Туман немного обманул, как и ночные огни - до шоссе оказалось не так уж близко. Витька нашёл глубокую лужу с темной холодной водой, умылся и кое-как пригладил коро-ткие волосы. Потом продрался через кусты - и присел. На всякий случай, потому что бензоколонка была совсем рядом. Чистенькая, аккуратная. Проблемно было то, что за одним из столиков небольшого кафе расположилась компания из четырёх парней, явно местных, а неподалёку стояли мотоциклы. Они пили пиво, что-то ели и вели себя по-хо-зяйски.
Витька сорвал травинку, сунул в рот и начал задумчиво жевать. Парни могли про-сидеть тут до конца дня, им явно нечего было делать (и от этого ситуация становилась неприятнее). Сперва Витька разозлился на них - как будто они сидели там именно для того, чтобы доставить ему неприятность. А пока злился - прозевал появление ещё одно-го мальчишки.
Мальчишка был длинноволосый, как девчонка, и это само по себе вызвало у Витьки неприязнь - по старой памяти,даже кожа заныла. Но на девчонку вообще-то непохожий - он шёл к кафе откуда-то с другой стороны дороги, и Витька мог бы поклясться, что парень тоже ночевал в лесу, хотя выглядел не особо встрёпанным. Одетый в камуфляж и кроссовки, на левом плече он нёс маскировочный рюкзак. А в движениях был странная смесь уверенности и опаски. Витька давно научился вот так различать внутреннее наст-роение людей.
Почему-то вид идущего к кафе мальчишки вызвал у Витьки не только раздражение, но и тоже некую уверенность.
Витька поднялся. И зашагал по асфальту - туда,откуда пахло жареной картошкой и кетчупом.
34.
2.
Когда отец и мать Витьки Палеева погибли,ему только-только исполнилось девять лет. Всё произошло просто и быстро. Люди были - людей нет. Витька как раз шёл домой из школы, когда в подъезде их окраинной хрущовки взорвался газ. Витька слышал взрыв, увидел впереди дым, услышал унылое завывание сирен, но ни на секунду не подумал, что это произошло в их доме и продолжал спокойно шагать по тротуару сибирского городка. Городок умирал - умирал трудно и мучительно, в алкоголизме и наркомании, в гепатите и туберкулёзе, в засилье кавказцев, в каких-то нелепых митингах и забастовках, голодов-ках и протестах, умирал на развалинах когда-то могучего приборостроительного завода, но Витька по молодости лет не думал об этом. У него был дом, были мама и отец, и так должно было быть всегда...
...Возле тех дымящихся развалин он просидел до вечера,пока не пошёл снег - первый в том году снег. Временами поднимал голову и видел - это было странно и даже смешно - какой-то распахнутый угол своей квартиры на втором этаже. Ветерок трепал там занавеску, сшитую мамой.
Вокруг было много людей, но до самого вечера никто так и не подошёл к нему. Не потому, что люди были злыми или равнодушными. Просто в развалинах осталось почти двадцать человек, среди них могли быть и живые, вокруг кричали и плакали ещё почти сорок. А мальчишка сидел спокойно, ничего не требовал, ни к кому не приставал...
Когда пошёл снег, около развалин, всё ещё исходивших дымом, осталось оцепление из нескольких ментов. Один из них и обратил внимание на сидящего мальчика, у ног ко-торого стоял яркий рюкзачок...
Потом Витька много раз думал, что было бы лучше, не обрати на него внимания вообще. К ночи температура упала до минус пятнадцати и он бы просто замёрз. В такие минуты он ненавидел мента, который приволок его в больницу.
Дальше Витька помнил плохо. Только то, что ему говорили, что родители умерли, а он не верил и даже смеялся. Потом его отвели в помещение, в котором стоял страшный запах - и показали два тела. Они были похожи на папу и маму, но не были ими. Витька знал это точно. Просто смешно было думать иначе.
За последующие два месяца Витька убегал одиннадцать раз. Убегал искать родите-лей, которых от него зачем-то прятали. Убежал из больницы. Убегал из приёмника-расп-ределителя, куда его сбагрили после короткой шумихи в местных газетах о "судьбе ребё-нка" и о том, что "власти окружили маленького человека заботой и вниманием". Убегал из детского дома - как сейчас понимал, не самого плохого. И через два месяца - уже не-похожий на себя, молчаливый, в сущности, не нужный никому - ни государству, ни шко-ле, ни каким-то дальним родственникам, делившим жалкие остатки имущества (хотя все клялись, что пожизненно озабочены судьбой "несчастного сироты") - убежал в пос-ледний раз. Прямо из рук работника милиции, вёзшего его в краевой детский дом для де-тей "с отклонениями", как про него обтекаемо говорили.
И - пропал где-то на нищих, стремительно спивающихся и разваливающихся прос-торах Сибири, которыми, как надеялся когда-то наивный Ломоносов (1.), "будет прирас-тать могущество России".
Его и не искали...
...Новый, 2001-й, год Витька встречал на ступеньках сверкающего универмага. Шёл снег пополам с холодным дождём, скрыться от него было негде. Хотелось есть - мучи-тельно, дико,мальчишка не ел почти два дня и не понимал, где можно взять еду. Несколь-ко раз ему приходило в голову попросить, но пока что возникавший от одной этой мысли горячий стыд был сильнее голода. И он просто сидел на цоколе крыльца, тоскливо смот-рел перед собой и время от времени поводил лопатками под навылет мокрой курточкой.
___________________________________________________________________________________________________________________
ЛОМОНОСОВ Михаил Васильевич (1711-65), первый русский ученый-естествоиспытатель мирового значения, поэт, заложивший основы современного русского литературного языка, художник, историк, поборник развития отечественного просвещения, науки и экономики.
35.
Ещё хотелось плакать, но Витька крепился, вспоминая слова папы, что мужчины не пла-чут. И всё-таки этих сил - крепиться - оставалось всё меньше у девятилетнего мальчи-шки, который старался оставаться мужчиной.
До Нового Года было три часа.
Напротив остановилась машина - большая, сверкающая. Из неё вышел мужчина, за ним - девочка, ровесница Витьки. Они были нарядные, красивые, а из салона потянуло эк-зотическими запахами и теплом. Так потянуло, что мальчишка ощутил это, сидя почти в десяти метрах.
Мужчина что-то сказал в салон, взял девочку за руку и они пошли мимо Витьки в сторону всё ещё открытой подсобки магазина. Витька не посмотрел им вслед - его взгляд окончательно притянул салон. Там было тепло и светло. Туда хотелось влезть. И мальчишка уже сделал бессознательное движение... на как раз в это время мужчина и девочка вернулись. Мужчина нёс несколько больших кульков. Девчонка - пакет с шокола-дными батончиками.
Глаза Витьки и девчонки встретились. И девчонка с улыбкой достала один батон-чик и бросила к ногам Витьки - в мокрую снеговую кашу.
Если бы она дала его в руку - Витька бы взял. Но она бросила шоколадку в снег.
И Витька наподдал шоколадку ногой - так, что мокрая слякоть залепила и визгливо заоравшую девчонку, и уронившего пакеты мужика, и роскошное нутро машины.А потом бросился бежать...
...Когда через полчаса он вернулся к этому же месту, машины, конечно, уже не бы-ло, а подсобку закрыли. Но яркий шоколадный батончик всё ещё лежал в луже - там, ку-да Витька его отфутболил. Не сводя глаз с шоколадки, Витька устало уселся обратно на цоколь и притих.
Шоколада хотелось ужасно, до судорог в животе, а рот при одной мысли о батон-чике наполнялся кислой слюной. Витька сглатывал и думал, что никого тут нет, никто не увидит, как он поднимет шоколадку...
Только он сам. Но что же ему теперь - умирать с голоду, не найдя папу и маму?!
Он соскочил с цоколя и пошёл к шоколадке, как к ловушке. И - почти в ту же секун-ду - к батончику посунулся с другой стороны пёс.
Точнее, это был щенок - мокрый, большелапый и несчастный. Едва увидев человека, щенок тут же шарахнулся в сторону, поджимая облипший прутик хвоста. Оглянулся че-рез плечо - тоскливо и безнадёжно, в глазах отразились фонари... И Витька, уже возвра-щавшийся с шоколадкой на крыльцо, замер, поймав этот взгляд.
Не сводя глаз со щенка, мальчик сел на мокрый камень.Развернул шоколадку. Посмо-трел на коричневую морщинистую поверхность. Вздохнул.
И, переломив батончик пополам, слез на асфальт, присел на корточки и протянул руку с половинкой батончика щенку. Не бросил, а протянул...
...Он съел свою половинку, не поднимаясь с корточек, рядом со щенком. Тот лопал, давясь и крутя хвостиком, поглядывая на человека - и от этого взгляда Витьке стало теплее на душе. Может быть, потому что по сравнению со щенком он был сильным и большим?
Витька погладил щенка по мокрой шкурке. И увидел, как возле них остановились в снежной каше высокие грязные ботинки. Мальчишка поднял голову.
Возле него стоял парень - лет 14, неплохо одетый, но... какой-то потёртый, что ли? Стоял и смотрел сверху вниз на сидящего на корточках мальчишку. И Витька мол-чал - что было говорить? Отбирать у него было нечего, он боялся только, что парень обидит щенка и взял его на руки, закрыл предплечьями и ладонями.
- С Новым годом, - сказал парень. Без насмешки. - Я видел, как ты тут крутишься... Ну что, час остался. Будешь тут праздновать или пойдём к нам встречать?
- Я... вот с ним, - хрипло сказал Витька и качнул прижавшегося щенка. Парень дёрнул
36.
плечами:
- Да ради бога. Вставай, пошли скорее, а то я устал, как собака.
И, наклонившись, потрепал щенка за ушки.
* * *
Щенок не ужился на "Вилле П...ц", как называли своё убежище в подвале старого газораспределительного комплекса жившие там мальчишки и девчонки. Через два меся-ца, когда стало теплеть, он ушёл со взрослыми собаками. Витька всплакнул, но не очень.
Компания, к которой прибился Витька, не была ни бескорыстным коллективом "од-ин за всех и все за одного", ни "беззаконной стаей" - именно два этих образа бесконечно муссируют дубоподобные журналисты, пишущие о беспризорных. Просто полтора деся-тка тех, кому государство отказало в праве на жизнь, не пожелали умирать и невольно сбились потеснее. Так было легче. Всё легче - выживать, болеть и даже умирать. Случа-лось и такое. Через две недели после первого знакомства на глазах Витьки умер одиннад-цатилетний мальчишка, избитый на рынке за то, что украл колбасу с прилавка.Он дополз до "Виллы П...ц" весь в крови и умирал почти три часа, а девчонки сидели возле него и утешали, чтобы ему было легче. Все знали, что он умрёт, а так ему и правда было легче. И всё-таки перед смертью он тихонько позвал маму.
Четырнадцатилетний Федька, лидер компании, против новенького ничего не имел, лишь бы тот зарабатывал. Просить Витька отказался. Федька поколотил его - без зло-бы, просто чтобы слушался. Витька отказался просить опять. Федька удивился и поко-лотил снова. Витька отказался и в этот раз. Федька снова собирался пустить в ход ку-лаки, но старшая из девчонок, Натка, бросила ему: "Хоре х...й страдать. Видишь ведь, что он не попрошайка. Бери его с собой." "Да мне-то," - пожал плечами Федька. И стал брать Витьку с собой - бомбить машины, пьяных, "лёгкие" конторы, ларьки и прочее.
Нельзя сказать, что Витька хотел красть. Но уже понял, что не делать этого бу-дет нечестно. Ведь он же ест, что и все, спит в тепле... Воровать казалось честнее, чем просить. Ведь давали, как правило, те, у кого и у самих было немного, и Витька чувство-вал себя так, словно обманывает их. А крали у тех, кто имел много и никогда не давал. Всё было честно. При своём росте, внешности и ловкости воришка из Витьки вышел от-личный. Федька это сам признал.
Он был неглупый и справедливый, любил почитать книжку и поговорить с младши-ми.А с Витькой,естественно,говорил больше, чем с остальными.И охотней.И "за жизнь", и вообще про отвлечённые вещи типа космоса или книжек. Именно Федька заставил Ви-тьку затвердить главные правила беспризорного:
1. хоть раз в день есть горячее;
2. никогда не связываться с наркотиками;
3. никогда не браться за непонятную работу, сколько бы не предлагали;
4. не верить ни единому слову "власти";
5. никогда не обманывать тех, кто к тебе правда отнёсся по-хорошему.
- А такие бывают? - спросил Витька.
Они сидели тогда на ограждении крыши, над двенадцатиэтажной пропастью. Бы-ла тёплая летняя ночь, они удачно поработали, и у Федьки было хорошее настроение. Он нагнулся назад, плюнул на улицу, пожал плечами и сказал:
- Ты знаешь, по-разному случается, Вить. Сказок много базарят, но и по правде быва-ет. Я такие истории знаю. Кого-то взяли в семью, кого-то там куда-то ещё в хорошее место. Кого-то родаки или ещё какая родня вдруг отыскали. Но это редко бывает. На-шего брата по стране знаешь сколько? При Борьке Беспалом было три лимона, а при ны-нешнем Вовке Бледном стало пять... Дохнем.
- Кто дохнет? - не понял Витька. Федька криво улыбнулся:
- Да кто... Мы, русские. Ты что, не заметил, что наш брат только русский?
Витька об этом не задумывался. Он помолчал и спросил:
37.
- Федь... А вот родители... они правда находятся?
Федька вдруг обнял Витьку за плечи:
- Слушай, Вить, - ласково сказал он. - Ты не надо про это. Ты же сам видел... ну, ты
рассказывал. Тогда ты маленький был, но сейчас-то...
Витька не стал спорить. Но что-то такое в нём осталось. И вырвалось через год, когда ему было уже одиннадцать.
Родители снились ему всё это время. Но это были сны из прошлого - как будто всё по-прежнему. А тут... тут ему приснился новый сон. Как будто где-то - дом, совсем но-вый, в каком-то селе. И там живут мама и папа. И ждут Витьку. Его ждут.
Утром он стал собираться.И,когда кто-то спросил: "Куда? - он бросил: - Искать." "Рехнулся, - сказала отдыхавшая после "трассы" Натка. - Федьке скажу, он тебя убь-ёт." Витька презрительно шевельнул плечом.
Федька его не тронул. Он только повторил:
- Рехнулся ты, Вить.
- Вдруг найду? - сказал Витька.
