд на карманные часы. — Когда, говорите, вы обнаружили… — Он неловко взмахнул рукой, не желая вспоминать труп на носилках.

Прис смотрел невидящим взглядом. Он стал необычайно краток.

— Майклу позвонили из полиции, — ответил он уклончиво.

— Хейтеру? — в отношении имен Стрейндж сохранял старомодную вежливость.

Прис с готовностью кивнул, стараясь, по-видимому, избежать дальнейших уточнений.

— Так, — согласился Стрейндж, — по крайней мере, это предписано инструкцией. А Хейтер позвонил вам?

Он знал — вопрос лишен смысла. Заместитель контроллера[2] изрядно потрудился, чтобы протолкнуть Приса на должность Стрейнджа, когда стало известно, что тот уходит. В министерстве Хейтер и Прис были признанными союзниками, а его собственные отношения с Хейтером, формально занимавшим более высокую должность, всегда были сложными — «холодная война», не выходившая за рамки соблюдения свода инструкций тем и другим.

— Да, — продолжал Прис, — Майклу, конечно, известно, что с вами нужно связаться, но он сказал, что ему не хотелось беспокоить вас накануне отставки. Он велел разобраться мне как назначенному, но еще не вступившему в должность.

«Еще бы», — подумал Стрейндж и проговорил:

— Однако, Гай, из-за утренней шумихи журналисты с Флит-стрит к обеду успеют протоптать дорожку к нашей двери.

— Фрэнк, мы приложим все усилия, чтобы не было шума. Что с ним произошло, при каких обстоятельствах и прочее, нам неизвестно. Полиция имеет предписание не вмешиваться в дела личного состава управления. Я принял меры предосторожности.

— Из-за ничтожного фигляра Листера?

Внезапно упомянутое имя покойника и сарказм Стрейнджа вызвали секундное замешательство. «Отчасти верно», — подумал Прис, стряхивая пылинку с лацкана. С Диком Листером общаться было действительно трудно, но он был специалистом по компьютерам и каким-то особым способом всегда находил правильные решения.

Стрейндж сразу же пожалел о своих словах. Он понимал — нельзя называть покойника «ничтожным фигляром», но Листер слишком уж ему досадил. Он помнил его анемичный вид, жидкие клочья волос, рыскающий взгляд — глаза безумца, которые, казалось, мечутся сразу во все стороны, привычку прикуривать сигареты одну от другой, вызывавшую у Стрейнджа отвращение. Неважно, что его считали чертовски хорошим системным программистом, — уже не в первый раз за утро Стрейндж признался себе: Листер получил по заслугам.

Едва появившись в управлении, Листер сделался всеобщим кошмаром. Но теперь с его смертью все — характер, нытье, угрюмость — получили свое объяснение. Они оказались симптомами беспорядочной жизни, стремящейся к самоуничтожению. И все же сама трагедия и место ее свершения служили горьким упреком Стрейнджу, и он острее чувствовал его из-за своей неприязни к мертвому. Теперь управлению предстояло заниматься погребением.

— Вы организовали дознание? — спросил наконец Стрейндж.

— Сегодня днем, — отчеканил Прис, — представители штаба безопасности свяжутся с коронером.[3] Обычная при чрезвычайных обстоятельствах процедура.

— Ладно, — вздохнул Стрейндж, — придется рискнуть. Надеюсь, никто не станет задавать лишних вопросов. Улик недостаточно — копать не будут, одно дознание — в медзаключении, естественно, «психически уравновешен», — Стрейндж по привычке рассуждал вслух. — Не пойму, отчего — видимых причин нет — отказало сердце, а, впрочем, кто знает. — Он сосредоточился: — Ответственность за происходящее здесь пока еще лежит на мне, и я буду заниматься делом сам.

Прис обрадовался, что обвинения наконец уступили место чему-то конструктивному.

— Могу только повторить, Фрэнк, мы пытались…

— Да-да, вы уже третий раз твердите об этом. Прекрасно. — Он посмотрел на дверь. — Джеймс!

