Великие шпионы

В так называемой разведке средствами связи необходимы две вещи: иметь в своем распоряжении чужие зашифрованные сообщения и иметь возможность понимать, что в них говорится. Когда заговорщики пытались освободить королеву Марию Стюарт, они посылали ей записки в пивной бочке, которую тюремщикам не стоило труда проверить. Однако записки были зашифрованы, и чтобы разобрать их, сэру Фрэнсису Уолсингему, руководителю секретной службы королевы Елизаветы, пришлось нанять специалиста, некоего Томаса Фелиппеса, который и составлял шифры, и раскрывал их.

В наше время, когда сообщения чаще всего передаются по радио, перехватывать их еще легче всякому, кто способен прослушивать эфир. А вот расшифровка — совсем другое дело. До недавнего времени кое-где еще пользовались книгами шифров, так что излюбленный сюжет шпионских романов — «похищение шифровальных книг» — мог иметь место в действительности. В период первой мировой войны фиксированные цифровые группы, о которых упоминается в приводимом ниже отрывке, очень облегчали работу дешифровщиков. Стоило им установить значение какой-либо группы, как они понимали ее и в дальнейшем. Но теперь дело обстоит не так. Сегодня это искусство развилось до такой степени, что раскрытие кодов и шифров становится все менее вероятным, и для создания и взлома шифров привлекаются новейшие достижения науки и техники.

Барбара Такман 22. Ошибка немцев

Из книги «Телеграмма Циммермана»

Считается, что знаменитая телеграмма Циммермана послужила толчком к вступлению США в первую мировую войну. Циммерман, статс-секретарь министерства иностранных дел Германии, в начале 1917 года направил телеграмму немецкому посланнику в Мексике, в которой излагался план неограниченной подводной войны, что вынудило бы американцев объявить войну Германии, и предлагалось побудить Мексику выступить на стороне немцев. Мексику следовало вознаградить за это возвратом «потерян них территорий Техаса, Аризоны и Нью-Мексико». Шифрованный текст телеграммы был отправлен по американской правительственной линии связи, поскольку президент Вильсон предложил немцам пользоваться ею, понимая, что немецкие сообщения будут касаться поддержки сторонников мирной политики, которых в США в 1916 году было еще очень много.

В помещении № 40 штаба военно-морской разведки в Лондоне группа криптоаналитиков под руководством знаменитого адмирала Холла уже давно перехватывала и читала немецкие дипломатические и военные депеши; именно эти специалисты расшифровали телеграмму Циммермана и передали ее огнеопасное содержание американскому госдепартаменту для вручения президенту Вильсону. В приводимом отрывке рассказывается, что происходило в помещении № 40 в то утро, когда была перехвачена телеграмма Циммермана.

Первый в утренней смене документ в патроне пневмопочты скатился в проволочную корзину с не более громким грохотом, чем обычно. Дежурный офицер военно-морской разведки открутил крышку патрона и осмотрел перехваченную немецкую телеграмму, в которой на первый взгляд не было ничего необычного. Увидев, что шифр не морской, он отнес бумажку в политический отдел во внутреннем помещении и тут же забыл о ней. На телеграмме стояла дата 17 января 1917 года. Война шла уже тридцать месяцев, поглощая неслыханные жертвы и никому не принося победы.

Во внутреннем помещении под невинным названием «помещение № 40», самом засекреченном во всем Уайтхолле, в то утро дежурили двое штатских, привлеченных к криптографической работе. Одним из них был преподобный Уильям Монтгомери, высокий седовласый сорокашестилетний богослов, другим — Найджел де Грей, молодой редактор тридцати одного года от роду, работавший в издательстве «Хейнеман». Они не подозревали, что присутствуют при историческом событии. Де Грей разгладил листок, заполненный группами по четыре и пять, иногда по три цифры. Можно ли было догадаться, что в этих бесстрастных цифирках содержится ключ к исходу войны? Де Грей обратил внимание лишь на необычайную длину документа — не меньше тысячи групп, прикинул он.

Это серое утро было холодным, как судьба Британии, призрачным, как ее надежды в третью зиму войны. Немыслимые потери на Сомме — шестьдесят тысяч англичан убито и ранено за один безумный день, а всего в пятимесячной битве пало свыше миллиона союзников и немцев, и никто не продвинулся ни на шаг. Линия Гинденбурга так и не прорвана. И вся война идет таким образом, целые полки утекают, словно вода, полмиллиона человек только под Верденом, и ни одна сторона не может добиться решающего преимущества, но и разойтись противники не в состоянии, словно два лося, сцепившихся рогами. И вот Франция обескровлена, Россия гибнет, только что вступившая в войну Румыния уже разгромлена.

И враг не в лучшем положении. Немцы живут на картошке, в армию забирают пятнадцати летних, трещины, появляющиеся в прочном здании империи, заделывают самыми жестокими мерами. Немецкие мирные предложения, сделанные несколько недель назад, были пустой отговоркой, рассчитанной на отказ, чтобы генеральный штаб мог призвать собственных граждан и готовых отложиться австрийцев к новым жертвам. В помещении № 40 подозревали, что именно это было целью, потому что не видели никаких признаков того, что германское руководство рвется к конечной победе в меньшей степени, чем союзники.

У Англии еще оставалась решимость, но уже не было денег и, что гораздо хуже, новых идей. Вновь назначенные командующие буксовали на месте; они не ставили под сомнение необходимость продолжать наступление на Западном фронте, спорили лишь о том, в каком месте биться головой о стену. Никаких перспектив не было видно.

Монтгомери и де Грей рассматривали плотные ряды цифр, которые им предстояло перевести на понятный язык. Они не ожидали ничего, кроме очередных нудных рассуждений на тему мирных переговоров, каких уже насмотрелись в перехваченной корреспонденции между Берлином и Вашингтоном. Это было любимым коньком президента Вильсона. Упорно желая прекратить войну, он пытался навязать компромисс воюющим сторонам, не понимая, что ни те, ни другие не пойдут ни на какие уступки. Берлин продолжал заигрывания, чтобы сохранить нейтралитет США. Эта переписка нервировала союзников. От Америки им нужно было не посредничество, а огромная, свежая, необузданная сила. Ничто другое не могло вывести войну из тупика. Оружие, деньги, корабли, солдаты — все, в чем нуждались союзники, в Америке имелось в изобилии, но Вильсон не двигался с места. Этот проповедник в пенсне невозмутимо поучал тех и других, как им надлежит себя вести. Похоже, ничто не в силах было стронуть американцев, пока Европа не будет истощена до последней крайности.

Де Грей скользнул взглядом по верхней группе цифр в послании: 13042. Значит, это вариант 13040 немецкого дипломатического шифра. Он обратил на это внимание Монтгомери, который отпер сейф и достал оттуда книгу так осторожно, словно это была бутыль с ядом. Хотя на ней не были нарисованы череп и кости, того и другого в истории ее появления было более чем достаточно, потому что для того, чтобы добыть эту книгу, обшаривали морское дно и пролили немало крови[26]. Это был экземпляр немецкой книги шифров № 13040. Затем Монтгомери извлек другую книгу, в которой содержалось все, известное в помещении № 40 о вариантах этого шифра. Кропотливо подбирая и сопоставляя сотни перехваченных документов, они продвинулись в решении этих вариантов и частично воссоздали ключ для случаев, подобных тому, с которым они столкнулись сейчас.

Сначала дешифровщики поискали подпись, по которой можно было судить о характере депеши. Группа из ряда 90000 — 97556 — оказалась третьей с конца в последнем ряду. Такие большие числа при зашифровке обычно оставляют для фамилий или особых, редко употребляемых слов, которые могут следовать после основного кода. Справляясь с прежними расшифровками, Монтгомери и де Грей занялись числом 97556. Послушно, словно по мановению волшебной палочки, оно преобразовалось в фамилию, прекрасно им известную: Циммерман, статс-секретарь министерства иностранных дел Германии.

Вернувшись к началу, они поискали адресат, но вместо фамилии перед ними появились слова: «Совершенно секретно» и дальше: «Лично в руки Вашему Превосходительству». Поскольку депеша была ядре сована в Вашингтон, «превосходительством» должен был быть немецкий посол граф фон Бернсторф.

Пока все обычно, подумали они, но вдруг появилось неожиданное слово — «Мексика». Интересно, зачем немцам понадобилась Мексика, подумали они с возрастающим любопытством, разобрали слово «союз» и затем, к вящему своему удивлению, «Япония», которое вскоре появилось в сочетании «мы и Япония». Дешифровщики обалдело переглянулись между собой. Неужели Япония, одна из держав Антанты, переходит на другую сторону? С обостренным интересом они набросились на шифр, а потом воцарилось полное молчание, только рука быстро выводила буквы. Лихорадочно перелистывались страницы книги шифров, исписанные листки летели в корзину, но все новые и новые слова выстраивались в связный текст и, несмотря на множество пробелов, вырисовывался смысл.

Текст состоял из двух частей, поскольку перехват включал две разные телеграммы. Первая, более длинная и адресованная Бернсторфу, информировала его, что Германия намерена возобновить «неограниченную» подводную войну с 1 февраля, чего союзники давно ожидали и боялись. «Неограниченная война» означала, что подводные лодки могли топить в объявленных опасными зонах любые торговые суда, союзные и нейтральные. Бернсторфу было приказано не уведомлять об этом правительство США до 1 февраля, когда подводники начнут пускать торпеды, как им вздумается. Готовясь к тому, что Америка ответит на такое бесчинство объявлением войны, немцы присовокупили другую телеграмму. Она состояла из 155 кодовых групп и начиналась так: «Из Берлина в Вашингтон. № W-158. 16 января 1917 года. Совершенно секретно. Вашему Превосходительству лично для передачи имперскому посланнику в Мехико надежным курьером».

Депеша немецкому посланнику в Мехико фон Экхарту за № 1 в первоначальной расшифровке выглядела следующим образом:

Дешифровщики едва могли поверить тому, что разобрали. Циммерман сам дал в руки помещению № 40 тот рычаг, которым можно было сдвинуть с места Соединенные Штаты. Мексика была для американцев и местом вложения капиталов, и основным источником беспокойства. За последние три года американцы дважды вторгались гуща с оружием, и в данный момент там действовала двенадцатитысячная армия генерала Першинга. США также очень настороженно относились к Японии. В таких обстоятельствах опереточное предложение Циммермана, выловленное из бесконечного шума в эфире, несомненно, послужит тем зарядом динамита, который взорвет американский нейтралитет.

В телеграмме оставался пробел из тридцати групп, с которыми дешифровщики никак не могли справиться. Им не приходило в голову, что именно он-то и со держал самый взрывчатый материал. Только через несколько недель тяжких трудов они сумели преодолеть это место и обнаружили, что там выражено обещание Германии помочь Мексике «вернуть силой утраченные территории Техаса, Аризоны и Нью-Мексико».

Но и то, что имелось, требовало немедленных действий. Это уже была компетенция НВМР — начальника военно-морской разведки адмирала Холла. Монтгомери поспешил в его кабинет. Он вернулся в сопровождении невысокого краснощекого человека с важной поступью и золотыми нашивками на рукавах. Само присутствие адмирала сэра Уильяма Реджинальда Холла часто побуждало людей к героическим поступкам. Именно такое чувство испытал де Грей, встав с места и молча вручая адмиралу исписанные листки.

— Циммерман, говорите? — пробурчал адмирал Холл, пробегая глазами страницы. Пока он читал, подвижные веки, за которые он был прозван Холл-Мигалка, задергались еще быстрее, маленькая плотная фигура застыла на месте, голубые глаза засверкали в буквальном смысле и даже островки седых волос вокруг розовой лысины встали дыбом. Теперь всем своим видом он напоминал куклу Панча в блестящем мундире.

Холл сразу уяснил: то, что он держит в руках, может в равной степени стать смертным приговором и чудесным избавлением. Только чудо — вступление Америки в войну — могло перевесить смертельную угрозу неограниченной подводной войны, которая, если не противостоять ей, вполне могла оправдать надежды немцев на то, что им удастся перерезать линии снабжения союзников прежде, чем американцы успеют мобилизовать, обучить и доставить войска им на помощь. Вот на что делали ставку немцы.

Холл давно знал, что до этого дойдет, ведь подводная лодка была изобретена вовсе не для джентльменских игр, на которых настаивал президент Вильсон. Требовать, чтобы она всплыла и дала предупреждение, что сейчас будет топить судно, было равносильно тому, чтобы она добровольно совершила самоубийство — ведь жертва могла выстрелить первой. Ему было прекрасно известно, что немцы приняли установленные Вильсоном ограничения вовсе не потому, что прониклись христианской моралью президентских нот, отпечатанных на его личной машинке, а лишь из-за недостаточного в то время количества подводных лодок. С тех пор на верфях Киля денно и нощно строились лодки, пока их количество не было доведено до двухсот. Имея столько волков в океане, Германия могла развязать подводный Верден, надеясь тем самым поставить Англию на колени. Сегодняшняя телеграмма означала, что Германия уже имеет эти двести подводных лодок[27].

— Две недели, — вслух подумал Холл. Через две недели наступит 1 февраля, страшная дата из депеши Циммермана, после которой военная мощь Британии, растянутая от Персидского залива до Ла-Манша и полностью зависимая от снабжения морем, подвергнется величайшему испытанию. «Принудят Англию к заключению мира через несколько месяцев», — хвастливо заканчивалась телеграмма Циммермана. Холл знал, что это не простая похвальба.

Лихорадочно размышляя, Холл попробовал поставить себя на место немцев. Они шли на страшный риск, понимая, что «неограниченная война» может заставить ленивого дракона выползти из пещеры Белого дома. Значит, они рассчитали, что подводные лодки перетопят весь торговый флот быстрее, чем американцы успеют мобилизоваться, а может, американцы не станут мобилизоваться вообще, и тогда игра стоит свеч. Но сам герр Циммерман заботливо вложил в руки Холла доводы, способные убедить американцев.

Холл прекрасно понимал, почему Циммерман послал эту телеграмму. Если Америка ответит на подводную угрозу объявлением войны Германии, нужно создать ей такие неприятности, чтобы она была слишком занята но свою сторону Атлантики. Бесчестный, но разумный ход, и немцы его сделали, указав на Мексику и Японию — двух заклятых врагов, в готовности которых напасть на США можно было не сомневаться. Очень удачный ход! Абсолютно правильный!

Да, действительно, немцы очень умны, размышлял Холл, усмехаясь про себя, но им не хватает самой малости — понимания того, что противник может быть не глупее. Искренне уверенные, что их шифр настолько совершенен, насколько это вообще в человеческих силах — разве он не создан лучшей в мире немецкой наукой? — они не меняли его с первого дня войны, исходя из того, что он не поддается решению. На войне никогда нельзя исходить из чего бы то ни было, думал Холл, прекрасно зная, что все немецкие радиодепеши перехватываются и читаются в помещении № 40.

23. Сохранить тайну

Редакция журнала «Лайф»

Эти необычные документы были представлены общественности сразу после окончания второй мировой войны. Ничего подобного им нет во всей истории разведки. Они представляют еще одну грань разведки средствами связи: необходимость избегать любых действий, которые могли бы дать противнику понять, что его шифры и коды взломаны и его депеши читаются. В принципе это означает, что командиры, используя информацию о противнике, полученную путем перехвата и расшифровки сообщений, не должны допускать того, чтобы враг догадался о ненадежности своей связи. Однако в данном случае огромное преимущество, которое США имели и продолжали иметь, читая японские сообщения, обернулось совершенно неожиданной стороной.

Во время избирательной кампании 1944 года генерал Джордж Маршалл написал два письма кандидату в президенты от республиканской партии Томасу Дьюи, сообщив ему, что армейские криптографы раскрыли японский шифр «ультра». Об этом написал редактор журнала «Лайф» Джон Чемберлен в номере от 24 сентября этого года. Целью Маршалла, объяснил Чемберлен, было не допустить использования республиканцами этого факта для нападок на политику президента Рузвельта в период перед нападением японцев на Перл-Харбор. Текст самих писем держался в секрете, пока в декабре 1945 года генерал Маршалл не выступил на заседании комитета конгресса по расследованию событий в Перл-Харборе и не привел там этот текст.

Когда губернатор Дьюи зачитал первые два абзаца первого письма, он прекратил чтение, поскольку, по мнению Чемберлена, «письмо могло содержать материал, уже попавший к нему из других источников, а кандидат в президенты в любом случае не вправе давать пустых обещаний». Маршалл снова отправил письма Дьюи с сопроводительной запиской, в которой освободил губернатора от обязательства о секретности. На этот раз Дьюи прочитал письмо и при зрелом размышлении решил не использовать информацию, которой он располагал, против своего соперника Рузвельта.

Первое письмо

Совершенно секретно

Лично господину Дьюи

25 сентября 1944 года

Уважаемый господин губернатор!

Я пишу вам без ведома других лиц, посвященных в это дело, кроме адмирала Кинга[28] (который согласен со мной), поскольку мы сталкиваемся с болезненной проблемой в связи с обсуждением в Конгрессе вопроса о Перл-Харборе.

То, что я вам сообщаю, носит настолько секретный характер, что я вынужден просить Вас либо принять это письмо с обязательством никому не разглашать его содержание, либо, не читая дальше, вернуть курьеру.

Я предпочел бы побеседовать с Вами лично, но не могу найти способ сделать это без ведома прессы и радио, которые подняли бы шум, зачем начальнику штаба армии понадобилось встречаться с Вами в данный момент. Поэтому я пишу это письмо, которое вручит Вам лично полковник Картер Кларк, имеющий допуск к самым секретным документам военного и морского министерств.

Вкратце для военных проблема, связанная с политическими баталиями в Конгрессе в ходе избирательной кампании, сводится к следующему:

Важнейшими доказательствами в деле о Перл-Харборе служат наши перехваты японских дипломатических депеш. Многие годы наши криптографы анализировали машину, с помощью которой японцы шифровали свою дипломатическую переписку. Исходя из их достижений, мы построили машину, способную расшифровать их сообщения.

Поэтому мы располагаем большим объемом информации об их действиях на Тихом океане, которую передавали государственному департаменту, — а не получали от него, как принято считать, — но, к сожалению, в тех сообщениях, которыми мы располагали, ничего не говорилось о нападении на Гавайи вплоть до последнего, от 7 декабря, которое попало к нам лишь на следующий день, 8 декабря.

Далее, проблема заключается в том. что мы продвинулись в расшифровке и других кодов, как немецких, так и японских. Тем не менее основным источником наших сведений о намерениях Гитлера в Европе служили донесения японского посла барона Осимы из Берлина своему правительству о беседах с Гитлером и другими высокопоставленными лицами. Они шли тем же шифром, что фигурирует в деле о Перл-Харборе.

Чтобы выяснить, насколько важно сохранение секретности, поскольку при малейшем подозрении противник сменит шифры, следует сказать, что в сражении в Коралловом море в результате расшифровки японских приказов наши корабли оказались в нужном месте в нужное время. Более того, мы смогли сконцентрировать наши ограниченные силы для отражения удара по Мидуэю, тогда как в противном случае они оказались бы за три тысячи миль от места событий.

Мы имели полную информацию о численности их флота в данном случае, как и об отправке меньших сил против Алеутских островов, когда японцы захватили острова Атту и Кыска.

При планировании операций в Тихом океане мы в огромной степени руководствовались информацией о размещении сил противника. Мы знали численность их гарнизонов, наличие продовольственных и других запасов и, что особенно важно, были извещены о перемещениях их боевых кораблей и маршрутах конвоев со снабжением.

Тяжелые потери японцев от действий наших подводных лодок, о чем время от времени сообщается, в значительной степени являются следствием того, что нам известны сроки выхода и маршруты конвоев, что позволяет своевременно развертывать подводные силы в соответствующих местах.

Нынешние удары авансового соединения адмирала Хэлси по японскому судоходству в районе Манилы и в других местах стали возможны благодаря тому, что мы знали время прохождения японских конвоев, два из которых были уничтожены его самолетами именно там, где указывалось. Из изложенного Вы поймете, какие трагические последствия для нас могут иметь нынешние политические дебаты относительно Перл-Харбора, если они вызовут у противника — немцев или японцев — малейшие подозрения. Тогда мы лишимся жизненно важных источников информации, которыми пока располагаем.

Из доклада Робертса по Перл-Харбору[29] необходимо было исключить любые ссылки на этот совершенно секретный вопрос; поэтому некоторые его разделы по необходимости оказались неполными. Та же причина, которой диктовалась цензура этого доклада, имеет еще более важное значение в настоящее время, потому что с тех пор наши источники сделались гораздо более полными.

Еще более осложнило вопрос то, что люди Донована [УСС] без нашего ведома тайно провели обыск в японском посольстве в Португалии. После этого японцы сменили коды военных атташе во всем мире, и хотя с тех пор прошло больше года, мы до сих пор не может раскрыть новый шифр и потому потеряли крайне важный источник информации, особенно о положении в Европе.

Недавнее выступление конгрессмена Харнесса вполне могло дать понять японцам, что мы читаем их шифры, хотя господин Харнесс и американская общественность могут и не сделать такого вывода.

Замысел и осуществление кампании генерала Эйзенхауэра во Франции, равно как и всех операций на Тихом океане, в огромной степени основываются на информации, тайно получаемой нами путем перехвата и расшифровки корреспонденции. Это вносит огромный вклад в победу и сохранение жизней американцев как с точки зрения текущих операций, так и для скорейшего окончания войны.

Я сообщаю эти данные для Вашего личного сведения в надежде, что Вы найдете способ избежать трагических последствий, угрожающих нам в ходе нынешней политической кампании. Могу добавить, что недавнее требование Конгресса о проведении расследования хода дел в армии и флоте в определенные даты вынудило меня отозвать с фронта командира корпуса генерала Джероу, войска которого сражаются под Триром, для дачи показаний, в то время как немцы вели контрнаступление против его частей. Впрочем, это все мелочи по сравнению с угрозой потери нашего важнейшего источника информации.

Прошу вернуть это письмо через курьера. Я буду хранить его в секрете, но Вы при желании можете ссылаться на него.

Искренне Ваш

Джордж К. Маршалл.

Второе письмо

Совершенно секретно

Лично господину Дьюи

27 сентября 1944 года

Уважаемый господин губернатор!

Мой курьер, полковник Кларк, доставивший Вам вчера, 26 сентября, мое письмо, доложил мне результат вручения письма от 25 сентября. Насколько я понял, Вы (а) не хотели брать на себя обязательств относительно «неразглашения его содержания другим лицам» ввиду того, что полагали, что некоторые сведения, содержащиеся в письме, Вам уже известны, поскольку увидели слово «криптографы», и (б) Вы не были уверены, что подобное письмо кандидату в президенты могло быть направлено военнослужащим моего ранга без ведома президента.

В отношении (а) я готов к тому, что Вы прочтете нижеследующее, считая себя обязанным не сообщать другим лицам те сведения, которые не были Вам известны ранее из других источников. В отношении (6) даю Вам слово, что ни военный министр, ни президент не были поставлены мною в известность о том, что данное письмо направлено Вам, и даже о том, что я готовлю отправку письма.

Заверяю Вас, что единственными лицами, которым известно о существовании настоящего письма и письма от 25 сентября, являются адмирал Кинг, а также семь офицеров, ответственных за безопасность армейской связи, и моя секретарша, которая печатала эти письма.

Прошу Вас, примите мои заверения, что это письмо направлено Вам исключительно по моей собственной инициативе, с адмиралом Кингом согласовано лишь его общее содержание, а моя настойчивость объясняется исключительно тем, что возможный ущерб нашим военным усилиям настолько велик, что я считаю необходимым предпринять все возможное для защиты интересов наших вооруженных сил.

(Далее повторяется текст первого письма без двух вступительных абзацев.)