- Пошли, провожу, - сказал Федька. Собирались и остальные, но он разогнал их "по мес-там": - Нечего.
Они долго шли вдоль железнодорожных путей. Федька молчал. Потом сказал:
- Зря ты. Пропадёшь ещё.
- Не пропаду, - упрямо ответил Витька.
- Ну ладно, - согласился Федька. - Я дальше не пойду... - они остановились. Федька по-мялся: - Вить... тут я вот что скажу... у тебя сейчас возраст такой... в общем, ты смо-три, помни, что я тебе говорил. Мне Натка давно говорила, да я как-то... у нас такого тут нет почти... - Витька удивлённо глядел, как смешно мнётся Федька, не понимая, о чём он. - Там, - он махнул рукой на запад, - до мальчишек охотников полно. А ты краси-вый... то есть, - он спешно поправился, - девчонки так говорят. Ты осторожней. Это де-ло такое, хуже наркоты. И не умрёшь, и жизни не будет.
Витька засмеялся. Он никогда не рассматривал себя с точки зрения красоты. Тогда Федька засмеялся тоже - и протянул Витьке руку. А потом сказал, сжимая его пальцы:
- Если бы у меня была семья... настоящая...Я бы хотел младшего брата, как ты.
- Я, может, вернусь ещё, - пообещал Витька. Но знал: не вернётся. Он найдёт родите-лей. Обязательно.
3.
И Витьку понесло по стране.
Страна была большая и безалаберная, поэтому можно было прожить, всё казалось не так страшно, как сперва, когда он сидел на мокром бетоне, испуганный и маленький. Теперь за ним была закалка, за ним было умение, за ним была волчья выучка. Он нигде не задерживался долго, постепенно пробираясь всё дальше и дальше не запад - низачем, бес-цельно, просто так несло его человеческим потоком, стремившимся из восточных облас-тей, из-за Урала,поближе к ещё худо-бедно живущему центру.Он искал. Он правда искал, уверенный в том, что сон не солгал - шёл, ведомый смутным инстинктом, в котором лю-бой врач легко определил бы психическое расстройство.
Но какие врачи - для беспризорного русского мальчишки?
За восемь месяцев он добрался до центральных районов. И в свой двенадцатый день рождения, чтобы немного передохнуть, нанялся работать на стройку под Рязанью, по-дай-принеси, в какую-то украинскую бригаду.
Украинцы были совсем простыми мужиками, оставившими дома - в ещё более ни-щей, чем Россия, стране, таких же детей, пацанов и девчонок. Нет, никто и не думал сдерживать мат или похабные рассказы при мальчишке. Но его не обделяли ни едой, ни
38.
тёплым местом, а когда однажды надутый, похожий на сыча хозяин стройки хотел за-жилить крохотную плату мальчишки - рабочие вступились так дружно и решительно, что оторопевший буржуйчик и не подумал спорить.
Когда работа была закончена - на исходе третьего месяца - украинцы звали маль-чишку с собой, под Ставрополь, работать дальше. Но Витьку снова подняло и потащило с места. И только под Воронежем он нашёл во внутреннем кармане новой куртки пачку денег - почти пять тысяч - и записку, корявую и неграмотную, в которой ему желали счастья.
Хорошо, что он успел потратить те деньги. Потому что недалеко от Воронежа на него напали местные пацаны, сельские. Сами давно почти как беспризорные, тоже по-луголодные и злые на всех.
Витька дрался отчаянно. Он этому научился давно. Но их было шестеро, трое - старше его. Финал драки был предрешён. Мальчишку избили, отобрали куртку и кроссов-ки, а потом - столкнули с электрички, где всё это происходило.
В Воронеж Витька добрался рано утром побитый, босой, голодный, в одних драных джинсах и майке. Жрать хотелось так, что мутило. Было ещё очень рано, часов пять, холодно довольно, почти всё закрыто, людей мало и видок мальчишки не внушал доверия никому - замурзанный, лицо в разводах от слёз (он всё-таки не удержался потом, когда уже всё кончилось, больше от обиды и от злости, чем от боли), волосы во все стороны и ноги, как сапоги. Витька пристроился у магазинчиков, думая: в какой-нибудь утром то-вар привезут наверняка, попрошусь разгружать.
Мальчишка сидел на бордюре, ждал, сам в себя завернувшись от утреннего холода. И вдруг услышал оклик. Окликали его.
-- Пацан!
Витька повернулся, а сам уже прикинул, как бежать в случае чего. На тротуаре перед магазинчиками стоял парень лет 18-20 где-то. Хорошо одетый, со спортивной су-мкой. Улыбался. Витька спросил коротко и настороженно:
-- Чего?- и услышал в ответ:
-- Чего-чего, поди сюда, не бойся.
Мальчишка встал, но не пошёл. Заопасался: в случае и так и так догонит, а уж если от кустов отойти... И ещё раз спросил:
-- Чего?
Парень вздохнул, пошёл сам к попятившемуся кустам Витьке; в случае - кувырок, а туда он не полезет в новеньком и чистеньком. Парень засмеялся, покачал головой и пов-торил:
-- Да не бойся ты.
Опыт Витьки подсказывал: если говорят "не бойся", значит надо бояться. Но око-ло кустов он себя как-то поуверенней почувствовал и спросил грубовато:
-- Ну, что надо?
Парень опять засмеялся:
- Заработать хочешь? - спросил он прямо.
-- А что за работа? - тут же спросил Витька, не двигаясь с места.
-- Да у меня дома поработать надо, - ответил парень.
Витьку слегка переклинило от усталости и голода, он почему-то решил, что надо убирать дома. И деловито поинтересовался:
-- А сколько заплатишь?
-- Сговоримся, - пообещал парень, - но точно не обижу.
И Витька согласился.
Идти пришлось недолго. В девятиэтажку, на пятый этаж. Поднялись на лифте, вошли в квартиру. Видно было, что квартира съёмная (это сразу ощущается), но не бом-
39.
жатник, а хорошая, двухкомнатная. И ясно было, что деньги у парня есть. Пока он ра-зувался, Витька краем глаза заглянул в другую комнату - там на столе лежали книжки, учебники какие-то, тетради. Студент. Вообще с обстановкой не очень густо, но телик с видео стояли и стереоцентр, и ещё мелочь всякая. Парень дверь запер и посмотрел на Ви-тьку. Тому стало не по себе. Мальчишка неуверенно спросил:
-- А что делать надо?
-- Ну сначала раздеться, - сказал парень. Витьку опять заклинило, он пожал плечами:
-- Да у меня даже обувки нет, - и услышал в ответ:
-- Нет, ты не понял. Вообще раздевайся, - но продолжал тормозить:
-- А где ванная?
Наверное, в глубине души Витька понял уже, что будет, только сам себе не приз-навался и этими вопросами как бы защищался: может, пронесёт? Не пронесло. Улыбка с лица парня исчезла, а глаза стали какие-то сразу и опасливые, и радостные, и ещё чёрт те какие:
-- Ванная тут не при чём, ты мне как раз такой нравишься.
Вот тут мальчишка понял всё и сразу. Сердце куда-то грохнулось, дышать трудно стало, а потом он весь вспотел сразу и ослабел так, что ноги подломились, только хны-кнул:
-- Не надо... я не хочу...
Парень без слов взял мальчишку за плечо и пихнул в комнату - не в ту, где учебники и всё прочее, а в первую, в зал. Мыслей в голове вообще не осталось, одна вата какая-то и страх. Ни бежать, ни кричать или там в окно выпрыгнуть Витька даже не попробовал. Вообще ни про что не думал. И услышал снова:
-- Раздевайся давай.
Парень взял из шкафа фотоаппарат-поляроид для мгновенных снимков.
Как во сне Витька начал раздеваться. Парень несколько раз щёлкнул, потом на ма-льчишке остались только трусы, он сказал:
-- Погоди. Есть хочешь?
Витька даже ответить сразу не смог. Потом кивнул. Тогда парень велел снять трусы и повёл на кухню.
Следующие где-то минут сорок парень общёлкивал Витьку по-всякому. На диване, в ванной, в лоджии. Как он ест, как лежит (вроде спит), около телевизора, на ковре, на унитазе (правда, не приказывал ничего делать, просто посадил). Снимал, он вроде бы та-нцует. Вдвоём с собой - на коленках, в обнимку стоя, на руки брал, ставил перед собой на колени. И ещё многое другое... Витька стал такой вялый, почти в отключке, молчал и всё делал, что говорили, даже улыбался иногда, когда велели. Ещё его сильно тошнило. Потом парень коротко сказал:
-- Пошли, - и повёл Витьку в другую комнату. Стал говорить, как ему нравятся маль
чишки, уговаривать не бояться, что он всё сделает хорошо, а Витьке только потер-петь надо. Потом посадил мальчишку рядом, начал ласкать - уже по-настоящему лас-кать, уложил на живот...
- Витька не сопротивлялся и не помогал, так просто, гнулся, куда гнули и почему-то думал: а вот уснуть бы сейчас. И вдруг... его посадили. Парень посмотрел Витьке в глаза - диким таким взглядом, что тот испугался и немного ожил - сквозь зубы выма-терился и неожиданно поволок мальчишку к двери! Выбросил на лестничную площадку - Витька не удержался, грохнулся плечом в стенку, упал, - а следом полетели джинсы, трусы, майка. Витька сидел голый, ничего не делая. Долго сидел, потом лифт скрипнул где-то внизу, мальчишка встал, начал одеваться. Его заколотило - так затрясло, что он никуда не мог попасть,опять сел, а его било,зубы стучали, пальцы на ногах сами скрючи-лись, как когти. Опять распахивается дверь,вылетел какой-то пакет, и этот парень аж с визгом заорал:
40.
- Уё...вай отсюда на х... ! - и с треском захлопнул дверь.
Кое-как Витька оделся, взял пакет (почему-то показалось, что он его, хотя не было у Витьки никакого пакета). В лифте обблевался - всем, что съел - и подумал длинно: "Жалко, хоть какая-то польза была бы..."
Ну и вроде как проснулся.
Как же он дунул от подъезда! Чуть ли не весь мост - километра два - до правого берега пробежал... А там в кустах возле лодочной станции поуспокоился и только те-перь увидел пакет в руке. И полез в него.
Во-первых, там были фотки. Ещё - еда. Консервы какие-то, нарезки колбасные, хлеб, печенье, шоколадка, всё вразнобой, видно было, что просто швыряли подряд, что попадалось. И деньги. Тысячная бумажка.
Витька заревел. Сидел и ревел, никак не мог остановиться. Долго, уже совсем день был, когда он пришёл в себя. Потом умылся, поплавал в этом "море", как называли ме-стные большое водохранилище. Поспал немного на солнце, проснулся уже вроде как в но-рме, а всё это вспоминалось, как через туман. Фотки тут же порвал на мелочь и зарыл, рвать старался так, чтобы не смотреть. Поел и пошёл покупать обувку и ещё кое-что...
4.
Следующие два месяца Витька опять колесил по центральной России. Но теперь в мальчишке прочно жил страх. Страх надломил его, вытеснил все прочие мысли и чувства - не до конца, но ощутимо. Витька боялся самого себя. То, что казалось ему привычным и естественным - лицо,тело - оказывается, могло вызывать в людях другие чувства. Жу-ткие и необъяснимые. Ему вспомнилось предостережение Федьки, и он всё чаще шараха-лся от людей, не стараясь разбираться в их намерениях. И всё чаще голодал... А голод за-ставлял его не то чтобы забывать правила Федьки, но сознательно пренебрегать ими.
И кроме того, происходит чаще всего именно то, чего мы боимся. Этого правила Витька вообще не знал. Как и не знал того, что от подозрительности устаёшь, теряешь бдительность - и...
Витька добрался в Петербург - надменный северный город, задуманный Петром Великим, как "парадиз", рай, новая столица великой Империи. В нынешней реальности это было гнездо бандитов, чинуш и торговцев всем на свете (в основном - Родиной), в ко-тором все памятника славного прошлого смотрелись как-то идиотски - даже не стран-но, а именно идиотски. Сияющий шпиль Адмиралтейства в стране без флота, вот чем был Санкт-Петербург начала ХХI века.
Впрочем, Витька об этом не думал совершенно.
Сперва ему показалось, что повезло. На вокзале уже на второй день он познакомил-ся с Максом - парнишкой одного возраста с собой, фамилии которого Витька так никог-да и не узнал.Макс был из офицерской семьи. Его отца выкинули со службы несколько лет назад, во время Второй чеченской - за то, что он передавал трофейное оружие и боепри-пасы отрядам терских казаков. Как чаще всего бывает с военными в таких случаях, отец Макса спился мгновенно и в совершенно невменяемом виде попал под трамвай. Мать пое-хала куда-то в Москву - "искать правду". Больше Макс её не видел и, чтобы как-то про-жить, нанялся в загородный клуб "Аквариум". Было это две недели назад, но вот напар-ник Макса смылся - и мальчишку администрация послала искать замену, руководствуясь нормальной логикой: пацан с пацаном скорей договорятся.
- Вот, - Макс со смехом показал настороженно слушающему Витьке листок бумаги, - даже виртуальный портрет составили. Сказали: ищи, чтобы был похож. Похож?
Мальчишка на бумаге в самом деле был похож на Витьку.
- А что за работа? - спросил Витька. Макс охотно ответил, пиная ножку вокзальной
скамейки пяткой кроссовки:
41.
- Да представления всякие в воде. Ты плавать умеешь? - спохватился он. Витька кив-нул: - Ну и нормалёк. Платят так себе, если честно, но жильё и кормёжка отличные.
Витька не верил, что ему так, с ходу, могло повезти. И опять недоверчиво поин-тересовался:
- Ну а чего делать-то надо? Какие представления?
Макс вздохнул. Показал руками:
- Ну там такой аквариум большой. Народ жрёт-пьёт, а там всякое... - он помялся: - Правда это. Там иногда надо ну. Голым выступать.
- Голым?! - Витька вскочил. Макс беззаботно махнул рукой:
- Ну и что? Я вот две недели там. Шесть представлений, и всего два раза... так. И вообще это просто так, никто даже не прикасается, да и не присматривается почти. Им там, в зале, дела-то, они ужрутся - и под стол. Ну или на баб смотрят.
- Там что, бабы?! - Витька сам не знал, почему ещё не сбежал. Может быть, потому что не ел уже почти трое суток и устал бояться?
- Ну... - Макс пожал плечами...