Привычный крик Стрейнджа выплеснулся за пределы кабинета. При виде выросшего на пороге Джеймса Квитмена пристальный взгляд Стрейнджа смягчился. Каждый в управлении знал, да Стрейндж и не скрывал, что питает симпатию к этому молодому человеку.

Квитмен был высокий, белокурый, с непринужденными манерами, на лице спокойное, слегка удивленное выражение, которое в минуты задумчивости становилось весьма серьезным. Для своих тридцати двух он выглядел молодо, что, впрочем, мало его волновало, скорей всего потому, что он испытывал легкое презрение к субординации, соблюдаемой коллегами.

Он был умницей, но не умником, ловкачом, но не нахалом. Его дружелюбие было неподдельным: он, казалось, странным образом отделял себя от деятельности управления, что в некоторых кругах министерства почиталось за добродетель. Для других, вроде Приса, уверенность в общенациональной важности их дела была святыней. Иного отношения к нему они не понимали и, следовательно, отказывали Квитмену в способности постичь значение управления и его функции. Немногие знали, что шесть лет тому назад Квитмен страстно стремился к университетской карьере. Стрейндж полностью ему доверял.

— Доброе утро, Джеймс.

Квитмен бесстрастно приветствовал старого и нового шефов. Голос нерешительный, произношение поставлено. Стрейндж махнул рукой на стул.

— Садитесь и слушайте.

Он в общих чертах изложил дело Листера, получая, как показалось Прису, удовольствие от проблем, возникающих в связи с убийством, и особых мер по безопасности.

— Дознание состоится сегодня днем, — закончил он.

— Теперь, — Стрейндж перешел к практическим делам, — если журналисты узнают, что Листер был специалистом по компьютерам, то весь этот переполох наведет их, естественно, на мысль, что покойник занимался сверхсекретной работой. Прежде чем мы сами разберемся, выйдет дюжина передовиц, и любой дотошный репортеришка выскажет все, на что способен. Поэтому, Джеймс, прошу вас связаться с прессой и навести журналистов на ложный след. Ознакомьтесь с делом Листера непосредственно в отделе личного состава — я выпишу вам пропуск, — приготовьте обтекаемые, уклончивые ответы на любые вопросы. Это не та позиция, которую мне хотелось бы занять, но… — Стрейндж сделал паузу, подчеркивая последнее, — в данных обстоятельствах у нас нет выбора.

Квитмен ждал, как поступит его новый начальник. Ситуация была весьма и весьма неловкой — Прис оказался в явном пренебрежении. Пока Стрейндж излагал свои соображения, Квитмен тайком изучал будущего шефа и взглянул на него еще раз, прежде чем ответить Стрейнджу. Холодная элегантность внешнего облика — жемчужно-серый костюм, безукоризненные складки брюк, уголок носового платка в кармашке, серый, с голубыми крапинками, шелковый галстук, обувь от Феррагамо — бессознательный вызов английской безвкусице Стрейнджа. В Присе всегда ощущалось нечто чужое. Так поговаривали сотрудники, у которых, по всей видимости, вызывало подозрение его быстрое, без явных усилий, возвышение в управлении.

На чужом поле Прис выглядел инородным телом, но это его не смущало. Собственный кабинет наверху, этажом выше вычислительного центра управления, с видом на реку, с ковром, шторами во все окно и умеренно современной картиной над столом. Там он был на месте. Где бы ни находился Прис, он в свои сорок с лишним лет в совершенстве владел лексиконом преуспевающего чиновника и превосходно им пользовался. Гладкие черты его смуглого лица не выражали ничего.

Квитмен произнес:

— Самоубийство, разумеется, всегда головоломка, но могут спросить: в чем тут причина, мотив? Если, конечно, так можно выразиться… — Квитмен полагал: кто-кто, но не Стрейндж отреагирует на такие колебания, и сказал это ради Приса.

Стрейндж отозвался с вызывающей резкостью:

— Как бы то ни было, но к управлению данное самоубийство, слава богу, не имеет отношения.

Квитмен отметил, как Прис согласно кивнул.

— Типичный пример неурядиц в личной жизни, — сказал Стрейндж, — надо признать, нечто в этом роде почти ожидалось. Виноват я.

Квитмен слишком хорошо помнил издерганность Листера.

