Владыка морей ч.1

Глава 7

Апрель 637 года. Константинополь.

— Сигурд! Все кости мне переломаешь, медведь такой! — Стефан снова плакал, но на это раз от радости.

За месяцы, проведенные в одинокой тишине, бывший доместик уже начинал медленно сходить с ума. Его разместили куда лучше, чем покойного куропалата Феодора. Подвал на вилле императрицы имел даже крошечное окошко под потолком, забранное частым переплетом железных прутьев. Его давно уже перевели из темницы Большого Дворца, и это решение императрицы Мартины странным образом совпало с просьбой Сигурда отдать ему Стефана.

— Стефан! Друг! — ревел Сигурд, который принес в одной руке мешок с харчами, а в другой — немалый кувшин вина.

Он подошел к столу и вывалил на него каравай свежего хлеба, жареную курицу (три штуки), пирог с почками, жареную рыбу и еще один каравай хлеба, который достал с самого дна своего мешка.

— У-ум! — закатил от восторга глаза Стефан, когда впился зубами в безжалостно оторванную куриную ногу. — Никакая пулярка не сравнится с этим! — мычал он, жадно чавкая и шумно отхлебывая из кувшина. — Никогда бы не подумал, что простая крестьянская курица может быть такой вкусной! Божественно!

Минут через десять он сытно откинулся к стене, в то время как Сигурд смотрел на него лучистыми голубыми глазами и улыбался в бороду. Дан почти поправился, только правая нога все еще болела. Видно перебитые кости никак не хотели заживать. Он с трудом снимал вечером сапог, до того отекала стопа.

— Ну, рассказывай, за что тебя сюда посадили? — спросил его Стефан.

— Меня? — удивился Сигурд. — Меня никто не сажал! Я попросил госпожу отнести тебе еды и вина. И она разрешила.

— А ты просил ее отпустить меня? — задумчиво спросил Стефан.

— Да, — понуро качнул головой Сигурд. — Меня Коста потом сильно ругал. Он меня совсем другому учил, да только я сам вот решил такое сказать. Не отдала она тебя, только разрешила еды отнести. Кстати, Коста знает, что я увижу тебя. Только про это место он ничего не знает. Но ничего, я ему завтра скажу! Он ждет меня. Мы вытащим тебя отсюда, дружище!

— А как ты думаешь, друг мой, — вкрадчиво спросил его Стефан, — зачем мне вчера принесли сюда второй топчан?

— Не знаю, — несказанно удивился Сигурд и с проворством, невероятным для такой туши, метнулся к двери. — Заперто! Закрыли меня тут!!! Убью это отродье Локи!!! — заревел он раненым медведем.

Низенькая дверь оказалась непростой, из выдержанного в воде дуба. Коробка ее была врезана в камень, а потому толстое, в ладонь, полотно даже не шелохнулось. Не поддались и прутья, которые оказались в палец толщиной и вделаны в стену были весьма основательно. Как ни качал их могучий дан, он не почуял их слабины.

— Вот ведь выкидыш Ётуна! — растерянно сказал Сигурд. — Это ловушка была. А я еще оружие на входе отдал. Мне сказали, что сюда нельзя с оружием.

— Ну, а чего ты хотел, — примирительно ответил Стефан. — Ты плохо знаешь нашу госпожу. Ее разум тоньше иглы, она сразу же все поняла. Кстати, она не поручала тебе чего-нибудь необычного?

— Да вроде нет, — встопорщил в задумчивости бороду Сигурд. — Только вот Феодора, брата императора придавил по-тихому. Но об этом не знает никто.

— Ты убил брата императора по приказу жены императора, — задумчиво протянул Стефан. — Значит, она и эту проблему решила, побоялась, что он его простит. Да, действительно, ничего необычного. Что же, у нас есть и хорошие новости.

— Это какие же? — насупился Сигурд. — Что мы подохнем в этом подвале?

— Наоборот, мой друг, наоборот, — весело ответил ему Стефан. — Это значит, что мы скоро выйдем отсюда. Она прислала тебя сюда, чтобы я объяснил тебе, что делать дальше. Ей что-то очень нужно, дружище. Так нужно, что она готова рискнуть. Именно для этого меня и схватили. Она будет торговаться.

