Верные до конца

УЗЫ МОЕЙ МАТЕРИ

„Она сделала, что могла…"

Марк. 14, 8

1 декабря 1970 г. в гор. Киеве была арстована моя мать.

Это произошло вечером. В доме находились мои младшие дети и она.

Когда она собралась и оделась, подошла моя старшая дочь. Бабушка была очень спокойна, бодра.

Она помолилась вместе с внучатами и вышла из дома в сопровождении милиции…

Падал первый снег, прикрывая мягким ковром землю, столь богатую слезами и горем…

Высокий сосновый лес, подступавший к самому поселку, который так любила бабушка, задумчиво смотрел на суетившихся людей в милицейской форме, подсаживавших в „черный ворон“ старушку.

Ее любимый лес прощался с ней…

Дети раздетыми выбежали на улицу и тихо плакали…

Рядом с милицейской машиной стояла машина скорой помощи. Она сопровождала арестованную до тюрьмы…

Милая моя мама!

33 года тому назад ты провожала в последний арестантский путь своего мужа — моего отца, и теперь мои дети провожали тебя.

Тяжело мне сознавать твои узы!

Старенькая, больная, столько перенесшая страданий в жизни…

Родимая моя! О, если б мне дозволено было заменить тебя…

Что же преступного ты совершила?!

Ты в свои старческие годы выступила в защиту гонимых за веру…

„Спасай взятых на смерть, и неужели откажешься от обреченных на убиение?“ — Притч. 24, 11 — призывает Слово Божие.

Обязанность каждого честного человека при виде несправедливости и страданий человеческих — не промолчать!

Особенно, это право принадлежит матери, христианской матери…

И ты выполнила свой материнский, христианский долг по мере своих сил.

Этого тебе не могли простить гонители! Они много прилагали различных усилий, чтобы ты замолчала.

И когда они убедились, что твое материнское сердце озабочено судьбой не только твоего сына, преследуемого атеизмом, но что оно шире, ибо горе сирот и вдов-христианок — это твое горе, слезы гонимых за веру — твои слезы, тогда гонители решили и тебя бросить в тюрьму…

Они наивно полагали, что, взяв тебя и заключив в темницу, замолкнет всякий голос в защиту гонимых христиан…

Но этот голос звучит…

Он тысячеустый…

Он звучит у детской кроватки, где молятся маленькие дети о своем папе, томящемся за решеткой за правду Божию.

Этот голос звучит в непрестанных молитвах всего народа Божия; он звучит и в каждой подписи, поставленной в защиту гонимых, и в каждом мужественном свидетельстве об Истине Божьей перед гонителями…

И этот голос не заглушить!

Мне, как сыну, тяжело сознавать твои узы и переносить разлуку с тобой.

Ведь я лишен даже переписки с тобой…

Я лишен возможности ободрить тебя и получить твое хотя-бы письменное материнское благословение…

Еще несколько лет тому назад, когда мой путь проходил по северным лагерям, сколько утешения и ободрения приносили мне твои, полные материнской любви, письма! Каждое твое письмо было светлым праздником для меня!

Твои письма я бережно хранил и много-много раз перечитывал, сидя на нарах…

И в мое сердце вливались новые потоки сил духовных и упования на Господа!

Я снова перечитываю твои письма, полученные мной в лагерях Урала в 1967-69 г. г., и мне все более и более становится понятней твое материнское сердце, выступившее в защиту гонимых!

Письма моей матери

(1967-69 г. г.)

17 мая 1967 г.

Крепко целую тебя. Как твое здоровье? Все разговариваю с тобою и полна тревог и забот, но писать не пришлось. Я получила дорогое твое письмо для меня еще до свидания. Оно было утешением для моих старческих лет. Как часто мы не понимаем стариков — их слабости и их любви. Потом все приходит на память и огорчает. Но так или иначе, а человек приходит на землю, чтобы пройти и уйти.