— Да, — сказал он спокойно, — стыдно признаться, но, видать, это было неизбежно.

— Разумеется, — продолжал Стрейндж, затушевывая ссылку на личные обстоятельства, — он явно стремился создать нам побольше хлопот. И преуспел. — Стрейндж искоса посмотрел на Приса.

Новоиспеченный руководитель запротестовал:

— Хлопот вовсе не так уж много, Фрэнк, — обычная процедура, — Прис бросил понимающий взгляд на Квитмена, — мы тысячу раз ее проделывали.

— Ну конечно. — Оттого, что его перебили, Стрейндж разозлился. — Вас, Джеймс, натаскали: безобидная выверенная ерунда, которая вреда не принесет. Управление Си никогда не фигурировало в печати. И дальше так пойдет, а?

— Полагаю, — тактично вмешался Квитмен, — доклад о происшествии в управлении нужен до того, как вы уйдете? — Он подчеркнул слово «управление», чтобы, присягая на верность Прису, не поколебать и авторитет Стрейнджа. Он надеялся сгладить этим неловкость ситуации.

Предложение неожиданно воодушевило Стрейнджа.

— Превосходно, Джеймс! — рассмеялся он, перенеся со вздохом тяжесть тела на здоровую ногу. — Мне будет о чем подумать в Девоне, когда закончу подрезать розы! — Но в его смехе не было обычной теплоты. Прис молчал. «Видно, — с тревогой отметил Квитмен, — идея доклада пришлась ему не по вкусу».

— С вашего позволения, я пойду проститься с коллегами, — сказал Стрейндж.

Но неловкость не исчезла и после того, как Стрейндж захлопнул за собой дверь, оставив Приса и Квитмена в недоумении.

— Он вне себя, — проговорил Квитмен, словно объясняя, — тяжелый удар, да в последний день, с его-то заслугами…

— Почему же? — голос Приса звучал жестко. — Он ненавидел Листера. — В первый раз за время обсуждения он разрешил себе высказаться. — Разве его смерть не облегчение для Стрейнджа?

— Поэтому-то он сердится. Люди именно так начнут судачить, — Квитмен ухитрился выразиться, никого не порицая. — Он стыдится своей вражды к покойному. Это его обезоруживает.

Не в первый раз Прис поймал себя на мысли, что Квитмен чересчур проницателен, чтобы стать образцовым чиновником. И выглядит так, будто спал в костюме.

— Вас, Джеймс, чересчур беспокоит чужая репутация, — он умиротворенно хмыкнул. — Хорошо, что Фрэнк уходит. Если бы не ваша предусмотрительность, вы кончили бы его камердинером.

Квитмен открыл дверь в коридор:

— Вы мне что-нибудь скажете, прежде чем я займусь делом Листера?

Прис отметил перемену в беседе. Чарлзу Ниву наверняка захочется посплетничать обо всех обстоятельствах.

— Уверен, что могу положиться на вас и ваше благоразумие, — отозвался вежливо Прис.

«Сам себе яму копаю», — подумал Квитмен и сказал вслух:

— Будем надеяться, что никто не будет мешаться.

— Если возникнет необходимость, изобразите его работу скучной. Упирайте на личные неурядицы, — оживился Прис. — Говорите о безотлагательности войны с подрывными элементами, с врагами государства. Создайте впечатление патриотической смерти. Пусть это будет правдой.

Они подходили к выходу из бункера. У основания лестницы тени стали совсем бледными. Квитмен остановился:

— Еще одно: можно взять журнал?

— Журнал происшествий? — Прис насторожился.

— От сегодняшнего утра.

— Он вам не нужен. Им займется штаб безопасности. Все основные данные содержатся в личном деле. Стрейндж, как всегда, продумал свои указания. — Прис повернулся к выходу.

— Постойте, — добавил он, задерживая Квитмена мягким, почти фамильярным жестом. — Фрэнк не упомянул, но думаю, само собой разумеется. У вас особый пропуск, поэтому вы обязаны держать свою работу в тайне. Наше правило известно: знать только необходимое. — И он выразительно коснулся указательным пальцем рукава Квитмена.

Загрузка...