— Так что это было? — почесал кудлатый затылок дан.

— Это было приглашение на разговор, — подтвердил его догадку Стефан. — Она не может попросить об этой встрече сама, это будет слишком унизительно. Но, поверь, дружище, ей очень нужен мой брат. Я, конечно, могу ошибаться, но это легко проверить.

Стефан подошел к двери и негромко постучал в окошко, которое незамедлительно открылось после лязга засова.

— Чего тебе? — с ленцой спросил стражник.

— Когда ты его выпустишь? — спросил Стефан.

— Утром уйдет, — пояснил тот. — А дверь я запер, потому что знаю его. Он же когда пьяный, совсем дурак становится. Еще хуже, чем трезвый. Вино нести?

— Неси!

Стефан повернулся к изумленному Сигурду и добавил.

— Ну, вот видишь, завтра утром ты проспишься и пойдешь к Косте. Скажешь, пусть идет к госпоже. Она его ждет. А сюда не суйтесь. Меня, скорее всего, уже завтра увезут отсюда. И во дворце больше не появляйся. Сразу после этого разговора тебя убьют.

— Кого убьют? Меня убьют? — выпучил глаза Сигурд. — Я же служу самой госпоже! Кто посмеет?

— Она сама и прикажет тебя убить! — развел руками Стефан. — Ты можешь проболтаться. Таковы правила, дружище! Ни моя жизнь, ни твоя ничего не стоят в этой игре.

— Вот ведь лживая сука! — почесал затылок Сигурд. — А если они не договорятся?

— Тогда я подохну в этом подвале, а тебя все равно зарежут, — развел рукам Стефан. — Или отравят. Так что скажи Косте, пусть хорошо продумает этот разговор. Если он допустит ошибку, то следующей рассвет мы с ним встретим вместе, вися на соседних дыбах. И мы будем, захлебываясь от усердия, рассказывать палачам все, что знаем. Императрица Мартина очень хитра и очень опасна. Так ему и передай. А ты, друг мой, найди такую дыру, где сможешь залечь на дно. Нужно переждать. В позорной смерти нет чести.

— И долго мне на этом дне лежать? — хмуро спросил Сигурд.

— Не знаю, — поморщился Стефан. — У меня слишком мало информации. Я слишком долго сидел взаперти. Но сердце подсказывает, что недолго. Кони судьбы совсем скоро понесутся вскачь, разбивая своими копытами головы неосторожных дураков. Поэтому, я тебя прошу, дружище. Хоть раз в жизни прояви осторожность. Ты еще выпил не все свое вино и сочинил не все свои висы.

— Я только что сочинил одну! — просиял Сигурд. — Хочешь послушать?

— Да кто ж меня за язык дернул? — простонал Стефан на латыни. — Ведь была же надежда, что все обойдется! — И он перешел на греческий. — Ну, конечно хочу, дружище! Наливай!

Пару недель спустя.

Почтенный Иона, протовестиарий императрицы Мартины, шел по коридору, привычно семеня ногами. Он вырос в этом дворце, почти никогда не покидая его. И даже когда семья императора была на Востоке, он оставался здесь, чтобы присматривать за делами. Он нес свою службу добросовестно, и кирия возвысила его за это. Дела! Дела! У него была просто гора дел. Новые ткани, заказ украшений, поступления из провинций, где у его госпожи были земли. Все это навалилось в последнее время так, что некогда было даже поспать после обеда. Он любил раньше, откушав, подремать в закоулках покоев своей хозяйки. Да и сама госпожа отдыхала обычно в это время. Но в последнюю пару недель она словно с цепи сорвалась. После того, как громила дан бесследно пропал, она вставала чуть свет и долго смотрела в окно, потом мерила комнату шагами и снова смотрела в окно. А что такого можно увидеть, выглянув из окна дворца Буколеон? Только море, одно только опостылевшее море, и ничего больше. Зачем она это делала? Этого протовестиарий императрицы, невысокий рыхлый толстячок, понять решительно не мог. Тут была какая-то тайна.