...Владелец заведения - молодой полный мужик по имени Жорка - Витьку почти ус-покоил. Нет, остался какой-то стыд... но страх практически исчез. Во-первых, этот Жорка досадливо отмахнулся рукой, когда Витька что-то начал мямлить, едва войдя, что он не хочет, что он...
- Чего тогда пришёл? Вали, вон дверь.
Витька оглянулся. Уходить не хотелось. Хотелось есть. А перед Жоркой стояли ко-фе и бутерброды на тарелочке. Витька переступал с ноги на ногу и не уходил, старался смотреть не на еду, а на фотку молодой красивой женщины с девочкой лет трёх на ру-ках, стоящую возле компьютера на столе.
- Это мои жена с дочкой, - буркнул Жорка и вгляделся в мальчишку. - А вообще-то... во-обще-то, - он встал, - ты подходишь, - и добродушно засмеялся: - Ну ты что, дурачок? Нет, это не притон. Нет, я не работорговец. И не сутенёр.
- А как же... - просипел Витька, сглотнул, кашлянул и облизал губы. - Как же...
- А что тут такого? - Жорка подошёл к шкафу, достал какой-то альбом. - Если хо-чешь знать, это искусство. Да-да, искусство. Вот, смотри, - он открыл глянцевые стра-ницы. - Художник Иванов. Вот его "Пришествие Христа народу". Слышал? (Витька по-мотал головой) Картина - на весь мир знаменитая. Классика! - А вот его же итальянс-кие зарисовки. Везде голые мальчишки. Так он кто: сутенёр, педофил? Ху-дож-ник, - Жо-рка поднял палец. - Так как будем?
Витька смотрел на альбом и сопел.
А кофе с бутербродами - пахли на столе...
...И действительно - всё было нормально. И комнатка - небольшая, но устроенная - для них с Максом. И деньги. И прогулки по городу. И никто не приставал, и его даже не загоняли (мол - скорей-скорей!) в этот аквариум, серьёзно готовили, разучивали поведе-ние, сценки-скетчи... Целую неделю, по нескольку часов в день, со специальным тренером. И девчонки из труппы к ним с Максом относились совершенно спокойно.
Правда, Витька всё равно почти обмер, когда настал день первого представления. Но... оно оказалось безо всякого раздевания. Это во-первых. А во-вторых - из зала и не смотрели толком, Макс не соврал. Это было даже немного обидно, если честно. Он-то старается, а там...
Раздеваться пришлось ещё через раз. Витьке опять было отчаянно стыдно, он да-же толком не помнил, что делал, просто производил заученные движения... Но на них опять считай и не смотрели!!! А девчонок стесняться просто не получалось - вместе работают, деньги же зарабатывают... Не что-то там такое.
Так прошли три недели. Витька освоился окончательно и полностью. И даже не заволновался, когда одно представление отменили - Жорка сказал, что у Макса какие-то
42.
личные дела...
...Макса привезли обратно вечером. Он плакал и трясся мелкой безостановочной дрожью. Витька пытался его успокоить - не получалось. Из карманов куртки, когда Ви-тька помогал Максу раздеться, посыпались деньги - несколько сотенных. Витька долго добивался у Макса, что с ним случилось. А потом понял сам. Всё понял сам.
В следующую неделю он несколько раз пытался найти способ бежать - и ничего не получалось. Внутренние помещения клуба оказались настоящей тюрьмой, хотя и доста-точно комфортной. На сцену их больше не выпускали - и Витька понял, что им уже наш-ли там замену. Как его нашил на замену какому-то парню, раньше работавшему с Мак-сом. А их...
Макса увозили ещё не раз, и Витька начал замечать, что тот всё спокойней и спо-койней относится к происходящему. И аккуратно кладёт деньги на подаренную ему в один из "отъездов" карточку.
Витька попытался с ним поговорить. Макс сперва молчал, потом с вызовом сказал:
- Ну и что? Да, трахаюсь. А что мне ещё делать? Ты вот вообще думал головой, какое у нас будущее? Кому мы нужны? А я накоплю сколько смогу, и больше никогда, - он пов-торил с ожесточением, - ни-ког-да так жить не буду! Пусть другие так живут, а я - не буду! Всё для этого сделаю! - истово закончил он.
Витька отошёл и забился в угол своей кровати.
В тот вечер приехали за ним...
...Толстенького человечка,прикатившего в "ролс-ройсе",звали Яков Яковлевич Што-кберг, и Витька так никогда и не узнал, чем он собственно занимался. Мысленно Витька не раз прокручивал, что будет делать, когда за ним вот так придут, как за Максом. А в реальности не сделал ничего. Покорно поднялся на ноги и пошёл следом за здоровым, как шкаф, охранником. Молча сидел в машине на заднем сиденье, глядя на носки своих кросс-совок. Без звука прошёл по дорожке в дом, надёжно спрятанный за высокой стеной из бе-лых бетонных плит, обклеенных пластиком "под камень".
И закричал только когда в большой полутёмной спальне Штокберг, сопя, стал сди-рать с него одежду. Кричал до тех пор, пока не охрип.
Хотя уже понял, что это бесполезно. Никому просто не было дела до его криков - и ему следовало благодарить небо за то, что Штокберг не оказался садистом-убийцей. Но даже охрипнув, Витька сипел горлом и захлёбывался - от боли и отвращения...
...Поставив дрожащего, зарёванного Витьку перед собой, Штокберг поднял его по-дбородок пальцем и назидательно сказал:
- Теперь ты моя вещь. Понял? Вроде красивого предмета мебели.
- А когда... обратно? - простонал Витька. Сейчас клуб казался ему едва ли не убежи-щем ото всех бед и ужасов. Штокберг усмехнулся:
- А зачем тебе обратно? Я тебя купил. Долго за тобой наблюдал, ну и решил, что ты мне подходишь. И я же сказал, ты - моя вещь.
- Я не вещь, - тихо ответил Витька и длинно вздрогнул. Яков усмехнулся и лениво заме-тил:
- Да, это ты правильно сказал. Извини, я ошибся. Если вещь обронили, то обязательно подберут. Хозяин или ещё кто-то, чтобы вернуть или чтобы украсть, но подберут. А ты никому не нужен. Это точно, ты не вещь. Просто маленький русский дерьмец, у ко-торого смазливая мордашка, вот и пользуйся этим. Таково твоё жизненное предназначе-ние...
...Он любил порассуждать о жизненном предназначении. И получалось так, что у всего остального мира оно одно - доставлять ему, Якову Яковлевичу Штокбергу, всяче-ские удовольствия и деньги. Даже о своих соплеменниках он говорил либо с презрением - если они были бедней - либо с чёрной завистью, если им повезло больше. Рассказывал, как
в молодости едва не сделал глупость - не уехал в Израиль. "Вот было бы сейчас, там же
43.
постоянно война! И слова против не скажи! А тут - живи себе и живи, русские всё вы-терпят! И повоюют за тебя, и поработают, и подохнут..." Русских же называл "быд-ло", "скот", "исусики","козлы" и ещё полусотней разнообразных ругательств на уже своём языке - "гои", "акумы", "мамзеримы", "ноцеримы"... Слова были похожи на гряз-ные кляксы - именно так Витька их видел, когда закрывал глаза. Ползающие по стенам красивого дома грязные чмокающие кляксы...
Витька не спорил. У него не было сил - спорить. Все они - без остатка - уходили на
то, чтобы сохранить себя. То, что делал с ним Штокберг, было не просто отвратите-
льно - это подчиняло и переламывало. Витька быстро научился изображать удовольст-вие и отвечать на ласки Штокберга - так тот быстрее отставал. И даже ревность, если "хозяин" задерживался - это приводило Штокберга в восторг,а Витьку потом тря-сло, когда ему удавалось оставаться одному. Трясло от отвращения к самому себе, от ужаса и понимания того, что иного выхода у него сейчас нет.
На тринадцатилетие Штокберг закатил своей "девочке" роскошный пир в ресто-ране. Такого дня рождения у Витьки не было ни разу в жизни, не могло быть. Вот только отмечал Витька этот день, переодетым в дорогущее платье от одного из ведущих ку-тюрье. И, ловя на себе взгляды гостей, знал: почти всем им известно, кто он такой на самом деле. Именно по возвращении с "праздника", с отвращением покидав тряпки на по-стель в своей комнате и сев рядом, Витька понял, что выход из этой ситуации может быть только один. И он очень реальный, такой понятный и простой, что даже странно, как это раньше не приходило ему в голову.
Может быть, потому что у любого унижения есть предел. Перешагнув его, чело-век или ломается окончательно - или восстаёт. Этот предел и настал для Витьки. А с ним пришло и понимание.
И всё-таки он ждал ещё почти два месяца. Потому что не собирался пропадать. Не собирался совершать "акт последнего мщения". Он хотел вырваться из этого ада и жить. Уже просто потому, что почти год был внутренне мёртв и хотел вернуть себе прежние ощущения - свободу в первую очередь, а не умереть, как зверь в клетке, расте-рзавший укротителя и тут же убитый.
А для этого следовало выбрать момент...
...Прошло два месяца - целых два месяца! - после того страшного дня рождения. Витька лежал в постели рядом с храпящим Штокбергом. Лежал, закинув руки под го-лову, смотрел в потолок и думал. На улице были морось, тучи, охрану Штокберг отпу-стил - вместо обычных четверых бойцов дежурили двое, какие-то новые, недавно наня-тые. Яков Яковлевич что-то такое праздновал и хотел, чтобы "мальчики тоже отдох-нули".
Витька бесшумно встал и подошёл к зеркалу - большому, ростовому. Посмотрел на своё отражение. Потом оглянулся на спящего Штокберга. И...
И вдруг понял, что выше и сильнее его. Просто выше и сильнее. Не такой, каким был восемь месяцев назад. А охранников всего двое. Новых, незнакомых с домом и вообще. И погода пасмурная. И... и он - человек.Он Витька Палеев. Даже если эта жирная тварь думает иначе.
Он подошёл к постели и так вцепился в горло Штокбергу, что почти сразу услышал звук ломающихся гортани и позвонков.Толстое тело Штокберга забилось.А особенно от-радно было, что перед смертью глаза Штокберга изумлённо и с ужасом открылись - и он успел увидеть и осознать, что с ним происходит. И услышать слова Витьки - негром-кие, но отчётливые:
- Подыхай, тварюга.
Потом он рванул пальцы, сведённые судорогой в когти - и выдрал Штокбергу гор-ло. Кровь волной хлынула на постель, фонтаном забрызгала стену и потолок, залила Ви-
44.
тьку. Жаль, что Штокбергу уже было всё равно. Витька как-то судорожно, обрывками, пожалел об этом и потащился в ванную - его трясло.
Мотая головой, гадко икая и отхаркиваясь в раковину, Витька умылся и вымыл ру-ки. Потом прошёл в свою комнату, оделся - к счастью, мальчишеская одежда у него всё-таки была. И, выходя в коридор, нос к носу столкнулся с недоумённо уставившимся на не-го охранником...
...Его настигли на одном из бульваров, недалеко от какого-то памятника воинам Великой Отечественной. Прыгая из окна, Витька подвернул левую ногу. Как он перелез через забор - помнилось плохо, не помнилось совсем, как и куда бежал дальше; чудом бы-ло уже то, что смог так далеко убежать. Но бежать ещё Витька просто не имел сил, он вдобавок здорово расслабился в физическом отношении за прошедшие восемь месяцев. Он надеялся оторваться, но за спиной не умолкал топот погони,и Витька, споткнувшись, упал... а когда поднялся - эти двое подходили к нему и были уже в нескольких шагах. В ру-ках у обоих тускло блестели пистолеты. Они тяжело дышали и смотрели на мальчишку с каким-то тупым непониманием, не со злобой.
Витька попытался опять побежать, но не смог - левая нога почти не слушалась.
Отступая, он дохромал почти до самого памятника. Зачем-то обернулся - может быть, чтобы понять, где же окончится его жизнь. Бронзовый солдат смотрел сверху вниз с невысокого постамента...
Витька сел на выступ рядом с надписью
СТОЯВШИМ
НАСМЕРТЬ
ВО ИМЯ
ЖИЗНИ
Снизу вверх посмотрел на подходящих к нему убийц. Бульвар был пустынен, поблёскивала невская вода, тянуло сырым промозглым ветром, и Витька вдруг понял, что он смертель-но устал и замёрз. Просто смертельно. Никого и ничего не было на бульваре, кроме сидя-щего на постаменте мальчишки, двух подходящих к нему парней с пистолетами, ветра и фигуры солдата.
Когда они подошли вплотную, Витька встал. Их это удивило, они остановились. А Витька сказал - он сам не знал и не понимал, почему:
- Отведите меня к реке. Там...
- Ты чего это? - спросил один из охранников, помоложе. Удивлённо спросил. - Какая те-бе разница, где мы тебя кончим? - голос его стал почти весёлым.
Витька повёл плечом:
- Не надо меня рядом с ним убивать, - он коротко кивнул на памятник.
Они подняли головы.
И долго-долго смотрели на памятник. Поверх стоящего Витьки. Ему стало трудно думать и смотреть, он закрыл глаза... а когда открыл их, то увидел, что охранники ухо-дят. Они уходили молча и не оглядываясь. Как-то тяжело, словно несли на плечах неподъ-ёмные мешки...
- Спасибо, - сказал Витька солдату. Совершенно серьёзно сказал. И захромал в другую сторону. Оглянулся - ему почудилось, что солдат шагнул с постамента и неожиданно тихо идёт следом.
Но фигура, конечно, стояла там, куда её поставили когда-то. Памятники не могут двигаться. Иначе...
Что "иначе" - Витька тогда не додумал.Но потом ему несколько раз снился сон. Он просыпается и видит бронзовую фигуру. Солдат наклоняется и берёт его на руку, как од-ну девчонку на виденной когда-то картинке. И это совсем не странно и не стыдно, хотя Витька не маленький. Они идут куда-то, идут долго, и солдат вроде бы уже не бронзо-
45.
вый, а живой, только невероятно огромный и сильный. Они идут, а следом встаёт и ка-тится солнце. Они с солдатом указывают ему путь. И Витька знает, что там, где оно сейчас освещает землю, всё-всё становится хорошо. А ещё знает, что в конце пути они с солдатом оба станут бронзовыми. Но это не страшно, потому что к тому времени пло-хого на земле не останется совсем. И без Витьки у солдата это не получилось бы, поэто-му вместо страха - гордость...
Он уже давно не плакал наяву. Но просыпался после того сна всегда в слезах.
5.
