В заповедной глуши

...- Папа, ты говоришь, что прошло время рабов. Значит, твой папа был рабом?..

... - Папа, ты говоришь,что сейчас время правды.Значит, раньше все друг другу лгали?..

А отец гремит лозунгами, но сам же явно в них не очень-то верит...

Но я лично верю... вот...

Что лжи мы хребет поломаем!..

...И все мы надеемся,

верим,

мечтаем,

Но кто ж на себя-то возьмёт?!

А потом - приводит старинный беспомощный аргумент:

- Вот подрастёшь - поймёшь...

И, выслушав всю пафосную трескотню отца, сын вдруг огорашивает его горьким вопросом:

- Папа. Значит, когда я вырасту - мой сын меня не поймёт?!

А потом Валька в том же стиле спел про неудобного максималиста. Как он везде лезет и не принимает компромиссов, как с ним неудобно жить - он знает только две краски: чёрную и белую. Хорошо, если он нарисует меня белым. А если чёрным?! Что-то надо делать.Чтобы все цвета в мире заменил наконец самый толерантный серый цвет...

...А он - назло судьбе! -

Он остаётся жив!

И будет жить! Ведь сколько б вы не спорили -

202.

У правды есть цена. А стоимость - у лжи.

Не надо путать эти категории!

У правды есть цена, - повторил Валька. - А стоимость - у лжи.

Не должно путать эти категории!

- Пойду-ка я спать, - сказал негромко Михал Святославич после короткого молчания. - Да и вы не засиживайтесь, скоро светать начнёт уже.

Мальчишки ещё помолчали, проводив лесника взглядами. В его кабинете свет даже не зажигался - наверное, Михал Святославич сразу лёг.

- Слушай, - вдруг сказал Витька, - а ведь он старый уже.

- Старый... - откликнулся Валька.

- И нет у него никого... Представляешь, скольких друзей он потерял, думал, что это ра-ди дела. А его обманули... Подонки обманули... Валь, - Витька пощёлкал ногтем по краю стакана. - А знаешь, что? Я хочу, чтобы ты был моим братом.

Валька поднял глаза. Потом завёл руку за спину и положил Змея между тарелок. В лезвии отразился свет луны, ожили знаки на стали.

- Кажется, это так делалось... - Валька пододвинул почти полную бутылку домашней наливки, плеснул в стакан казавшуюся чёрной струю. Протянул ладонь над стаканом и со спокойным лицом разрезал её. Левой рукой передал нож Витьке,и тот так же хладнокро-вно рассёк себе ладонь. Мальчишки соединили руки над стаканом, глядя друг другу в глаза, и в вино отчётливо закапала кровь. - Вот, - сказал Валька, поднимая стакан и не выпус-кая руки Витьки. - Ну что... брат... - он отхлебнул вина и передал стакан Витьке.

- Брат, - сказал тот, тоже делая глоток. И повторил: - С днём рожденья, брат.

31.

Витька скептически смотрел на то, как Валька занимается с палкой. Он сам с удо-вольствием тренировался в стрельбе, боксе, саватте, самбо, метании различных острых и тяжёлых предметов, но увлечения Вальки фехтованием не понимал. Конечно, это было красиво, спору нет. Но для жизни... Не средние века - может, и жаль, но не средние...

Мальчишки тренировались в лесу, километрах в трёх от кордона.

- Вчера пацан в селе пропал, - сказал Витька. - Ищут уже.

- Какой пацан? - Валька подбросил палку и ладонью отбил её в кусты.

- Мелкий. Жорка. Лет двенадцать, кажется. Ты его не помнишь.

- Найдут. Заблудился, наверное. Вот в болото бы не попал...

- Я чего говорю-то... - Витька почесал нос. - Давай тоже посмотрим. Тут, вдоль боло-та. Ты влево пойдёшь, я вправо. Гирловские сюда пока не дошли, а он, может, правда в болото влез.

- Пошли, - кивнул Валька. - Всё равно тренировку пора кончать.

* * *

То, что люди тут не были уже много дней, Валька понял сразу. Но всё-таки проше-лся туда-сюда вдоль края болота, поставив карабин у дерева и вглядываясь в трясину. Да нет, никого тут не было.

Валька обернулся - молниеносно. Инстинкт подсказал - сзади опасность! И поте-рял ещё несколько секунд - потому что увиденное было настолько невероятно, что разум оказался глупее мгновенно среагировавшего тела.

На него, отрезав от дерева с прислоненным карабином, медленно и плавно надвигал-ся человек. Мужчина лет тридцати, в камуфляже и военном снаряжении, с висящим за плечами коротким автоматом.

____________________________________________________________________________________________________________________

1. "Каждому своё". Девиз учреждённого Фридрихом Великим Ордена Чёрного Орла. Эти же святые слова помещались над воротами гитлеровских концлагерей.

203.

Почему-то больше всего к человеку подходило слово "наёмник". Именно так Валька осознал его.

В руке наёмника оказался короткий широкий нож - с лезвием, похожим на лавро-вый лист. Валька узнал это оружие: мини-тесак Смэтчета,гениальное изобретение, сде-ланное специально для "кругового" боя холодным оружием, одинаково легко колющее, ру-бящее и режущее. Таким проще простого убить - или обездвижить человека, перерезав ему сухожилия. Смотря по желанию.

Судя по всему, у наёмника было именно второе желание. Мальчишка требовался живым - полоснуть его пару раз по рукам и ногам, взвалить на плечо и тащить, куда надо. Это прослеживалось и в его ухмылке, и в рассчитано-пугающих движениях теса-ком и другой рукой.

Как в кино, продумал Валька, пригибаясь. Взрослый человек, а дурак. Как в кино... или он правда что-то такое умеет? Надо внимательней. Есть люди, которые умеют... и что вообще происходит?!. Нет,об этом потом, это сейчас нельзя... Мальчишка пятился. Наёмник наступал. Мальчишка был испуган. Наёмник торжествовал.

До того момента, когда ему стало нечем дышать, и он, выпустив тесак, обеими руками схватился за живот, сгибаясь пополам. Неверяще уставился в лицо Вальки, пы-таясь понять, что же, собственно, произошло?

Валька повернул Змея влево, разрывая селезёнку окончательно, дёрнул вниз и, бале-тно поворачиваясь, вырвал нож и добавил - рубящим ударом слева под челюстью. Двад-цатисантиметровое лезвие рассекло шею до позвоночника. Наёмник постоял, обливаясь кровью, и тяжело рухнул в траву.

Он умер стоя.

-- Setou(1.), - сказал Валька. - Toushet. (2.)

Он посмотрел на лежащее в траве неподвижное тело, не ощущая ни жалости, ни страха, ни даже просто отвращения. На него напали. Он защищался и победил. Всё было справедливо и ясно, как восход.

-- Ва-лен-ти-и-ин! - послышался неподалёку крик, а через секунду из кустов бесшумно

выскочил Витька с карабином наперевес. Лицо у Витьки было злое и весёлое. Увидев в траве труп, Витька мелодично присвистнул: - Ни фига себе! Это как?

-- Да вот так, - Валька подхватил от дерева карабин, быстро вытер нож о траву.

- Встретились на узкой дорожке...

-- Их в лесу - полно, - в голосе Витьки не было и тени страха или напряжения - только

весёлая ярость. - Штук тридцать.С пулемётами, блин! Что вообще творится-то?! Вой-на, что ли?! Уходим на кордон, я думал, ты уже там...

-- Чего тогда орал? - Валька прислушался.

-- Да они ещё около реки. Это дозорный, наверное...

-- Какой, к чёртовой матери, дозорный?! - усмехнулся Валька, беря карабин наизгото-

вку. - Отличиться собирался сам по себе. Видно же. Отличился... Подождём уходить, давай точнее глянем - сколько, кто, куда...

...Жорка был избит так, что почти не видел, куда идёт - его волок за плечи здоро-вый наёмник.

- Смотри... - прошептал Витька. Но Валька и сам уже узнал в человек, к которому под-тащили мальчишку, виденного год назад на мосту через Нарочь автомобилиста. До ма-льчишек донёсся голос человека - он говорил по-русски, как тогда:

- Ещё раз говорю - сейчас ты пойдёшь с нами. Около кордона вызовешь лесника. Ска-жешь, что в лесу на тебя напал человек. Бил. Но ты вырвался и убежал. Понял?

- Ничего я не буду делать... - тихо, но отчётливо сказал мальчишка, глядя в землю. - Я уже сказал, ничего я не буду делать... Я тыщу раз вам это сказал. Можете меня убить...

__________________________________________________________________________________________________________________

1. Вот так (фр.) 2. Попал - международная команда, подающаяся на фехтовальных соревнованиях, когда фехтовальщик наносит результативный укол.

204.

Человек усмехнулся. Открыл кобуру. Достал из неё большой кольт. И приставил его ко лбу мальчика.

Жорка закрыл глаза и закусил губу.

Человек взвёл курок. Отчётливо щёлкнуло.

- Я считаю до трёх миллионов. Один миллион. Два миллиона...

Витька промахнулся только потому, что его трясло от злости.

Наёмники, кольцом окружавшие поляну, тут же растаяли в траве. Жорка мгновен-но метнулся в кусты, но на него никто уже не обращал внимания...

... - Всё, не успеем, - Михал Святославич ударил кулак о кулак, вскинул МG42 на столик. - Не успеем, какие шустрые...Суки, штук сорок, это же надо...

Наёмники перемещались почти со всех сторон, охватывая кордон кольцом. Белок, стоя у закрытой двери, глухо клокотал нутром, шерсть на его холке встала дыбом.