— Почтенный Иона? — путь ему перегородил схоларий в алом плаще.

— Это я, — удивленно посмотрел на воина евнух. Странно, молоденький совсем, даже бороды нет. Но вид благообразный, и подстрижен красиво. Прямо так, как любят в этой игрушечной страже. Неужели в схоларии стали мальчишек брать?

— Передай госпоже, что к ней придут завтра в полдень, — негромко сказал воин. — Монах с Афона. Ты встретишь его у колонны Юстиниана и проведешь к ней. Если ты будешь не один, встреча не состоится. Скажешь госпоже, что она услышит пророчество князя Севера про нее и про ее детей.

— Да кто ты такой? — протовестиария пробил холодный пот. — Ты не схоларий!

— Я посланник, — спокойно ответил парень. — Остальное значения не имеет. Неужели ты думаешь, что сложно сделать подобное там, где все продается и все покупается. Даже плащ того, кто охраняет священные особы. Ты можешь поднять крик, Иона, и меня возьмут на пытку, но тогда ты тоже умрешь. Остаток жизни ты проведешь, пугаясь каждой статуи в этом дворце. Беги к госпоже, слуга императора. От тебя сейчас зависит судьба этого мира.

Иона проглотил слюну, глядя в спокойные, уверенные глаза совсем молодого еще парня и поверил ему. Поверил каждому его слову. Он знал про первое пророчество, когда императрица Мартина вознеслась на вершину власти. Ведь сказал тот колдун: император будет победоносен, пока его жена рядом с ним. Так оно и вышло. И вот опять империя на краю гибели. Неужели проклятый дикарь снова спасет ее? И полный, страдающий одышкой человечек, изуродованный в раннем детстве, побежал в покои госпожи, едва не путаясь в полах длинных одежд. Он принесет ей долгожданную весть.

На следующий день он стоял у колонны Юстиниана, крутя по сторонам головой. Не было здесь никакого монаха. Неужели его обманули? Это будет скверно, ведь госпожа придет в неописуемую ярость. Она так ждала эту встречу…

— Эй, ты! За мной иди, — какой-то мальчишка лет десяти дернул его за полу расшитой далматики.

— Но мне сказали тут ждать, — растерялся евнух.

— Размечтался, — ухмыльнулся пацан. — Вдруг ты хвост привел. Пройдемся немного, а умелые люди за нами присмотрят. Если за тобой следят, ты покойник, кастрат.

Они сделали немалый круг по площади, от городских терм до Консистория и от Ипподрома до Большого Дворца. Иона, поминая всех святых, бродил в толпе праздной черни, опасаясь потерять спину юркого мальчишки, что вел его к цели. Целью оказался худой, словно палка, молодой мужчина с едва наметившейся бородкой, в скромном монашеском облачении. Он рассеянно благословлял людей, которые подходили к нему, и его совсем не смиренный, очень острый взгляд впился в Иону, когда тот появился в поле зрения.

— Ну и зачем это все? — укоризненно спросил Иона у монаха. — Не стыдно гонять меня по всей площади, словно мальчишку. Если будет нужно, тебя схватят во дворце.

— Береженого бог бережет. Веди, — ответил монах, и не произнес больше ни слова, пока они шли по блистающим немыслимой роскошью коридорам малого дворца, где обычно жила императорская семья. Никто не обратил внимания на еще одного монаха. Божьи люди были частыми гостями во дворцах императоров.

Коста стоял, склонив голову, перед самой могущественной женщиной мира. Он много раз видел ее издалека, стоя в толпе ликующего простонародья. Но сегодня он впервые увидел ее как человека, как обычную женщину, измученную постоянным страхом. Даже ногти на ухоженных, не знавших труда руках были обкусаны до мяса. Немыслимо для любой знатной дамы Империи. Ей было около сорока, но лицо ее уже пробороздили морщины, а фигура стала грузной, что вовсе неудивительно для матери десяти детей.

— Говори, — негромко произнес протовестиарий. — Госпожа ждет. Здесь больше никого нет, а стража далеко.

— У меня две вести, благочестивая августа, — собрался, наконец, с духом Коста. — Первая касается вашей судьбы и судьбы ваших сыновей. Предсказанное случится тогда, когда рухнет могучий дуб.

— Его срубит человек? — жадно впилась в него взглядом императрица. Неслыханное нарушение протокола, от которого стоявший рядом Иона даже поежился. Не разговаривают венценосные особы с простыми людьми, кроме самых близких.

— Дуб рухнет под гнетом лет, — покачал головой Коста. — Люди не посмеют срубить его. Ведь он держит своими ветвями весь мир.

— Иона, оставь нас! — резко сказала императрица, а на лице евнуха расплылась блаженная улыбка. Меньше всего на свете ему хотелось услышать то, что сейчас будет сказано, ведь остаться в живых после такого ему будет не суждено.

— Когда? — сжав губы, спросила Мартина, как только счастливый слуга, пятясь задом, выкатился из ее покоев и плотно прикрыл за собой двери. Она понимала, что ее муж умрет существенно раньше нее самой. Ведь он уже был довольно стар, и постоянно болел. — Когда это случится?

— Не менее трех, и не более пяти лет, — ответил Коста. — И именно тогда начнется самое страшное.

— Рассказывай, — махнула рукой эта несчастная, измученная женщина. — Это все равно не страшнее моих кошмаров. Ты думаешь, мы сами не понимаем, что будет с нашей царственностью, когда мир лишится своей опоры.

— Тогда слушайте, госпожа, — склонился Коста в поклоне. — Я выучил пророчество своего господина наизусть.

14 сентября 641 года. Константинополь. Реальная история.

Ее муж умер в феврале. Могучий воин, мудрый правитель, величайший из императоров. Он один держал на своих плечах римский мир. И вот его не стало…

Мартина крутилась, как белка в колесе, присвоив себе верховную власть. Именно она, в нарушение всех традиций, зачитала на Ипподроме завещание Ираклия, которое давало ей право на регентство. Но народ отверг ее. Чернь вопила и улюлюкала, выкрикивая имена ее пасынка Константина и сына Ираклия. Она тогда ушла во дворец, опозоренная. Многие из знати отвернулись от нее сразу же.

Муж оставил ей два миллиона солидов, чудовищную сумму, которую спрятал у себя ее верный сторонник, патриарх Пирр. Она почти уже удержала власть, маневрируя между презирающими ее группировками аристократов, как случилось то, чего она жаждала всей душой. Умер император Константин III, ее ненавистный пасынок. Умер от туберкулеза, и именно это стало началом конца. Перед смертью император конфисковал ее наследство, и она осталась почти без гроша. Империи нечем было платить своим воинам. Знать, которую она подкупала этими деньгами, предала ее тут же, а в народе нарастал гнев и ярость. Весь Константинополь, до последнего водоноса, был уверен, что это именно она отравила молодого августа. Они все знали, что он харкает кровью, но все равно верили в это. А потом она поддержала патриарха Пирра, который ввел догмат о единой божественной воле, и это еще больше все запутало. Монофелитство не без оснований считали тяжкой ересью, и многие епископы отшатнулись от нее. Она держала власть из последних сил, пока Валентин, командующий войском армян, не поднял восстание. Голодные воины разграбили Анатолию, собрав там урожай, и пошли на столицу. Сам Валентин объявил себя защитником Константа, сына покойного Константина(1). Когда его войска подошли к столице, чернь восстала…

— Ищи ее! Лови ведьму! — восторженный рев собственных стражников Мартина слышала, зарывшись в какие-то тряпки. Ее бросили все, даже самые верные слуги, неприлично обогатившиеся при ее правлении. Они торговали ее волей, набивая свои карманы, а вот теперь бросили ее на произвол судьбы.

— Вот она! Сюда все! — восторженно завизжал какой-то евнух, игнорируя ее умоляющий взгляд. Она бросилась на колени перед ним, этим ничтожеством, а он лишь усмехнулся, торжествующе глядя на поверженную владычицу мира.

Удар по лицу сбил ее с ног…

Ноябрь на Родосе — это еще не зима. Снег тут выпадает редко, но в тесной хижине, где трое одетых в жалкое рубище людей греются только собственным дыханием, было неимоверно холодно. Мартина смотрела на своих сыновей с каменным лицом. Она больше не плакала. У нее просто не осталось больше слез. Ираклону, ее льву, ее гордости и надежде, отрезали нос. Давиду Тиберию, вдобавок к носу, отсекли его мужское естество. Мартин, самый младший, умер под ножом палача. Ему повезло, он погиб быстро, истекая кровью. А она… А она слышала его крики. А потом она слышала их каждую ночь, когда проживала во сне тот день заново, по минутам и секундам. Ее малышу не было и десяти.

Дочери Мартина, Августина и Феврония пропали бесследно. Наверное, им тоже повезло, и теперь они в монастыре, замаливают грехи матери. Она жестом показала сыновьям, что пойдет на улицу. Вдруг, она разжалобит стражу, и ей разрешат развести огонь. Порой воины позволяли им это. Ведь она изрядно веселила их, показывая раздвоенный, словно у змеи язык. Это была последняя шутка сенаторов. Они не посмели убить ее, но жестоко надругаться над ней они смогли. Они всегда считали ее ведьмой, а потому повелели искуснейшему из палачей разрезать ее язык вдоль так, чтобы она не захлебнулась собственной кровью. Мартина со стоном встала, с трудом разогнув больную спину, и вышла на улицу. Одно она знала точно. Она не умрет, пока живы ее дети. Она будет заботиться о них до самого конца, когда бы он ни настал. Она будет зубами держаться за каждый миг, что у нее остался, ведь она не потеряла своей железной воли. Случившегося оказалось слишком мало, чтобы сломать ее.

— А что будет потом? — тихо спросила у Косты Мартина, глотая бессильные злые слезы. Именно такое снилось ей в кошмарах. Изуродованные дети, отрезанный язык…Она много лет просыпалась в поту, не смея никому рассказать о своих снах. Мартина знала, что так будет, она была слишком умна, чтобы не понимать очевидного. У нее будет земля гореть под ногами после смерти мужа. Без сильного союзника ей придет конец.

— Точно неизвестно, — пожал плечами Коста. — Но вам не уйти оттуда никогда. Вы все умрете на том острове, величайшая. Таково пророчество.

— А если мы договоримся? — с безумной надеждой посмотрела на Косту императрица. — Я подарю князю его брата! Он жив и здоров, и недавно пил вино вместе со своим недалеким дружком. Пусть князь Самослав убьет моих врагов, и я щедро вознагражу его. Пусть он поддержит моих сыновей, когда… когда все случится. Я дам ему много золота! Очень много! Я буду платить столько же, сколько платили аварскому кагану!

— Если вы отдадите Стефана целым и невредимым, то закончите свою жизнь в покое, — посмотрел на нее Коста исподлобья. — Это мой господин обещал твердо. Вы умрете своей смертью, в собственной постели, окруженная всеобщим почетом. Вы отдадите одну из дочерей за его сына, а сами после смерти мужа будете покорны его воле. Другого предложения для вас сегодня не будет.

— Но почему? — выдохнула Мартина.

— Так предопределено свыше, госпожа, — ответил Коста. — Империи суждено жить, а вы ее погубите. Этого его светлость допустить не может.

— А власть моих детей? Он поможет сохранить ее?

— Он обещает спасти их самих, госпожа, но не их власть, — так же твердо ответил Коста. — Так вы готовы отдать брата его светлости? Выбор за вами.

— Из чего я должна выбрать? — горько усмехнулась Мартина. — Стать игрушкой в руках варвара или умереть? Передай своему господину, что его предложение не принято! Я буду драться до конца, а Стефан останется у меня как заложник. Ты сказал, что у тебя две вести. Какая вторая?

— Империя ромеев совершила вероломное нападение на его светлость, — продолжил Коста. — Его хотели отравить, и за это придется заплатить. За это преступление великий князь в качестве виры конфискует у империи Египет. Ну, а что касается вас, госпожа, то сделанное мной ранее предложение отзывается. Вы его не приняли, и это было ваше собственное решение. Когда вы будете умолять спасти ваших детей, следующее предложение будет гораздо хуже, и сделано оно будет ровно тогда, когда у вас уже не останется времени на торг. Тогда я снова приду сюда, и донесу его волю. Таковы слова моего господина.

— Ты забываешься, — лицо Мартины почернело от злости. — Кто помешает мне позвать стражу и отдать тебя палачу?

— Может быть, вам помешает вот это? — ткнул рукой в окно Коста. Там вставали на якорь словенские дромоны. — Именно поэтому я не пришел сюда раньше. Люблю, знаете ли, договариваться, имея сильную позицию. Я забыл сказать, что его светлость, Святослав Самославович… Какие, однако, трудные имена у словен… Короче, его светлость лично прибыл за своим дядюшкой. Он ждет, когда его с почетом приведут к нему на корабль. И если, благочестивая августа, молодой князь не получит почтенного Стефана, то словенская эскадра пройдет по всем гаваням Константинополя, не оставив там ничего крупнее рыбацкой лодки. Все купеческие корабли, все склады с товаром и даже этот дворец будут сожжены. Сожжен будет любой корабль, который повезет сюда зерно. Город будет блокирован с моря и взят в осаду. Болгары хана Альцека, словенская пехота и аварские ханы сейчас добивают княжество хорватов в Далмации. Достаточно только одной команды, и это войско встанет у стен города. Итак, каков будет ваш ответ?

— Мой ответ — нет! — выкрикнула Мартина, лицо которой перекосилось в гневной гримасе. — Вам не взять Константинополь! А твоего Стефана я лично прикажу разрубить на куски на Бычьем форуме! Никто не смеет разговаривать так со мной! Никто! Все исполняют мои повеления, а не ставят мне унизительные условия!

— Тогда мы будем договариваться с другими, госпожа, — пожал плечами Коста. — Жаль, у вас был неплохой шанс спастись. Если я хоть что-то понимаю в морском деле, то огнеметные расчеты уже заняли свои места. Вы видели когда-нибудь, как драконы изрыгают Дыхание Хель? Я вот тоже еще не видел, но те, кто видел, говорят, что это незабываемое зрелище. Полюбуйтесь!

— Царица небесная, спаси нас! — императрица всплеснула руками, придя в неописуемый ужас. Она подбежала к окну и вцепилась в каменный подоконник так, что побелели ее унизанные перстнями пальцы.

Залп из кормовой башни ударил в ромейский кораблик, на котором чересчур ретивый, но не слишком умный портовый чиновник приплыл для досмотра. Огненной свечой вспыхнул парус, а уцелевшие моряки с воплями ужаса попрыгали в ледяную воду. Дерево корабля жадно лизали языки огня, пока эта посудина не превратилась в один большой пылающий костер. Императрица Мартина, словно завороженная, смотрела на невиданное зрелище и молчала. Именно этого она опасалась больше всего, когда глядела на море из своего окна. Именно этого…

— Наследник Святослав со своим флотом! — прошептала она. — Он все-таки пришел… Александр докладывал мне о нем… Владыка морей! Эти варвары что, дают имена своим кораблям? — И она, опомнившись, завизжала. — Стража! Взять его!

Она подбежала к двери, но было уже поздно, в ее комнате было пусто. Корабли уже увидели все, и теперь дворец готовили к обороне. В поднявшейся суматохе Коста ускользнул. Облачение монаха было брошено в каком-то коридоре, а из дворца в толпе обезумевших от ужаса служителей выбежал ничем не примечательный нотарий в потертом таларе поверх застиранной туники. Он бежал туда же, куда и все. Подальше от дворца, который варвары вот-вот атакуют с моря.

1 На самом деле всех четырех императоров звали Ираклиями. Но уже при жизни Ираклия Константина называли Константином, Ираклия II — Ираклоном, а Ираклия младшего — Констанс (будущий Констант II).