Через пять дней на окраине Петербурга Витька схватился с тремя местными бом-жатами-ровесниками. Драка была жестокой. Витька вспомнил всё, чему его учил Федька и другие люди, "встречавшиеся на жизненном пути". Хорошо кормленый, он с какой-то свирепой жестокостью расшвырял и добил нападавших, вышибая из них сознание, уже из лежащих. И почти тут же появились ещё пятеро.
Витька подхватил валявшуюся неподалёку рейку. Прижался к забору и процедил, прикидывая её в руках:
- Ну, подходи, кому жить надоело.
Они и подошли. И тот, что шёл первым, вдруг сказал изумлённо:
- Витёк, это ты, что ли?!
Витька узнал Игорька - одного из ребят Федькиной компании...
...Натку изнасиловали и зарезали на трассе, обобрали и выкинули голое тело в при-дорожный кювет. Тогда Федька выследил и поджёг "газель",в которой разъезжали убий-цы - вместе с ними, двумя кавказцами. Его поймали, судили и дали восемнадцать лет. По-сле этого компания снялась с "Виллы П...ц" и стала откочёвывать на запад, как до этого поступил и сам Витька - пока не произошла встреча в Петербурге.
Всё это Витька узнал в старом доме, где обосновались бомжата, пока незнакомая девчонка по его просьбе обрезала его отпущенные до плеч (Штокбергу так нравилось) во-лосы. Было много незнакомых, с опаской поглядывавших на Витьку. Да он и сам понимал, что его не могут не опасаться - вспоминал недавнюю драку и сам себе удивлялся. Откуда взялась эта клубящаяся ярость, которая вдруг затянула мозг?
Ночью он не спал. Поднялся, разбудил и отозвал в скрипящий, пахнущий кошками коридор Игоря и сказал:
- Слушай... я у вас не останусь. Боюсь подставить. Во-первых, на мне труп, - лицо Иго-ря не изменилось, даже не дрогнуло. - Во-вторых, будут ещё.
- Будут так будут, - коротко ответил Игорь. - Пошли спать...
..."Аквариум" сгорел через неделю. Глухой ночью кто-то расстрелял из рогаток ка-меры слежения, облил здание со всех сторон бензином и подпалил. А через три дня Жору Ревича, владельца и директора клуба, нашли около его дома с раскроенным черепом. Во рту Ревича торчала его кредитная карточка с надписью маркёром:
Жедовцкая тварь
* * *
Витька остался с компанией и быстро занял в ней положение "в верхушке" - вме-сте с Игорем и ещё парой мальчишек. Что интересно: младшие ребята и девчонки по-чему-то совершенно его не боялись, хотя Витька был постоянно хмур и резок.
Тот июль был третьим месяцем, который Витька жил в заброшенном доме.
Он как раз шёл вдоль Невы - за городом, где недалеко от заброшенного то ли заво-да, то ли причала был "беспризорный пляж". Сам Витька туда сегодня заходить не соби-рался, но издалека услышал шум и крики - и побежал.
Несколько мужиков в спортивном, с собаками, заталкивали в большой фургон маль-
46.
чишек и девчонок. Убежать было невозможно - пинчеры нагоняли бегущего, легко валили на песок ударом между лопаток и придерживали, пока не подходили - даже не очень спе-ша - эти мужики, хватали лежащую жертву и небрежно волокли к чёрным, похожим на пасть, дверям.
Витька выскочил из кустов наружу, не раздумывая, хотя на пляже не заметил ни одного из своей компании.
Первого пинчера, бросившегося на него, мальчишка перехватил в прыжке за перед-ние лапы, рванул в стороны и отбросил на песок дёргающееся тело. Две девочки, за кото-рыми сначала гнался пёс, успели юркнуть в заросли. Но дальше сильнейший удар тока по-тряс тело Витьки - и он потерял сознание, успев только подумать, что это - ток...
...Он пришёл в себя в большой комнате, обшитой светло-коричневыми панелями, среди плачущих и кричащих детей - тут было около десятка мальчишек 7-12 лет (девчо-нок куда-то дели), Витька оказался самым старшим. Одежда исчезла. А комната напо-минала охотничий домик, как по телевизору. Да это и был охотничий домик. На стенах висели несколько голов, возле двух окон стояли чучела.
Головы были детские. Чучела - мальчик и девочка где-то 8-10 лет.
Витька стал усиленно думать, что это муляжи. Он про всякое слышал и много ви-дел. Слышал про то, как убивали во время съёмок разных поганых фильмов обманутых или просто похищенных детей. Видел то, как находили останки распотрошённых чело-веческих тел, из которых вырезали внутренние органы. Знал, что людей продают в Эрэ-фии так же просто, как морских свинок в магазинах.
Но такого всё-таки быть не могло...
...Их вытащили наружу где-то через полчсаса. Было тепло, заполдень. Вокруг до-мика лежал лес, хорошо видный за открытыми воротами. Стояли несколько дорогих ма-шин. А около них - люди. Пять человек в охотничьем снаряжении, с ружьями и в масках, закрывавших лица.
Витька никак не успел среагировать и ничего не успел подумать, потому что один из мальчишек, увидев открытые ворота, рванул к ним. А следом помчались остальные, и сам Витька - какой смысл был оставаться во дворе? Хотя он уже понял, что к чему...
...Он остался один и, продираясь через кусты, всхлипывал от злости и честил на все корки этих дурачков, рванувших бежать. Надо было вместе... Злился и на себя, что ещё в комнате, перепуганный, не переговорил с остальными, не придумал что-нибудь, не успокоил... Кругом был лес, светлый, солнечный, а позади лаяли собаки... и по сторонам - тоже, кажется... а в лесу Витька был чужим.
Потом послышался выстрел. И ещё. А потом - крик, тоненький, сначала бессловес-ный, но перешедший в слова:
- Дя-день-ки-и, не наааа... - кричал мальчик.
И - захлебнулся криком.
Витька скатился в какой-то овраг. На дне было сыро. Он упал и пополз, не вставая - снова включился какой-то инстинкт. Лай прошёл верхом, прошли верхом хруст веток и голоса, говорившие не по-русски, на каком-то чужом языке. Витька вжался в грязь и за-мер. Умер. Перестал существовать. Нет, уже не от страха за себя.
По другой причине. Он должен был жить.
Витька пролежал так не меньше получаса. Потом выбрался наверх и пошёл - осто-рожно, крадучись, бесшумно, дыша через раз. Впервые в жизни пошёл по следам, благо - они были отчётливы даже для такого неискушённого следопыта, каким был Витька.
Минут через пять он вышел к другому оврагу. И присел, услышав хруст и дыхание. Перемазанный грязью, он был почти незаметен в зарослях.
На противоположной стороне оврага появился мальчик.Лет 11-12. Мальчик бежал, а точнее - хромал, тяжело всхлипывая и зажимая ладонью правый бок. Бок, ладонь, бед-ро и вся нога были алыми.Вот мальчишка обернулся - и Витька увидел, какие у него глаза.
47.
Увидел - и навсегда запомнил. Хотя дорого бы дал, чтобы забыть.
Выскочившая следом длинноногая собака припала к земле и залилась лаем. Мальчиш-ка упал, споткнулся. Приподнялся на локте. И закричал:
- Ма-ма-аааа!!!
Неспешно вышедший следом за псом охотник прижал мальчишку в грудь ногой, от-толкнул его шарящую в воздухе тонкую руку и полоснул по горлу длинным ножом...
...Голова стояла на траве. Тут же лежала скомканная кожа - её снял другой охот-ник с подвешенного на суку дерева тела мальчика на пару лет помладше. Витька, кото-рый шёл следом за охотником, тащившим на плече добычу, не ожидал, что выйдет к ме-сту встречи. Уже горел костёр, и закончивший свежевать добычу охотник сейчас наре-зал мясо - с подошёдшим приятелем он коротко поздоровался всё на том же непонятном языке, но теперь до Витьки дошло всё-таки, что это английский. Тот бросил на траву тело дорезанного паренька,отставил ружьё и привязал к дереву свою собаку - рядом с со-бакой первого. Собаки рвались и хрипели - они чуяли Витьку. Но хозяева не могли и поду-мать о том, что их добыча способна не только убегать.
Пришедший вторым занялся разделкой, перебрасываясь репликами с тем, который готовил шашлык. Делились впечатлениями об охоте, конечно... Масок они не снимали, да Витьку это и не интересовало, Витька видел, что ружья разряжены. Патронташи ле-жали рядом.
Витька вышел из кустов и начал заряжать ружьё, стоявшее ближе - двустволку-горизонталку, всю в резьбе и гравировке. Он знал, как это делается. И всё это делал так тихо и в то же время спокойно, что убийцы-людоеды обернулись только тогда, когда хрип собак стал почти непереносимым.
Пуля попала в правое плечо тому, который готовил шашлык, и он опрокинулся на траву. Второй начал приподниматься с корточек, и Витька убил его в лицо - так, что от головы не осталось почти ничего. Потом подошёл к стонущему первому и раскроил ему череп прикладом.
Собак он не тронул. Стащил побольше хвороста, каких-то чурбаков. Безо всякой брезгливости положил на разгорающийся костёр останки двух ребят, собрав всё, что смог. И сверху завалил хворостом добавочно. Постоял, закрывая лицо рукой от страш-ного жара, думая, что бы сказать, но так и не придумал. И, взяв патронташ и нож, пошёл, держа перезаряженное ружьё на бедре - куда-то в сторону, сам не зная, куда.
Шел, раня ноги, обдираясь, но не останавливаясь. Не потому что боялся. Просто хотел, чтобы отстали мысли, надоедливо жужжащие в голове - по временам Витька морщился и бил себя в ухо, но мысли не отставали. Потом была серая дорога, вечер - и мягкий-мягкий асфальт...
...В салоне машины пахло освежителем "Рiпе". Витька смотрел, как искусственная ёлочка болтается на зеркале заднего вида. Мысли отстали, ему было хорошо - в мягком кресле джипа, укутанному пледом, даже ноги были укутаны и только слабо горели. Мо-лодой мужик, лихо крутивший баранку, повернулся, подмигнул:
- Очухался?
- Ага, - легко сказал Витька. - А я двоих убил, знаете? То есть уже четверых. Сегодня двоих.
- Клей надо меньше нюхать, - засмеялся мужик. - Где ружьё-то спёр? Супербоем себя заглючил, а, братан? Куда тебя везти-то, предки, небось, на ушах бегают... - он ловко прикурил. - Меня Егором зовут, а тебя?
- Витькой, - охотно отозвался мальчишка. - А мне некуда идти. Везите, куда хотите, всё равно.
- Ну-ка, расскажи подробнее, - посерьёзнел Егор...
...Егор Ратманов был нее последним человеком из "тамбовских". Он привёз Витьку
48.
в свой городской дом (бывшую коммуналку, отремонтированную и объединённую с со-седней). Выслушал - ещё в дороге. Мрачнел, жевал сигарету и тихо матюкался. А около подъезда сказал:
- Ты это. Посиди тут, не сбегай. Я сейчас какую-там пацанскую одёжку надыбаю и пойдём ко мне.
- Зачем? - равнодушно спросил Витька, которому захотелось спать. Ему было всё ра-вно, будет Егор его трахать, убьёт, продаст - только бы вот сейчас поспать часок.
- Ну а куда ты пойдёшь? - буркнул Егор. - Будешь у меня жить, чего...
- Ладно, - отозвался Витька, вытянулся на сиденье, лениво подоткнул плед и уснул...
6.
Так Витька стал жить у "братка". Почти никуда не выходил, только в магазин. Гости к Егору сюда не ездили, сам он иногда пропадал сутками. Витька валялся на дива-не, иногда гонял видео или комп. Качался в небольшом спортзальчике. Спал. Готовил еду - девчонки научили. Убирал квартиру. Егор приезжал, радовался, ел и хвалил. Иногда брался учить Витьку рукопашному бою, иногда разговаривал - бывало, что про совершенно не-понятные вещи, а иногда - про своё детство, про семью... Витьке было всё равно. Когда он понял, что у бандита и вымогателя, бизнесмена и предпринимателя Ратманова нет на него никаких "видов", то настороженность сменилась благодарностью. И, похоже, Егор это видел сам.
Прошло три месяца.
Однажды Егор пришёл домой сильно пьяный. Само по себе это было неудивительно - он напивался довольно часто, а Витька давно не боялся пьяных, насмотрелся на худших, чем Егор. Вот и на этот раз он только хмыкнул, убирая за Егором короткое пальто, гря-зные туфли, шарф...Егор похохатывал, глядя на его заботу - он был в хорошем настрое-нии - и довольно связно рассказывал про "рыжую, которая вот ломалась-ломалась и - оппа, вот оно, все они такие, б...ди..." Потом стал приставать к Витьке, чего, мол, тот сидит дома, не пойдёт не погуляет, не познакомится "с какой"? Витька досадливо от-махнулся - после всего, что с ним было, смотреть на красоты северной столицы не хо-телось даже через окно. Егор начал предлагать: "Ну давай я тебе сюда сейчас прямо ля-льку привезу, все расходы за мой счёт, я чего, неблагодарный типа какой? Не, серьёзно! Да ты не бойся, возьмём опытную и чистенькую, она в натуре всё сама сделает, а я прям сейчас привезу и спать завалюсь, не помешаю ни х...я. Ты какую хочешь?" Витька опять отмахнулся, видя, что хозяина "понесло". Очевидно, тот действительно хотел сделать мальчишке "хорошо", как это понимал, потому что слегка обиделся. Но потом опять за-смеялся и сказал, что забыл, какой у Витьки опыт. И предложил привезти "пацана, вот прямо счас в Катькин садик(1.) - и только закажи, какого, опять-таки, а?" Он вообще-то шутил, и Витька сперва не обратил внимания - пьяный он и есть пьяный, тем более, что никакой "тяги", ничего, кроме омерзения, воспоминания о прошлом у него не вызывали. Но Егор схватил его, поставил между колен и, держа своими медвежьими лапами за пле-чи, начал - опять-таки с пьяной добродушностью, но настойчиво - выспрашивать, како-го мальчика нужно Витьке. Витька попытался вывернуться. Егор не отпускал.
И от его вопросов, от его непреодолимой силищи, от своей беспомощности - Вить-ка вдруг взорвался.
