Глава 14

Октябрь 637 года. Александрия. Провинция Египет первый. Префектура Египет. Великое княжество Словения.

Как и предполагалось, после падения пограничных крепостей востока оборона Египта посыпалась, словно карточный домик. Отдельные отряды ромеев еще сопротивлялись, но делали это из последних сил. Отряды египетской знати гнали их, как бешеных собак, мстя за годы грабежей и унижений. Воины хотели уйти с этой земли, но уйти было некуда. Вокруг была лишь пустыня. Вот и бились они до конца, понимая, что в плену их ждет лютая смерть. Слишком много крови на них было. Тем же, кто присягнул новому владыке, повезло больше. Они получили жалование и дали клятву, приняв свою новую службу. И теперь они зубрили наизусть воинский устав, понимая, что их солдатская жизнь изменилась безвозвратно.

Понимали это и императорские префекты, которые с неслыханным доселе усердием припали к стопам нового повелителя, осыпав его горами подарков и взяток. Перемещение нажитого непосильным трудом снизу вверх было давней и уважаемой традицией в Империи, уходящей корнями в самую седую древность. Каково же было удивление префектов Аркадии, Египта первого и второго, обеих Фиваид и Августамник, когда новый повелитель этой земли одним движением руки, не глядя, отправил все, что они привезли, в государственную казну. Девять вельмож стояли, переминаясь с ноги на ногу, и переглядывались с немалым испугом. Они не знали, чего ожидать. Если новому правителю не нужны деньги, то что же ему нужно? Ведь нет ничего хуже, чем какая-нибудь идейная сволочь — бессеребренник, вроде патриарха Вениамина, который сидел по левую руку от нового префекта, совсем немного уступая ему высотой спинки кресла. Худое, смуглое лицо природного египтянина, словно вырезанное из темного дерева было бы обычным, если бы не глаза. Они горели фанатичным блеском, пугая до дрожи и без того встревоженных чиновников.

По правую руку от нового префекта сидел человек, который не мог быть никем иным, кроме как императорским евнухом. Это был великий логофет Египта Стефан. Еще один мечтатель, который очень любил вкусно пожрать, но взяток не брал из принципа. К нему уже подходили с этим не раз. Причина была крайне проста. На кой черт тебе брать взятки, если ты брат самого князя и родной дядя нового правителя? Да всё вокруг и так станет твоим, стоит лишь щелкнуть пальцами. Если ему нужны деньги, он может просто засунуть руку в казну и вытащить оттуда столько, сколько нужно. Но, по слухам логофет не делал и этого, ведь он был из породы людей, которые в Империи никогда и ни при каких обстоятельствах не поднимались наверх. Слишком уж он был незлобив, прост в общении и наивен в своих мечтах. По слухам, он даже начал заботиться о крестьянах и повелел раздать зерно там, где сильно прошлась война. Ромейский чиновник заботится о земляных червях, копающихся в Нильской грязи! Это было немыслимо! Любой римлянин не отличил бы египтянина от животного. Нужно что-то построить — гнали крестьян. Нужно прочистить каналы — гнали крестьян. Нужен камень для построек — ну вы поняли… Сколько их сдохнет на этих работах, не интересовало никого и никогда. Важен был результат. А землю найдется, кому засеять. Эти крестьяне плодились, как мыши в амбаре. Так всегда было в этой земле.

— Те из вас, кто не запятнал себя преступлениями, — сказал, наконец Святослав, — сможет покинуть Египет. Вы оставите здесь золото и серебро, остальное свое добро можете забрать.

— Но почему? — выкрикнул Иоанн, префект Фиваиды южной. — Это наша собственность! За что вы лишаете нас ее? Примите нашу службу, сиятельный! Мы исполним ее со всем старанием!

— Ваше золото взято с этой земли, и оно останется здесь, — ответил высоким певучим голосом логофет. — Это кровь разоренных вами людей и умерших от голода детишек. Вам сохранили жизнь, радуйтесь этому. А служба ваша нам не требуется. У нас есть, кому занять вакантные посты.

Да что несет этот сумасшедший? — именно этот вопрос был написан на лицах императорских чиновников, когда их не слишком вежливо выпроводили из покоев. Это выражение лица так и застыло на лицах префектов, когда их привели к кораблю, который плывет в Константинополь. Их семьи и добро выедут позже. За ними, как оказалось, уже послали…

— Сорок тысяч семей иудеев живет в Александрии и в ее окрестностях, — патриарх Вениамин продолжил разговор, который начался перед визитом имперских чиновников. — Вы защищаете врагов Христовых, сиятельный. Зачем?