Все дело в том, как пройти. Трудная дорога честности. Я не говорю о денежной только честности, но честности духовной, чтобы прямо смотреть, не кривить душой, не делать чего-либо в угоду личных выгод. Такой дорогой прошли многие, но в сравнении с общей массой их единицы. Ими восхищаются больше посмертно и считают по меньшей мере чудаками, когда они живут. Дух последнего времени и девиз: бери от жизни все. Очень быстро такие души, как бабочки, обжигают крылышки на огне и ползают уничиженные остальные годы своей жизни уродливо и опустошенно.

Твой путь труден. Я знаю, бывают горькие минуты одиночества, когда кажется, вот-вот упадешь под тяжестью креста. Не унывай и тогда — знай, за тучей солнце сияет. Ты еще молод, если тебе предначертано — переживешь и даже забудешь эти страдания. Уроки только вынесешь на всю жизнь. Хорошо выработать выдержанность, приобресть прекрасное качество уметь сдержать себя даже, когда касаются незаслуженно самого святого и благородного в твоей душе. Это самое необходимое в жизни… Я не хочу сказать о рабской покорности. В этом случае теряется достоинство человека и наследника вечной жизни.

Многое хотелось бы тебе сказать об огорчениях и радостях, но нет возможности. Пока все благополучно. Сады отцвели. Дни летят все вперед и вперед. И мы летим вместе с ними. Что принесем, как написано: „Дела их идут вслед за ними?“

Годы пройдут незаметно. Придешь домой, опять обнимешь всех, опять будет радость свободы.

Через день годовщина твоего заключения. Печальная и горькая. Крепись мое дитя, ты в тот день поступил благородно, как сын твоего отца. Да осенит тебя Господь светом Своим, да снимет всякую тяжесть с твоего сердца „Ты посылал на меня многие и лютые беды, но и опять оживлял меня, и из бездн земли опять выводил меня. Ты возвышал меня и утешал меня (Пс.70, 20–21).

Да хранит тебя Бог! Среди всех невзгод да охранит душу твою от зла, ожесточения и да охраняет жизнь твою в полном благополучии. Об этом молюсь я со слезами постоянно. Предадимся Ему, Блюстителю душ наших. Возложим на Него упование наше. В руках Его наше дыхание и наша жизнь.

„Он знает, как устали мы на пути,

Как редко отдыхали, свой крест несли.

Он снимет наше бремя, когда придет,

Близко блаженства время — Господь грядет“.

Это пел когда-то твой отец вместе со мной, а теперь я пою с тобою, а там в вечности споем все трое вместе. Целую тебя, приветствую всех детей Отца.

„Любовью вечною Я возлюбил тебя и потому простер к тебе благоволение“ (Иер.31, 3).

Твоя мама.

11 августа 1967 г.

Мое дорогое дитя!

Ты помнишь, как было сказано Марии, матери Иисуса: „И тебе самой оружие пройдет душу, — да откроются помышления многих сердец“ (Лук. 2,35).

Вместе с тобою с трепетом провожу каждый день твоего заключения: когда я принимаю пищу — дары Божии, то принимаю со вздохом, что ты лишен их, которые щедрою рукою Творца в изобилии даны добрым и злым. Вместе с тобою горечь нового этапа, тревога о том, куда увезли тебя и зачем? Где ты теперь? Чья грубая рука и жестокое сердце ранит снова твою молодую, но измученную душу?

Порою я слаба, почти падаю на долгом тернистом пути, которым до сих пор приходится идти. Но рука Творца Вселенной, которая миры держит в повиновении и нежное прикосновение Духа Его успокаивают снова и снова: „Он создал сердца всех их и вникает во все дела их“ (Пс.32, 15).

Твердость духа снова и снова обретается в Нем — источнике жизни вселенной…

Сын мой, подними выше голову твою: „Нам жизнь дана не для пустых мечтаний“ — ты сам писал это. Когда ты родился, я записала в дневнике о тебе: „Но мое право у Господа, и награда моя у Бога моего“ (Ис.49, 4).

Мой жизненный путь пришел к концу. „Еще очень немного дней осталось трудиться нам — мы скроемся вдаль от скорбей и в славе пребудем с Ним“. Да благословит тебя Бог мой и да хранит и „душу и дух, и тело твое без порока в пришествие Его. Верен Призывающий нас, Который и совершит сие“. Желаю тебе твердости, мужества во всех жизненных скорбях. „Мужайтесь и да укрепляется сердце ваше, все надеющиеся на Господа“. „Ибо ты каменная гора моя и отрада моя“.

Сообщаю тебе, что по милости Его все мы живы и здоровы. Дети отдохнули, Лизочка поет целыми днями, как соловушка. В природе все идет своим чередом — нежность весны с благоуханием цветов сменилась жарким зноем, осень с дарами уже пришла — один человек мятется, ища бурь души. Целую тебя крепко-крепко, мое дорогое дитя.

Твоя мама.

4/Х-1967 г.

„Он знает путь мой"

(Иов 23, 10).

Посылаю тебе мое материнское благословение. Да умудрит тебя Отец в кротости и смирении нести крест свой. Да даст Он тебе сил все перенести. Да пошлет тебе и сил физических. Посещение тебя, вместе с радостью лично увидеть тебя, оставило глубокий след в моем старческом сердце. Все ближе и ближе берег другой неземной жизни. Многое переценивается, многое ближе становится. Одно не проходит и мощно снова и снова заливает душу, то что с ранней юности заставило отказаться от блестящей личной карьеры и теперь, в период, когда старость и ее немощи одолевают меня, мобилизует и возвращает к жизни — это страдание нашего многонационального народа: вид этих падших юных нарушителей и преступников еще более и более заливает жалостью к ним душу мою. Кажется, как издалека, так и вблизи, раздается голос Христа: „Вы дайте им есть“. Видела я, как искривленные злобой лица становились человеческими от доброго слова. Пробудить человека в зверином образе падшего — какая великая задача. Я все знаю, мое дорогое дитя — я знаю, как трудно это делать теперь, оттого сердце мое в глубокой печали. Думаю, что Тому, кто сотворил человека по образу и подобию Своему еще больнее. И ты к „злодеям причтен“. Кто может измерить глубину страдания матери? Но Он знает путь мой. И твой. Он говорит: „Мои мысли — не ваши мысли“. Доверие этому успокаивает душу. А бабушка Маша все мечтала видеть тебя дома, чтобы ты похоронил ее, но не дождалась. Я жду тебя домой, хочу верить, как всегда и всю жизнь, в торжество добра. Все жду пробуждения человеческих чувств и правды, вижу человека в каждом и не хочу допустить мысли, чтобы неправда победила. По вере вашей да будет вам! Увидят ли мои глаза это? Не знаю. Верь и ты в человека. Верь, что за коркой злых чувств есть место в каждом, где есть истинное лицо Божественного начала. Это непрактично в глазах людей, ты часто смешон и глуп, но это прекрасно, — не быть озлобленным в страданиях жизни. Светлый луч юности пронести сквозь бури жизни. А „Он врачует скорби их“; „утешайте, утешайте народ мой“. Это оставляю тебе в наказ. „Говорите к сердцу Иерусалима“ (Ис.40, 2). Пусть это будет твоим чувством и языком твоим. Ты еще молод, вся жизнь перед тобою. Как я желала бы видеть в глазах твоих сияние светлой души с надеждой и верой! О, мое дорогое дитя! Да хранит тебя Бог в сильной руке Своей! Желаю тебе мира в душе твоей. Вспомни стихотворение Надсона:

„Друг мой, брат мой, усталый, страдающий брат,

Кто б ты ни был не падай душой…

Верь, настанет пора и погибнет Ваал

И вернется на землю Любовь“.

Целую тебя.

Твоя мама.

25 октября 1967 г.

Мое дорогое дитя!

Я поговорила с Надей после свидания с тобою и очень скорблю, что ты сильно ослаб. Не скрывай от меня свое состояние здоровья в дальнейшем. Будем верить, что ты будешь скоро дома, а если нет, то скажем, как сказали трое юношей — Сидрах, Мисах и Авденаго. О моем здоровье не переживай — Господь усмотрит. Он водит нас уже не видением, а верой.

Друзья! Где вы теперь? К какому вас прибила

Чужому берегу сердитая волна?

С какою дерзостью, с надмением она

Над бездной страшною, кипящей вас носила?

В позорный саван ваша жизнь теперь одета,

Родные берега покрыты темной мглой,

А сердце жаждою и ревностью былой

Неутолимо просит ласки и привета.

И этой лаской к вам, поверьте вы,

Полны сердца скорбящие родимых и друзей,

Хоть и сокрыты вы, но множество очей

Глядят на вас и на клокочущие волны.

Не вы одни, но и отцы, и ваши деды

Перенесли и победили грозный шквал;

В нем некогда смущенный Симон утопал,

В нем маловерные друзья терпели беды.

Не унывай, мой брат, не ужасайся,

Пусть надрывается, лютует грозный шквал,

Но запретит, как запрещал Спаситель Сам

Ведь с нами Он, мой друг, крепись и не смущайся.

Если бы мог физически окрепнуть — это было бы величайшей утехой для меня. Да охранят небеса тебя в целости невредимым, чтобы ты был дома среди нас. Слезы наши считает ангел с небес и каплю за каплей собирает в чашу страданий. Храни себя, и да хранит тебя Господь! Да пошлет Он тебе благоразумие. Я тебя крепко целую и благословляю.

Твоя мама.

8 декабря 1968 г.

Поздравляю тебя с Рождеством Христовым и наступающим Новым Годом! Господь с тобою!

В эти торжественные дни, когда весь мир ликует, как хорошо чувствовать, что ты не одинок: Тот, Кто миры сотворил и всю вселенную, воплотился в малом, как дитя. Как велика любовь Его к нам, падшим грешникам. Он не оставляет нас одинокими нигде и никогда. Он незримо с нами и с тобою также.

В наступающем новом году я прежде всего желаю тебе иметь внутреннюю силу, чтобы преодолевать все трудности и не унывать. „Бедная, бросаемая бурею, безутешная! Вот я положу камни твои на рубине и сделаю основание твое из сапфиров, и сделаю окна твои из рубинов, и ворота твои из жемчужин, и всю ограду твою — из драгоценных камней“. Какие нежные утешения. Склони голову твою, как некогда Иоанн, на грудь Иисуса, чтобы Он был близок к тебе. А с Ним ничего не надо утомленной душе.

Некоторые уже, оканчивая срок, возвращаются домой — радостные, выросшие духовно, мужественные. Другие идут на смену им. Таков путь христианства. Но уже немного и очень немного и Грядущий придет и не умедлит. Не знаю, как у тебя, но у нас дни летят быстро. Милующий Господь заранее предначертал и твой выход из тюрьмы. Да будет воля Его!

Твоя мама.

15 февраля 1969 г.

Мое дорогое дитя!

Погода стоит странная и не только у нас, но повсюду. Зима очень холодная и снежная. Как-то уныло, ведь у нас уже должно пахнуть весной, а все метели, ветер гудит и…

Вчера послала тебе письмо Лиза. Наташа очень была огорчена, пока, наконец, получила твое письмо, написанное до свидания. Это подняло в ней настроение.

Как ты теперь со здоровьем? Денно и нощно молю Бога о тебе. Да укрепит Он тебя в здоровьи и благополучии. Да не унывает дух твой в суровых испытаниях. „Кто уразумел Дух Господа, и был советником и учил Его? С кем советуется Он, и кто вразумляет Его и наставляет Его на путь правды, и учит Его знанию и указывает Ему путь мудрости? Вот народы — как капля из ведра и считаются как пылинки на весах. Он обращает князей в ничто и делает чем-то пустым судей земли… Поднимите глаза ваши на высоту небес и посмотрите, кто сотворил их. Кто выводит воинство их счетом? Он всех их называет по имени! По множеству могущества и великой силе у Него ничто не выбывает… Разве ты не знаешь? Разве ты не слышал, что вечный Господь Бог, сотворивший концы земли, не утомляется и не изнемогает? Разум Его не исследим. Он дает утомленному силу и изнемогшему дарует крепость. Утомляются юноши и ослабевают, и молодые люди падают, а надеющиеся на Господа обновятся в силе: поднимут крылья, как орлы, потекут и не устанут, пойдут и не утомятся“. Ис.40 глава…

Укрепляйся и ты в сознании, что „Он сотворил сердца всех их и вникает во все дела их“. Мы о тебе молимся, а дети ждут. Больше всех, как всегда, Женя. Она очень повзрослела. Обаятельная и очень неприхотливая. Самостоятельная. С ней легко. Целый день лепечет, а глаза живые и всегда веселые. Поток радости изливается от нее. Она вдруг говорит: „Что, еще папа не пришел? Ну, вот, через пять минут придет, смотрите все на часы. То она рассказывает утром, что ты ей снился. А больше всего рассказывает, как она поборола тебя. Остальное все обыкновенно.

Дни быстро летят, потому что много суеты с детьми. Думаю, что для тебя они тянутся медленно. Сообщаю тебе, что Пасха будет 13 апреля. Да благословит тебя Бог. Крепись и мужайся.

Пишу тебе, когда уже все спят. Целую тебя и желаю покоя и скорого свидания. Вчера выслали посылку. Привет прими сердечный.

Еще и еще раз целую тебя — твоя мама.

Мою мать поместили в Лукьяновскую тюрьму г. Киева. Началась фабрикация уголовного дела.

Как все это напоминало 1930-37 г. г., когда три раза фабриковалось уголовное дело на моего отца-христианина, стоившее ему жизни… Правда, отца посмертно реабилитировали. Атеистическая власть вынуждена была признать полную невиновность моего отца… Однако, теперь его 64-х летнюю вдову подвергли заточению в тюрьму по тем же религиозным мотивам.

Условия содержания в тюрьме моей матери были тяжелыми. На суде она сказала: „Какой бы ни был ваш приговор, он будет равняться смертному приговору, потому что условия, в которых я сейчас нахожусь в камере, для меня невыносимы!

8-9 февраля 1971 г. в гор. Киеве состоялся суд над моей матерью.

В зале суда присутствовала моя жена, старшая дочь и сын, и не более 15 человек верующих, хотя желающих быть на суде верующих около 100 человек.

Зал маленький.

Моя мать говорит тихо, спокойно, уверенно.

Прокурор часто повышает голос, нервничает…

Из всех многочисленных письменных ходатайств, подписанных моей матерью и другими родственниками узников на протяжении 1966–1979 г. г. следствием выбраны четыре факта преследования за веру, которые суд пытался представить как ложные, клеветнические… Причем, пострадавших не вызвали в суд как свидетелей, а вызвали тех, кто прямо или косвенно повинен в преследованиях за веру — работников прокуратуры, милиции, лагерной администрации, которые по долгу службы говорили то, что выгодно гонителям.

Моя мать заявила в защитной речи: „Разве могут быть свидетелями следователи и работники милиции, именно те, на которых мы жаловались. Ни одного потерпевшего свидетеля не вызвали. В таком виде суд выглядит даже как-то абсурдно!“

Поэтому неудивительно, что мою мать приговорили к 3 годам лишения свободы!

В ее аресте и при ее слабом состоянии здоровья — это почти смертный приговор! Но до этого судьям-атеистам 70-х годов! Они повторяют то, что делали их предшественники в знаменитом 1937 году, через руки которых прошел на смерть и мой отец!

Защитное слово моей матери

(выдержки из выступления)

9 февраля 1971 г.

Киевский областной суд.

Прежде всего я хочу сказать, что никакого международного трибунала я не требовала, хоть гр-н прокурор это и назвал бреднями и „сном сивой кобылы“, но я действительно в начале суда просила, чтобы на моем этом суде присутствовал верующий юрист, представитель международной христианской общественности и чтобы он осуществлял мою защиту, как верующий человек. Я на это имела право.

Я считаю, что суд действительно нарушил процессуальные нормы, так, кажется, это называется по-юридически. Разве могут быть свидетелями следователи и работники милиции, именно те, на которых мы жаловались. Ни одного потерпевшего свидетеля не вызвали. В таком виде суд выглядит даже как-то абсурдно…

…Мы, евангельские христиане-баптисты, по своему вероисповеданию с уважением относимся к властям, наше вероисповедание разрешено в Советском Союзе, потому что в нем нет ничего изуверского. Мы всегда исполняем свой гражданский долг лучше других, вот и об этих моих единоверцах, сидящих в зале, можно сказать только хорошее. Потому что мы знаем, что всякая власть от Бога, но мы не хотим нарушать повеления Христа: „Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие“, „Кесарево — кесарю, а Божье — Богу“, „Не препятствуйте детям приходить ко Мне“ и другие…

Церковь отделена от государства. Церковь должна иметь одного главу — Христа, так мы понимаем, Который приходил на землю и придет вторично…

(Судья: перебивает: „Не уклоняйтесь, говорите по существу обвинения“.)

…Мы сначала ходатайствовали об освобождении своих родных, но не касались законов страны, этим должны были заниматься ВСЕХБ и Совет Церквей, но потом мы начали вникать, за что судят наших родных. Пришлось вникнуть в законы. Мы выяснили, что в первой конституции Советского Союза была разрешена и антирелигиозная пропаганда и религиозная. Оставили только слова: „Каждый имеет право исповедовать свою религию“, а антирелигиозная пропаганда разрешена! Но даже если только оставлено „исповедовать“, то и тогда мы имеем право проповедовать. Потому что слово „исповедовать“ означает — сказать, рассказать о своей вере другим, а не только исполнять требы.

Мы сначала (с июня 1966 г.) ходили делегациями в Москве к генеральному прокурору Руденко, в Верховный Совет, в ЦК КПСС, просили, чтоб нас приняли, посылали телеграммы, чтобы нас приняли и выслушали. Но нам ответили — не ходите и не просите, ничего вам не поможет, никто вас слушать не будет.

(Судья: „Но их же осудили, значит они были виновны“.)

…Почему мы начали писать? То там арест произошел, то там, во многих местах, мы и начали писать свои сообщения. Мы свои сообщения назвали „чрезвачайными“. В Совете у нас в основном женщины: матери, жены… со всех республик. Мы не могли сидеть сложа руки, когда страдали наши дети, наши мужья…

Здесь разбирается только 4 факта, о которых мы писали, а мы писали о многих других фактах. Нужно было здесь почитать эти сообщения, которые мы писали. Там писалось о многих, лишенных свободы, их семьях, там в списках есть графа „иждивенцы“. В основном это были многодетные семьи — 7, 8, 9, 10, 11 обездоленных, оставшихся без кормильцев детей.

Мы писали, что арестован старец Голев, ему 73 года. Он осужден на 3 года, а в общей сложности он уже 19 лет страдает за Слово Божие. Он организовал кассу взаимопомощи обездоленным детям, и за это осужден. Как же можно было не написать „обречены на физическое уничтожение“, когда арестовывался кормилец и оставалась многодетная семья. И никто (из властей) о ней не думал и не заботился, они, значит, оставались на голодное вымирание.

Мы писали, что за предоставление своих квартир для молитвенных собраний избивали и судили хозяев квартир. Например, в Киеве избили Шелестуна, мы об этом писали, у него была справка о снятии побоев суд. экспертизы. На начальника милиции, который его избил, было наложено взыскание.

Мы там писали о разгонах молитвенных собраний с избиением верующих. Последнее время брали верующих по дороге к месту собрания, на платформах электричек, на автобусных остановках, хватали матерей, оставляя на платформах маленьких детей.

Мы писали о семье Слободы из Белоруссии. Эта семья уверовала сама собой (через радиопередачи) и от чтения Евангелия. Они перестали пить, ругаться, начали вести добропорядочную жизнь, и вот за то, что мать рассказывала родственникам о Боге, у нее отобрали двоих детей в интернат, а ее лишили свободы на 4 года, а потом у отца забрали и остальных маленьких троих детей за религиозное воспитание.

Все сообщенные нами в письмах факты были написаны на основании документов, заверенные подписями потерпевших или подписями целых поместных церквей.

Последнее письмо мы послали 1 октября 1970 г., которое я также подписала. Мы там писали о старце Исковских из Московской области, что он умирает в тюрьме, у него был рак. Он действительно умирал. Было постановление отпустить его, чтобы он умер дома, но кто-то вмешался, и его так и не отпустили. А он умер в тюрьме приблизительно недели за две до моего ареста.

Мы также писали о замученных в лагерях: Хмаре из Барнаула, Ланбине из Новосибирска, Афонине из Московской области, у последнего было больное сердце и 8 человек детей, мы просили его освободить, но он умер в лагере, а в Николаеве во время допроса умер Кучеренко…

(Судья: Подсудимая говорите по существу вашего обвинения, для чего вы все это нам рассказываете?)

Это и есть по существу моего обвинения. Я обвиняюсь в том, что писала письма правительству. Я хочу рассказать, о чем я в них писала. Писала об обысках, об изъятии духовной литературы, изымались Библии, Евангелия, сборники песнопений. Есть приговоры судов об уничтожении этой литературы.

С начала этого движения (с 1962 г.) было арестовано 524 человека, 400 были приговорены к 15-суточному заключению за участие в богослужебных собраниях, что составляет 6000 человека-дней. Заплачено штрафов за участие в молитвенных собраниях 94500 руб. в новых деньгах. Подвергались допросам дети…

Последнее слово моей матери на суде

Мое последнее слово будет очень кратким.

Я здесь имела дважды возможность сказать все, что я хотела. Сейчас я хочу просить только одно: здесь в деле есть постановление о привлечении к суду всех, кто подписывал письма. Я прошу, чтобы этого не делали. Я все беру на себя…

Главное участие в этом принимала я…

Еще я прошу суд учесть мой возраст и состояние моего здоровья. Какой-бы ни был ваш приговор, он будет равняться смертному приговору, потому что условия, в которых я сейчас нахожусь в камере, для меня невыносимы.

Вот все, что я хотела сказать.

После оглашеня приговора — 3 года лагерей общего режима — моя жена бросила матери букет фиалок, а верующие, в основном, молодежь, стали бросать ей красные гвоздики.

Конвой испугался и стал отнимать у нее цветы. Но ей все удалось пронести часть цветов в свою камеру…

Когда мою мать вывели из здания суда на улицу, где стояла милицейская машина, большая толпа верующих запела гимн:

„За евангельскую веру,

За Христа мы постоим,

Следуя Его примеру,

Все вперед, вперед за Ним!

Страшен бой и жарко пламя,

И колеблются места,

Поднимите выше знамя

Победителя Христа!“

После суда моя мать была отправлена в женский лагерь г. Харькова. Состояние здоровья тяжелое. Ее под руки водят на работу…

ПИСЬМО МАТЕРИ

Ты еще жива ль, моя старушка?

За высокой каменной стеной

Жизнь твою седую, как игрушку,

Попирает мрачный часовой!

Там в тюрьме, как в логове разврата,

Среди лжи и низости людской,

Ты глубокой скорбию объята

За людей, порабощенных тьмой!

Часто шепчешь ты в молитвах Богу,

Возле нар, поникнув в час ночной:

„Господи! Открой сердцам дорогу

К жизни бесконечной и святой!“

Знаю я, в твои седые годы

Тяжело тюрьму переносить…

Я б отдал и жизнь, и всю свободу,

Чтоб тебя, родная, заменить!