- Глухо, - Витька бросил трубку телефона. - И радио не берёт.

- Перебили направленным сигналом, - Валька, вытирая расцарапанную во время бега по лесу щёку, засунул в подсумок вторую гранату. - Суки... А Жорка-то убежал.

- Ага, - почти весело сказал Витька.

- Парни, - сказал лесник, глядя в окно. - Я сейчас ударю по ним. А вы - в огород и...

Витька и Валька переглянулись. И рассмеялись беззаботно и бесстрашно.

- Глупости вы говорите, дядя Михал, - сказал Валька. - Давайте лучше на позиции...

... - Беги, - Валька приоткрыл дверь. И Белок мгновенным промельком метнулся туда, куда отказались бежать мальчишки - в сторону огорода. Послышались несколько выстрелов, крики - но и всё. А потом снаружи закричали:

- Ельжевский! Сдавайся! Выходи! Твоих мальчишек не тронем! Выходи! Сдавайся!

"Рррааатттаататататааа!!!" - ответил пулемёт лесника.

"Дранг, дранг, дранг!" - поддержали его карабины.

Бой за кордон Свясьцы начался...

...Наверху грохнуло, покатилось. Михал Святославич дёрнулся, словно в его попала пуля:

- Пся крев, чердак! Пролезли!

- Я гляну, - Валька, пригнувшись, проскочил под окном и исчез в сенях.

- Куда, стоять!.. - дёрнулся лесник, но тут же с руганью вынужден был вернуться к пулемёту...

...Валька бесшумно поднялся до половины лестницы. Наверху затихло. Может, там и нет никого - что-то случайно упало? Нет, стоп. Надо действовать так, словно - есть. И быстро.

Пробуя ногой ступеньки, Валька поднялся ещё на пару шагов. Пригнулся, пружиня коленями. И молчаливым комком бросился вверх и в сторону.

Он не ошибся. Что-то противно зыкнуло над ухом, рвануло штанину. В перекате Валька увидел, что на чердаке двое. Один стоял около выбитого слухового окна, второй - совсем рядом с люком. В следующий миг от опорного столба, за которым распластался мальчишка, белыми брызгами свистнула щепа. Оскалив белые зубы на смуглом узком лице, тот, который стоял возле окна, от живота стрелял из разлапистого короткого авто-мата, и бледный огонь пульсировал в его руках.

Валька выстрелил в ответ один раз.

Тяжёлым ударом пущенной почти в упор пули наёмника швырнуло через край черда-чного окна.

Но в следующую секунду Валька получил удар ногой в плечо и отлетел к стене,роняя карабин. От боли рука отнялась,сгоряча он попытался на неё опереться, вскочить,но она подломилась, и мальчишка ткнулся щекой в доски пола, пахнущие голубиными помётом и стружкой.

Наёмник шёл к нему, отводя приклад автомата для размашистого удара - добить,

205.

оглушить, взять живым... Этот был светлобородый, плечистый, а глаза - как льдинки...

Валька гибким движением встал на плечи. Ноги раскрутились бешеной вертушкой, автомат вылетел из рук изумлённо ахнувшего мужчины, сам он полетел на пол и, оцепе-нев от изумления, увидел, как мальчишка оказался на ногах.

Но в следующий миг и он вскочил тоже. Из левого кулака словно по волшебству вы-скочил длинный нож, до этого прятавшийся в рукаве камуфляжа. Пригнувшись и выста-вив перед собой безоружную руку, наёмник надвигался на отступающего к окну Вальку. И нож в его правой руке был в сто раз страшнее автомата...

...Как знать - где прорублен мой выход в скалистом дворце?

Я знаю - на чьей-то недремлющей мушке сижу...

И мало мне радости в том, что пока ещё цел...

И нет во мне грусти за то, что хожу по ножу!..

Валька отступал. Наёмник сделал короткий выпад - мальчишка отшатнулся, и вто-рой выпад глубоко располосовал ему левое плечо.Мгновенно бросив туда взгляд,мальчишка увидел, как ткань чернеет и набухает, выпуская алые струйки.

В светлой бороде прорезалась щель улыбки...

...Я знаю - в какой-нибудь близко крадущийся миг

С моими мечтами врага совместится прицел...

Все дни, что я прожил - и всё, что я в жизни достиг,

Под маской молчанья застынет на бледном лице...

...Валька уперся затылком в потолочную балку.

Вот и всё. Остаётся только согнуться в знаменитую "позу эмбриона".Судя по улы-бке и глазам наёмник видел, что мальчишка с испуганными лицом как раз к этому и бли-зок. Поэтому от того, что тот заговорил и что именно говорил, наёмник слегка опешил.

Валька улыбнулся и раздельно сказал:

- Я

Служу войне.

Её священный дух -

Тот воздух, которым я дышу.

Дыхание вышибло из груди наёмника. Он успел удивиться, как сильно, незаметно и страшно ударил его тонкий длинноволосый пацан. Успел не понять - чем и как. И не ус-пел - пустить в ход нож. А потом алая боль разодрала лёгкие, сердце бухнуло и разорва-лось, как граната - и со страшной быстротой откуда-то сверху вытекли в рот, глаза, грудь расплавленные звёзды. И всё...

...Валька удержался на ногах и по-балетному приставил ступню к ступне. Дёрнул головой. Выдохнул. Ступня побаливала, но терпимо.

Изо рта наёмника на светлую бороду вяло вытекала густая кровь.

Мальчишка стремительно нагнулся, поднял автомат. Это был "хеклер-кох" НК53, под НАТОвский патрон 5,56х45.Из ячеек жилета убитого выдернул несколько сомкнутых в тройные пачки магазинов. Валька подскочил к окну.

Отсюда было видно хорошо. Зря Михал Святославич не оборудовал тут позицию. Валька видел кусты, видел за ними нескольких человек, поливавших огнём дом. Там был и пулемёт. Под его прикрытием ещё несколько перебирались к углам здания.

- Я

Служу войне.

Её священный дух -

Тот воздух, которым я дышу... - повторил Валька. Аккуратно переставил барабанчик не-привычного прицела на минимальную дальность, переводчик огня - на фиксированную стрельбу по три патрона, отщёлкнул приклад на всю длину. - Ну, посмотрим... - проце-дил он, подходя к окну сбоку. - Поглядим. Это вам за маму... - коротко треснула очередь, и делавший перебежку боевик с разбегу ткнулся в траву раскрашенным лицом. - Это за

206.

папку... - пулемётчик судорожно привстал и опрокинулся вбок. - Это за Витьку, за бра-тишку моего... - второй номер пулемёта успел только дёрнуться в сторону,у него струёй брызнуло из виска. - Это за Светку вам... - сидевший за стволом дерева со снайперкой боевик вскинулся, схватился, роняя оружие, за шершавый ствол и пополз в траву.

Боевики заметались. Из окон дома полетели гранаты - одна, другая, третья, чет-вёртая - брошенные умелой рукой, они разрывались оранжевыми клубками беспощадного пламени. Вслед за ними из окна выскочил Михал Святославич с пулемётом наперевес, ещё в прыжке стреляя веером, перекатился, залёг, отполз... Следом выпрыгнул Витька, он звонко, во всю мощь лёгких кричал самозабвенно:

- Урррааааа!!! Бей га-дооов!!!

- Урраааа!!! - поддержал Валька. - Вперё-оод!!!

Страшно не было. И...

- Урррааа!!! - загремело неожиданно - казалось, со всех сторон!!!

- Уррааа, нашиии!!! - закричал Витька, вскакивая и махая карабином. - На...

- Витька! - коротко крикнул Михал Святославич. И, бросая пулемёт, ринулся к застыв-шему, словно окаменевшему на одном месте - с неловкой улыбкой и в неловкой позе, изум-лённому - Витьке. Всего на секунду он опередил махнувшего с крыши Вальку - и успел подхватить Витьку. Выпустив из рук карабин, тот начал медленно, неуверенно падать. - Витька... - Михал Святославич удержал мальчишку. - Витька, ты что? Ты... как?

- Ой... - изумлённо сказал Витька, делая судорожное движение - встать прямо. - Как... - он потрогал себя сзади и, подняв к глазам алую ладонь, произнёс отчётливо, всё с тем же безмерным удивлением: - В спину, гады.

И повис в руках бывшего спецназовца.

- Под лопатку, - прошептал Михал Святославич. И неверяще посмотрел на застывшего рядом Вальку. - Зачем он... глупый...

Валька увидел под левой лопаткой друга, на пятнистой материи, тягуче капающее длинными вишнёвыми струйками чёрное пятно.

Витька быстро белел, рот его приоткрылся, влажно сверкнули зубы. Мимо пробе-жали несколько "паляунычников", за деревьями и кустами мелькали ещё - бойцы Имперс-кой Пехоты гнали растерянного врага вглубь леса, в болота и буреломы. Валька проводил их сумасшедшим взглядом. Коснулся рукой спины друга. И вдруг со страшным и стран-ным звуком рванулся куда-то в сторону.

- Куда! Стой! - закричал Михал Святославич. Но тут же. Положив Витьку на траву, разодрал на нём куртку. - Врача! Скорее же, пся крев!..

...Через какое-то время капитан Шеллинг понял, что с ним рядом остались только двое - Анри и этот прибалт, Казлаускас. Анри был совершенно спокоен и невозмутим, а вот Владас Казлаускас отчётливо трясся. Он бы, кажется, был не прочь вообще оказа-ться подальше от командира, но явно ещё больше боялся остаться один в лесу.