Он сам не помнил, что заорал тогда, но что-то мерзкое, матерное. Он начал уже не выворачиваться, а свирепо выдираться из рук Егора. Тот опешил, спросил: "Ты чё, Ви-тёк?!" Витька ударил его - лбом в лицо, потом руками, как учил сам Егор. Вырвался, от-скочил, схватил щётку для полов. Егор охнул, зарычал, наливаясь гневом, пришедшим на ____________________________________________________________________________________________________________________
1. Екатерининский парк в Санкт-Петербурге - практически официальное место сбора извращенцев-гомосексуалистов и продажи мальчиков - подростков и детей - для педофилов.
49.
смену недоумению, зарычал: "Ах ты, пидарас маленький, я тебя на помойке нашёл, а ты!.." - и выхватил пистолет. По привычке, не собирался он стрелять, конечно, но вых-ватил. Витька с каким-то животным визгом, с воплем погибающего зверька, шарахнул щёткой, выбил оружие, метнулся за ним, схватил, закричал отчаянно: "Убью, сука, гнида, буржуй еб...й!" - и выстрелил - раз, другой, третий. Егор не испугался, он не мог испугаться оружия, а мальчишка промахнулся, конечно, и Егор выбил у него пляшущий в руках ствол. Витька увидел белые глаза и губы Егора, понял, что сейчас ему оторвут го-лову, но не испугался, а приготовился драться насмерть. Но Егор почему-то не бросался на него, не хватал, не бил. Он стоял и смотрел с каким-то испугом расширенными глаза-ми, опустив могучие руки.
Что-то страшное и неодолимое нахлынуло на Витьку, скрутило изнутри, бросило на пол. У мальчика начался припадок.
Он не помнил, как мгновенно и окончательно протрезвевший Егор метался вокруг него, как тащил в кровать, как бегал, рассыпая импортные флаконы и упаковки, как ма-терно орал в трубку, крича, что он попишет в больнице всех, если прямо вот сейчас, че-рез секунду...
...Витька пришёл в себя лёгкий и какой-то пустой. Над ним плавал потолок Егоро-вой спальни, он лежал в кровати "братка". А Егор...
Егор стоял возле неё на коленях и держал руку мальчика. Давно, видно, уже стоял. Увидев, что Витька очнулся, отпустил руку и сказал глухо, но не пряча глаз: "Витька... ради Христа... прости меня, падлу... Вот хочешь возьми ствол и кончи, но только прос-ти."
Витька сел в кровати. Хотел что-то сказать, сам не помнил, что. Но вдруг захле-бнулся слезами - первыми настоящими слезами с тех пор, как умерли родители и сестра. И бросился на шею Егора. И это была уже не истерика, нет - просто обычные детские слёзы. От таких становится легче.
Егор прижал к себе мальчика, и это было неуклюжее, но почти родное, не стыдное объятье. И что-то бормотал - такое же неуклюжее, смешное, но искреннее...
...Следующие полгода в жизни Витьки были самыми счастливыми - самыми счаст-ливыми с девяти лет.. В Егоре не осталось и следа от снисходительной покровительст-венности. Он относился к Витьке... то ли как к сыну, то ли как к равному. Нанял репети-торов, настоял на этом, и сказал, что с нового года Витёк пойдёт в школу - "и никаких, усёк?!". Почти всё свободное время проводил с мальчишкой. И тоже - не как кто-то там, а как отец. Почти не пил и очень стыдился, если приходилось выпивать "по делу" и обнаруживать это перед Витькой.
Витька навестил свою прежнюю компанию. И потом регулярно помогал им, чем мог. Но уже через подставных лиц - видеться с мальчишками ему стало неловко, хотя, если подумать - чем он виноват? Просто ему повезло...
А Егор как-то сказал ему за ужином: "Ну что, Витек, как думаешь? Хочу я бабки отстегнуть на семейный детский дом. Есть у меня человек - честный, как дурак, мой одноклассник типа. И детей любит - ну, как надо любит. Он с женой и завернёт всё, а я оплачу..."
Витька изо всех сил закивал. И заулыбался...
Егора убили через шесть дней.
Он ещё жил в больнице, куда Витьку привезли его яростно-ожесточённые дружки. По пути отрывисто обсуждали, что "это Мухамеддинов, в натуре, больше некому. За тех селян, блин, на рынке. И чего Жорик вписался, дурак..."Витька не слышал. В его голо-ве был страшный стон, глушивший всё.
В палате Егор приказал всем выйти. Приказал самым обычным голосом, и Витька до сумасшествия обрадовался - да всё же нормально, он выздоровеет! Такой здоровый, такой сильный, что ему какая-то пуля?! И подскочил к Егору, едва закрылась дверь рос-
50.
кошной палаты.
"Помираю, братан, - сказал Егор. И надежда Витьки рухнула. Глаза Егора смотре-ли откуда-то из такой дальней дали, что это было даже не страшно, а грустно. Витька всхлипнул и прижался щекой к руке "братка". - Ну-ну...- улыбнулся тот. - Чего теперь... Ты не плачь обо мне, я не заслужил, чтобы по мне... ангелы плакали... - Витька хотел что-то сказать, но Егор покачал головой: - Погоди... Хотел я всё тебе оставить, чест-но. Но сейчас ты не потянешь. А вырасти тебе не дадут. Убьют, - просто и обыденно сказал он. - Из-за сраных бабок убьют. Очень просто. А теперь слушай и запоминай. И сделай только так. Клянись родителями."
И когда Витька, давясь слезами, поклялся, Егор рассказал ему такое, что у Витьки замерло дыхание. А Егор сказал спокойно: "Теперь я умру. А ты беги, Витя. Беги изо всех сил... - он начал задыхаться, в палату набились люди, что-то делали, но Егор яростно отстранял их и хрипел: - К солнцу... прямо к солнцу беги... бе...ги... Витя... ты... живи... беги, не оста...навливай... вайся...там... люди... мы - мы прокля... кхххааа... кляты... по-мо... лись... помолись за меня... страшно мне... господи... Витя... - и потом, когда Вить-ка допятился до самых дверей палаты, Егор обмяк, его губы шевельнулись беззвучно, но Витька понял, прочёл по губам: - Прости."...
...Через час после этого разговора Витька выбрался из такси за околицей Санкт-Петербурга.
В руках у него была спортивная сумка-рюкзак.
ЖИЗНЬ ВТОРАЯ, общая.
ПЫЛЬ, ПЫЛЬ, ПЫЛЬ . . .
Узнать, что воистину свято
И с кем разойдутся пути...
Ещё далеко до заката.
Немало сумеем пройти!
М. Семёнова.
1.
Насчёт недели - Сергей Степанович не то чтобы переоценил силы сына, но скорей не принял в расчёт сложности передвижения. Валька был напуган - впервые, может быть, за всю жизнь, по-настоящему напуган, опасность, неведомая и от того ещё более страшная, чудилась ему повсеместно. Поэтому на седьмой день Валька, лёжа в кустах, рассматривал заправку, торчавшую посреди дороги недалеко от Смоленска.
Ему хотелось есть, причём очень сильно. Вальку преследовали образы всего того, что он не доел в своей короткой жизни, а на заправке был магазинчик. Но ещё там были менты - торчали прямо рядом. Валька две недели назад возмутился бы, скажи ему кто-нибудь, что он будет бояться этих "зомби в сером", как называл доблестных российс-ких защитников правопорядка его отец, вычитавший это выражение у Черкасова. Но сейчас его буквально подчинила мысль, что под стеклом у их "нивы" - его портрет. И его схватят, как только он выйдет.
Валька совсем замучился, особенно - наблюдая, как один из ментов лопает гамбур-гер. А когда "нива" наконец отъехала, появились два мотоцикла, на которых приехали четверо парней - примерно одних лет с Валькой. Они обосновались под навесом кафе - судя по всему, так же надолго, как и менты.
Валька плюнул и выбрался из кустов.
Он собирался просто купить поесть - побольше - и опять кануть в лес. Мотоцик-листы внимания на него не обратили, обсуждали что-то своё,передавая друг другу пиво. И Вальке внезапно очень захотелось поесть, сидя за столиком. Это было страшное ис-
51.
кушение, которому мальчишка не мог не поддаться.
Поставив между ног рюкзак, Валька разместил на столике большой запотевший стакан колы, тарелку картошки с кетчупом и сосисками, два пирожных - и плотоядно на всё это уставился, испытывая наслаждение от самой мысли, что сейчас примется за еду. Но внезапно шум за плечом отвлёк его от созерцания первого за несколько дней нормального завтрака.
Оказывается, пока он увлечённо делал заказ, на сцене появился ещё один персонаж.
Коротко стриженый мальчишка, светлые волосы которого поблёскивали медным отли-вом, был явным бомжонком - грязный сам, широкая камуфляжная куртка тоже не сли-шком-то чистая, джинсы отливают металлом от грязи, пыльные растоптанные кросс-совки... Около ноги мальчишки стояла большая спортивная сумка, глаза - недобро сощу-рены. Собственно, было от чего. Все четверо мотоциклистов, поднявшись, полукругом прижали его к углу станции и что-то явно "предъявляли". Мальчишка коротко отвечал, бросая взгляды туда-сюда.
Помедлив, Валька отвернулся. Ему хотелось есть и он был сейчас не в том положе-нии, чтобы вмешиваться. Но как раз когда он взялся за пластмассовую вилку, шум буква-льно рванул его за плечо.
Около угла началась мгновенная свирепая драка. Один из мотоциклистов катился по асфальту, держась за лицо. Трое других молотили бомжонка - вернее, пытались мо-лотить, тот быстро и квалифицированно отмахивался... ещё один нападающий сел на-земь с открытым ртом... Но ясно было, чем эта драка закончится. Уже хотя бы пото-му, что первый, сбитый наземь, уже поднялся, сплюнул на асфальт вишнёвый шматок и, пригнувшись, полез рукой в карман узких джинсов. А оттуда вылез уже кулак с надетым на пальцы кастетом. Никелированная рамка ярко отразила солнечный блик.
Валька бросил быстрый взгляд на парня за стойкой кафе, потом - на работников заправки. Они и не смотрели в ту сторону.
Ну твою же мать...
Перескочив через стол, Валька вывернул руку парня с кастетом - сильно,резко, тот заорал и кубарем полете под столики, сшибая их. Кастет звонко поскакал в другую сто-рону. Все трое нападавших повернулись - и бомжонок тут же так отоварил одного по ушам кулаками, что тот рухнул с задавленным писком и больше не пытался подняться. Другого Валька угостил ногой в колено - тот присел и скрючился - а третий бросился бе-жать, перескочив нехилую придорожную канаву.
- Мотаем! - крикнул бомжонок, указывая отчаянным жестом на возвращающуюся "ниву".
- Рюкзак! - ответил Валька, метнулся к своему столику, сгрёб тарелку, рюкзак, пирож-ные - и рванул следом за парнем, который на бегу вскинул на плечо сумку.
Они галопом пронеслись к лесополосе, проскочили через неё. Валька грохнулся, маль-чишка остановился, помог подняться. Пролетели через узкую полоску поля, ворвались в лес и не остановились, пока не оказались в чаще.
Оба прислушались. Никаких человеческих звуков ниоткуда не было слышно. Валька с сожалением посмотрел на пустую тарелку, лизнул её и протянул парнишке полураздав-ленное пирожное:
- Хочешь?
- Давай, - отозвался тот.Мальчишки присели на корягу и начали жевать. - Если хочешь есть варенье - не лови, братишка, мух, - подмигнул незнакомец Вальке. Валька засмеялся - не потому, что было смешно, а просто чтобы показать, что он "свой". - Ты из-за меня голодным остался, похоже?
- Да... - Валька пожал плечами, облизал пальцы.
- Спасибо, - мальчишка протянул руку. - Они б меня так отделали, что точно в реани-мацию загремел бы. Ты здорово дерёшься.
52.
- Более-менее, - Валька пожал руку мальчишки и в замешательстве на него уставился. Он не знал, что делать дальше и как себя вести. Более того - мальчишка был незаплани-рованным фактором. И, между прочим, он сам тоже изучал Вальку примерно такими же глазами.
- Хипуешь, что ли? - спросил он наконец. Валька в первую секунду не понял, потом усме-хнулся, отбросил со лба волосы:
- А, это... - он поправил повязку. - Нет, это так. Остаток от прошлой жизни.
- Беспризорничаешь? - понимающе спросил мальчишка. Валька вдруг ощутил, как сжа-ло горло. Сам изумился - это было глупо и стыдно, а главное - неожиданно. Но голова са-ма собой упала, и Валька отвернулся. - Ясно... - вздохнул мальчишка. И положил Вальке на спину ладонь. - Брось, чего теперь. А хочешь - поплачь, я не буду смотреть.
- А ты? - Валька поднял голову, справившись со слезами.
- Я беспризорник, - просто ответил мальчишка. - С девяти лет. Да ладно про это...
Ни тот, ни другой не спрашивали имён. Они ещё молча посидели на коряге. Валька пробормотал:
- Есть охота...
- Ты просишь или крадёшь? - спросил мальчишка, посмотрев искоса. - Или ты совсем недавно?
- Я недавно... А ты? - Валька опять не удержался от вопроса.
- Краду, - просто ответил мальчишка. - Просить стыдно, так и не привык. Пару раз пробовал - потом тошней тошного... Ну вообще сейчас я не краду. Давно не крал. А ты куда карабкаешься?
- Да так... - Валька поморщился. Махнул рукой на запад: - Туда.
- В Белоруссию, что ли? - мальчишка посмотрел быстро и внимательно. - Я тоже.
- М, - мыкнул Валька. Ему внезапно захотелось больше не быть одному. Он всю эту не-делю был один. Он устал быть один. Просто устал. Всё.
И всё-таки осторожность сдерживала его. Чтобы не молчать, он спросил:
- Тебя как зовут?
- Витёк, - сразу отозвался беспризорник.
- Меня Валька.
- А, - теперь уже беспризорник издал нечто односложное. - Я-асно.
Больше всего Валька боялся, что Витька сейчас уйдёт. Он бы, наверное, побежал следом и начал просить, чтоб тот не оставлял его, хотя это было бы смешно и стыдно. Но Витька не уходил, сидел и молча смотрел куда-то на вершины деревьев.
Валька прислонился спиной и затылком к дереву и закрыл глаза. Он хотел просто немного передохнуть и успокоить голод, но всё вокруг неожиданно загудело, заухало, как в мягкий большой барабан, глаза отказались открываться - и Валька уснул...
...Когда он проснулся - с каким-то испугом, шею ломило - то увидел, что его новый знакомый дремлет рядом, положив голову на сумку. Но, как только Валька посмотрел на него, беспризорник тут же открыл глаза. Внимательные и настороженные.