— Таковы законы княжества, преосвященный, — спокойно ответил Святослав. — Так решил мой отец, и не мне менять его установления. Вся Ойкумена давно убедилась в его мудрости. Он видит куда дальше, чем обычные люди. Если он считает, что людям вольно верить, как хочет их душа, значит, так тому и быть.

— Как быть с их Законом? — усмехнулся патриарх, снисходительно глядя на наивного юнца. — Они ставят свой Закон куда выше, чем законы человеческие, и никогда не отступят от этого.

— Мы будем работать с этим, — ответил за племянника Стефан. — Не нужно большого ума, чтобы разорить и изгнать из страны тысячи искусных ювелиров, кузнецов и ткачей. Мы уже назначили встречу с главами их общины. Они хотят договориться. Я думаю, у нас это получится.

— А димы(1)? — задал патриарх давно мучивший его вопрос. — Как быть с цирковыми партиями? Это вечный источник смуты в Империи. Грешное, бесовское зрелище возбуждает в людях все самое низменное.

— Цирковые партии будут распущены в самое ближайшее время, — пояснил Стефан, — мы не позволим крикунам влиять на дела государства. Но взамен мы разрешим людям выбирать своих представителей, которые смогут доносить до меня или префекта свои чаяния. Если главы цирковых партий будут сопротивляться этому, то закончат свою жизнь на расчистке великого канала. Их уже предупредили.

— А эта ваша бесовская затея! — патриарх выпучил глаза, наливаясь гневом. — Слово-то какое мерзкое! Тотализатор! Люди бьются об заклад на исход скачек, а принимают эти деньги чиновники фиска(2)! Это неслыханно!

— Не вы ли, владыка, попросили у меня денег, чтобы привести в должный вид собор святого Марка? — спокойно спросил патриарха Святослав. — А у нас лишних денег нет. Государь выделил нам средства на первое время и дал поблажки по налогам в казну на пять лет. Мне нужно укрепить пограничные крепости, и в особенности Пелузий. Если этого не сделать, мы не удержим арабов. Мне нужно расчистить древний канал фараонов и постараться не угробить при этом половину населения страны. Мне нужно привести к покорности Ливийский Пентаполис и не разорить ту землю. Мне нужно не пустить в страну эпидемию чумы, которая неизбежно вспыхнет в разоренной войной Палестине. Что перед этими задачами какой-то там тотализатор? Люди хотят спустить деньги в выгребную яму, и они их туда спустят. Так пусть они пойдут на украшение вашей церкви.

— На украшение церкви, говоришь? Хм… — задумался Вениамин. — Благословляю! Казна патриархии пуста. Пусть дьявольская забава послужит делу христианства. Мы посрамим нечистого, пустив эти поганые деньги на святое дело!

— Вот и чудесно, преосвященный, вот и чудесно, — с ласковой, понимающей улыбкой посмотрел на него Стефан. — Не желаете ли откушать? Сегодня постный день, а у меня чудесные тушеные овощи. Эти специи, что везут с Сокотры, просто чудо какое-то. Вы не знакомы с моим братом, властителем той земли? Я вас обязательно познакомлю, преосвященный! Обязательно!

— Нам нужно многое обсудить, сиятельный логофет, — остро посмотрел на Стефана патриарх. — Например, назначение епископа халкидонитов. Кто заменит нечестивца Кира?

— Его заменит тот, кто не принял догматы монофелитского учения, преосвященный, — усмехнулся Стефан. — Сейчас именно Братислава становится центром той веры, что проповедовал святой Афанасий Александрийский и папа Лев. Константинополь погряз в этой ереси, но мы с вами не допустим ее появления здесь.