Наёмники остановились перед широкой прогалиной. Анри,повинуясь жесту Шеллин-га, скользнул через неё и тихо исчез в кустах - выучка бывшего легионера была великолеп-на. Шеллинг присел на корточки, держа оружие наготове.

- Откуда они взялись? - Казлаускас прислонился к дереву. - Ну откуда они взялись?! - он бормотал по-русски без акцента, забыв, что "плохо понимает" этот язык.

Шеллинг не ответил, сам напряжённо вслушиваясь, всматриваясь и внюхиваясь. Но про себя подумал: собака. Собака привела помощь, это же ясней ясного. Будь всё прокля-то, он-то думал, что такое случается только в голливудских фильмах... С самого начала операция была обречена на провал.Шеллинг вздрогнул.Ведь было предчувствие.Было пред-чувствие... Стоп, это просто нервы. Собраться. Выйти из этого проклятого леса. Даже если придётся пожертвовать оставшимися людьми. Дойти до границы. Остальное - по-том. Он всё объяснит.

На той стороне прогалины Анри сигналил рукой...

207.

...Трое белорусов полулежали возле линии кустов недалеко от схрона, и Шеллинг улыбнулся - нет, удача ещё не до конца его оставила. Он вышел на засаду со спины. От-сюда был виден бок одной из машин - и два трупа возле неё. Кто-то из наёмников уже выходил сюда - и попал под огонь засады. Но на засаду есть другая засада...

- Анри, - Шеллинг еле шелестел. Показал легионеру на одного из белорусов. Тот согласно наклонил голову и залёг. - Средний мой, - Шеллинг взял Казлаускаса за плечо. - Вон тот - твой.

Казлаускас повёл сумасшедшими глазами и вдруг зашептал истово:

- Почему я должен убивать его?!

- Потому что он к нам ближе всех, - терпеливо пояснил Шеллинг. - В остальных ты не попадёшь. И ещё потому, что я тебе приказываю.

- Мне насрать на твой приказ! - чуть не сорвался на крик Казлаускас. В его глазах рос ужас.

- Сри на что хочешь, только убей его, - Шеллинг скрутил куртку узлом на груди подчи-нённого. - Иначе мы живыми из этого леса не выйдем. Понял?! - он тряхнул Казлаускаса и, больше не обращая на него внимания, залёг для стрельбы. Светлый затылок белоруса - под обрезом фуражки - точно заполнил прицел.

Очереди перебили друг друга. И... скотина, дурак! Казлаускас не стрелял! Те, в кого целились Анри и капитан, ткнулись в траву. А третий, мгновенно перевернувшись через плечо, ответил очередью. В следующую секунду выстрел Анри настиг и его - белорус от-кинулся назад и повис на кустах. Но Казлаускас тяжело рухнул рядом с Шеллингом. Из левого глаза его стекала пузырящаяся кровь.

- Идиот, - сказал Анри, нагибаясь над трупом. Аккуратно вынул из кармана пачку евро, переложил к себе. - Кажется, выбрались, мой капитан. Идёмте?

- Да, - Шеллинг перевёл дух. - Возьми магазины, я гранаты.

Выбрались. Зря француз это сказал.Плохая примета. А, к чёрту - вот они, машины!

Прикрывая друг друга, наёмники побежали вперёд. Перескочили через убитых. Анри вспрыгнул на подножку ближней машины...

- Граната! - крикнул Шеллинг, падая. Анри успел соскочить. И взрыв упавшей в траву "лимонки" настиг его в воздухе.

Тело легионера отлетело в дверь.

Капитан перевернулся на месте, откатился под защиту колеса. Два быстрых взгля-да... Откуда, проклятье?! Догнали? Ещё засада? А, вот он... один?!

Пригнувшаяся фигура перебежала метрах в двадцати левее. Шеллинг дал очередь, прокатился под машиной, сполз в кювет. Не попал, конечно... Ладно. К чёрту. Бежать - под прикрытием машины бежать. Он вырвется...

Шеллинг вскочил. И рванулся в лес - тихо, как тень, быстро, как мысль.

То, что уйти не удалось, он понял сразу. Чутьём понял, раньше, чем на него посыпа-лись ветки и листва. Шеллинг прыгнул в сторону, упал, отполз за корягу. Снова мелькнул силуэт - близко, справа. Очередь - получай, ублюдок! Попал? Шеллинг переполз за другой конец коряги, ногой шевельнул кору. Трухлявые щепки брызнули веером...

Живой. Но он один.

- Эй! - крикнул Шеллинг, направляя голос в землю, чтобы было невозможно разгадать, откуда он доносится. - Эй, ты! Я брошу деньги. Тут десять тысяч! Евро! Тебе ведь не обязательно их сдавать?! Забирай, я бросаю! Бросаю и ухожу! - Шеллинг напрягся, ожи-дая ответа или движения.

Молчание. Тишина.

Так. Где он?

Шеллинг отполз в сторону. Ему вдруг показалось, что он очень громко дышит. Так громко, что в лесу отзывается эхо. Как будто время вернулось на десять лет назад, в Бо-снию, и он, лейтенантик "зелёных беретов", опять пробирался один по сербским тылам

208.

оттуда, где осталась лежать вся группа, и его корчило и комкало страхом...Потом ска-зали, что он там не был. Там вообще не было никого из американцев. Там не было никакой войны. Там была миротворческая операция. А за них не дают денег и наград, особенно ес-ли операция провалена. Дают только яму в земле. Только яму с червями. В чужой земле. Как он боялся тогда. Какой это был страх... Как сейчас...

Да нет, что это с ним...

Тот лётчик, которого они тогда должны были спасти, лётчик со сбитого F-16 - он тоже никогда не воевал в Боснии, его никто не сбивал. Шеллинг потом часто думал: а дали или нет семье лётчика хотя бы пенсию? Как семье погибшего - или списали всё на несчастный случай? Они ведь нашли его. Голый и окровавленный, он был посажен на нес-колько виноградных кольев сразу. Какие-то умники додумались снабжать пилотов при вылетах золотыми монетами и запиской на сербском с просьбой помочь. Монеты были разбросаны кругом и втоптаны в землю - с осатанением, яростно. А записка воткнута в оскаленный рот пилота... Там их и накрыли сербы - сигнал маячка был ловушкой, конечно же...

Господи, почему так страшно?! Шеллинг огляделся и стал отползать к кустам. Хоть бы выстрелил или выругался... Ещё секунда - чувствовал капитан - и он сам закри-чит, вскочит, сделает какую-нибудь глупость...

Почему-то вспомнился дед. Старый и ворчливый, он живёт в хижине в горах Ари-зоны и охотится. Сколько ему предлагали переехать, обещали оплатить лучший дом пре-старелых... Но упрямый старик только кряхтит и машет рукой. Он наезжал с гостин-цами и охотно принимал внука летом, не требуя платы. Как там было хорошо. Как здо-рово было просыпаться по утрам на сеновале и видеть в дверь встающее солнце, слы-шать лай собак и ворчание деда... Он кричал на отца, когда узнал, что тот разрешает Шеллингу поступить в кадетское училище. Шеллинг тогда не понимал, почему? Отец был военным. Примером для сына. И сам дед - разве он не получил целую кучу медалей за бои 44-45 годов? Но он кричал на сына - отца Шеллинга - и говорил вещи, которых сам Шеллинг не понимал. Что война войне рознь и что Америка Америке рознь, и что он сра-жался не за ту Америку, что есть сейчас... Старик выжил из ума, что тут думать...

А со следующего лета Шеллинг собирался отправлять к нему уже своего сына... Го-споди боже, как же теперь Мэри и Джонни?! Что им скажут? Отец... мать... а как же они?!

Дед. Вот что. Они охотились. Дед рассказывал. Тогда рассказывал... Шварцвальд. Германия. И был эсэсовский снайпер. И дед...

Да. Стоп. Он будет жить. Он вернётся. И не просто вернётся.

Он - победит...

...Валька быстро перекатился за кустами и приподнялся на колено, вслушиваясь и держа автомат наготове. Тихо. Куда он мог отступить? Коротко раздув ноздри, Валь-ка "попробовал" воздух. Не уйдёшь. Не надейся. Каким-то чутьём мальчишка понимал: этот стрелял в Витьку (слово "убил" Валька запретил себе произносить). Этот.

Не уйдёт, тварь.

Валька сместился ещё чуть в сторону. Вон то бревно. Но за ним его точно нет. отполз, гадина... Ловкий. Но ещё Валька ощущал его страх. Он боится. Боится умереть.

Валька не боялся.

Ещё передвижка. Он где-то там - должен вскочить и броситься прочь, отстрели-ваясь. Ну, или, по крайней мере, просто начать отстреливаться.

Пластаясь по земле, мальчишка двинулся в обход бревна, практически уверенный, что вот сейчас увидит спину или бок напряжённо выжидающего боевика. Но вместо этого...

...Изощрённое чутьё, которое начал воспитывать ещё де ла Рош и которое обрело окончательную отшлифованность здесь, в Пуще, спасло Вальку.

209.

Ещё сам толком ничего не понимая, он перекатился на бок - и дальше, волчком, ку-

барем - а длинные очереди освирепело били ему вслед, разбрасывали дёрн, срубали тонкие деревца, отсекали ветки, распарывали воздух... Он не успевал заметить, кто и откуда стреляет - и только через длинную страшную секунду засёк стоящего на колене сбоку от могучего дуба боевика. Он подобрался незаметно, но сейчас его лицо искажала досада и злость - он не ожидал, что мальчишка окажется таким ловким.