- Слушай, - неожиданно для самого себя предложил Валька, - пойдём вместе? У... у ме-ня есть деньги, - Витька почему-то усмехнулся. - И вообще... Вдвоём веселей, разве нет?
Валька был как-то уверен, что Витька скажет: "Нет." Но тот повёл плечом и ки-внул:
- Да пошли... Ты куда-то идёшь, или просто?
- Куда-то, - после короткой заминки ответил Валька. - Я... к одному знакомому иду. К другу родителей.
- А родители погибли? - обыденно спросил Витька, как о самом простом деле. Поднял палочку, закусил зубами. - Или ты сдёрнул от них?
- Их посадили, - выдохнул Валька.
И неожиданно для самого себя расплакался навзрыд...
53.
...Так и получилось, что мальчишки просто рассказали друг другу обо всём - ничего не утаивая, как будто наоборот - торопясь поскорее с кем-то поделиться, в каком-то неистовстве выкладывая всё-всё до капли.Как будто не было в сумке Витьки четырёхсот миллионов рублей округлённо по курсу Центробанка - денег,за которые незнакомый маль-чишка мог вцепиться в глотку. Как будто Валька не находился в розыске. А может быть - именно поэтому и рассказали, что оба были в этом мире чужими. Совсем...
Валька рассказывал первым, поэтому, когда Витька кончил говорить, то глаза у Вальки были большущими, как фонари. А собственные проблемы, как ни кощунственно это звучало. Казались просто пустяками. Просто не верилось, что всё рассказанное Ви-тькой - правда, Валька даже заподозрил, что его новый знакомый врёт... но потом ка-ким-то чутьём понял: нет. не врёт. И именно против всего этого по мере сил сражались его, Вальки, отец и мать. За это их посадили.
-- SOMETHING IS ROTTEN IN THE STATE OF DENMARK... - медленно сказал Ва-
лька, когда Витька замолчал.
- Что? - не понял, переспросил Витька. Он сидел, глядя опять на деревья, и часто мо-ргал. Но слёз не было.
- Неладно что-то в Датском королевстве, - перевёл Валька машинально. - Это из "Гам-лета". Шекспир написал... Слушай. Покажи эти... деньги.
Витька без разговоров раскрыл сумку. Валька увидел яркие пачки крупных евроку-пюр и строгие упаковки банковских бумаг. Нет, ему не захотелось немедленно овладеть всем этим богатством. Наоборот - пришла мысль, что именно из-за вот таких вот...
- Все беды на свете от них, - угрюмо сказал Витька, как будто угадав мысли нового знакомого. Мальчишки посмотрели друг на друга. - Мне они не нужны. Но я хочу, чтобы от них была польза. Егор так сказал.
- Мы ничего про них не скажем, - предложил Валька. - Присмотримся, что за человек этот Ельжевский. А там решим.
- Ладно, - согласился Витька. - Я почему и в Белоруссию решил бежать... Говорят, там люди всё ещё справедливо живут.Ну, может и не так, но справедливей, чем у нас... Чёрт, как хавать охота.
- Пойдём-ка, - Валька встал. - Чего сидеть... А денег нам и моих хватит.
Витька согласно кивнул, поднялся. И вдруг сказал, глядя на Вальку:
- Знаешь... я почему-то тебе верю. Пошли.
2.
Дождь пошёл около полуночи. Когда ребята выходили на дорогу, небо было чистым, но потом как-то сразу небо затянули низкие осенние тучи, а потом из них заморосило. Это не был ливень, а именно моросящий нудный кошмар - из тех, которые, кажется, не кончатся никогда и больше всего действуют на нервы,поселяя в человеке тяжёлую убеж-дённость, что такая погода если не навсегда, то уж на ближайшие годы - точно, жизнь - паскудство, а смерть - не такая уж плохая вещь.
Мальчишки вроде бы не мокли, дождь как бы и не проникал сквозь одежду. Но уже через полчаса она вымокла насквозь, в кроссовках захлюпало, и Витька невесело сказал:
- Да-а...Вот это оно самое и есть - б...дство.
Нельзя сказать, что Вальке нравилась погода. Он вздохнул, посмотрел на низкие тучи, самодовольно волокущиеся над дорогой - и, во второй раз вздохнув, начал читать:
- То be, or not to be: that is the question:
Whether 'tis nobler in the mind to suffer
The slings and arrows of outrageous fortune,
54.
Or to take arms against a sea of troubles,
And by opposing end them? To die: to sleep;
No more; and by a sleep to say we end
The heart-ache and the thousand natural shocks
That flesh is heir to, 'tis a consummation
Devoutly to be wish'd. To die, to sleep;
To sleep: perchance to dream: ay, there's the rub;
For in that sleep of death what dreams may come
When we have shuffled off this mortal coil,
Must give us pause: there's the respect
That makes calamity of so long life;
For who would bear the whips and scorns of time,
The oppressor's wrong, the proud man's contumely,
The pangs of despised love, the law's delay,
The insolence of office and the spurns
That patient merit of the unworthy takes,
When he himself might his quietus make
With a bare bodkin? who would fardels bear,
To grunt and sweat under a weary life,
But that the dread of something after death,
The undiscover'd country from whose bourn
No traveller returns, puzzles the will
And makes us rather bear those ills we have
Than fly to others that we know not of?
Thus conscience does make cowards of us all;
And thus the native hue of resolution
Is sicklied o'er with the pale cast of thought,
And enterprises of great pith and moment
With this regard their currents turn awry,
And lose the name of action...
Витька, слушавший с одобрительным интересом, признался:
- Ни словечка не понял, но здорово звучит. Что это? Стихи ведь какие-то?
Вместо ответа Валька с удовольствием прочёл то же самое - монолог Гамлета в переводе Пастернака:
- Быть или не быть, вот в чем вопрос. Достойно ль
Смиряться под ударами судьбы,
Иль надо оказать сопротивленье
И в смертной схватке с целым морем бед
Покончить с ними? Умереть. Забыться.
И знать, что этим обрываешь цепь
Сердечных мук и тысячи лишений,
Присущих телу. Это ли не цель
Желанная? Скончаться. Сном забыться.
Уснуть... и видеть сны? Вот и ответ.
55.
Какие сны в том смертном сне приснятся,
Когда покров земного чувства снят?
Вот в чем разгадка. Вот что удлиняет
Несчастьям нашим жизнь на столько лет.
А то кто снес бы униженья века,
Неправду угнетателей, вельмож
Заносчивость, отринутое чувство,
Нескорый суд и более всего
Насмешки недостойных над достойным,
Когда так просто сводит все концы
Удар кинжала! Кто бы согласился,
Кряхтя, под ношей жизненной плестись,
Когда бы неизвестность после смерти,
Боязнь страны, откуда ни один
Не возвращался, не склоняла воли
Мириться лучше со знакомым злом,
Чем бегством к незнакомому стремиться!
Так всех нас в трусов превращает мысль,
И вянет, как цветок, решимость наша
В бесплодье умственного тупика,
Так погибают замыслы с размахом,
В начале обещавшие успех,
От долгих отлагательств.
Витька на ходу засопел, потом тихо спросил:
- Как-как-как там?.. - он подвигал рукой в воздухе и сказал тихо: - Умереть.
Забыться. И знать, что этим обрываешь цепь сердечных мук и тысячи лишений, при-сущих телу. Это ли не цель желанная? Скончаться. Сном забыться. Уснуть... и видеть сны? Вот и ответ. Какие сны в том смертном сне приснятся, когда покров земного чувства снят?.. Здорово, только грустно. Это кто написал?
- Ну и память у тебя, - с искренним восхищением заметил Валька. - Шекспир написал. Англичанин. Я про него говорил, помнишь? Давно, в шестнадцатом веке.
- В шестнадцатом? - Витька покачал головой. - А откуда он про это знал? Ну. Что всё так, - Витька вроде бы смутился.
- Откуда-откуда... - Валька пожал плечами. - Думаешь, тогда жизнь была другая? Та-кая же была жизнь. Вот, хочешь ещё почитаю? Это вообще в четырнадцатом веке, ка-жется, написали. Вернее, сочинили...
Ложь и злоба миром правят.
Совесть душат, правду травят,
Мёртв закон, убита честь,
Непотребных дел не счесть,
Заперты, закрыты двери
Доброте, любви и вере,
Мудрость учит в наши дни -
Укради и обмани!
Друг в беде бросает друга,
На супруга лжёт супруга
56.
И торгует братом брат -
Вот какой царит разврат!
"Выдь-ка, милый, на дорожку -
Я тебе подставлю ножку!" -
Ухмыляется ханжа,
Нож за пазухой держа...
Что за времечко такое!
Ни порядка,
ни покоя,
И Господень Сын у нас
Вновь распят.
В который раз...
Тебе что, нравятся стихи?- безо всякого перехода поинтересовался Валька.
- Не знаю...не знал, - поправился Витька. - А теперь знаю - нравятся...Ты почитай ещё, только какие-нибудь... бодрые, чтобы шагать повеселей.
- Повеселей - ладно, только я спою, - Валька набрал воздуху в грудь, издал не очень-то красивый звук, рассмеялся и уже без шуток начал:
- Кто честной бедности своей
Стыдится и все прочее,
Тот самый жалкий из людей,
Трусливый раб и прочее.
При всем при том,
При всем при том,
Пускай бедны мы с вами,
Богатство -
Штамп на золотом,
А золотой -
Мы сами!
Звонкий голос Вальки, поставленный и хорошо отшлифованный, далеко разносился над ночной дорогой. Ему и раньше нравились эти стихи Бернса, но раньше он как-то не ощущал за собой права их петь или там читать - какие уж у него "вода" и "тряпьё". А сейчас - почему нет?
- Мы хлеб едим и воду пьем,
Мы укрываемся тряпьем
И все такое прочее,
А между тем дурак и плут
Одеты в шелк и вина пьют
И все такое прочее
При всем при том,
При всем при том,
Судите не по платью.
Кто честным кормится трудом, -
Таких зову я знатью.
Витька хмыкнул на ходу иронично, но было видно - песня ему по душе.
- Вот этот шут - природный лорд,
Ему должны мы кланяться.
Но пусть он чопорен и горд,
Бревно бревном останется!
При всем при том...
...- При всем при том, - вдруг подхватил Витька эту строчку и одобрительно кивнул Вальке:
57.
- Хоть весь он в позументах, -
Бревно останется бревном
И в орденах и в лентах!
Король лакея своего
Назначит генералом,
Но он не может никого
Назначить честным малым.
При всем при том,
При всем при том,
Награды, лесть
И прочее
Не заменяют
Ум и честь
И все такое прочее! - Валька ускорил шаг, зашёл чуть вперёд Витьки и пропел, на ходу оборачиваясь к нему:
- Настанет день, и час пробьет,
Когда уму и чести
На всей земле придет черед
Стоять на первом месте!
- Ну, это только ведь в песне так поётся, - грустновато сказал Витька. Валька - чего греха таить - и сам так же думал. Но сейчас ему почему-то захотелось спорить. И он покачал головой:
- А отец думал не так... Ты не смейся, я знаю, что ты подумал - новорусский, и нате... Но он правда так думал. Про ум и честь.
- Ну и где он сейчас? - не зло, но сердито спросил Витька. Валька перевёл дыхание и тихо, но убеждённо сказал:
- А я всё равно тоже буду так думать. Потому что мои родители так считали. И жить постараюсь так.
Он ожидал, что Витька посмеётся. Но тот сказал только:
- Хороший ты парень, Валь...Чёрт, мы только утром познакомились, а я тебя как буд-то сто лет знаю! - а потом вытянул руку: - Смотри, там шоссе.
Действительно, дорога вливалась в шоссе. И сквозь мокрые деревья горела россыпь жёлтых огней, а над ними - размашистое и вроде бы как даже уходящее вдаль:
У ДОРОГИ
- Кафе, - вытянул Витька руку вперёд таким жестом, как будто он сам это кафе пос-троил и является его владельцем. - Зайдём погреться?
3.
В кафе было шумно и накурено. С первого взгляда казалось,что нет ни единого сво-бодного столика и даже у высокой стойки не протолкнуться. Ощущение подтвержда-лось массой машин на стоянке: от большегрузных трейлеров, шедших в Белоруссию, По-льшу и дальше, до ментовской "нивы", от "запорожца" до "субару". Дым плавал под по-толком, кто-то бренчал на гитаре, по телевизору почти неслышно выступало какое-то "оно", на полу было грязно и мокро.Но тут по крайней мере не лило с потолка. И как раз когда мальчишки оглядывались,войдя и ощущая себя неуютно, лишними какими-то, из-за ближнего столика поднялись двое молодых мужиков, по виду - дальнобойщиков. Один из
58.
них окликнул:
- Э, пацаны, садись, мы уходим.
Мальчишки не заставили себя просить дважды и устроились на тёплых пластико-вых стульях. Валька исподтишка озирался - компания казалась ему подозрительной. Ви-тька пояснил небрежно:
- Вон менты. Вон б...ди, - он кивнул на нескольких женщин за двумя столиками, - так себе, третий сорт. Дальнобойщики вон... а вон наш кофе идёт. Мелочь есть?
- Угу, - Валька выложил, покопавшись в кармане,несколько пятирублёвых монеток. Ви-тька придержал за подол короткой фирменной юбочки девчонку на год,не больше, стар-ше самих ребят, улыбнулся и сказал:
- Пару кофе принеси.
- Мы бесиков не пускаем, - виновато сказала девчонка. Видно было, что симпатичные мальчишки ей сразу приглянулись. - Папка не велит.
- А кто сказал, что мы бесики? - удивился Витька. - Мы странствующие миллионеры. Кофе будет?
- Будет, - засмеялась девчонка, - сейчас.
Мальчишки бросили рюкзак и сумку под стол. И только теперь почувствовали, как промокли и устали. Их потянуло в сон - просто потому, что тут было сухо. Под теле-визором сидел маленький котёнок - он жадно лопал кусочек хлеба,наверное, вымазанный в подливке. Витька, поставив подбородок на положенные на стол - один на другой - ку-лаки, внимательно наблюдал за котёнком и чему-то улыбался. Валька, отвалившись за-тылком к стене, сонно смотрел вокруг. Сегодня утром он ещё был один. А сейчас... сей-час не один. Вот что главное...
Девчонка принесла кофе. От стаканчиков пахло горьковатым напитком, и мальчи-шки тут же опрокинули их, обжигая рот.