— Несомненно, сиятельный, несомненно, — покачал головой довольный патриарх. В этом вопросе они находили полное взаимопонимание. — Учение патриарха Сергия о единой божественной энергии было безумием, но его преемники пошли еще дальше! Теперь они уже говорят о единой божественной воле в двух природах Христа! А это и вовсе ни в какие ворота не лезет! Мне недавно писал Карфагенский епископ. Он просто в ярости…

Патриарх мог говорить на эту тему бесконечно, а потому Святослав попрощался и пошел в покои жены. Ему были скучны такие разговоры, он просто не понимал их смысла. Монофизиты, монофелиты, несториане, халкидониты… Все это было бесконечно далеко от него, и эти невероятно важные вопросы он отдал на откуп своему многоопытному дядюшке. Дела закружили его своим хороводом, и у него почти не оставалось времени для Юлдуз. А она, приученная к покорности памятью предков, просто ждала. Она не смела лезть в мужские дела, смирившись с тем, что беспокойная юность, проведенная в Братиславе закончилась навсегда. Зато жаркое пламя ее взгляда, опалившее Святослава сильнее любого огня, говорило без всяких слов. Она очень любила его, а он любил ее. Ведь это именно он выбрал ее, в нарушение всех обычаев. Юлдуз бросилась к мужу и обвила его шею. А он жадно провел по ее телу, не пропуская ни одной выпуклости. Они еще не успели наскучить друг другу, и их ночи были горячи, как огонь.

— Потрогай! — Юлдуз взяла руку Святослава и приложила ее к своему животу. — Чувствуешь?

— Нет! — честно признался княжич.

— И я пока нет! — с детской непосредственностью захохотала Юлдуз. — Но я уже третий месяц не роняю кровь, муж мой. А это значит, что ты скоро станешь отцом. Матушка прислала проверенную повитуху.

— Матушка знает в этом толк, — кивнул Святослав.

— Эта тетка трясется надо мной так, словно я сделана из стекла, — обиженно надула губы Юлдуз. — Она запретила мне садиться на коня и ездить на охоту! Представляешь! Я же выросла в кочевье! У нас все женщины едут верхом или в телеге. Как еще можно передвигаться в степи?

— Я скучал, — просто ответил ей Святослав, поцелуем оборвав ее жалобы.

— Я тоже, — прошептала Юлдуз. — Поцелуй меня еще.

* * *

В то же самое время. Город Дебал (в настоящее время — территория г. Карачи, Пакистан).

Собрать армию оказалось просто. Непросто оказалось найти такое количество кораблей, чтобы эту армию перевезти. Но эмир Сокотры Надир ибн Берислав с недавних пор пользовался в землях Йемена непререкаемым авторитетом. Многие шептались за спиной, припоминая ему рабское прошлое, но в лицо такого сказать никто не смел, зная его свирепый нрав. Многие же, наоборот, не принимали в расчет этот мелкий штрих в его биографии, зная, что это лицо его старшего брата изображено на словенском рубле, так уважаемом по всему Востоку за бесподобное качество металла и искусную чеканку. А тут еще и племянник почтенного эмира отобрал у императора Египет, окончательно превратив Надира в самого завидного жениха Йемена. Ведь у него была всего одна жена, и та на сносях. Надо ведь чтущему истинную религию мужу как-то снимать тяжесть в чреслах, ведь блуд — это грех великий для верующего мусульманина. А Надир был именно таким. Тем не менее, вторую жену он пока не брал, полагая, что и одной пока за глаза. Невысокая, тихая и послушная мужу Алия держала остров в его отсутствие железной рукой, и Надир весьма ценил это.

Три десятка кораблей — это все, что он смог собрать в этот поход. Он убеждал, пугал и взывал к совести купцов. Ведь речь шла о священной войне. И не просто о священной войне, а о той, что прекратит нападения пиратов, окопавшихся в дельте Инда. Пять сотен воинов дал бану Химьяр, родственный ему по жене, и эти парни, непривычные к морским походам, поглядывали на волны с испугом, тот и дело шепча молитвы. Как бы то ни было, они пришли на место через три недели и с превеликим облегчением высыпали на длинный, словно кишка, полуостров Манора, что отсекал от океана глубокую бухту, так любимую здешними пиратами. Прорваться без боя в узкую, словно горлышко кувшина протоку было невозможно, но только не для Надира. Три десятка кораблей, набитые воинами, ворвались в лагуну, следуя за своим эмиром. Он, подвывая от восторга, лично сжег несколько кораблей, забросав их гранатами, а остальных обратил в бегство. Небольшой городишко, окруженный невысокими стенами, укреплением был слабым. Купцы не лезли сюда, стараясь проскочить это место побыстрее, а окрестным махараджам на пиратов — бавари было плевать. Они им не мешали совершенно, пощипывая персидских и арабских купцов.

Город был взят сходу. Несколько лачуг в пригороде было пущено на дрова, которые подтащили к воротам, после чего Надир, помолившись, бросил пару гранат, приведя горожан в священный ужас. Уже через час ворота сгорели, а воины эмира ворвались в Дебал, место, служившее пиратам домом несколько сотен лет.

— Скажи мне, зять, — вопросительно посмотрел на Надира тесть и показал на толпу людей, покорно сидевших в пыли и ожидавших решения своей участи. — Этих ты тоже будешь обращать в ислам?

— Ты заронил во мне зерно сомнения, почтенный Азиз, — Надир сложил бугрящиеся мышцами руки на груди. — Не хочешь ли ты сказать, что такие подозрительные, отмеченные всеми пороками лица не могут быть у порядочных людей?

— Вне всякого сомнения, дорогой Надир, — важно кивнул тесть. — Вне всякого сомнения! Тут даже у баб на редкость неприятные рожи. Что уж говорить про их мужей. Я бы не хотел считать их своими братьями.

— Тогда зачем мы будем делать им такой подарок? — развил свою мысль Надир.- Они не достойны такой великой чести. Не лучше ли будет отвезти их в ближайший порт, продать в рабство, а на вырученные деньги купить пряностей? Мы продадим пряности в Мекке и достойно вознаградим воинов, которые бились сегодня. А потом они придут домой, похвалятся добычей и эта весть разнесется по всей Аравии. В следующем году мы приведем сюда не пять сотен, а все пятнадцать. А с пятнадцатью сотнями храбрецов мы сядем в этом месте так прочно, что нас отсюда не выбьет даже махараджа Чалукьев.

— Воистину, ты мудр, мой дорогой зять Надир! — восхитился Азиз. — Я благословляю тот миг, когда решил выдать за тебя свою дочь! Далеко ли отсюда ближайший рабский рынок?

— До Бхригукаччха(3) рукой подать, — со знанием дела ответил Надир. — За пять дней обернемся. Кстати, дорогой тесть! А пока мы ждем специй, полученных за наших рабов, будет ли разумным терять время? У нас есть прекрасный город. Пусть он самую малость сгорел, но жить-то ведь здесь можно. Не будет ли достойным поступком лишить их добра персидских огнепоклонников, не признающих истинную веру? Они ведь так и снуют здесь. Зачем нам куда-то плыть, торговаться с индусами и рисковать в штормах? Ведь они уже это сделали за нас! Нам нужно просто взять то, что у них на борту.

— Хм… — задумался Азиз. — Я не перестаю удивляться твоей мудрости, Надир. Несомненно, здесь дар-аль-харб, мир войны. Думаю, взять добро неверных будет добродетельным поступком, особенно если мы уплатим положенный закят с этих честно заработанных денег.

— Тогда берем десяток кораблей, — хищно усмехнулся Надир, — грузим товар и плывем в Бхригукаччху. Там закупаем пряности и возвращаемся сюда. Я думаю, мы с пользой проведем то время, которое понадобится, чтобы дождаться попутного ветра. Мне уже нравятся эти земли, почтенный Азиз. Тут, в дельте великого Инда, живет работящий народ, который выращивает хлопок. Надо присмотреться повнимательнее к этим местам. Брат Само сказал, что купит у меня этот самый хлопок в любом количестве.

— И я думаю, это очень хорошие люди, зять? — Азиз удовлетворенно погладил седую бороду.

— Отличные люди, просто отличные, — закивал головой Надир. — Мы точно не станем продавать их в рабство. Зачем это делать, если можно просто забрать эту землю себе? Всю! Вместе с этими прекрасными людьми и их хлопком.

— Пятнадцать сотен будет маловато, — ответил после раздумья Азиз.

— Я поговорю с халифом, когда вернусь, — сказал ему Надир. — Я все равно весной поеду туда. Думаю, он мне не откажет, ведь я готов принести ему на блюде страну Синд(4).


1 Димы — цирковые партии, болеющие за разные команды возниц. Различались по цветам и выполняли роль политических партий. Их главы, димархи, являлись одними из самых влиятельных людей в Империи.

2 Фиск — императорское казначейство в римской империи.

3 Современный Бхаруч, штат Гуджарат. В римских источниках назывался Барбарикон. Один из основных портов Индии для торговли с западом.

4 Провинция Синд, Пакистан. Включает в себя низовья Инда.

Загрузка...