И Валька ответил огнём - неприцельным, но заставившим боевика нырнуть за дуб. Этого мгновения Вальке хватило, чтобы, швырнув туда свою вторую гранату - РГД-5 - следом за ней в свирепом броске оказаться сбоку от дерева, а сразу после взрыва - за ним.

Сильный удар ногой вышиб оружие из рук мальчишки. Боевик - из ушей текла кровь - поднялся. Его автомат тоже лежал на земле - выронил, оглушённый взрывом.

- Сука, - сказал Валька. И устыдился - воину незачем пачкать рот.

Они выхватили пистолеты одновременно.Стоя в двух шагах друг от друга.Вот то-лько Шеллинг потратил долю секунды на то, чтобы сдёрнуть предохранитель своего мо-щного кольта.

На стареньком ТТ Вальки предохранителя не было. И эта ерунда, ставшая причи-ной стольких несчастных случаев, сейчас всё изменила. Совсем. Навсегда...

...Получив сильный удар в грудь, капитан сперва ничего не понял и даже попытался нажать спуск, но кольт сделался вдруг неосязаемым, а следующее, что осознал Шеллинг - он падает наземь. Господи, подумал Шеллинг, мальчишка убил меня.

Удара оземь он не заметил. Над ним наклонилось яростное потное лицо этого ма-льчишки, и Шеллинг спокойно понял: а он похож на Джонни, только старше, конечно... Потом пришёл дед, и капитан сказал ему: прости меня, дедушка, я...

...Валька, запалено дыша, тискал рукоятку ТТ. Откинув руку с кольтом в сторону, боевик лежал перед ним, глядя в крону дерева удивительно спокойными серыми глазами. Мельком Валька узнал его и не удивился - опять он, командир; тогда, год назад, человек в серебристом "лексусе" на мосту через Нарочь, надо же!.. И показалось Вальке странное: что вот именно сейчас этому человеку - может быть, впервые в жизни! - удалось по-нять что-то правильное. И он счастлив...

Глупо. Валька мотнул головой и, на бегу подобрав оружие, бросился к кордону...

32.

- Доктор, вы не понимаете! - Валька умоляюще-бессознательным жестом при-жал руки к груди. - Я должен быть там!

- Да нечего тебе там делать, - хладнокровно ответил доктор, глядя поверх мальчишки.

- Да как же нечего...

- Да так же. Я и Михала разогнал. А тебе точно нечего.

- Да он же там один... - Валька чуть не заплакал.

- Ну, во-первых, ему это сейчас всё равно, - рассудительно сказал доктор, переводя взгляд на мальчишку. - А во-вторых - он там не один.

- А... - непонимающе начал Валька и тут же сообразил: - Алька там? - доктор кивнул. - Но вот её же вы пустили!!! Его при мне ранили! Я должен был...

- Геройски закрыть его собой, - индифферентно сказал доктор. - Но поскольку ты его собой не закрыл, то для успокоения твоей мятущейся совести, мой юный партизан... - Валька скрипнул зубами, он терпеть не мог такого тона, - ...я дам тебе краткий отчёт. Состояние твоего друга после операции стабильное. Не тяжёлое, а просто стабильное. Он сейчас спит после наркоза. Кровь, почки, костный мозг для пересадки ему не нужны, не предлагай. Ранение было слепое - пуля пробила подостную мышцу, прошла через левое лёгкое в сантиметре от сердца, расколола четвёртое слева ребро и распалась. Часть

210.

ушла через то же лёгкое вверх, остановившись в паре сантиметров от сонной артерии.

Другая засела в грудинной мышце правее левого соска - почти под кожей. Мы извлекли обе части. Думаю, что смерть от естественных причин твоему другу в ближайшие лет шесятьдесят не грозит - у него великолепный организм... - врач снова посмотрел на Ва-льку и сказал: - А теперь пошёл вон... Нет, стой. Что с тобой-то?

- А? - не понял Валька. Врач молча подвёл его к зеркалу.

На левом плече камуфляж Вальки был распорот и и почернел от засохшей крови. Шея слева тоже была в крови и вспухла.

- В плечо меня ножом, - равнодушно ответил Валька. - А шея... я не знаю, это в лесу, наверное...

- Ну, пошли, - вздохнул врач.

Они вошли в небольшую комнатку, чистую, стерильную и светлую. Валька, повину-ясь жесту врача, сел на клеёнку. Наверняка она холодная... Мальчишка усмехнулся - это было ощущение из детства, когда во время медосмотров он всегда сжимался: ох, сейчас садиться на холодное...

- Мда, бактерий на тебе... - врач критически осмотрел Вальку, отошёл к столику, чем-то зазвякал, потом вернулся. - Ну что. Куртку надо отмачивать, но всё равно будет бо-льно...

- Да не надо, - безразлично сказал Валька и резким движением сорвал с плеча куртку и майку. - Какая это боль... - он скосил глаза на полившуюся из длинного пореза яркую кровь. - Вот так...

- Интересная у вас жизнь, - слегка ошарашено произнёс врач. Валька уточнил:

- А у вас?

- А у меня в морге шесть трупов местных жителей, - сердито ответил врач. - И три-дцать два - неопознанных. Плюс раненых местных почти десяток. Тоже весело, согла-сись? Знал бы, как тут - ни за какие деньги не поехал бы из Минска...

Валька прислонился затылком к стене и ничего не ответил. Врач снова чем-то поз-вякал и уточнил:

- Тебе как - пулю дать закусить или новокаин вколоть?

- Колите, если не жалко...

...В шее у Вальки засела щепка - очевидно, отлетела во время перестрелки. Обрабо-тав резаную рану и наложив на неё семь швов, врач извлёк щепку, обработал и это повре-ждение и заклеил пластырем. Всё это Валька вытерпел бы и без обезболивания.

- Вот, - врач подал мальчишке стакан с водой. - Выпей и ложись прямо здесь. Михалу я позвоню.

- Что это? - подозрительно спросил Валька.

- Цикута. Пей.

- Ладно, - согласился Валька и залпом осушил стакан...

...Проснулся он с лёгкой головой и ясным сознанием. Вокруг царила такая тишина, что Валька сразу понял: ночь, ещё не глядя в окно понял.

Он сел на кушетке. Прислушался. Стояла такая тишь, что даже не по себе. Только теперь Валька понял, что на нём одни трусы - да ещё отмытые и вычищенные сапоги торчали возле кушетки. Всё остальное исчезло. Халат, правда, висел возле двери.

- Меня что, госпитализировали? - уточнил Валька в пустоту. Поискал тапочки, не на-шёл, решил, что в сапогах и халате будет выглядеть идиотски, накинул халат и высунул-ся в коридор.

Он был тёмен и пуст, только в дальнем конце горела лампа, под ней за столиком спала дежурная. Бесшумно ступая, Валька пересёк коридор и поднялся на второй этаж - к палатам.

Тут дежурная тоже дрыхла. Из одной палаты доносились тихие голоса. В двух бы-ло просто пусто. В четвёртой спали сном праведниц две бабульки. В пятой...

211.

В пятой - небольшой, какой-то домашней - за тумбочкой, положив щёку на ладони, сидела Алька. Она не спала - в свете ночника поблёскивали глаза. На кровати, укрытый простынёй до шеи и перетянутый белыми бинтами через грудь, лежал Витька. К его ру-ке тянулся тонкий шланг капельницы, попискивал какой-то приборчик, успокаивающе ми-гающий зелёным диодом.

- Вить? - Алька подняла голову. - Ты что - тоже...

- Да ерунда, - Витька вошёл, туже запахнув халат. - О, сюрприз... - он вдел ноги в стоя-вшие у кровати тапочки, наклонился, заглянул в лицо Витьки, с содроганием вспоминая, какое оно было там, возле кордона...

Нет. Витька просто спал. И его лицо было разве что усталым. Валька вздохнул и присел на тумбочку.

- Спит, - сказала Алька. Валька кивнул:

- Спит... Иди тоже поспи. Тут палаты пустые.

- Ребята тоже дежурить хотели, - Алька словно бы не услышала Вальку, - а Дмитрий Денисович не пустил...

- Это врач? И меня не хотел пускать... Иди поспи, говорю, чего ты? Я посижу.

- Нет, я не пойду, - покачала головой Алька. - Ты просто тут посиди со мной, хорошо?

- Да конечно, - кивнул Валька, устраиваясь удобнее. Потёр плечо.

- Он так и не сказал, кто он был там, в России, - тихо произнесла Алька. Валька пожал здоровым плечом:

- Тот же, кто и здесь. Боец.

- Я так и думала... - Алька вздохнула и шёпотом начала - нет, не читать стихи, а про-сто произносить строчки:

- Слава тебе, безысходная боль!

Умер вчера сероглазый король.

Вечер осенний был душен и ал,

Муж мой, вернувшись, спокойно сказал:

"Знаешь, с охоты его принесли,

Тело у старого дуба нашли.

Жаль королеву. Такой молодой!

За ночь одну она стала седой".

Трубку свою на камине нашел

И на работу ночную ушел.

Дочку мою я сейчас разбужу,

В серые глазки ее погляжу.

А за окном шелестят тополя:

"Нет на земле твоего короля..."(1.)

- Ну зачем ты это? - поморщился Валька. - Не надо такие стихи...

- Сероглазый король... - повторила Алька. И коснулась щеки спящего Витьки пальцами.

Таким жестом, что Валька сказал искренне:

- Жаль, что ты не моя девчонка. Повезло Витьке...

...В окне уже начало светать,когда Валька обнаружил,что Алька спит, уронив го-лову на тумбочку. Он подвинулся и даже хотел устроить девчонку удобнее, но побоялся

её разбудить.

Поёрзав но тумбочке, Валька посмотрел на Витьку - и выпрямился, как ужаленный.

Витька смотрел на него. Смотрел и слабо, но отчётливо улыбался. Глаза у Витьки

были бестолковые и сонные.

Мягко соскочив с тумбочки, Валька бухнулся на колени возле кровати. Зашептал:

-- Ты меня слышишь? Слышишь, да?! Ты живой, здорово, ты живой... а вот смотри,

Алька тоже тут, вон она спит, она устала очень, сидела тут... Ты как, тебе не больно?

_____________________________________________________________________________

1. Стихи А. Ахматовой

212.

Витька пошевелил губами и что-то такое изобразил лицом - это было похоже на гримасу новорожденного котёнка. Валька продолжал строить догадки:

-- Ты пить хочешь? Тебе медсестру позвать? Тебе Альку разбудить?

Прежде чем он договорился до предложения станцевать посреди палаты, Витька, всё это время морщившийся, выдавил из себя что-то похожее на шёпот. Валька от радо-сти только что не взлетел под потолок и, нагнувшись ниже, затрещал:

-- Ты чего сказал? Я не слышал! Ты ещё раз повтори, только чтобы я слышал, а то я не

расслышал...

-- Я живой? - прошелестел Витька.

-- Ё-моё! - взвыл Валька так, что Алька проснулась и птицей слетела к кровати...

...Вошедший через полминуты врач обнаружил:

-- очнувшегося и слабо улыбающегося раненого, которому полагалось спать ещё ча-сов шесть;

-- распластавшуюся на его подушке девчонку, поливающую эту подушку слезами и пулемётными очередями целующую раненого в лицо;

-- нелегала в белом халате на голое тело - этот стоял на коленях возле кровати, сжимал свободную руку раненого и дебильно улыбался...

33.

Поединок - назвал Валька эту мрачную картину. Траншея и луг вокруг были буквально завалены трупами в сером и ковыльном. Валялось оружие - целое и исковеркан-ное. Горела техника. Чернела и дымилась земля. На бруствере - в нескольких шагах друг от друга - стояли два человека. Тяжело, расставив ноги, ссутулившись - казалось, мож-но было слышать, как они дышат, хрипло и загнанно. Справа - русский пехотинец, без пилотки, в рваной на груди гимнастёрке с медалью "За отвагу" и окровавленной лопат-кой в правой руке. Одна обмотка размоталась. Молодое курносое лицо было усталым и яростным, коротко стриженые волосы золотились на солнце, выглянувшем из-за гори-зонта. Слева - немец, без куртки, в перемазанной кровью и грязью рубашке, на которой стали почти неразличимы подтяжки. Светлые отросшие волосы на тоже непокрытой голове шевелил ветер, белые зубы оскалены, и такое же молодое лицо - так же устало и яростно. В кулаке немца был зажат длинный кинжал, перемазанный кровью, и только на рукояти сиял блик, похожий на блик медали на груди русского.На лице русского прямо-та-ки читалось: "Не хочу я тебя убивать, не в радость мне - но у меня мамка есть, а ты её сгонишь с земли..." Но и на лице немца было написано: "Я слышал ЕЁ голос, голос Герма-нии, и он велел мне убивать - умри!" И ясно было - сейчас они бросятся друг на друга.

- Валентин, - окликнул его Михал Святославич.

- Вы приехали?! - Валька повернулся. - Как там Витька?! Скоро он...

- Валентин, - Михал Святославич придержал мальчишку за плечо. Тот улыбнулся:

- Что случилось?

- Случилось... - лесник посмотрел прямо в глаза Вальке. - Шесть недель назад в Крыму, в бою с бандитами из татарского "Адалята"... - он перевёл дыхание, - ...смертью храб-рых пала дочь бретонского и славянского народа Мора Лаваль.

- Что? - весело спросил Валька. - Что-что?

С его лица сбегала краска, и оно становилось белым и плоским. Потом - серым. Как пепел.

- И ещё Жорка... обещал зайти... - почему-то сказал он. - Как вы говорите, что с Мо-рой?.. А, да, конечно. Вы идите, я сейчас... - он отвернулся.

Подойдя к стопке картин, Валька свалил их в сторону. Листы картона с шорохом разъехались по полу. Пиная их ногами и со свистом дыша, мальчишка разбрасывал листы, пока не увидел то, что искал. Тогда он нагнулся и с каким-то усилием, будто свинцовый,

213.

поднял тот самый лист. Со стоном поставил его на подрамник.

Aranel Ross-i-Ernil-i-nauth

- гласила подпись под рисунком.

- Рыжая Принцесса, властительница дум... - прочитал Валька и застонал, сжав края листа.

Мора Лаваль улыбалась ему с высокого седла, чуть наклонившись и подбоченившись - на фоне чёрного леса.

- Не прощу-у... - прохрипел Валька, тряхнув лист. - Не прощу, слышите, не про-щу-у... Каждого. Сам. Лично. Убью...

- Валентин, - послышался голос от порога. Мальчишка обернулся. Михал Святославич всё ещё стоял там и смотрел в упор. - Подбери здесь всё.

- Да, - каркнул Валька. - Конечно. Это я просто. Искал.

- И ещё, - лесник чуть прищурился. - Если ты вздумаешь повести себя, как тряпка...

- ...и покончить с собой? - спросил Валька и улыбнулся. - Нет, Михал Святославич, не надо так обо мне думать. Самоубийством избавляют себя от плена или бесчестья. А за такое просто мстят. И только. Но мстят до последнего вздоха.Или до последнего врага. А русский ни с мечом, ни с кулаком не шутит. Так вы учили?

Он вспомнил, что во время последнего посещения Витька прочёл такое стихотво-рение - печальное, Валька ещё посмеялся над ним: ты что это, победа, а ты в декаданс впал...

Временами всё бессмысленно -

Что ты вынес-перенёс...

...На вопрос: "А что есть истина?" -

Промолчал в ответ Христос.

Выстрел в спину - мёртвым падает

Рыцарь - в латах иль без лат...

Никому добро не надобно -

Был умней Христа Пилат.

Силы нет в мольбах, проклятиях...

Заколачивайте гроб!

Что там возитесь с распятием?!

Можно проще - пулю в лоб!

Под гипнозом волокучих фраз

Держат нашу Русь в плену.

По живому в миллионный раз

Абортируют страну.

Я стихи сейчас, как пули, лью.

Наплевать: ответ, вопрос...

В одну печку крематорную

Свалены Пилат, Христос...

...Вечер был тёплым, летним. Июнь, подумал Валька, опершись ладонями о перила крыльца. Июнь. Только бы не закричать во весь голос, потому что тогда он сойдёт с ума. Сразу. Или это к лучшему?

То, что Михал Святославич идёт к нему, Валька почувствовал издалека, но не поше-велился. Лесник подошёл, встал рядом, опираясь на перила. Сказал негромко:

- Завтра Витька возвращается.

- Да, я знаю, - отозвался Валька. - Хорошо...

- Послушай, - Михал Святославич говорил негромко, но резко. - Ты сам на себя не по-хож - это понятно. И всё-таки...

- Дядя Михал, - прервал его Валька, садясь на перила, - извините... Через год, даже ме-ньше, мне будет шестнадцать... Витька наверное останется с вами. У него тут Алька и вообще. А мне... Может быть, вы найдёте мне работу? Такую, какая была у Моры? Или считаете, что я не справлюсь?

- Почему, справишься... - не стал возражать Михал Святославич. И посмотрел в лицо мальчишке. - А родители?

- Они не вернутся, - устало ответил Валька. - Ясно же, что они не вернутся, и хватит уже этих детских игрушек... Я хочу... вы понимаете,чего я хочу. А к вам, если вы позволи-те, я буду приезжать отдыхать.

214.

- Ну что ж... - Михал Святославич несколько раз стукнул кулаком по опорному столбу. - Что ж, мне нечего возразить... Когда тебе исполнится шестнадцать, поедешь на юг. Думаю, что тебе найдут полевую работу. Или если хочешь - можешь стать инструкто-ром. У тебя получится.

- Нет, инструктором я не хочу... - медленно ответил Валька. - Спасибо, дядя Михал.

- Не за что, - покачал головой лесник. - Хорошо уже то, что ты не сбежал... И ещё. Подумай. Крепко подумай, Валентин. Может быть, ты хочешь отомстить - и погиб-нуть?

- Даже если и так? - с прежней бесконечной усталостью отозвался Валька. - Мне пят-надцать, а кажется, что я прожил сто лет.Сто невероятно тяжёлых лет,дядя Михал...

- И я об этом же, - ответил Михал Святославич. - Кажется, но ты их не прожил. По-этому подумай. Я не о твоём решении. Я о том, что ты собираешься делать там.

34.

Валька сидел на крыше.

Было тепло и дул лёгкий ветерок, приятный такой. Он очень подходил к звёздному небу, и к крыше, и к ночи, и к настроению Вальки.

Эта в общем-то лунатическая привычка появилась у Вальки недавно. Он выбирался из дома и час-два проводил то на крыше, то на дереве неподалёку от кордона. Великолеп-но помнил, что с ним было - и не имел ничего против.В конце концов, это его личное дело.

Иногда он подолгу рассматривал свой медальон. И в такие минуты ему казалось, что есть нечто неправильное в смерти Моры. Нет, смерть каждого хорошего человека - неправильна. Но в этом была какая-то особая неправильность. Потом наваждение про-ходило.

Витька несколько раз спрашивал, что происходит. Он видел, как изменился его друг. И понимал - это неизбежно. Но молчать не мог - а вот Валька как раз отмалчивался со странноватой улыбкой, от которой пропадало желание разговаривать и мороз бежал по коже.И Михал Святославич старался лишний раз не заговаривать с Валькой. Для него всё уже было сказано - и сделать он тоже ничего не мог, потому что слова в данном случае не имели смысла.

Валька всё это понимал. И думал сейчас, что кордон мог бы стать для него домом, как стал домом для Витьки и, похоже, когда-нибудь станет домом для Альки. Но - не су-дьба... У него не будет дома. И эта мысль казалась не такой уж и страшной, почти обы-денной. У него будет дело. И всё-таки де ла Рош был прав. Есть те, чей путь, чей смер-тельный бег по лезвию меча - одинок.

Он привалился спиной к чердачному окну. И, задрёмывая, подумал, что ему и этого не хочется - а хочется, чтобы всгеда-всегда-всегда была рядом Мора.

Это было его последним сознательным желанием.

* * *

Тёплый ветер гладил щёки. Сухо пахло травяной пылью, стрекотала по сторонам выложенной серо-жёлтым камнем дороги насекомая мелочь. В белом небе размытым пятном пылало солнце.

Валька узнал место.И не удивился, не испугался. Хотя понимал, что это уже не сон. Ну - уже не совсем сон.

- Что ж... - сказал он. Переступил кроссовками по камню. И зашагал - неспешно, прогу-лочным шагом, ни о чём не думая, даже не глядя по сторонам, где перекатывались плав-ные волны высокого ковыля.

Он не смог бы сказать, сколько шёл. Наверное, долго. Просто вокруг ничего не ме-нялось. И в этой неизменности было усыпляющее спокойствие, от которого вспомнились строки Макаревича - их любил отец...

215.

- Когда поднимались травы -

Высокие, словно сосны -

Неправый казался правым

И боль становилась сносной...

Вся прошлая жизнь стала стремительно отдаляться - словно Валька не просто шёл по дороге, а и правда уходил от прошлого. И даже самые тяжёлые моменты вспоми-нались просто с грустью. Несколько раз он садился, отдыхал, глядя в небо. Несколько раз - ему чудились чьи-то шаги и голоса. Но вокруг было пусто.

Солнце перевалило через зенит и стало садиться - всё ближе и ближе к травам. Но Валька знал, как долог летний закат и не торопился устраивать ночлег. Временами он только думал,что надо проснуться - но тут же спрашивал себя: "Зачем? Тут хорошо..." - и шёл дальше.

А когда солнце коснулось нижним краем высоких метёлок и хор в траве зазвучал особенно отчётливо - Валька увидел мальчишку (1.).

Он сидел на обочине, обхватив кольцом рук широко расставленные колени и смот-рел, как подходит Валька. Наверное, был чуть помладше - но плечистый, загорелый, с вы-жженными до бронзового цвета тёмно-русыми волосами,сероглазый. Одетый в простую серую рубашку, темные штаны, босиком - не вообще, сапоги - тонкие, шевровые, но пы-льные до свинцового цвета - стояли тут же и на них сушились разостланные портянки. И, когда Валька подошёл ближе, то увидел над самыми бровями параллельный им тонень-кий белый шрам.

- Привет, - сказал Валька,подходя вплотную и садясь на траву.Мальчишка кивнул. Валь-ка с наслаждением сбросил кроссовки, стянул носки и вытянулся на ковыле, глядя в небо.

- Я Сашка, - как ни в чём не бывало, сказал мальчишка.

- Валька, - чуть повернул голову Валька.

- Ты Серёжку не видел? - без особого беспокойства спросил Сашка.

- Кайду? - почему-то спросил Валька. Сашка покачал головой:

- Не... Яшкина. Он младше меня. Светленький такой...

- Не видел, - вздохнул Валька. - А что, потерялся?

- Придёт... - ответил Сашка. - А ты кого ищешь?

- Никого, - ответил Валька. Сашка усмехнулся взрослой улыбкой:

- Так не бывает... Здесь все кого-то ищут или куда-то идут. Или ты идёшь?

- Я ухожу, - просто ответил Валька и сам удивился своему ответу.Но повторил, оценив сказанное: - Я просто ухожу. Устал... Ничего, что я подсел?

- Да ничего, конечно... С войны?

- С войны, - отозвался Валька и снова сам удивился: почему он так сказал? Но и этот ответ был правдой, и он не стал поправляться.

- Ты ведь живой, - не спросил, а уточник Сашка. Валька кивнул. - Может, зря торопи-шься? Думаешь, где-то будет лучше?

- Не знаю, - равнодушно ответил Валька. И спохватился: - Я живой, а ты, что, ты?..

- Меня в двадцатом расстреляли, - беспечно ответил Сашка. - Чекисты... А Серёжка в девяносто втором погиб. В Молдавии...

- У одного моего... друга друг - ну, его друг - тоже погиб в Молдавии, - сказал Валька, ничуть не удивившись ответу. А вот Сашка удивился:

- Так у тебя остались друзья? Зачем же ты тогда... О, Серёжка идёт.

Валька невольно повернулся в ту сторону, куда подался улыбнувшийся Сашка. И поймал себя на том, что заулыбался тоже.

По дороге к ним шагал, размахивая рукой, мальчишка лет двенадцати. Худенький, с растрёпанными светлыми волосами, тоже загорелый, в серой майке, шортах и босиком. Сандалии нёс в руке. Мальчишка улыбался.

И почему-то становилось ясно, что он такой же, как его улыбка - открытый и

1. За Сашку и Серёжку, за веру в человека, за любовь к родной земле - большое спасибо А.Шепелеву, автору романа "Грани".

216.

честный.

- Наконец-то, - проворчал Сашка. - Ты где ходишь?

- Не ругайся, Саш, - попросил мальчишка, бросая в траву сандалии и скользнув любопы-тно-дружелюбным взглядом по Вальке, который так и полулежал - с улыбкой. - Я прав-да хотел пораньше. Но так такой караван, понимаешь, там сто-о-олько всего! - он ок-руглил и без того большие серые глаза с золотистыми искрами. - Я прямо уйти не мог! - он непринуждённо плюхнулся в траву и задрал ногу на ногу. И продолжал рассуждать: - Там жонглёр один говорит: кто сможет, как я - семь ножей в воздухе чтобы крутились - тому половина выручки. Тогда я говорю: я попробую...

-- Ну и ты, конечно... - Сашка покачал головой.

-- Ну и я конечно! А чего он так говорит, как будто один на всех Гранях всё умеет? Го-

ворю: "Вы давайте мне их по одному кидайте,а я буду подхватывать и жонглировать..." - Серёжка задумался и добавил: - Он платить не хотел. Говорил, что я мало жонглиро-вал. Ну, по времени.

-- Ты с ним ничего не сделал? - серьёзно спросил Сашка. Серёжка замотал головой:

-- Не. Там люди зашумели, он и тряхнул кошельком. Вот!

И, забравшись в карман шортов, мальчишка высыпал прямо на землю горсть мед-ных и несколько серебряных монет. Сашка взял одну и хмыкнул:

-- Марки Северной Марки... Каламбур называется. Да?

Валька поднял другую серебряную монету. Ровно и ясно отчеканенная, размером с российский пятирублёвик, она с одной стороны была покрыта мелкими изображениями хитро сплетённых треугольников, а с другой - серебрился чей-то гордый усатый профиль в высоком крылатом шлеме. По ребру монеты шла надпись:

I mark. Norsmark vom Norsgoddes.

-- Бери на память, - со щедрой беспечностью предложил Серёжка. Сашка возразил:

-- Погоди... Валька, а ты всё-таки куда идёшь?

Валька промолчал, подбрасывая монетку, ловя её и крутя между пальцев. Сашка бо-льше не спрашивал, они с Серёжкой о чём-то негромко заговорили. Валька подбросил мо-нетку особенно высоко - она поймала алый луч заходящего солнца и исчезла.

- Ну вот. - засмеялся Серёжка, - сейчас перед кем-то ляпнулась она под ноги, стоит он и на небо смотрит...

Сашка коротко рассмеялся. Валька, ещё какое-то время в лёгком ошалении смотре-вший вверх, мотнул головой и кивнул на Сашку - просто чтобы что-то сказать:

-- Я вот говорил, у меня друг... а у него друг воевал в Молдавии и погиб. Михал Свя-

тославич про него рассказывал... Бывший морпех, прибалт. Балис... Балис... а фамилию я не помню.

Валька хотел что-то ещё добавить. Но растерялся, потому что мальчишки смо-

трели на него изумлёнными глазами. Настолько изумлёнными, что Валька спросил не сли-шком умно:

217.

-- Что? - и оглядел себя.

-- Гаяускас, - странным голосом сказал Серёжка. И отвернулся в степь. А Сашка до-

бавил:

-- Капитан морской пехоты Балис Гаяускас. Он хотел спасти Серёжку, - Сашка ки-

внул на младшего мальчишку, - закрыл собой. Только их обоих... миной.

-- Он всё равно меня спас, - Серёжка по-прежнему смотрел в степь. - Уже в другом

месте. Там было совсем... плохо. А он пришёл и спас.

-- Да, - кивнул Сашка торжественно.

Валька сидел, хлопая глазами. Потом спросил ошарашено:

-- Так он живой?!

Мальчишки посмотрели друг на друга и засмеялись весело.

-- А мёртвых вообще нет, - сказал Серёжка лукаво. Но Сашка поправил его:

-- Есть. Кто жил только для себя. Они умирают совсем. Но господин капитан не

такой. Поэтому можно сказать, что он и правда живой.

-- Где он? - спросил Валька. - Он с вами?!

Сашка мелодично присвистнул. Серёжка сделал широкий жест рукой и немного

грустно сказал:

-- Не, он не здесь... Мы его давно не видели...Но что он живой - это точно.

-- Ни фига себе... - потрясённо сказал Валька. - А вот у меня есть ещё друг...

-- Послушай, - серьёзно сказал Серёжка, - если у тебя столько друзей, то зачем ты

их бросил?

-- Одна девчонка... - прошептал Валька, забыв, что хотел спросить о Витьке. - Она

погибла. Её убили. Я не хочу быть без неё. Я сначала хотел мстить, но сейчас просто... Может, я её тут найду?

Ни Сашка, ни Серёжка не стали смеяться. Серёжка почему-то грустно вздохнул.

А Сашка - Сашка покачал головой:

-- Это нечестно.

-- Что нечестно? - сердито спросил Валька. Сердито - потому что ощутил в этих

словах правоту.

-- А вот так поступать. Если бы ты был один на белом свете - другое дело.

-- Нечестно, - подтвердил Серёжка и глянул прямо и требовательно. Под его взгля-

дом Вальке неожиданно стало стыдно. По-настоящему, как будто он дезертировал из боя. - А девчонка - она, если здесь, тебя дождётся.

-- Я, может, ещё сто лет проживу, - горько ответил Валька.

-- А какое тут это имеет значение? - удивился Серёжка. - Как её зовут?

-- Мора, - сказал Валька. - Мора Лаваль.

-- Если мы её встретим, то скажем, чтобы ждала, - деловито пообещал Серёжка. -

А ты иди обратно, ага? Ну правда, так нечестно - бросать своих...

-- Хорошо, - сказал Валька. И ощутил с удивлением, что на душе у него прояснело. -

Я пойду. Только ещё немного с вами посижу, хорошо?

-- Конечно! - обрадовался Серёжка. - А когда вернёшься, то этому своему другу ска-

жи, что с дядей Балисом всё нормально... Сашка, ты чего пихаешься?!

-- Балда, - усмехнулся Сашка. - Как он скажет? Кто ему поверит?

-- Поверит. - возразил Валька. - Михал Святославич - он такой. Поверит.

Он хотел рассказать, какой Михал Святославич, но из травы неожиданно вышли

ещё двое мальчишек - на вид, ровесников самого Вальки. Чем-то похожие - загорелые, русые, синеглазые, но по-разному одетые. Один - в кирзачи, галифе, простую рубашку и пилотку со звёздочкой. Второй - в чёрные кепи с орлом и куртку со штанами, в тяжёлые ботинки.

-- Привет, - сказал тот, который в пилотке. Второй кивнул. Сашка с Серёжкой кив-

нули тоже - как старым, хотя и не очень близким знакомым. Судя по всему, так оно и

218.

было - эти двое не задержались, вышли на дорогу и зашагали по ней.

-- Это Пауль и Мишка, - сказал Сашка, глядя им вслед, хотя Валька не спрашивал ни

о чём. - Они в эту войну воевали. Во Вторую Мировую. Я её не видел уже... В общем, Па-уль за немцев, а Мишка за наших. И оба погибли. А потом вот тут встретились. Ну и хо-дят вместе. Ищут чего-то.

-- Как вы? - спросил Валька. Серёжка фыркнул негодующе и что-то пробормотал о

фашистах. Но Сашка кивнул:

-- Ну да. Почти.

Валька посмотрел вслед тающим в вечернем мареве фигурам партизана и гитлер-

юнге. Они были уже почти неразличимы и казались одинаковыми...

-- А как же они?.. - начал он, но не договорил. Серёжка неожиданно хмуро ответил на

так и не сказанное:

-- А сейчас-то им что делить?

И Валька понял, что это - правда.

-- Ладно, - он встал и отряхнул джинсы, подобрал обувь. - Пойду.

-- Обратно? - спросил Серёжка требовательно. И снова посмотрел строго и неприми-

римо, как на дезертира.

-- Обратно, - кивнул Валька. - Может, всё не так уж и плохо, если... если и правда всё

так, как вы говорите.

Мальчишки смотрели на него с понимающими, хорошими улыбками. Валька потоп-тался на месте и...

- Я... - трудно сказал Валька. - Я хочу... чтобы мы... чтобы все... чтобы все увиделись. Хоть когда-нибудь. Все хорошие люди. Чтобы все поняли, что смерть - просто выдумка трусов и гадов... что нет у неё никакой силы и не надо бояться... Я хочу, чтобы так бы-ло... Чтобы все увиделись...

Сашка смотрел понимающе. А Серёжка...

- Обязательно увидимся, - уверенно ответил Серёжка. - Иначе и быть не может. Ведь это же мы.

* * *

Так, что это?

Валька открыл глаза и тут же забыл странный и реальный сон.

К кордону приближался человек. Он был довольно далеко, но его уже почуял Белок, и Валька шепнул вниз:

- Тихо. Лежать.

Пёс успокоился, превратился в неприметную деталь ночного пейзажа. Валька расп-ластался на крыше.

Человек был один и двигался тихо и быстро. Ммм... уже очень интересно. Валька не видел его, но ощущал движение на опушке, со стороны окон их с Витькой спальни. По-том появилась фигура - силуэт черней самой черноты, приближавшийся с уверенностью зверя. Ночной гость явно неплохо видел в темноте.

Валька переместился по крыше - теперь он лежал точно над окнами. Что это за новости? Убийца-надомник? Нежданный поклонник? Лесной призрак? Или турист заблу-дился? Ха, но какая сноровка...

У Вальки возникло ощущение, что человек в общем-то не особо и прячется - а тихо передвигается скорее по привычке, вошедшей в плоть и кровь. Ну-ну. Сейчас поглядим...

Он дождался, пока человек окажется точно напротив окна, за которым стояла кровать Витьки. Плавно соскочил вниз. И, разворачивая не успевшего опомниться гостя за вывернутые локти, спиной впечатал его в стену дома...

...- Я ведь говорила, что однажды в начале лета я постучусь в твой дом, русский, - тихо сказала Мора.

* * *

219.

- Меня спас катер, - шёпотом говорила Мора, привалившись к плечу Вальки. - В меня попали из снайперки. Мне раздробило правую лопатку, до сих пор плохо движется рука... Я начала тонуть. Не помню, что было. Если бы я потеряла сознание, то точно утонула бы, а так, наверное, от солёной воды мне было очень больно, и я как-то барахталась... Ныряла, выплывала, тонула, выныривала... Я бы всё равно никуда не доплыла и утонула, там весь берег - скалы, а ещё ветер подул, пошла волна... Я сто раз думала, что надо просто открыть рот и хлебнуть воды. Но меня ведь ждал ты... Мне становилось стра-шно, что ты будешь ждать-ждать-ждать... и... и не дождёшься... Потом я перестала чувствовать ноги и утонула. Совсем. Легла на дно... И вдруг вижу - мальчишка. Плывёт ко мне.Я думала, что это ты. А дальше я совсем ничего не помню. Только что был катер. Знаешь, Валентайн... - Мора отстранилась и строго посмотрела в лицо мальчишке, - ты не смейся. Я правду говорю. Это был... военный катер. С вашей большой войны. Торпе-доносец. Я слышала там рассказы, что есть такой. Он иногда всплывает со дна и взры-вает суда работорговцев и наркоконтрабандистов... правда. Там все в это верят. А та-тары его боятся, как огня...(1.) А потом был сон... Я в степи. На дороге. Жарко-жарко, солнце светит...И мне так спокойно-спокойно, я думаю: ну вот, вот и всё. Сейчас пойду себе...И вдруг ещё двое мальчишек - прямо как будто из воздуха вышли. Один повыше, такой...тёмный, рыжеватый, со шрамом на лбу. А второй - помладше, белобрысый, лох-матый.Они стоят и этот, младший говорит: "Валька тебя ждёт." Я удивилась. Гово-рю: "А вы кто?" А они улыбаются и молчат. И тогда я думаю: "А ведь правда, куда я? Валантайн будет ждать, а я что же?!" И побежала... Потом сразу в больнице очнулась.

Открываю глаза - в больнице, в... нашей, ну, не важно, где! - она засмеялась и потёрлась щекой о плечо Вальки. - И мне говорят, что какие-то мальчишки нашли меня на берегу... Но я же помню, что сама не могла выплыть... Ты мне не веришь?

- Верю, - искренне ответил Валька. - Это правда, наверное. Мора-а... - протянул он. - А я ведь поверил, что ты умерла, знаешь...

Они сидели на крыше плечо в плечо, прислонившись к выступу чердака.

- Ой, что это? - Мора отстранилась. - Сверху упало...

Она подняла с коленки и показала Вальке серебряный кружок. Это была ровно и яс-но отчеканенная, размером с российский пятирублёвик, монета, с одной стороны покры-тая мелкими изображениями хитро сплетённых треугольников. С другой на ней серебри-лся чей-то гордый усатый профиль в высоком крылатом шлеме. По ребру монеты шла надпись:

I mark. Norsmark vom Norsgoddes.

____________________________________________________________________________________________________________________

1. Мору спас торпедный катер "Вепрь". Его история описана в книге "Последний торпедоносец".

220.

ЖИЗНЬ ЧЕТВЁРТАЯ, общая.

Б Р А Т

С дороги, эй вы - уловители душ, хитрословы!

У наших коней - как в былинах! - в алмазах подковы!

И мир удивляется чуду, от счастья хмелея,

А всадник - копьём поражает поганого змея!

Убили?! Ан нет - не убили!

Герой на коне возродился из праха и пыли!

Не надо запугивать мир приставными усами!

Мы выйдем из ада зловещего сами!

Слышите, сволочи?! САМИ!

Россия! Есть ещё у нас посёлки и окраины,

И деревушки, что вконец ещё не забурьянели!

И - верьте! - там сейчас растёт

Тот, кто всю Русь от бед спасёт!

И. Козлов.

Валька назвал этот рисунок День первый. Он изобразил берег летнего лесно-го озера с ярким сухим песком. Ивы наклонялись над тёмной водой. Подальше теснились

дубы, а на противоположном берегу над косогором возносили свои кроны мачтовые сос-ны. На прозрачном небе плыло одинокое облачко и светило ласковое солнце. Всё вокруг было таким свежим и новеньким, как будто этот мир только-только родился и не зна-ет ни зла, ни бед, ни войн, ни просто огорчений. На песке возле самой воды загорали двое мальчишек лет по 13-15 - один лежал на спине, прикрыв глаза локтем от солнца, второй - на животе, устроившись щекой на сложенных руках. Мальчишки были чем-то похожи. Валька сумел передать - в позах,в выражении лиц - то, как им хорошо и спокойно сейчас.

А на траве у корней дуба были аккуратно сложены двумя кучками вещи.

Чёрные курточка и штаны, носки, убранные в грубые ботинки с короткими гетра-ми, серая спортивная майка и такие же трусы, чёрное кепи с орлом, ремень с ярко-жёл-тыми подсумками и ножом, простенький карабин.

Пилотка со звёздочкой, заношенная рубашка, драная майка на лямках, красный гал-стук, мешковатые штаны, чёрные трусы, побитые кирзачи, портянки, патронташ с гранатой и круглым подсумком, ППШ с выцарапанным на прикладе словом "Вовка".

Чёрная курточка была прострелена в нескольких местах с левого бока. Пилотка - один раз, но точно под звёздочкой...

...- Валь! Ва-а-а-аль! - дружным хором завыли снаружи девчонки. Послышался смех, в окне возникли - щека к щеке - головы Витьки и Альки. Они мило прижимались друг к другу. Валька поспешно закинул картину и спросил сердито:

- Чего с утра пораньше?

- Пошли книжку обмывать, - предложил Витька.

- О! - Валька подскочил к подоконнику. - Привезли?!

- А то.

Мора махала от стола тонкой книжкой в мягкой обложке...

... - Ты никак не можешь остаться? - спросил Валька,держа лицо Моры в ладонях. Она покачала головой:

- Нет. Не могу. Но я скоро вернусь.

- Я просил Михала Святославича... будущей весной я приеду к вам.

- Хорошо... - её синие глаза сейчас мягко мерцали. - Мeleth min...(1.) Не бойся. Мы будем вместе.

____________________________________________________________________________________________________________________

1. Мою любимый... (синдар.)

221.

- Теперь я не боюсь, - ответил Валька тихо. - Я понял: нет смерти, Мора. Её выдумали.

- Это так, - согласилась Мора.

И они поцеловались, стоя у калитки. Витька и Алька смотрели в их сторону с улы-бками, сидя за столом под деревьями.

- Ты ведь дождёшься Михала Святославича? - спросил Валька. Мора кивнул:

- Он отвезёт меня на станцию... О, вон он идёт как раз.

- Ёлки, Леший! - Витька вскочил. - Смотри, Валь!

Прошлогодний знакомый шагал рядом с возвращающимся лесником, и чуть впереди бежал Белок.

- Изменились, - сказал Леший, подходя и опираясь на ограду. - Но к лучшему. Привет, братья Гоп, Саша и Паша...

... - Уехала, - печально сказал Валька.

- Моя тоже, - хмуро поддержал Витька. Валька хмыкнул:

- Твоя уехала в деревню. А моя... - он вздохнул.

Леший, пивший из кружки компот, повёл щекой:

- Ничего. В жизни ничего не бывает надолго. И разлука тоже не навсегда.

- Даже смерть не навсегда, - сказал Валька. - Это так дядя Михал сказал, когда я рас-сказал ему про... про одного его друга.

Леший смерил мальчишку слегка удивлённым взглядом и подтвердил:

- Да, не навсегда, наверное. Хотя у меня нет личного опыта.

- Жаль, - вдруг сказал Витька.

- Жаль, что смерть не навсегда? - удивился Валька. Витька помотал головой:

- Нет... Надо было вот это стихотворение на первую страницу. А я его только что сложил... Это обо всём сразу. Жаль.

- Прочти, - предложил Леший.

- "Белые буслы" по-белорусски -

Белые аисты. Знаете, грустно

Как-то звучат они, эти слова.

Вновь проросла на откосах трава,

Мох - как подушка лежит на болотах

Лоси и зубры... Стрелять? Неохота...

Чистые росы и чистое небо.

Пахнет деревня, как в древности, хлебом.

Ночью в тумане скрипит коростель.

Лапы еловые - дом и постель.

Свет, васильки и пшеницы поля...

Ветры кудрявые льны шевелят...

Летние грозы за окоёмом,

Гулко земля отзывается грому.

В окна стучится дождик грибной,

Словно приятель, зашедший за мной.

В зелени чащи - лешего вижу,

Шаг осторожный ближе и ближе.

Хлопну в ладоши, свистну - мне жутко.

Из камышей с треском вылетит утка.

Сумрак дубрав у озёрного края.

Под ноги ляжет тропка лесная.

Тихая заводь - светлая грусть.

Белые буслы. Белая Русь.

- Хорошие стихи, - Леший встал. - Ну что. Я пойду погуляю. А вы встречайте гостей. Они как раз сейчас дойдут.

- Каких гостей? - удивился Валька. Но Леший только отмахнулся и через огород пошёл к чаще. Слышно было, как он напевает:

- Лишь одно меня пугает,

Лишь одно мешает спать -

Вдруг да то, что помогает,

Перестанет помогать?!

Может с нами силе этой

Заниматься надоест?!

222.

Вдруг она заклинит где-то

Иль откажет наотрез...

- О чём это он? - пробормотал Витька. И, услышав, как странно всхлипнул рядом Ва-лька, быстро обернулся к нему.

Женщина и мужчина шли через просеку к кордону. Плечо в плечо, под руку, неся обувь в руках. Витька не успел ничего сообразить...

- МА-МА-А-А-А-А!!! - истошно закричал Валька. И рванулся с места, с треском проло-мив телом слеги ограды. - МА-МА!!! МА-МА!!! - кричал он на бегу. И врезался в идущую женщину, почти повалив - но мужчина - могучий, рослый, плечистый - поддержал их обоих и прижал к себе.

Они так и застыли на полпути к ограде. Все трое.

Витька стоял молча, со странным лицом. Потом вздохнул и неспешно, с независи-мым видом, пошёл - в пролом ограды - к трём обнимающим друг дроуга людям. Остано-вился в двух шагах от них. И...

...- Вот, - сказал Валька, со счастливым всхлипом подталкивая мнущегося Витьку к родителям. - Мам, пап... короче... Это мой брат. Ваш сын. Витька. И теперь у нас всё будет хорошо. Ведь это же мы!

Мужчина и женщина переглянулись. И женщина - красивая, стройная, молодая, но с седыми висками - сказала искренне и просто, протягивая руку - не для пожатия, а для нового объятия:

- Здравствуй, сынок.

Витька коротко ахнул. Из расширившихся глаз у него градом брызнули слёзы, кото-рые он даже не пытался вытереть. Валька со смехом обнял его, а через мгновение на их плечи легли руки отца и матери, и это было правдой!

Страшный сон кончился...

...Здесь.

Сейчас.

Для них.

223.

ЭПИЛОГ.

ДЕТИ ОДНОЙ МАТЕРИ

Бей, барабан - барабам-барабам!

Бей, барабан, на погибель врагам...

Песня гёзов.

Голландия, ХVII век

Покачиваясь в такт ходу вагона, я молча смотрел в окно электрички, за которым проносились клочья тьмы, разодранные прорехами городских фонарей. Состав замедлял ход. На пристанционной тумбе мелькнули плакаты. Один венчал заголовок: "РАЗЫСКИ-ВАЕТСЯ ПРОПАВШИЙ РЕБЁНОК". Другой был украшен фигурой толстозадого медве-дя на фоне власовского флага и надписью "ЗАЩИТИМ НАШ ОБЩИЙ ДОМ ОТ ФА-ШИЗМА!" Около столба двое коротко стриженых молодых парней пили пиво. Краем глаза я успел заметить, что один из них прикрыл второго, а тот, рванув наискось медве-жий зад, налепил на его место небольшую простенькую афишку с надписью "РУССКИЙ ПОРЯДОК" и алой свастикой наверху. Листовка говорила:

УВАЖАЙ

РОССИЮ

-

ИЛИ

УЕЗЖАЙ!

Отвернувшись от окна, я улыбнулся...

...Все мы дети одной матери.

И руки у нас чисты.

К О Н Е Ц