- В душ бы сейчас, - помечтал Валька. Витька сказал:
- Слушай... я немного посплю. Чуть-чуть. Посмотри за сумкой, ага?
- Конечно, - Валька сел удобнее. Витька уронил голову на стол и правда тут же уснул. Как сам Валька днём.
Вальке тоже хотелось спать, но в то же время он ощущал какую-то приподнятость, как при температуре. Он уже давно ничем не болел, но помнил это ощущение из раннего детства. Народу в кафе стало ещё больше, шум усилился. И как раз когда Валька закончил осмотр поме-щения, к столику подошёл молодой мужик и тихо, но внушительно сказал:
- Выметайтесь, ну?
Девчонка около стойки сделала печальное лицо. Валька положил ногу на ногу и поинтересо-вался весело:
- А как насчёт святого закона гостеприимства - неужели выгоните под дождь двух мальчишек? - лицо хозяина помрачнело ещё больше, Валька поднял ладонь: - Стоп. Ви-жу,что выгоните. Sans facon, voila, savoir vivre... rien a faire, retournons a nos moutons (1.). Вам нужны деньги. Ну что ж...
Валька встал, вежливо жестом попросил хозяина отстраниться (он ошарашено сделал шажок в сторону и проводил Вальку взглядом) и через зал подошёл к молодому мужику, наигры-вавшему на гитаре.
- Разрешите ваш инструмент?
- Да ради бога, - охотно ответил мужик. Он был патлатый, на груди поверх кожаной куртки висел значок пацифиста, волосы стягивала повязка с надписью Я ПРАВ, по обеим сторонам от которой весело скалились над скрещенными костями белые черепа.
__________________________________________________________________________
1. Без церемоний, вот она, житейская мудрость... ничего не поделаешь, вернёмся к нашим баранам (фр.)
59.
- Только уговор: попсу не играть.
- Уговор, - согласился Валька, беря инструмент - на широком брезентовом ремне, поца-рапанный... Потрогал струны, прислонился к стойке, чуть кивнул девчонке - та понятли-во вырубила телевизор.
- Я по жизни загулял -
Словно в тёмный лес попал!
Я по жизни заблудился -
Я, наверное, пропал!
Я рванулся - но упал,
Зацепился за любовь!
Понимаю, что пропал,
Разодрал всю душу в кровь! - голос Вальки легко прорезал шум, и тот стал затихать. Мальчишка оттолкнулся спиной от стойки, пошёл между столиков...
- Волки воют за спиной -
Воют, гонятся за мной,
Впереди гудят машины,
Я им вслед кричу: "Постой!!!"
Чуть не сбил - уехал вдаль...
Что ему моя печаль?
Он в своём лесу плутает,
Никого ему не жаль!
- Я по жизни загулял -
Словно в тёмный лес попал!
Я по жизни заблудился -
Я, наверное, пропал! - поддержали его несколько голосов. Валька широко улыбнулся:
- Нечисть рядом - вот она!
Капает с клыков слюна!
Но и сам я обозлился -
Я теперь как сатана!
И пошёл я напролом,
Покидал их в бурелом,
Стало мне легко и вольно,
Ночью мне в лесу - как днём!
- Я по жизни загулял -
Словно в тёмный лес попал!
Я по жизни заблудился -
Я, наверное, пропал! - хором гаркнул зальчик. Валька бросил гитару хозяину - тот ловко её поймал - и, прыгнув на руки (пропадай моя малина, всю сожрал её медведь!), выдал ко-гда-то увиденный в исполнении отца танец его молодости, "нижний брейк" во всей его заведённости, скандируя одновременно:
- Я теперь в своём лесу гордо голову несу, знаю - если заплутаю, сам тогда себя спасу! - Валька вскочил, поймал брошенную обратно гитару, встал плотнее...
- Я так давно не бродил по земле босиком,
Не любил,
не страдал,
не плакал...
Я - деловой. И ты не мечтай о другом.
Поставлена карта на кон!
Судьба-судьба - что сделала ты со мной!
Допекла, как нечистая сила...
Когда-нибудь с повинной приду головой -
60.
Во имя отца и сына...
... - Пожалуйста, - Валька с полупоклоном протянул хозяину растрёпанную пачку купюр и горсть мелочи. - Шестьсот семьдесят три рубля. Хватит в оплату столика?
Хозяин принял деньги. Подержал их в руке, разглядывая. Поднял глаза на Вальку. Не глядя отсчитал половину и сунул в карман Валькиной куртки. Молча повернулся и пошёл к стойке.
Витька уже не спал - сидел и с широченной улыбкой смотрел на Вальку, который плюхнулся за столик.
- А с тобой не пропадёшь, - констатировал он. Валька не успел ответить: та же дев-чонка принесла поднос, на котором стояли две тарелки с картошкой, помидорами и со-сисками, два стакана с чаем и две булочки. - А вот это совсем хорошо.
Мальчишки азартно набросились на еду и даже не заметили, как к их столику по-дошёл гитарист.
- Держи, - он протянул Вальке повязку. - Не бойся, чистая... - и быстро, тихо, почти не шевеля губами, добавил: - Твой портрет в ментовозке. Смотри в окно, - и отошёл, хлоп-нув Вальку по плечу.
Один мент по-прежнему сидел за столом. А вот второй... Валька скосил глаза. Он стоял на улице, возле машины. И что-то рассматривал при свете из открытой двери...
- Я в туалет, - Валька поднялся, задержав взгляд на Витьке. Тот опустил ресницы. - Сейчас.
Пересекая зал, он обратил внимание, что мент поднялся и идёт за ним...
...В накуренной комнатке было пусто. Мент вошёл следом. Он улыбался. Но ска-зать ничего не успел. Дверь распахнулась, сильнейший удар в затылок опрокинул мента на грязный пол. Витька перекинул Вальке рюкзак и ещё раз ударил мента - ногой в затылок. Тот окончательно распластался на грязном кафеле пола.
- Быстро - в окно.
Мальчишки, оглядываясь на дверь,открыли окно - маленькое, но достаточное, что-бы пролезть. Из него потянуло сырой свежестью. Витька подсадил Вальку, передал ему рюкзак и сумку. Вылез сам. Они постояли, прислушиваясь, несколько секунд - и с размаху прыгнули под откос, в сырые лопухи, за которыми снова начинался лес.
4.
Почти час перед рассветом - самое глухое время - мальчишки шли через огромный луг, на который выбрались, вброд перейдя речку. Шли по грудь в траве. Дождь перестал, но оба вымокли до такой степени, что было уже всё равно. Их окутал вкрадчиво подняв-шийся от земли тёплый туман, плававший вокруг загадочными пластами. Над головой висели тучи, но, когда Валька в очередной раз посмотрел на небо, пытаясь определить направление, то за спинами у них весь горизонт начал светиться - сперва слабо, потом всё сильнее и сильнее, пока не заалел от края до края. Тучи побежали вперёд, обгоняя ма-льчишек - они шли правильно, точно на запад. Небо начало очищаться, на нём всё ещё светили самые яркие звёзды, но всё больше и больше по нему разливался рассвет. Мальчи-шки остановились, обернувшись и молча задрав головы. В таком рассвете было что-то тревожное...
- Как-то... - вдруг сказал Витька. - Как-то знаешь... как будто мы убегаем.
- Откуда? - не понял Валька. А вернее - сделал вид, что не понял. Потому что и его резанула та же неприятная мысль.
- Оттуда... Ну из России, что ли, - смущённо ответил Витька.
- А что ты там хорошего видел? - спросил Валька. Опять наперекор собственным мыслям. И поразился новому ответу Витьки:
- А что я там должен был видеть? Россия - это просто родина. Если там плохо - это
61.
люди виноваты, а не она. Надо хорошо делать, а не бежать...
- Мы вернёмся, - сказал Валька. - Обязательно.Ты не думай...Я так же,как ты, считаю.
Просто сейчас надо передохнуть и сил набраться. А потом мы вернёмся. Не может быть, чтобы мы не вернулись. Я ведь поклялся.
Витька коротко кивнул. Мальчишки ещё какое-то время смотрели, как поднимает-ся над миром солнце - а потом, повернувшись, как по команде, пошли через луг дальше - туда, где начинала зеленеть, набирать цвет, полоска леса...
...Пруд лежал в старом карьере, как в двойной рамке из жёлтого яркого песка и зе-лёных кустов. Солнце уже освещало берег, на который выбрались мальчишки. От пейза-жа, увиденного ими, веяло безлюдьем и дикостью - и это успокаивало.
- Уфффф... - выдохнул Витька, сгибаясь и упираясь ладонями в коленки. - Нет, всё. Я дальше не пойду. Давай выкупаемся, что ли - и отдохнём.
- Давай, - охотно поддержал Валька, тоже умотавшийся до предела.
Они разделись, раскладывая мокрое барахло на уже начавшем прогреваться песке. Немного поплавали (вода была тёплой, немного отдававшей затхлостью), но без азарта, потому что и правда очень хотелось отдохнуть. Валька, впрочем, заставил себя тщате-льно, с мылом, промыть волосы. Витька, развалившись на песке, наблюдал за этим с иро-нией, потом спросил лениво:
- Ну что ты с ними возишься? Постриг бы, и дело с концом.
- Они мне идут, - Валька помотал головой в воде, стоя на четвереньках. - Фррррбббб... А с повязкой вообще будет классно.
Он перебрался на песок и лёг на живот. Сонно сказал:
- Надо не очень долго. А то накроют нас тут всё-таки...
- Не, мы чуть-чуть, - Витька тоже улёгся лицом вниз. - Блин, хорошо-о-о...Тепло и су-хо. Чего ещё надо?
- Какао с булочкой, - отозвался Валька. - И... - он не договорил.
- Что "и"? - лениво поинтересовался Витька.
- Ничего, - отрезал Валька.
Он хотел сказать: "И чтобы я был дома."
Витька то ли догадался, то ли просто не хотел дальше разговаривать - но дальше молчал, похоже, вообще уснул. А вот Валька лежал и думал, разглядывая песчинки, налип-шие на руку.
Ну вот ладно. Предположим, что у него всё было бы нормально. А где-то в мире, в одном с ним мире, буквально рядом, скитался бы Витька. И где-то есть страшная охот-ничья база, ведь есть она, и приезжают на неё прячущие свои лица существа, чтобы охо-титься на детей...А он бы жил себе и жил. Ходил в школу, рисовал картины, слышал му-зыку, смеялся, спал, ел, книжки читал...Какое-то дикое несоответствие. Отец это пони-мал, потому и стал делать то, что делал. И его посадили. Посадили не того подонка, ко-торый пытался сделать из Витьки девочку.Это вообще никому не было интересно. Поса-дили его, Вальки, отца. И того мальчишку, который сжёг машину с убийцами. Его тоже посадили... Сколько ему дали - восемнадцать лет? Это непостижимо, лучше бы смерт-ная казнь - восемнадцать лет на четыре года больше, чем Валька прожил на свете. И все эти годы - в тюрьме?! А сколько дадут отцу и маме? Вдруг им дадут пожизненное? В разных тюрьмах, конечно, в разных... Он представил себе рослого, сильного, уверенного в себе отца, красивую, весёлую, лёгкую какую-то маму, то, как они любят друг друга. Как они любят его, Вальку... И что же: этого больше никогда не будет?! И они даже друг с другом не увидятся - никогда?!
Валька заглянул в это слово, и его ударила дрожь. Оттуда, как из пустого колодца, веяло равнодушным холодом и тьмой.
Если бы можно было придти... ну, куда-то придти и сказать: "Вот он я, посадите меня. Пусть навсегда. А маму и отца отпустите." Если бы... Валька пришёл бы.
62.
Нет, стой, зло оборвал он себя. А почему я должен так делать? Как тот заяц из сказки Салтыкова-Щедрина, который преодолел сто препятствий, чтобы... понадеять-ся на милость волка, державшего в заложниках его приятеля. Не правильней ли пристре-лить волка? Ну, заяц - он не может. Но я-то - я человек! И я знаю, что мои родители были хорошие люди. Не для меня хорошие, а вообще хорошие. И если их посадили - зна-чит, виноваты те, кто это сделал. Во всём вообще виноваты.
Он сжал кулак. Просыпал из него песок. Зарыл в его сухую теплоту ладонь. Нет, сдаваться на милость победителя - это не выход. Победитель не посадит тебя за один с собой стол, не отпустит, поражённый твоим благородством, тех, ради кого ты сдашь-ся. Те времена прошли. Он посмеётся и использует тебя,как орудие шантажа, Валентин. В точности, как говорил отец.
И вдруг пришла в голову Вальке настолько простая и очевидная мысль, что он даже изумился своей тормознутости.
А ведь отец был не один.
Ну да, не один! Есть люди, с которыми он имел дела, те, кому он помогал - да вот тот же Ельжевский, к которому он, Валька, идёт. Значит, надо просто присоединиться к ним. На любых правах. Хоть прачкой или кухонным мальчиком. Подрасти. Стать бой-цом. Настоящим. Как те ребята из Великой Отечественной или с Балкан, про которых Валька читал в Интернете и в старых книжках. И делать то же, что они.
Мстить.
У тех родителей отняли фашисты или НАТОвцы. Но разве те, кто отнял родите-лей у Вальки, кто искалечил жизни других ребят - разве они лучше? Они в сто раз хуже, потому что фашисты убивали чужих. А эти - своих. И с ними надо так же, как с фаши-стами, ни перед чем не останавливаясь и ничем не гнушаясь. Ни ложью, ни пулей, ни яд-ом, ни бомбой, ни подкупом. Главное - чтобы мстить! А если отец и мама вернутся, вы-рвутся - он всё равно не сможет жить, как раньше. Он скажет отцу...
Валька стал представлять себе,как это будет. И,постепенно успокаиваясь, уснул...
...Конечно, мальчишки проспали и Судный День, и Второе Пришествие и Первое Распятие, а проснулись не сгоревшими лишь потому, что передвинулась тень кустов и прикрыла их от раскаляющегося уже совершенно по-летнему солнца.
- Оййййоооо... - протянул Валька, глядя на часы. - Первый час, ничего себе!
- Есть охота, - сказал Витька, отряхивая грудь и живот от песка. - Придётся мой НЗ жевать.
- А у тебя НЗ есть? - заинтересовался Валька.
- А то, - гордо сказал Витька, подтащив к себе свою сумку. - Только я его расходовать не хотел. Пока более-менее людно было. А теперь чего, кафе я тут не вижу... - он рас-стегнул боковой карман и запустил в него руку. - Держи, - Витька протянул Вальке ка-кую-то грязноватую трубочку, похожую на толстую макаронину. - Жуй-жуй, глотай.
- А что это? - Валька приподнялся на локте, с опаской беря трубочку двумя пальцами. Она была в крошках, мусоре и вблизи напоминала уже не макаронину, а кусок тонкого шланга, вытащенного из канализации. Валька в принципе знал, что человек может есть всё подряд. Как крыса или свинья. Но на практике...
- Мырмышель, - Витька уже интенсивно жевал эту субстанцию, и видно было, что она жуётся с трудом. Валька свёл брови:
- Мы... что?
- Мырмышель, - повторил Витька, сильно сглотнув. И засмеялся: - Да ты ешь,она даже вкусная, только кислая очень. Там всё натуральное... - он откусил снова и, пихнув кусок за щёку, пояснил: - Я совсем маленький был, лет десять, что ли... С нами вместе жил - ну, где мы тогда жили - такой бомж, ещё с советских времён, тогда тоже были бомжи, но мало. Дед Вася. Он о нас... не то чтоб заботился,но так - помогал иногда, всё прочее та-кое... Вот он показывал, как такую штуку делать. Берёшь яблоки, шиповник, клюкву. Ва-
63.
ришь в ведре или где там - без сахара, пока такая густая каша не получится. Потом её раскладываешь на металлическом листе и сушишь на солнце. Дальше в трубочку скаты-ваешь. Кислятина страшная, но зато можно только на ней целую неделю прожить... Вот он её и называл мырмышель, мы ухохатывались... Ешь, не бойся, говорю, ешь!
Валька осторожно откусил. Сперва он вообще никакого вкуса не ощутил, пока ка-тал кусок на языке. Потом переместил за щёку и жевнул...
...Ой, какая это была кислятина!!! У Вальки свело скулы и перехватило горло, в рот хлынула слюна. Но... это оказалась вкусная, фруктовая кислятина. И очень свежая. Валь-ка заработал челюстями, кривясь и улыбаясь. Витька тоже улыбался. Потом спросил:
- Слушай... а ты научишь меня драться, как ты? Ну, этому. Саватту.
- Ты же умеешь, - удивился Валька. Витька свёл брови:
- Такое умение лишним не бывает... Научишь?
- Да конечно... - не переставая жевать, Валька полез в рюкзак, достал чистые носки и трусы, а ношеные подобрал с песка и встал. - Пойду постираю. Пошли со мной, свои про-стирнёшь, а у меня ещё одна пара есть, я дам.
- Да не надо, - отмахнулся Витька. Валька потянул его за руку:
- Пошли, говорю. Стираться, мыться и бриться в таких тяжёлых условиях обязатель-но. Это закон войны. Так де ла Рош говорил.
- Побрей себе... - Витька определил, что Вальке надо побрить, но всё-таки встал и по-интересовался: - А почему?
- Ну, чтобы самоуважение сохранить, - сказал Валька и смутился. Но Витька поморгал и медленно сообщил:
- Да-а... это верно-о... Ладно, пошли.
...Они всё-таки не торопились уходить с этого места - спокойного и тихого. Ещё позагорали, искупались - теперь уже с удовольствием, сплавали наперегонки через пруд (Витька выиграл),опять позагорали. Для разминки поспарринговались в полконтакта. Ва-лька дал первый урок саватта - с удовольствием снова ощущая себя наставником, как в школе для младших. Опять искупались, обсохли, жуя мырмышель (Валька продолжал хи-хикать) и только после этого, одевшись, навьючившись, начали выбираться "в цивилиза-цию".
Кстати - цивилизация оказалась неожиданно близко.Мальчишки обогнули пруд,чер-тыхаясь, пролезли через кусты - и вывалились на дорогу, покорёженный просёлок. Вдали виднелся каток, грузовик и группа рабочих, укладывавших асфальт. А прямо перед маль-чишками высился столб-указатель:
вес. Пирапёлка
дер. Перепёлка 1 км
Валька засмеялся. Он смеялся и смеялся, не отвечая на удивлённые, а потом и рас-серженные вопросы Витьки, пока тот не треснул приятеля между лопаток с такой си-лой, что Валька закашлялся и перестал смеяться, но не рассердился, а неожиданно цере-монно подал опешившему Витьке руку и произнёс:
- C'est couleur locale...(1.) Обрати внимание на двойную надпись: это Белоруссия. Ночью мы перешли границу, Виктор.
- Границу перешли? - заторможено спросил Витька. Валька раскланялся перед ним:
- Peu a peu(2.), - продолжал веселиться Валька. - Потихоньку-полегоньку - и мы в Бело-руссии, Витёк! Мы в Белоруссии!
____________________________________________________________________________________________________________________
1. Вот местное своеобразие... 2. Шаг за шагом. (фр.)
64.
5.
- День -- ночь -- день -- ночь - мы идем по Африке,
День -- ночь -- день -- ночь - все по той же Африке.
(Пыль -- пыль -- пыль -- пыль - от шагающих сапог!)
Отпуска нет на войне! - нёсся над жарким вечерним просёлком мальчишеский голос. Две фигуры ходко двигались вдаль - прямо к виднеющимся у горизонта крышам.
- Восемь -- шесть -- двенадцать -- пять - двадцать миль на этот раз,
Три -- двенадцать -- двадцать две - восемнадцать миль вчера... - распевал Валька. Ви-тька, хорошо выучивший припев с первого раза, решительно подхватывал:
- (Пыль -- пыль -- пыль -- пыль - от шагающих сапог!)
Отпуска нет на войне!
- Брось-брось-брось-брось -- видеть то, что впереди.
(Пыль -- пыль -- пыль -- пыль - от шагающих сапог!)
- Все-все-все-все - от нее сойдут с ума,
И отпуска нет на войне!
- Ты-ты-ты-ты - попробуй думать о другом,
Бог -- мой -- дай -- сил обезуметь не совсем!
- (Пыль -- пыль -- пыль -- пыль - от шагающих сапог!)
И отпуска нет на войне!
Мальчишки шагали босиком, приторочив кроссовки с засунутыми в них носками к низу своих походных ёмкостей. Настроение у обоих было бесшабашно-приподнятое, хо-тя уже наступал вечер.
- Счет -- счет -- счет -- счет - пулям в кушаке веди,
Чуть -- сон -- взял -- верх - задние тебя сомнут.
- (Пыль -- пыль -- пыль -- пыль - от шагающих сапог!)
Отпуска нет на войне!
- Для -- нас -- все -- вздор - голод, жажда, длинный путь,
Но -- нет- нет -- нет - хуже, чем всегда одно, -
- Пыль -- пыль -- пыль -- пыль - от шагающих сапог,
И отпуска нет на войне! - горланили они вместе, сейчас ощущая, что в самом деле мо-гут хоть гору свернуть, хоть ещё километров сто отшагать без привалов.
- Днем-все-мы-тут -- и не так уж тяжело,
Но-чуть-лег-мрак -- снова только каблуки.
- (Пыль -- пыль -- пыль -- пыль - от шагающих сапог!)
Отпуска нет на войне!
Как называется эта деревушка впереди - они не знали да и не стремились узнать, Валька даже поленился слазить в атлас, где это наверняка было обозначено. Не всё ли равно - как?
- Я-шел-сквозь-ад - шесть недель, и я клянусь,
Там -- нет -- ни -- тьмы - ни жаровен, ни чертей,
- Есть -- пыль -- пыль -- пыль -- пыль - от шагающих сапог,
И отпуска нет на войне!
- Уффф! - выдохнул Витька. - Вот это гаркнули...
- Это, брат, Киплинг, - уважительно сказал Валька. - Не какой-нибудь Дельфин.
- Ну? - не поверил Витька. - Это который про Маугли писал?! Не может быть!
- Э... - Валька скривился. - Не писал он про Маугли. Это "Книга Джунглей" называет-ся, и про Маугли там вовсе не главное. А вообще он для взрослых писал, и очень даже для взрослых... Про английскую армию, например. У меня отец его очень люби... любит, - твёрдо поправился Валька. - Вот. Послушай...
- Холера в лагере нашем - всех войн страшней она.
Мы мрём средь пустынь, как евреи в библейские времена...
65.
Витька слушал молча, шагал, лишь коротко вздохнул, когда Валька прочитал:
- И сегодня мы все бесстрашны -
Ибо страху нас не спасти...
А потом, когда Валька замолчал, спросил:
- И это он написал? - Валька кивнул. - Здорово... То есть, - спохватился он, - не то, что холера, здорово. Написано здорово... Валь, а ты сам стихи не пишешь?
- Нет, - покачал головой Валька. И добавил: - Я рисую, играю на рояле хорошо. Вот му-зыку я пробовал писать, но бросил. Фигня получается... Смотри, почти пришли.
- А нас телега догоняет, - обернулся Витька.
Мальчишки сошли на обочину. К ним в самом деле приближалась телега, в которую был впряжён серый жеребец, имевший такой вид, как будто в этом мире он видел уже всё. На телеге боком сидел хозяин - невысокий немолодой мужик, одетый без претензий: в Рубаху, Штаны, Сапоги и Кепку. Эти предметы одежды так и хотелось поименовать с большой буквы. Поравнявшись с мальчишками, он притормозил и поинтересовался:
- Куда шагаем-то?
Никакого акцента в его речи не наблюдалось. Что, впрочем, было естественно - дикие искусственные границы, проведённые тремя мерзавцами в 91-м году, разделили по-живому единый русский народ. Впрочем, даже Валька об этом не думал - он просто весе-ло ответил:
- Да вот. Идём с чуркестанской кампании, были барабанщиками в спецназе, а теперь списаны вчистую. Он контуженный, - Валька кивнул на Витьку, - я припадочный. Ходим по миру, песни поём, пляшем, фокусы с чужими кошельками показываем... Дядь, а у тебя попить нету, а то так есть хочется, что и переночевать негде...
... - Ты прирождённый бесик, - сказал Витька Вальке, когда они - уже в темноте, наевшиеся до отвала - устраивались в горе шуршащего прошлогоднего сена. Хозяева пре-длагали мальчишкам лечь дома, но оба выбрали сеновал - хотелось поговорить, а не ста-нешь ведь трепаться в чужом доме, когда все уже спят...
- Бесик я или кто, - озабоченно сказал Валька, - а что нам с деньгами делать? Тут свои рубли. Станем менять - ещё пристанут: кто, да откуда, да почему...
- Можно евро поменять, - предложил Витька. - Одну пятисотенную если, то ведь ни-чего... Ты курс знаешь?
- Чёрт его... - неуверенно ответил Валька. - Кажется, там что-то порядка тысячи местных рублей за евро. Я не помню. Не знаю, вернее. Да и кто тебе поменяет?
- Да у любого банка... - начал Витька, но Валька перебил его:
- Да тут за это сразу сажают. А если официально - то... хотя - у меня паспорт есть, что это я? С ним и поменяю. Можно даже и мои оставшиеся рубли поменять. Даже лучше...
- Валь, - Витька лёг удобнее. - Ты вот как думаешь. Оружие тут купить можно?
- Оружие наверное везде можно купить, - ответил Валька и повернулся к приятелю. - А ты что хочешь?
- Ну, в общем... можно ведь и обратно в Россию время от времени наведываться, - Ви-тька нехорошо усмехнулся. - Так. Для профилактики. Ну ты понимаешь.
- Я тоже про это думал, - сказал Валька. - Только немного не так. Я хочу с друзьями отца завязки установить. И тогда...
- Может, твоим предкам побег устроить удастся? - понизил голос Витька. - А что, я тебе точно говорю, бегают не только в кино. Сплошь и рядом бегают. Или вообще выку-пить их. Я честное слово любые деньги дам. Вот сразу.
- Спасибо, Вить, - искренне поблагодарил Валька. Эта мысль увлекла его. - Может, и попробуем. Вот дойдём, определимся на месте... И с оружием и вообще.
- Можно и ещё людей найти, - совсем тихо сказал Витька. - Ты знаешь, сколько ребят согласятся? Вот прямо с места не сходя можно найти. А мы всё организуем. Терпеть
66.
без конца - тоже не вариант... А сколько отсюда до этого озера?
- До Нарочи, - напомнил Валька. - Если по прямой - километров двести шестьдесят. А так все триста. Если с попутками и прочим будет везти - дней за пять доберёмся, как считаешь?
- Должны, - уверенно ответил Витька. - Но тебе всё равно надо поосторожней, так что рисковать не будем, чего там... Слушай, - вдруг как будто опомнился Витька, - вот мы говорим, говорим... А если там тебя одного ждут? А тут я: привет, вам оно не надо?
- Я один не останусь,только с тобой, - неожиданно сказал Валька. И смутился. Витька, похоже, смутился тоже и грубо сказал:
- Ты что, влюбился?
- А иди ты... - дружелюбно ответил Валька. - Давай спать, а?
* * *
И они добирались.
Где пешком, где на попутках, где на местных автобусиках, ночуя то в лесу, то где-нибудь в селе, где их ещё и кормили, отказываясь брать за это деньги.Врали,если их спра-шивали, что в турпоходе - им верили или делали вид, что верят. Люди тут были проще, чем в России и многие жили беднее, пожалуй, но... как-то равнее, что ли? В том смысле, что не было видно ни бомжей, ни роскошных особняков... В магазинах не было того изо-билия, которым поражали прилавки в России, зато менты ходили по улицам без оружия и было чище, намного чище. Дальше к западу всё чаще слышалась белорусская речь, мелька-ла польская, а в русских словах скользил непривычный, но приятный акцент - и всё-таки русский понимали все и не отказывались говорить на нём. Как-то вечером Витька сказал Вальке, что тут у людей "хорошие глаза". И Валька понял его.
Точнее, пожалуй, и сказать было нельзя.
РЕМАРКА В НАЧАЛЕ ЛЕТА
С В Я С Ъ Ц Ы
В том лесу голубоватые стволы
Выступали неожиданно из мглы...
Н. Гумилёв.
1.
Начинало светать.
Не удивительно - в июне светает, считай,в три часа. Костёр пригас, никто не оза-ботился его реанимировать. Витька, казалось, спал - привалился к груде хвороста, кото-рая так и не пригодилась, и не шевелился. Но я видел, как в сумраке поблёскивают белки его глаз. Мальчишка вряд ли знал, что я на него смотрю и что я вижу в темноте почти так же, как на свету.
Валька повозился и наконец подложил на рдеющие угли хворост. Тот ярко вспыхнул.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги