Вожди СССР

Наследник вождя

5 марта 1953 года в 8 часов 40 минут вечера в Свердловском зале Кремля открылось совместное заседание ЦК КПСС, Совета министров и президиума Верховного Совета СССР. Собрались задолго до назначенного часа. Никто ни с кем не разговаривал, все сидели молча.

Заседание продолжалось ровно сорок минут. Сидевшие в зале с волнением вслушивались в слова людей, к которым перешла власть. Секретарь ЦК и МК партии Никита Сергеевич Хрущев прежде всего попросил к микрофону министра здравоохранения Андрея Федоровича Третьякова. Тот рассказал о безнадежном состоянии вождя.

Хрущев пояснил:

— Члены бюро президиума ЦК поочередно находятся у постели товарища Сталина. Сейчас дежурит товарищ Булганин, поэтому он не присутствует на заседании.

Никита Сергеевич предоставил слово члену президиума и секретарю ЦК КПСС, заместителю председателя Совета министров СССР Г. М. Маленкову. Георгий Максимилианович объяснил, что товарищ Сталин борется со смертью, но состояние его настолько тяжелое, что даже если он победит подступившую смерть, то еще очень долго работать не сможет.

— Все понимают огромную ответственность за руководство страной, которая ложится теперь на всех нас, — говорил он. — Всем понятно, что страна не может терпеть ни одного часа перебоя в руководстве.

После этой преамбулы на трибуну вышел располневший, с одутловатым, обрюзгшим лицом член президиума ЦК Лаврентий Павлович Берия и сообщил, что в создавшейся обстановке, когда в руководстве партией и страной отсутствует товарищ Сталин, необходимо теперь же назначить главу правительства:

— Мы уверены — вы разделите наше мнение о том, что в переживаемое нашей партией и страной трудное время у нас может быть только одна кандидатура на пост председателя Совета министров, кандидатура товарища Маленкова.

В зале с готовностью закричали:

— Правильно! Утвердить!

Так Маленков стал хозяином страны. При жизни вождя он воспринимался как заместитель Сталина. И у него был партбилет номер три. Первый выписали Ленину, второй — Сталину, третий — ему…

Георгий Максимилианович Маленков, уже будучи на пенсии, рассказывал сыну Андрею о последних днях Сталина:

«Я, Молотов, Берия, Микоян, Ворошилов, Каганович прибыли на ближнюю дачу Сталина. Он был парализован, не говорил, мог двигать только кистью одной руки. Слабые зовущие движения кисти руки. К Сталину подходит Молотов. Сталин делает знак — “отойди”. Подходит Берия. Опять знак — “отойди”. Подходит Микоян — “отойди”. Потом подхожу я. Сталин удерживает мою руку, не отпуская. Через несколько минут он умирает, не сказав ни слова, только беззвучно шевеля губами…»

Эта история далека от реальности. Сталин никого не узнавал. И скончался он в страшных мучениях, описанных его дочерью Светланой. Но Георгий Максимилианович по справедливости считал себя самым близким к Сталину человеком и его законным наследником.

В октябре 1952 года на XIX съезде, последнем при жизни Сталина, именно Маленков делал основной доклад. Сталину было почти семьдесят четыре года, он чувствовал себя слабым и ограничился небольшой речью. Маленков был одновременно и секретарем ЦК, и заместителем председателя Совета министров, ведал всеми организационнокадровыми делами, держал в руках партийно-государственную канцелярию и воспринимался как самый близкий к Сталину человек, как заместитель вождя.

Маленков, выступая тогда на партийном съезде, подчеркнул возрастающую роль государства:

— Мы оказались бы безоружными перед лицом врагов и перед опасностью разгрома, если бы не укрепляли наше государство, нашу армию, наши карательные и разведывательные органы.

С высокой трибуны он не только порадовал делегатов съезда рассказом о фантастических успехах родной страны, но и поведал о бедственном положении Запада, об обнищании американских трудящихся, о падении покупательной способности доллара, о росте дороговизны и снижении заработной платы…

После съезда на организационном пленуме ЦК, когда приступили к выборам секретариата ЦК, Сталин сам зачитал фамилии секретарей. Но себя не назвал. Сидевший в президиуме Маленков протянул руку в направлении трибуны, где стоял Сталин. Из зала раздался хор голосов, так как жест Георгия Максимилиановича был всем понятен:

— Товарища Сталина!

Он негромко произнес:

— Не надо Сталина, я уже стар. Надо на отдых.

А из зала все неслось:

— Товарища Сталина!

Все встали и зааплодировали. Сталин махнул рукой, призывая успокоиться, и сказал:

— Нет, меня освободите от обязанностей и генерального секретаря ЦК, и председателя Совета министров.

Все изумленно замолчали.

Маленков поспешно спустился к трибуне и сказал:

— Товарищи, мы должны все единогласно просить товарища Сталина, нашего вождя и учителя, быть и впредь генеральным секретарем.

Опять началась овация, раздались крики:

— Просим остаться! Просим взять свою просьбу обратно!

Сталин прошел к трибуне:

— На пленуме ЦК не нужны аплодисменты. Нужно решать вопросы без эмоций, по-деловому. А я прошу освободить меня от обязанностей генерального секретаря и председателя Совета министров. Я уже стар. Бумаг не читаю. Изберите себе другого!

Зал, стоя, аплодировал. Сталин долго стоял и смотрел в зал, потом махнул рукой, словно в досаде:

— Ну ладно, пусть будет и Сталин.

После съезда Сталину положили на стол письмо, в котором говорилось, что в Рязани магазины пусты, нельзя купить еды. В письме с ехидцей замечалось: товарищ Маленков на XIX съезде партии заявил, что зерновая проблема решена окончательно и бесповоротно, а в Рязани даже хлеба нет, не говоря уже о колбасе и масле.

Маленков поручил секретарю ЦК Аверкию Борисовичу Аристову проверить это заявление. Тот поехал в Рязань. Когда вернулся, Маленков поинтересовался:

— Как там дела? Перебои со снабжением?

— Нет, — доложил Аверкий Аристов, — какие там перебои! Нет хлеба в продаже, фонды им не выделили.

— Вы только, товарищ Аристов, без паники, — сказал невозмутимый Маленков. — Пишите на имя товарища Сталина результат проверки.

Не успел Аристов составить докладную, как его пригласили на совещание к самому Сталину. Вождь поинтересовался:

— Кто был в Рязани?

Аристов поднялся.

— Что там? Перебои?

— Нет, — доложил Аристов, — товарищ Сталин, не перебои, а давно там хлеба нет, масла нет, колбасы нет. В очереди сам становился с шести-семи утра, проверял. Нет хлеба нигде. Фонды проверял, они крайне малы.

Видимо, Маленков докладывал Сталину о ситуации иначе, в розовых красках. Не хотел огорчать вождя. Сталину слова Аристова не понравились. Он решил, что во всем виноват секретарь обкома партии.

— Что у нас за секретарь сидит в Рязани? Шляпа! Снять его с работы! — кричал рассвирепевший Сталин.

Он не знал, что в стране не хватает хлеба.

«В последний раз я видел Сталина вблизи 21 января 1953 года, — вспоминал Михаил Иванович Халдеев, тогда первый секретарь Московского горкома комсомола, — на торжественном заседании, посвященном 29-й годовщине со дня смерти В. И. Ленина в Большом театре…

Затылок Сталина был уже явно склеротический, весь в красных прожилках, волос мало, они отдавали рыжеватым цветом. Когда он оборачивался, то просматривались и оспины на лице. Помню, меня удивил его низкий лоб — совсем не такой, как изображали на портретах. В правой руке он держал карманные часы и каждые семь-восемь минут подзывал к себе Маленкова, чтобы спросить, как долго будет продолжаться доклад. И всякий раз Маленков заверял Сталина, что ровно полчаса, не больше. Видно было, что Сталин плохо себя чувствует, ему тяжело дается пребывание на людях».

Весной 1952 года впервые Сталин поручил Маленкову вести заседание, на котором присуждались Сталинские премии в области литературы и искусства, хотя раньше всегда это делал сам. Маленков, вспоминал Константин Михайлович Симонов, чувствовал себя не в своей тарелке.

Сталина хоронили в понедельник утром 9 марта 1953 года на Красной площади. Машина везла орудийный лафет, на котором стоял гроб, накрытый стеклянным колпаком. На гранитной лицевой панели, изготовленной для мавзолея на Долгопрудненском камнеобрабатывающем заводе, уже были слова «Ленин — Сталин». Высшим чиновникам выдали именные пропуска для прохода на Красную площадь «на похороны Председателя Совета Министров СССР и секретаря Центрального Комитета КПСС, генералиссимуса Иосифа Виссарионовича Сталина».

Речи с трибуны мавзолея произносили трое: Маленков, Берия и Молотов. Стало ясно, что они теперь главные.

«К моему удивлению, — писал работавший в Москве известный американский журналист Гаррисон Солсбери, — Маленков, толстяк средних лет, оказался весьма привлекательным. Он говорил на прекрасном литературном русском и, казалось, обещал новое, более интеллигентное правление».

Сам Георгий Максимилианович настаивал на том, что в стране — коллективное руководство. На президиуме ЦК выразил неудовольствие тем, что «Правда» его речь на траурном митинге опубликовала на первой полосе, а Берии и Молотова — на второй:

— Надо было печатать одинаково. У нас были крупные ненормальности, многое шло по линии культа личности. И сейчас надо сразу поправить. Было бы неправильно, скажем, цитировать выступление на траурном митинге кого-то одного. Во-первых, это незаслуженно, во-вторых, неправильно. Считаем обязательным прекратить политику культа личности.

Маленков сделал выговор главному редактору «Правды» Дмитрию Трофимовичу Шепилову и за то, что редакционные умельцы так смонтировали фотографию, сделанную еще во время подписания в феврале 1950 года советско-китайского договора, что новый глава правительства Маленков оказался рядом со Сталиным и Мао Цзэдуном.

Шепилов решил сделать приятное новому хозяину страны. Перестарался. Георгий Максимилианович в присутствии товарищей демонстративно отчитал его за услужливость:

— Публикация такого снимка без ведома ЦК выглядит как провокация. Такого снимка вообще не было. Это произвольный монтаж.

12 марта 1953 года президиум ЦК объявил главному редактору «Правды» строгий выговор за «произвольную верстку речей руководителей партии и правительства на траурном митинге» и за опубликование без ведома ЦК «произвольно смонтированного снимка на третьей полосе».

14 марта на пленуме ЦК председателя Совета министров Маленкова по его собственной просьбе вывели из состава секретарей ЦК. Первая крупная ошибка! В результате партийные секретари не знали, на кого ссылаться, кому докладывать, и чувствовали себя неуверенно. Слишком сложный пасьянс в Кремле пугал их и раздражал: они привыкли к определенности.

1 мая 1953 года министр обороны маршал Николай Александрович Булганин, принимая парад, произнес речь. Он упомянул троих руководителей страны:

— Великий советский народ, еще теснее сплотившийся вокруг родной Коммунистической партии и ее Центрального комитета, вокруг своего правительства, уверенно идет вперед по пути строительства коммунизма. В недавних заявлениях товарищей Маленкова, Берии и Молотова ясно выражена политика советского правительства… Проведена реорганизация центрального государственного аппарата, что улучшит руководство народным хозяйством. Принят указ об амнистии. Разрабатываются меры по дальнейшему укреплению социалистической законности. Наряду с большим снижением цен на продукты питания значительно снижены цены на промышленные товары массового потребления… Товарищи! Мы, советские люди, уверенно смотрим в будущее.

Очень скоро, поздней весной 1953 года, в Соединенных Штатах, Англии и Канаде вышла книга американского журналиста Мартина Эбона «Маленков: наследник Сталина». В ней множество ошибок — в те годы никакой информации получить было нельзя. Автор почему-то считал, что Маленков был дважды женат. Первой женой Георгия Максимилиановича он считал некую «Елену Рубцову, секретаршу из Министерства иностранных дел», на которой Маленков будто бы женился в 1939 году. Второй — столь же мифическую «бывшую актрису и певицу Елену Хрущеву, ставшую ректором Московского университета»…

Бежавший на Запад бывший чехословацкий дипломат с откровенной неприязнью утверждал, что Маленков «напоминает евнуха из турецкого гарема». Другие дипломаты наперебой уверяли, что у него жестокие глаза. Один из них с мрачным юмором заметил:

— Если бы в пыточной камере мне бы пришлось выбирать себе палача, меньше всего мне хотелось бы попасть в руки Маленкова.

Любопытны впечатления иностранных дипломатов. Они обращали внимание на одутловатое и неподвижное лицо Маленкова, лишенное эмоций, на его вялое рукопожатие, на то, что он всегда ходил в придуманной Сталиным униформе и не носил наград, хотя орденами его вождь не обидел.

Автор первой книги о Маленкове достаточно точно показал политический путь своего героя, отметил его участие в репрессиях, обратил внимание на ту аппаратную школу, которую он прошел под началом Лазаря Моисеевича Кагановича и Николая Ивановича Ежова.

Американский журналист отметил, что Маленкову недостает обаяния, юмора, умения играть на человеческих чувствах и слабостях. Обратил внимание на то, что сталинский наследник отнюдь не наделен сталинским властолюбием. Не спешит избавиться от старых кадров и не выдвигает на важнейшие должности преданных ему людей.

Один из руководителей Югославии Милован Джилас вспоминал:

«Он казался замкнутым, внимательным человеком без ярко выраженного характера. Под слоями и буграми жира как будто двигался еще один человек, живой и находчивый, с умными и внимательными черными глазами».

О Маленкове ходили очень доброжелательные слухи. Он пришел на какое-то заседание, его встретили обычными аплодисментами, а он сказал:

— Здесь не Большой театр, а я не Козловский.

В 1953 году в конструкторском бюро главного создателя ракетных двигателей, будущего академика Валентина Петровича Глушко вновь арестовали профессора Александра Ивановича Гаврилова, которого в первый раз взяли еще в 1937-м. Чекисты и руководство завода, директор и парторг выражали недовольство тем, что в конструкторском бюро ключевые посты занимают бывшие заключенные. При Сталине и сам Глушко сидел…

Глушко в отчаянии обратился к Маленкову. Тот принял конструктора.

— Арест профессора Гаврилова, — говорил Глушко, — рассматриваю как недоверие ко мне. Убедительно прошу его освободить, он не виновен.

— Виновен Гаврилов или не виновен — это вопрос не вашей компетенции, — отрезал Маленков. — Но если арест мешает работе, его выпустят.

Глушко встал, считая, что прием окончен. Маленков его остановил. Нажал кнопку вызова помощника:

— Пусть зайдут.

В кабинет вошли перепуганные директор завода и парторг ЦК. Маленков, не приглашая сесть, жестко отчитал обоих:

— Предприятие создано для реализации идей Валентина Петровича. Вас туда направили в помощь ему, а не для того, чтобы ставить палки в колеса. Если не понимаете, придется вас убрать.

Те пытались оправдаться. Маленков не стал их слушать. Обоих быстро убрали с завода. Глушко мог спокойно работать.

Женщина с характером

Маленков окончил гимназию с золотой медалью. После революции служил политработником в Красной армии в Средней Азии. В 1920 году познакомился с будущей женой — Валерией Алексеевной Голубцовой и влюбился в нее. Валерия Голубцова работала библиотекарем в агитпоезде. Формально они не регистрировали свой брак, и Валерия Алексеевна сохранила девичью фамилию.

Эта встреча оказалась для Маленкова редкостной удачей. Жена стала для него другом и опорой. Наделенная сильной волей и характером, Валерия Алексеевна всю жизнь толкала вперед вялого и инертного Георгия Максимилиановича.

В 1921 году Маленковы переехали в Москву. Георгий Максимилианович поступил в Высшее техническое училище имени Н. Э. Баумана на электротехнический факультет. Еще студентом он стал секретарем партийной организации. Пока муж грыз гранит науки, Голубцова быстро нашла себе работу в организационно-инструкторском отделе ЦК партии, которым руководил главный сталинский кадровик Лазарь Моисеевич Каганович.

Голубцову сделали информатором, то есть в ее обязанности входили изучение и обработка материалов, поступавших в ЦК из местных партийных организаций. Потом она привела на Старую площадь мужа.

«Георгий Маленков был муж Леры (Валерии) Голубцовой, — писал Борис Георгиевич Бажанов, автор изданной в эмиграции книги «Воспоминания бывшего секретаря Сталина». — Он был года на два моложе меня, но старался придавать себе вид старого партийца. Умная жена, которой он в сущности и обязан был своей карьерой, втянула его в аппарат ЦК и толкнула его по той же линии, по которой прошел и я, — он стал сначала секретарем оргбюро ЦК, потом, после моего ухода, — секретарем политбюро. Жена его, Лера, была намного умнее своего мужа.

Сам Георгий Маленков производил впечатление человека очень среднего, без каких-либо талантов. Вид у него всегда был важный и надутый. Правда, он был все же очень молод».

Понимая, что семейственность невозможна, Валерия Алексеевна пожертвовала собой: покинула аппарат ЦК и поступила в Московский энергетический институт, с которым связала свою жизнь.

А ее муж медленно поднимался по ступенькам партийной лестницы. Обладатель прекрасного почерка, Георгий Максимилианович выделялся завидной аккуратностью. Бумаги держал в идеальном порядке. Он был вежлив, спокоен и корректен. Умел слушать. Без нужды не высказывался. Когда входил посетитель, обязательно вставал.

Его жизненный путь со временем повторит Константин Устинович Черненко, еще один прирожденный аппаратчик, который тоже станет во главе страны. Всю свою фантастическую карьеру Маленков сделал, не выходя из кабинета партийной канцелярии.

Поскольку Лазарь Каганович по совместительству руководил Московским городским комитетом партии, то в 1930 году утвердил Маленкова заведующим отделом МГК. А через четыре года Маленков возглавил отдел руководящих партийных органов ЦК. Ему было тогда всего тридцать с небольшим. В партийном аппарате это была ключевая должность.

«Маленков был молчалив и без нужды не высказывался, — вспоминал многолетний член политбюро Анастас Иванович Микоян. — Когда Сталин что-то говорил, он — единственный — немедленно доставал из кармана френча записную книжку и быстро-быстро записывал “указания товарища Сталина”».

Маленков организовал кружок по изучению марксизма, куда приглашал лучшего марксиста того времени Николая Ивановича Бухарина и его сторонников. Когда Сталин решил покончить и с Бухариным, Маленков без колебаний выступил против учителя. Сталину это понравилось: идеальный исполнитель.

Помимо преданности у Маленкова обнаружились и другие ценимые Сталиным достоинства. Чистку и перестановку партийных секретарей Сталин осуществлял руками своего молодого подручного, получившего право прямого доступа к вождю.

«Когда он получал указание от Сталина, — вспоминал Дмитрий Шепилов, в ту пору один из подчиненных Маленкова, — то ломал любые барьеры, мог идти на любые жертвы и затраты, чтобы выполнить это задание молниеносно, безукоризненно и доложить об этом Сталину. В аппарате ЦК шутили, что Маленков всегда требует, чтобы всякое поручение Сталина было выполнено вчера».

В середине июня 1937 года в Саратов приехала бригада чистильщиков: секретарь ЦК Андрей Андреевич Андреев и заведующий отделом руководящих партийных кадров Маленков. Они объезжали город за городом, планомерно уничтожая местные партийные кадры.

Андреев и Маленков доложили Сталину, что партийное руководство области они сменили, что снятый с должности бывший первый секретарь обкома должен быть арестован, а чистку необходимо продолжить:

«Ознакомление с материалами следствия приводит к выводу, что в Саратове остается до сих пор неразоблаченной и неизъятой серьезная правотроцкистская шпионская организация. Агранов, видимо, и не стремился к этому… Сам аппарат Саратовского УНКВД до сих пор остается нерасчищенным от врагов… Агранов ничего в этом отношении не сделал. На основании этого считаем целесообразным Агранова сместить с должности и арестовать».

Пожелание Андреева и Маленкова было исполнено. Комиссар госбезопасности 1-го ранга Яков Саулович Агранов еще недавно был первым заместителем наркома внутренних дел. Но Сталин распорядился сменить команду на Лубянке. Для начала Агранова отправили в Саратов, а теперь арестовали и расстреляли.

Георгий Максимилианович трудился под руководством Николая Ивановича Ежова, который так нравился вождю и в роли секретаря ЦК, и в роли наркома внутренних дел. А когда Ежов впал в немилость, Маленков же и подготовил его арест. Для начала Николаю Ивановичу подобрали сменщика на Лубянке.

Сталин как бы невзначай заметил:

— Надо бы подкрепить НКВД, помочь товарищу Ежову, выделить ему заместителя. — И обратился к Ежову: — Кого вы хотите в замы?

Тот ответил:

— Если нужно, то дайте мне Маленкова.

Сталин умел делать в разговоре паузу, вроде бы обдумывая ответ, хотя у него давно каждый вопрос был заранее обдуман.

— Да, — ответил Сталин, — конечно, Маленков был бы хорош, но Маленкова мы дать не можем. Маленков сидит на кадрах в ЦК, и сейчас же возникнет новый вопрос, кого назначить туда? Не так-то легко подобрать человека, который заведовал бы кадрами, да еще в Центральном комитете. Много пройдет времени, пока он изучит и узнает кадры.

На этом разговор вроде закончился. А через какое-то время он опять поставил перед Ежовым прежний вопрос:

— Кого вам дать в замы?

На этот раз Ежов никого не назвал. Тогда Сталин предложил сам:

— А как вы посмотрите, если дать вам заместителем Берию?

В марте 1939 года на организационном пленуме после XVIII съезда партии Маленкова избрали секретарем ЦК и утвердили начальником управления кадров.

10 апреля Маленков вызвал к себе Ежова. Эпоха Николая Ивановича закончилась. Прямо в кабинете Маленкова после короткого разговора бывшего наркома внутренних дел, наводившего страх на всю страну, арестовали. Георгий Максимилианович распорядился вскрыть сейф Ежова и доложить, что хранил у себя Николай Иванович.

Перед войной Маленков возглавил управление кадров ЦК, состоявшее из сорока пяти отделов, то есть держал в руках весь партийный аппарат. Коллеги снисходительно называли его «телефонщиком».

«Он всегда сидел на телефоне: где что узнать, пробить, это он умел, — вспоминал Хрущев. — По организационноадминистративным делам, кадры перераспределить — это Маленков. Передать указания на места, договориться по всем вопросам. Очень активный, живой, обходительный. Но он никогда не руководил ни одной парторганизацией».

Маленков демонстративно ограничил свой аппарат одним помощником. Дмитрий Николаевич Суханов был до предела перегружен различными организационными вопросами, но решал их, вспоминали сослуживцы, «с завидной оперативностью». Это создавало Маленкову репутацию самого умелого секретаря ЦК.

21 февраля 1941 года на пленуме ЦК Георгия Максимилиановича избрали кандидатом в члены политбюро. Маленков вошел в состав высшего партийного руководства.

«У нас на квартире постоянно дежурил кто-нибудь из охраны, — вспоминал сын Маленкова. — Все телефоны прослушивались. Не только отец и мать, но и мы, дети, не могли выйти из дома без сопровождения офицера из органов. И тогда уже мы понимали смысл такой “заботы”. У нас в семье выработался превратившийся почти в инстинкт обычай не вести никаких разговоров на политические темы, не называть никаких имен».

С предвоенных пор Маленков непременный участник всех совещаний в кабинете Сталина, а затем и ужинов на его даче. Одиночества вождь не переносил, поэтому коротал вечера в компании членов политбюро. Во время трапезы обсуждались политические вопросы.

На столе официанты расставляли приборы. Приносили коньяк, водку, сухие вина, пряности, травы, овощи, грибы. Хлеб для вождя пекли свой.

Капитан госбезопасности Юрий Соловьев, офицер выездной охраны подразделения № 1 Управления охраны МГБ СССР рассказывал:

«Обслуживающего персонала в зале во время обеда не было. Независимо от своего положения каждый из присутствующих на трапезе обслуживал себя сам. Обеденные первые блюда в больших фаянсовых судках располагались на отдельном столике, и здесь же, горкой, размещалась чистая посуда. Сталин первым наливал из судка в тарелку щи, суп или уху и с тарелкой шел к своему традиционному месту за столом. Позднее приносили второе, и каждый опять же самостоятельно выбирал блюдо. Чай наливали из большого кипящего самовара, стоявшего на отдельном столике. Чайник с заваркой подогревался на конфорке».

Вождь не терпел, когда кто-то пытался остаться трезвым.

«Берия, Маленков и Микоян сговорились с девушками, которые приносили вино, чтобы те подавали им бутылки от вина, но наливали бы туда воду и слегка закрашивали ее вином или же соками, — вспоминал Хрущев. — Таким образом, в бокалах виднелась жидкость нужного цвета: если белое вино — то белая жидкость, если красное вино — то красная. А это была просто вода, и они пили ее.

Но Щербаков разоблачил их: он налил себе “вина” из какой-то такой бутылки, попробовал и заорал:

— Да они же пьют не вино!

Сталин взбесился, что его обманывают, и устроил большой скандал Берии, Маленкову и Микояну».

Вместе с наркомом обороны маршалом Семеном Константиновичем Тимошенко и начальником Генерального штаба генералом армии Георгием Константиновичем Жуковым секретарь ЦК Маленков — как член главного военного совета — подписал 22 июня 1941 года первую директиву войскам.

Через несколько дней вождь включил Маленкова в состав Государственного Комитета Обороны, состоявшего всего из пяти человек. Собственно говоря, само постановление о создании ГКО написано рукой Маленкова. Ему вождь поручил контролировать производство самолетов и авиационных моторов, что через несколько лет станет причиной больших неприятностей…

Во время войны он по указанию вождя несколько раз выезжал на фронт, но вождь привык к Георгию Максимилиановичу и не отпускал его надолго.

Осенью 1942 года Сталин отправил Маленкова вместе с Жуковым под Сталинград. В конце сентября вызвал их для доклада. Когда Жуков закончил свой доклад, Сталин строго спросил Маленкова:

— А почему вы, товарищ Маленков, в течение трех недель не информировали нас о делах в районе Сталинграда?

— Товарищ Сталин, я ежедневно подписывал донесения, которые посылал вам Жуков, — удивленно ответил Маленков.

— Мы посылали вас не в качестве комиссара к Жукову, а как члена ГКО, и вы должны были нас информировать, — строго заметил Сталин.

То есть вождь, доверявший мнению Маленкова, хотел, чтобы тот присматривал не только за фронтом, но и за Жуковым.

Управляющий делами правительства Михаил Сергеевич Смиртюков наблюдал Маленкова на Центральном фронте в 1943 году, где тот был представителем Ставки (Смиртюков рассказал об этом в интервью журналу «Коммерсант-власть»).

Командовал фронтом генерал армии Константин Константинович Рокоссовский. Поздно вечером Маленков по телефону ВЧ докладывал Верховному главнокомандующему обстановку. Улучив момент, попросил:

— Хорошо бы, товарищ Сталин, еще полчок самоходок на наш фронт подбросить.

Сталин, надо понимать, ответил, что самоходной артиллерии не хватает.

Маленков гнул свое:

— Это верно, товарищ Сталин, это верно, но это как раз то, что нам очень надо было бы — полчок.

И стал доказывать, что Центральный фронт сумеет лучше других использовать самоходную артиллерию. Он приводил все новые и новые аргументы, пока верховный не сдался. Разговор с Москвой Маленков закончил словами:

— Спасибо, товарищ Сталин. — Положил трубку, улыбнулся и спросил: — Ну, где наш командующий?

Ему ответили, что Рокоссовский уже отдыхает.

— Тогда не беспокойте его, а полчок у нас будет.

Добился своего.

Семейные дела

Семью Маленкова, как и другие семьи начальства, эвакуировали в Куйбышев, где Валерия Голубцова с августа 1941-го по июль 1942 года работала инструктором отдела машиностроительной промышленности обкома партии.

В 1943 году ее назначили директором Московского энергетического института. После войны она построила целый городок МЭИ, благодаря ее энергии появились новые учебные корпуса, опытный завод, Дворец культуры, общежития и жилые дома для преподавателей. В голодное время под Москвой институту выделили подсобное хозяйство, чтобы улучшить питание в столовых. Она ввела для отличников и больных студентов талоны на усиленное питание.

После войны Голубцова проявила интерес к ракетным исследованиям. Открыла у себя факультет электровакуумной техники и специального приборостроения и уговорила поступить туда сына Хрущева Сергея Никитича.

Валерия Алексеевна руководила институтом одиннадцать лет. В 1951 году у нее случился тяжелый перитонит. Ее с трудом выходили. После этого она ушла с поста директора. Приказом президента Академии наук академика Александра Николаевича Несмеянова она получила должность заместителя председателя Комиссии по истории техники Отделения технических наук Академии наук.

Несмеянов был в долгу у семейства Маленковых. После смерти известного физика академика Сергея Ивановича Вавилова, который шесть лет возглавлял Академию наук, Маленков пригласил к себе именно Несмеянова и предложил ему возглавить академию.

Между Сергеем Вавиловым и Александром Несмеяновым — помимо крупных научных достижений — было еще нечто общее: репрессированные братья. Брат Сергея Вавилова, Николай Иванович, выдающийся биолог, погиб в заключении. Один из братьев Александра Несмеянова, Василий Николаевич, талантливый геодезист, был расстрелян в 1941-м.

Маленков знал, что Сталин любил иногда назначать на высокие должности людей с темными (по советским меркам) пятнами в биографии. Ему казалось, что такие люди будут служить еще преданнее.

В апреле 1944 года Маленков стал еще и заместителем главы правительства. Возглавил правительственный Комитет по восстановлению хозяйства в районах, освобожденных от немецких оккупантов, и Совет по радиолокации, в который вошли крупнейшие ученые. В мае 1946 года Сталин поручил ему председательствовать в Специальном комитете по реактивной технике при Совете министров.

Но в том же 1946 году он попал в опалу. Всесильному Георгию Максимилиановичу едва не сломал карьеру Василий Иосифович Сталин. В 1946 году вождь разослал членам политбюро письмо, в котором говорилось, что в авиапромышленности вскрыты крупные преступления — промышленность давала авиации негодные самолеты, а командование военно-воздушных сил закрывало на это глаза. Считается, что это генерал авиации Василий Сталин пожаловался отцу на плохие самолеты.

Куратором авиационной промышленности был член политбюро и секретарь ЦК Маленков. Арестовали двух сотрудников управления кадров ЦК, которые занимались авиационной промышленностью и непосредственно подчинялись Маленкову. Аресты подорвали позиции Георгия Максимилиановича.

4 мая 1946 года Сталин специальным постановлением политбюро лишил его должности секретаря ЦК:

«…т. Маленков, как шеф над авиационной промышленностью и по приемке самолетов — над военно-воздушными силами, морально отвечает за те безобразия, которые вскрыты в работе этих ведомств (выпуск и приемка недоброкачественных самолетов), он, зная об этих безобразиях, не сигнализировал о них в ЦК ВКП(б)».

В Министерстве государственной безопасности уже собирали показания на Маленкова, готовясь к его аресту. Следователи, занимавшиеся авиационным делом, не без удовольствия говорили: «Маленков погорел». Георгий Максимилианович предупредил мать, которая постоянно просила его помочь тем или иным людям:

— Не смогу я тебе больше помогать, мама. Самому бы кто помог…

Но Сталин передумал. 1 июля 1948 года вождь подписал постановление политбюро: «Ввиду расширения работы ЦК дополнить Секретариат ЦК т. Маленковым…»

При жизни вождя Георгий Максимилианович стал правой рукой Сталина. Без него не решалось ни одно дело. Но Маленков не был маньяком власти, который думает о ней каждую минуту своей жизни. В отличие от настоящих властолюбцев он находил время для семейной жизни. Читал детям вслух. По субботам и воскресеньям на госдаче смотрел фильмы — после войны в основном трофейные.

Маленков любил физику и оборудовал на даче настоящий физический кабинет для детей — с микроскопом, телескопом, электромоторами. Детей учил музыке и французскому языку. Андрей Маленков стал профессором-биофизиком, Георгий Маленков-младший защитил диссертацию по физической химии. Воля Маленкова работала в Строгановском художественном училище, преподавала композицию.

«К моим братьям и ко мне родители были предельно внимательны, — вспоминала дочь Маленкова. — Отец с мамой внушали нам отвращение ко лжи и всякому лицемерию, к тому, что сейчас называется “элитарный снобизм”. Учили судить о людях по их личным достоинствам, невзирая на общественное положение или национальность. При этом не читалось никаких нотаций: мимолетными репликами и личным примером нас подводили к осознанию наших ошибок. О религии упоминаний не было, но — бесспорно — все это укладывалось в евангельские заповеди…»

Поведение самого Маленкова едва ли соответствовало евангельским заповедям. Дочь Волю он выдал замуж за Владимира Шамберга, сына Михаила Абрамовича Шамберга, своего старого товарища и сослуживца. Они дружили еще со времен совместной учебы в Высшем техническом училище имени Н. Э. Баумана. Михаил Шамберг был правой рукой Маленкова в ЦК. В годы войны Георгий Максимилианович сделал его заведующим организационно-инструкторским отделом ЦК.

Роман Владимира Шамберга и Воли Маленковой вспыхнул еще в юные годы, и никто не сомневался, что они соединят свои судьбы. Жили они вместе с Маленковыми в их квартире на улице Грановского (ныне Романов переулок). Владимир Шамберг поступил в аспирантуру Института экономики Академии наук СССР.

Когда в послевоенные годы начались гонения на евреев, Маленков позаботился о том, чтобы брак дочери с молодым Шамбергом был молниеносно расторгнут. Это произошло в один день. Владимир Шамберг рассказывал, как он вернулся домой и горничная передала ему конверт с запиской от Воли, в которой она сообщала мужу, что они должны расстаться. Он пытался найти ее и поговорить, но она не захотела. В полной растерянности он ушел к родителям.

Охранники Маленкова привезли его вещи. 12 января 1949 года начальник личной охраны Маленкова отвез его в московский городской суд, оформил развод, забрал паспорт и выдал новый — без следов регистрации брака с дочкой Маленкова. Любовь и дружба ничто, когда речь идет о карьере и о расположении вождя.

Почему Георгий Максимилианович так торопился?

Через неделю, 18 января, из партии исключили деда Владимира Шамберга (по материнской линии) — Соломона Абрамовича Лозовского, члена ЦК, заместителя министра иностранных дел и начальника Совинформбюро. В конце января Лозовского арестовали. На свободу он не выйдет: его расстреляют вместе с другими членами Еврейского антифашистского комитета.

31 января решением секретариата ЦК бывшего друга Маленкова Михаила Шамберга выставили из аппарата ЦК и выслали из Москвы — отправили в Кострому заместителем председателя облисполкома.

Запретили пытки

Послесталинское руководство пыталось что-то изменить как внутри страны, так и во внешней политике. Маленков сразу же прекратил репрессии, невинных людей стали выпускать, чекистам запретили «меры физического воздействия», то есть пытать арестованных.

Георгий Маленков уже в апреле 1953 года предложил собрать пленум ЦК, чтобы осудить культ личности Сталина. Сохранился проект его выступления:

«Товарищи! По поручению президиума ЦК КПСС считаю необходимым остановиться на одном важном принципиальном вопросе, имеющем большое значение для дела дальнейшего укрепления и сплочения руководства нашей партии и советского государства. Я имею в виду вопрос о неверном, немарксистском понимании роли личности в истории, которое, надо прямо сказать, получило весьма широкое распространение у нас и в результате которого проводится вредная пропаганда культа личности. Нечего доказывать, что такой культ не имеет ничего общего с марксизмом и сам по себе является не чем иным, как эсеровщиной.

Сила нашей партии и залог правильного руководства, важнейшее условие дальнейшего движения вперед, дальнейшего укрепления экономической и оборонной мощи нашего государства состоит в коллективности и монолитности руководства… Руководствуясь этими принципиальными соображениями, президиум ЦК КПСС выносит на рассмотрение пленума ЦК КПСС следующий проект решения:

“Центральный комитет КПСС считает, что в нашей печатной и устной пропаганде имеют место ненормальности, выражающиеся в том, что наши пропагандисты сбиваются на немарксистское понимание роли личности в истории, на пропаганду культа личности.

В связи с этим Центральный комитет КПСС признает необходимым осудить и решительно покончить с немарксистскими, по существу эсеровскими тенденциями в нашей пропаганде, идущими по линии пропаганды культа личности и умаления значения и роли сплоченного, монолитного, единого коллективного руководства партии и правительства”».

Тогда пленум не собрался. Маленков впервые осудил Сталина и сталинизм на пленуме ЦК в июле 1953 года:

— Вы должны знать, товарищи, что культ личности Сталина в повседневной практике руководства принял болезненные формы и размеры, методы коллективности в работе были отброшены, критика и самокритика в нашем высшем звене руководства вовсе отсутствовали. Мы не имеем права скрывать от вас, что такой уродливый культ личности привел к безапелляционности единоличных решений и в последние годы стал наносить серьезный ущерб делу руководства партией и страной.

Но все слова, прозвучавшие на пленуме, остались для страны секретом. Ничего не было опубликовано.

В последние годы жизни Сталина резко увеличилось налогообложение крестьян, обязательные поставки сельскохозяйственной продукции разоряли их. Налогом облагалось каждое дерево в саду. Крестьяне вырубали сады, забивали скот, не в силах выплатить налоги.

Маленков был сторонником сокращения налогов. Не возражал против личных подсобных хозяйств. Хотел облегчить жизнь крестьянам, децентрализовать управление экономикой. Повысил закупочные цены на продукты сельского хозяйства, сделал упор на производство товаров широкого потребления.

На пленуме ЦК Владимир Павлович Мыларщиков, который руководил сельскохозяйственным отделом ЦК по России, говорил:

— Мы с товарищем Маленковым в пятьдесят четвертом были в Новгороде. Это было в Троицу, в воскресенье. Зашли в одну деревню, шли пешком, проехать нельзя было. Пришли женщины босиком, плохо одетые, начали передавать через товарища Маленкова ЦК и правительству благодарность, что налог уменьшили. Как они говорили! Слезы из глаз готовы были брызнуть. Женщина сказала, что, бывало, фининспектор приедет, опишет всё — заревела и, больше ничего не сказав, ушла…

1 апреля 1953 года в газетах был опубликован длинный — на целую полосу — список товаров, на которые были снижены цены.

Министр культуры Георгий Федорович Александров объяснял задачу коллегам:

— Товарищ Маленков прямо сказал, что мы вытесняем и будем вытеснять водку из быта. Мы будем внедрять кино.

Позволю себе лирическое отступление.

Моя мама на всю жизнь запомнила одно из первых выступлений Маленкова. Ей было лет восемнадцать, жили они очень бедно. Она стояла перед зеркалом и разглядывала свой наряд — выцветшее платье и крепдешиновую косынку, оставшуюся от моей покойной бабушки, и безнадежно мечтала о новом красивом платье, потому что у нее начинался роман с моим будущим папой. И вдруг она услышала по радио знакомый голос, который говорил о том, что нужно позаботиться об упаковке: товары у нас есть, но они плохо упакованы…

Мама была потрясена: первый человек в стране говорил не о тракторах, домнах и прокатных станах, а о том, что людям нужны красивые вещи. И моя мама увидела в этом фантастическую перемену в настроениях начальства. Глаза у нее загорелись, как она мне рассказывала, в предвкушении новой, замечательной жизни…

Пришлось отречься

16 марта 1953 года, через две недели после смерти Сталина, новый глава правительства Георгий Маленков призвал Запад к переговорам:

«В настоящее время нет таких запутанных или нерешенных вопросов, которые нельзя было бы решить мирными средствами на базе взаимной договоренности заинтересованных стран. Это касается наших отношений со всеми государствами, включая Соединенные Штаты Америки».

Маленков пошел дальше. Через год, 12 марта 1954 года, выступая с традиционной речью накануне выборов в Верховный Совет, сказал, что новая мировая война «при современных средствах войны означает гибель мировой цивилизации». То есть отверг прежние представления советского руководства о неизбежности войны и о том, что она поможет уничтожению мирового империализма.

Слова Маленкова были сигналом западным странам: мы хотим договариваться. Но Запад не верил в искренность Москвы. Зато слова Маленкова стали желанным поводом для Хрущева избавиться от соперника.

В марте 1953 года Маленков мог выбрать любой пост. Предпочел стать главой правительства — в последние годы Сталин сосредоточил власть в Совете министров. Кроме того, вспомнили, что по традиции на заседании политбюро в ленинские времена председательствовал глава правительства.

А партийный аппарат Маленков опрометчиво оставил Хрущеву, забыв, как за тридцать лет до этого подобную ошибку совершили ленинские соратники. Они тоже не понимали, каким мощным инструментом станет партаппарат в руках умелого секретаря ЦК. Они обманулись насчет Сталина, а Маленков недооценил Хрущева.

Все ошиблись в Никите Сергеевиче, принимая его за простачка, с которым легко будет сговориться! Привыкли, что Сталин ернически именовал его «Микитой», и думали, что тоже смогут им командовать.

Никита Сергеевич оказался талантливым политиком. Живой и энергичный, он легко обошел своих неповоротливых соратников. Прежде всего он избавился от Берии, которого смертельно боялся. Оттеснить от власти Маленкова, который после смерти Сталина играл роль руководителя страны, оказалось значительно легче.

Львы и кролики в Кремле

Дело даже не в том, что Маленков чувствовал себя неуверенно в роли первого человека. А в том, что не сумел это скрыть. Он пытался установить новый стиль отношений и часто говорил своим подчиненным:

— Решайте сами. Вы лучше моего знаете этот вопрос. Зачем мне вас учить.

Глава правительства хотел предоставить своим подчиненным возможность действовать самостоятельно, видимо, хотел нравиться, а вышло наоборот. Чиновники боятся жестких и жестоких начальников, мягких — презирают, считают слабыми.

Маленкову не хватит воли, силы, хитрости, чтобы удержать власть…

Неуверенный в себе и податливый по натуре, он не был способен на неожиданные и самостоятельные поступки. По словам человека, который его хорошо знал, «Маленков был лишен всяких диктаторских черт, и у меня сложилось впечатление, что он не был честолюбивым человеком. Он был мягок, податлив и испытывал необходимость притулиться к какому-нибудь человеку с сильной волей».

Маленков опирался на Берию.

5 марта 1953 года было принято решение об образовании единого Министерства внутренних дел, объединившего собственно МВД и бывшее Министерство госбезопасности. Министром стал Берия. И несколько месяцев страной управлял тандем Маленков — Берия. Формально Георгий Максимилианович был старшим. Фактически Берия подчинил его своей воле. Лаврентий Павлович презрительно именовал его «Маланьей» — за мягкотелость и пользовался его слабоволием. Для Берии Маленков был удобной ширмой.

Мир делится на львов и кроликов.

Львами были только двое — Хрущев и Берия.

Разница между ними состояла в том, что Никита Сергеевич отчетливо понимал, насколько опасен Лаврентий Павлович. А Берия Хрущева недооценил.

Принято считать, что арест Берии — поворотный момент в истории страны, начало борьбы с культом личности Сталина. Нет, летом 1953 года это была борьба за власть и за выживание. Избавлялись от опаснейшего соперника. Себя спасали.

Товарищи по партийному руководству свергли Берию не только потому, что он претендовал на первую роль. Опасались, что он вытащит на свет документы, свидетельствующие об их причастности к репрессиям.

Лаврентий Павлович, имея в своем распоряжении архивы госбезопасности, запросто мог обнародовать любые документы и выставить товарищей по президиуму ЦК преступниками, а себя — разоблачителем их преступлений. Он-то знал, кто в чем участвовал. А виноваты были все. Одни подписывали уже готовые списки, другие сами требовали кого-то арестовать. Берия всех держал в руках. Начальник Центрального архивного управления МВД генерал Василий Дмитриевич Стыров уже велел своим работникам собрать все материалы, в которых упоминается Маленков.

А Лаврентий Павлович и считал, что его должны бояться. На совещании однажды искренне заметил:

— Нет людей, работающих за совесть, все работают за страх.

Его арестовали и отдали под суд, который вынесет смертный приговор. А по стране пошла гулять частушка:

Берия, Берия

Вышел из доверия,

И товарищ Маленков

Надавал ему пинков.

Маленков согласился убрать Берию, потому что сам его боялся. Не понял, что тем самым лишает себя опоры. Уничтожение Берии поставило крест на карьере Маленкова. Едва Лаврентий Павлович исчез, соратники быстренько съели Георгия Максимилиановича. В одиночку он не мог выстоять против куда более энергичного Хрущева. Чисто аппаратный работник, он чувствовал себя уверенно лишь в собственном кабинете среди таких же чиновников, как он сам. Маленкову не хватало ни характера, ни жизненного опыта для самостоятельных и решительных действий.

В марте пятьдесят третьего года Хрущев был избран секретарем ЦК — всего лишь одним из четырех. После мастерски проведенного им ареста Берии Никита Сергеевич захотел повышения. Он завел речь о том, что на заседаниях президиума ЦК должен председательствовать секретарь ЦК, а не глава правительства Маленков:

— У нас коллективное руководство, значит, каждый должен делать свое дело, Маленков — руководить правительством, а не партией.

Товарищи по партийному руководству, ощущая очевидное первенство Хрущева, спешили удовлетворить его амбиции. Через два месяца после ареста Берии, во время сентябрьского пленума, в перерыве в комнате отдыха, где собирались члены президиума, Маленков вдруг сказал:

— Я предлагаю избрать на этом пленуме Хрущева первым секретарем Центрального комитета.

Каганович вспоминал, что страшно удивился. Обычно такие серьезные вопросы заранее обговаривались. Спросил у Маленкова, почему тот никому ничего не сказал. Маленков объяснил, что перед самым пленумом к нему подошел министр обороны Булганин и предложил избрать Хрущева:

— Иначе я сам внесу это предложение.

И точно — Булганин первым поддержал Маленкова:

— Давайте решать!

Булганин и Маленков, оба — слабые фигуры, наперебой старались расположить к себе Хрущева, чувствуя за ним силу.

На пленуме Маленков объяснил, что «в настоящее время у нас нет первого секретаря ЦК», и предложил кандидатуру Никиты Сергеевича как «верного ученика Ленина и ближайшего соратника Сталина, обладающего огромным опытом в области партийного строительства и глубокими знаниями нашего народа».

Пленум послушно принял решение «об избрании т. Хрущева первым секретарем ЦК КПСС». В печати об этом не сообщалось, но аппарату новый расклад сил был ясен.

При Сталине Хрущев набивался Маленкову в друзья, по вечерам приглашал вместе с семьями гулять по Москве. И в первые месяцы после смерти вождя тоже старался быть поближе к Маленкову, они вместе обедали, ездили на одной машине. Хрущев не только демонстрировал дружбу с Маленковым, но и по ходу дела внушал ему свои идеи, добиваясь необходимой поддержки.

Почувствовав силу, Никита Сергеевич потерял интерес к Маленкову. Георгий Максимилианович засуетился, чувствуя, что теряет власть, и пытался угодить Хрущеву. Главный редактор «Правды» Дмитрий Шепилов рассказывал, как в апреле пятьдесят четвертого ему позвонил вежливый Маленков:

— Вы не могли бы сейчас приехать ко мне на несколько минут?

Сталинский кабинет отремонтировали для нового хозяина, все было свежее и блестело. Глава правительства, напротив, выглядел неуверенным, говорил сбивчиво и смущенно:

— Я просил вас приехать, товарищ Шепилов, вот по какому вопросу. Шестнадцатого апреля Никите Сергеевичу исполняется шестьдесят лет. Он очень старается. Он хорошо работает. Мы посоветовались между собой и решили присвоить ему звание Героя Социалистического Труда. Мне поручено переговорить с вами, чтобы хорошо, по-настоящему подать это в газете.

Маленкову его старания не помогли. Уже через полтора года Хрущев настолько окреп, что атаковал Георгия Максимилиановича и обвинил его, главу правительства, в отказе от основных принципов советской политики.

Хрущев назвал слова Маленкова о гибели цивилизации в случае мировой войны «теоретически неправильными, ошибочными и политически вредными». Это заявление, утверждал Хрущев, «способно породить у народов чувство безнадежности их усилий сорвать планы агрессоров». Маленкову пришлось оправдываться и опровергать самого себя. Но это его уже не спасло.

8 мая 1954 года Хрущев выступал перед ленинградскими партработниками:

— Показали мне ваш стадион. Стадион замечательный. На этом стадионе висит огромный портрет товарища Маленкова, портретов других же членов президиума ЦК нет. Что такое культ личности? Это возвеличение одного человека, которому приписывают все существующие и не существующие заслуги. Зачем нам нужно создавать какого-то «бога»? Ведь у нас все государственные вопросы решаются коллегиально. Все члены президиума ЦК в равной степени несут ответственность перед партией и страной. Если вы хотите выделить товарища Маленкова, то это неправильно, потому что и другие члены президиума также являются достойными руководителями нашего государства…

На встрече глав правительств четырех держав — СССР, США, Великобритании и Франции — в Женеве советскую делегацию должен был возглавить председатель Совета министров Маленков. Хрущева это не устраивало: «Маленков оказался человеком совершенно безынициативным и в этом смысле даже опасным, он слабоволен и слишком поддается чужому влиянию. Не только нажиму, а просто влиянию других…»

— У нас могут сложиться довольно тяжелые условия, — внушал Никита Сергеевич товарищам. — Маленков возглавит нашу делегацию, а для всех очевидно, что Маленков не способен по-настоящему противостоять противнику при встрече. У него характер, сглаживающий острые углы. Он улыбающийся человек, не способный парировать удары, тем более не способный предпринять наступление при обсуждении вопросов. А без этого нельзя. Защищаться — значит вдохновлять противника. Необходимо нападать… Мы не сомневаемся в честности товарища Маленкова, но я очень сомневаюсь в его возможностях проведения твердой линии: у него нет твердого характера, хребта не хватает. Обменивались мы мнениями на этот счет, в частности с товарищем Молотовым, говорили, что, вот, Черчилль рвется к встрече с председателем Совета министров СССР, и, право, боязно, что, если он сюда приедет и наедине будет говорить с Маленковым, тот может испугаться, сдаться… Я вижу, что нет у него характера, если человек нередко теряется, заискивает перед другими…

И Хрущев сам поехал в Женеву.

На пленуме ЦК в январе 1955 года первый секретарь ЦК произнес большую речь против Маленкова. Рассказал, как Георгий Максимилианович позвонил ему вечером домой:

— Хочу посоветоваться насчет доклада о бюджете на сессии Верховного Совета.

Приехал и говорит:

— Знаешь, я хочу в докладе о государственном бюджете поставить вопрос об улучшении социального обеспечения в стране.

Хрущев возразил:

— Позволь, ведь этот вопрос еще совсем сырой, его только готовят, никакого решения еще нет. О чем же ты будешь говорить? Неужели ты хочешь пятаки раздавать, делать народу какие-то посулы?..

И Никита Сергеевич возмущался:

— Товарищу Маленкову нужна была дешевенькая слава. Это песня из той же оперы, как и его выступление на Пятой сессии Верховного Совета СССР…

Что же ставилось в вину главе правительства?

В его речи были широковещательные обещания, «направленные на снискание дешевой популярности». Товарищи обвиняли Маленкова в том, что он противопоставил темпы развития тяжелой промышленности темпам развития легкой и пищевой промышленности, выдвинул лозунг форсированного развития легкой промышленности…

Хрущев предложил освободить его от обязанностей главы правительства:

— Товарищ Маленков не обеспечивает выполнение обязанностей председателя Совета министров СССР, плохо организует работу Совета министров, не проявляя себя достаточно зрелым и твердым большевистским руководителем.

Политическая карьера Георгия Максимилиановича завершилась. Впервые — нормальным образом: переизбрали! Не уволили и не посадили. Большое достижение.

«Как в полчаса увял этот человек, — записал свои впечатления от пленума Александр Трифонович Твардовский, — исчезла вся значительность, был просто толстый человек на трибуне под устремленными на него указательными пальцами протянутых рук президиума, запинающийся, повторяющийся, “темнящий”, растерянный, чуть ли не жалкий. Странно, что у него не хватило ума в свое время отойти в сторонку чуть-чуть, быть вторым, неужели так хотелось быть первым?.. Жалка и безнадежна его дальнейшая судьба».

Пленум ЦК 31 января постановил:

«ЦК КПСС считает, что тов. Маленков Г. М. не обеспечивает надлежащего выполнения обязанностей Председателя Совета Министров СССР. Не обладая необходимыми знаниями и опытом хозяйственной деятельности, а также опытом работы местных советских органов, тов. Маленков плохо организует работу Совета Министров, не обеспечивает серьезной и своевременной подготовки вопросов к заседаниям Совета Министров. При рассмотрении многих острых вопросов тов. Маленков проявляет нерешительность… Между тем т. Маленков неправильно понял свои функции и явно претендовал не только на руководство деятельностью Правительства, но и на руководство Президиумом ЦК».

Маленкова убрали с поста главы правительства, перевели в заместители, дали незначительный пост министра электростанций, но оставили членом президиума ЦК.

18 февраля Никита Сергеевич держал речь на пленуме ЦК компартии Украины. И опять почти всю речь посвятил развенчанию уже сброшенного с пьедестала соперника:

— Товарищ Маленков, видимо, упоенный положением председателя Совета министров, думал, что теперь он может все сделать. Он произнес необдуманную речь, в которой заявил, что в два-три года добьемся изобилия продовольствия и предметов потребления. Но он не подумал, откуда же это изобилие берется. В каком состоянии находится сельское хозяйство? Как выполнить это обещание?.. Чтобы создать видимость, что слова об изобилии начинают выполняться, стали вытаскивать из сундука золото, золото потекло за границу!

Хрущев напомнил слова Маленкова, который, выступая на сессии Верховного Совета, сказал о необходимости «крутого подъема» производства предметов народного потребления, о «форсированном развитии легкой индустрии» и снижении сельскохозяйственного налога:

— Я ему сказал, что ты неправильно поступаешь. Это же по существу меньшевистские речи, разве можно забывать, что мы окружены капиталистическими государствами… Нам надо всемерно крепить мощь нашего государства… Это значит, что мы должны развивать тяжелую промышленность. Говорить другое — значит заниматься демагогией, которая разоружает наш народ. Это по сути дела капитуляция перед врагом! После выступления Маленкова ряд экономистов выступил с «теоретическими» обоснованиями линии, явно антимарксистской, направленной на защиту положения о том, что теперь можно дать приоритет легкой промышленности перед тяжелой. Товарищи, это опасные рассуждения… Американские капиталисты вынашивают планы прибрать нас к рукам, когда мы ослабнем, закабалить нашу страну…

Хрущев вспомнил беседу с секретарем московского горкома Екатериной Алексеевной Фурцевой:

— А как реагируют простые люди на такие речи? Мне товарищ Фурцева рассказывала. Приехала к ней родственница из деревни. Она спрашивает ее: как дела у вас в деревне? «Ничего, — отвечает, — теперь стало веселее. Товарищ Маленков хорошо выступил и пообещал нам, что скоро будет изобилие всех жизненных благ»… Эта крестьянка говорит: у нас Маленкова называют Георгием Победоносцем. Ну, для крестьянки, может быть, он победоносец, но мы-то знаем, какой он победоносец. Это несчастье, а не победоносец…

Антипартийная группа

6 апреля 1957 года на президиуме ЦК в отсутствие Хрущева рассматривался вопрос о его награждении за освоение целинных земель. Обычно в таких случаях все высказываются «за». Но тут произошло непредвиденное. Министр государственного контроля Вячеслав Михайлович Молотов высказался «против»:

— Хрущев заслуживает, чтобы его наградить, но, полагаю, надо подумать. Он недавно награждался. Вопрос требует того, чтобы обсудить его политически.

«Политически» — то есть по существу. В словах Молотова был резон: неприлично давать награду одному человеку слишком часто. Но дело было не в награде. Молотов выступил против Хрущева.

Ему возразил первый заместитель главы правительства Михаил Георгиевич Первухин:

— Нет сомнения, что Никита Сергеевич проявил инициативу относительно целинных земель. До него этот вопрос не ставился. Целина — важное дело, и нас не должно смущать, что через два года награждаем вновь.

Каганович тоже высказал сомнение в целесообразности награждения:

— Товарищ Хрущев имеет заслуги в этом деле. Награда заслуженная. Но тут есть вопрос. Правильно ли, что мы награждаем первого секретаря только за одну отрасль? У нас нет культа личности, и не надо давать повода… Надо спросить самого товарища Хрущева и политически обсудить вопрос.

Маленков занял уклончивую позицию:

— Личные заслуги товарища Хрущева большие. Но предлагаю ограничиться сейчас обменом мнениями и поговорить еще, может быть, вне заседания.

Секретарь ЦК Петр Николаевич Поспелов не согласился с Маленковым:

— Целинные земли — не частный вопрос. Товарищ Хрущев заслуживает награды.

По существу это была проба сил. Влиятельные члены президиума ЦК фактически выступили против Хрущева. В тот раз они не решились идти до конца и уступили. Президиум все-таки принял постановление «О награждении первого секретаря ЦК КПСС Героя Социалистического Труда т. Хрущева орденом Ленина и второй Золотой медалью “Серп и Молот”», отмечая «выдающиеся заслуги Н. С. Хрущева в разработке и осуществлении мероприятий по освоению целинных и залежных земель».

После голосования Маленков даже позвонил Хрущеву и подобострастно сказал:

— Вот, Никита, сейчас поеду домой и от чистого сердца, со всей душой трахну за тебя бокал коньяку.

Никите Сергеевичу, разумеется, доложили, кто и как высказывался за его спиной. Хрущев и сам не заметил, как в высшем партийном органе собралась критическая масса обиженных на него людей, — Маленков и Молотов, которых он оттер от власти и лишил должностей; Булганин, Каганович и Ворошилов, которых он ругал при всяком удобном случае.

Ничего у них общего не было кроме главной цели — убрать Хрущева. Они объединились против Хрущева, как в пятьдесят третьем против Берии. Все они сильно себя переоценивали и не замечали, как быстро окреп Никита Сергеевич, как стремительно освоился в роли руководителя страны. Они предполагали, что им легко удастся скинуть Хрущева. Молотов видел себя на его месте, Булганина намечали председателем КГБ, Маленкова и Кагановича — руководителями правительства.

18 июня 1957 года на заседании президиума ЦК намечалось обсудить вопрос об уборке урожая и хлебозаготовках. Хрущев предложил всему составу президиума отправиться в Ленинград на празднование 250-летия города. Первым возразил Климент Ефремович Ворошилов:

— Почему все должны ехать, что, у членов президиума нет других дел?

Каганович поддержал маршала, сказал, что лично он занят уборкой урожая:

— Мы глубоко уважаем Ленинград, но ленинградцы не обидятся, если туда поедут не все, а несколько членов президиума.

Не сразу разобравшись, что происходит, Никита Сергеевич в привычной для него резкой манере обрушился на членов президиума. Микоян пытался его успокоить. Но тут члены президиума сказали, что так работать нельзя — давайте обсуждать поведение Хрущева, а председательствует пусть Булганин. Вот тут Никита Сергеевич понял, что против него затеян заговор.

Первым речь произнес Маленков, который больше всех пострадал от Хрущева:

— Вы знаете, товарищи, что мы поддерживали Хрущева. И я, и товарищ Булганин вносили предложение об избрании Хрущева первым секретарем. Но вот теперь я вижу, что мы ошиблись. Он обнаружил неспособность возглавлять ЦК. Он делает ошибку за ошибкой, он зазнался. Отношение к членам президиума стало нетерпимым, особенно после XX съезда. Он подменяет государственный аппарат партийным, командует непосредственно через голову Совета министров. Мы должны принять решение об освобождении Хрущева от обязанностей первого секретаря ЦК.

Маленкова поддержал Каганович, у которого Никита Сергеевич когда-то был в подчинении:

— Хрущев систематически занимался дискредитацией президиума ЦК, критиковал членов президиума за нашей спиной. Такие его действия вредят единству, во имя которого президиум ЦК терпел до сих пор причуды Хрущева.

Поднаторевший в борьбе с партийными уклонами Каганович напомнил, что Хрущев в свое время допустил ошибку и поддержал троцкистскую платформу.

— Хрущев, — припомнил Лазарь Моисеевич, — был в двадцать третьем — двадцать четвертом годах троцкистом. И только в двадцать пятом он пересмотрел свои взгляды и покаялся в своем грехе.

Обвинение в троцкизме было крайне опасным, и потом Хрущев попросит Микояна прийти ему на помощь. Анастас Иванович растолкует недавним членам ЦК, плохо осведомленным о реальной истории партии:

— В двадцать третьем году Троцкий выдвинул лозунг внутрипартийной демократии и обратился с ним к молодежи. Он собрал много голосов студенческой молодежи, и была опасность, что он может взять в свои руки руководство партией. Во время этой дискуссии на одном из первых собраний Хрущев выступал в пользу этой позиции Троцкого, но затем, раскусив, в чем дело, в той же организации активно выступал против Троцкого. Не надо забывать, что Троцкий был тогда членом политбюро, ратовал за внутрипартийную демократию. Надо знать психологию того времени и подходить к фактам исторически…

Забавно, что всякий раз, когда Хрущев, подчиняясь человеческим чувствам, выступал за демократию в партии или в защиту невинно расстрелянных, его обвиняли либо в троцкизме, либо в ревизионизме. Партийные работники и после его отставки говорили: «Хрущев троцкист, хотя о Троцком высказывается уклончиво. Ему пары лет не хватило, чтобы всех реабилитировать, начиная с Зиновьева и Каменева. И колхозы он считал делом сомнительным, отсюда его установки на агрогорода и совхозы».

А тогда на президиуме ЦК Молотов, фактически отстраненный от большой политики, тоже с удовольствием сквитался с Хрущевым:

— Как ни старался Хрущев провоцировать меня, я не поддавался на обострение отношений. Но оказалось, что дальше терпеть невозможно. Хрущев обострил не только личные отношения, но и отношения в президиуме в целом.

Молотова и Маленкова поддержали глава правительства маршал Николай Александрович Булганин и два его первых заместителя — Михаил Георгиевич Первухин и Максим Захарович Сабуров. Ворошилов, которым Хрущев в последнее время просто помыкал, внес оргпредложение:

— Я пришел к заключению, что необходимо освободить Хрущева от обязанностей первого секретаря. Работать с ним, товарищи, стало невмоготу. Не можем мы больше терпеть подобное. Давайте решать.

Едва зазвучала критика в адрес Никиты Сергеевича, секретари ЦК Фурцева и Брежнев бросились собирать союзников и единомышленников. Екатерина Алексеевна сразу сказала:

— Надо звать Жукова, он на стороне Хрущева.

Секретарь ЦК Аверкий Аристов, ведавший партийными организациями Российской Федерации, заболел и сидел дома. Фурцева предложила и его привезти на заседание, хотя он не был членом президиума и не имел права решающего голоса. Леонид Ильич выскочил из зала заседаний и побежал к себе в кабинет. Позвонил Аристову:

— Немедленно приезжайте, нас мало.

Брежнев стал искать министра обороны Жукова. Выяснилось, что маршал на учениях за городом. За ним послали. После этого Леонид Ильич соединился с верным хрущевцем председателем КГБ генералом армии Иваном Александровичем Серовым, предупредил, что заседание президиума направлено против Никиты Сергеевича.

Когда Брежнев вернулся, его подозрительно спросили:

— Куда это вы мотались?

Брежнев огрызнулся:

— У меня желудок расстроился, в уборной сидел.

Фурцевой он дал знать, что мобилизовал всех, кого мог.

Маленков в нервном состоянии даже стучал кулаком по столу. Маршал Жуков потом иронически вспоминал: «Я сидел рядом с Маленковым, и у меня графин подпрыгнул на столе».

Хрущева предполагалось назначить министром сельского хозяйства: пусть еще поработает, но на более скромной должности. Расклад был не в его пользу. Семью голосами против четырех президиум ЦК проголосовал за освобождение Хрущева с поста первого секретаря.

Но произошло нечто неожиданное: Хрущев нарушил партийную дисциплину и не подчинился решению высшего партийного органа. Ночь после заседания он провел без сна со своими сторонниками. Вместе они разработали план контрнаступления.

Никита Сергеевич точно угадал, что многие члены ЦК, особенно молодые, поддержат его в борьбе против старой гвардии и простят первому секретарю такое нарушение дисциплины. Помощники и соратники Хрущева обзванивали партийных секретарей по всей стране, мобилизуя их на поддержку хозяина страны.

Первый секретарь Хабаровского обкома Алексей Павлович Шитиков вызвал своего второго секретаря Алексея Клементьевича Чёрного:

— Только что звонил заведующий сельхозотделом ЦК Мыларщиков. Просил созвониться с соседями-дальневосточниками, всем вместе первым самолетом вылететь в Москву и сразу же ехать к нему в ЦК. При этом он доверительно намекнул, что в Кремле идет очень важное заседание президиума ЦК, касающееся Хрущева. Но о причинах выезда просил не распространяться.

Верные Хрущеву люди объясняли провинциальным партсекретарям: «В Кремле бывшие сталинцы бьют нашего Никиту».

Ключевую роль в спасении Хрущева сыграли председатель КГБ Серов и министр обороны Жуков. Маршал Жуков самолетами военно-транспортной авиации со всей страны доставлял в Москву членов ЦК, а Серов их правильно ориентировал. Некоторые члены ЦК в этом и не нуждались. Они сразу встали на сторону Хрущева.

Появилось письмо, адресованное президиуму ЦК:

«Нам, членам ЦК КПСС, стало известно, что Президиум ЦК непрерывно заседает. Нам также известно, что вами обсуждается вопрос о руководстве Центральным Комитетом и руководстве Секретариатом. Нельзя скрывать от членов Пленума ЦК такие важные для всей нашей партии вопросы.

В связи с этим мы, члены ЦК КПСС, просим срочно созвать Пленум ЦК и вынести этот вопрос на обсуждение Пленума.

Мы, члены ЦК, не можем стоять в стороне от вопросов руководства нашей партией».

Письмо подписали люди, связавшие с Хрущевым свою политическую судьбу. Они собрались в Свердловском зале Кремля, заявили, что поддерживают первого секретаря и пришли требовать от членов президиума отчета: что происходит?

Члены президиума ЦК были потрясены тем, что кто-то посмел пойти против их воли. Президиум ЦК увидел, что партийный аппарат вышел из подчинения. Молотову и Маленкову пришлось согласиться на проведение пленума ЦК, на котором люди Хрущева составляли очевидное большинство. Остальные, увидев, чья берет, тотчас присоединились к победителю.

Роли переменились. Пленум ЦК превратился в суд над антипартийной группой Молотова, Маленкова и Кагановича. Молотова на первое место поставил сам Хрущев — он считал Вячеслава Михайловича идейным вождем группы.

Антипартийной в советской истории становилась та группа, которая терпела поражение во внутрипартийной борьбе. Победил Хрущев, поэтому его противники оказались антипартийной группой. Через семь лет, осенью 1964-го, Хрущев потерпит поражение, и люди, которые говорили о нем почти то же самое, что Маленков и другие, окажутся победителями и возьмут власть…

Первые секретари обкомов не хотели никакого либерализма, но еще больше они боялись возвращения к сталинским временам, когда никто не был гарантирован от ареста. Старая гвардия олицетворяла именно такую жизнь. Поэтому июньский пленум поддержал Хрущева. Никита Сергеевич тоже не у всех вызывал симпатии, но он открывал молодому поколению дорогу наверх, освобождая кабинеты от прежних хозяев.

Хрущев ловко выделил из семи членов президиума, выступивших против первого секретаря, троих — Молотова, Маленкова и Кагановича — и представил их антипартийной группой. Остальным дал возможность признать свои ошибки и отойти в сторону. Ворошилова и Булганина Хрущев вообще помиловал. От Булганина он, правда, потом все равно избавился, а Ворошилову позволил остаться на декоративном посту председателя президиума Верховного Совета СССР.

Жизнь в опале

Маленков проиграл и эту схватку. Все противники Хрущева были выброшены из политики и из Москвы и находились под наблюдением местных органов КГБ. Бывшего главу правительства сослали на Алтай директором Усть-Каменогорской ГЭС. А летом 1957 года перевели в шахтерский город Экибастуз — в Павлодарской области Казахстана. Назначили директором теплоэлектростанции.

О жизни Маленкова в Казахстане автору рассказывал крупный партийный работник Валерий Иннокентьевич Харазов. Он был секретарем одного из райкомов в Москве, пока его по разнарядке не отправили поднимать целину — секретарем Павлодарского обкома по промышленности, и Георгий Максимилианович Маленков оказался одним из его подопечных.

— Встретили его люди хорошо, — вспоминал Валерий Харазов. — Ходил он в том же френче, что и на фотографиях. Держался очень скромно, но на него сбегались посмотреть. Однажды мы с ним вместе полетели в Москву, а в то время надо было лететь чуть не целые сутки со множеством остановок.

Выяснилось, что в народе он по-прежнему популярен. Харазову потом в ЦК КПСС недовольно сказали:

— Если бы что-то случилось, ты бы расстался с партбилетом.

Боялись, что возникнет стихийный митинг в поддержку Маленкова.

— Прямых рейсов тогда не было. Летели долго. Когда самолет совершал очередную промежуточную посадку, мы с ним отходили в сторону. И все равно сбегались люди, чтобы на него посмотреть. Маленков сам боялся привлекать к себе внимание, понимал, чем ему все это грозит.

В Челябинске пришлось заночевать, потому что Москва не принимала. Вдруг прибежал летчик с другого самолета:

— Георгий Максимилианович, летим со мной! Меня Москва принимает.

Маленков к Харазову:

— Как быть?

Тот развел руками:

— Нельзя, мы должны прилететь тем рейсом, о котором сообщили в Москву.

Маленкова вызвали в Комитет партийного контроля при ЦК КПСС. Помощник председателя КПК Николая Михайловича Шверника звонил Харазову и предупредил:

— За вами пришлют машину. Назовете в справочной вашу фамилию.

Прилетели в Москву, вышли из самолета. Маленков радостно говорит:

— А вот Воля!

Его встречала дочь с мужем, который водил машину.

Харазов пошел узнавать насчет транспорта. Выяснилось, что обещанный автомобиль с автобазы управления делами ЦК так и не прислали.

Маленков робко предложил:

— Может, нам поехать на машине Воли?

Сели все вместе. Дочь стала уговаривать Георгия Максимилиановича заглянуть сначала домой, переодеться и умыться с дороги.

Маленков повернулся к Харазову.

Тот сказал:

— Нам надо в КПК.

Маленков тут же согласился:

— Лучше я сразу съезжу, а потом уже домой.

Харазов оставил его в Комитете партконтроля, а сам поехал к матери.

Маленков вскоре ему позвонил:

— Вопрос, по которому меня вызвали, к нынешним делам отношения не имеет. Подробно не могу вам сказать по телефону, но это старые дела.

Маленкова обвиняли в том, что он в годы Большого террора проводил репрессии в Армении, куда ездил по поручению Сталина.

А тогда Георгий Максимилианович робко попросил Ха-разова:

— Вы без меня не уезжайте, я же не знаю даже, где билеты купить.

Проработав всю жизнь в партийно-государственном аппарате, он был абсолютно беспомощен в бытовых делах…

В Экибастузе рабочие ТЭЦ избрали Маленкова членом парткома. Об этом немедленно сообщили в Москву. Злой Хрущев позвонил первому секретарю Казахстана Николаю Ильичу Беляеву:

— Что это означает? Вы знаете, как мы относимся к Маленкову, а у вас ему, выходит, оказывают политическое доверие?

Беляев вне себя позвонил в Павлодар. Первого секретаря горкома сняли с работы. Харазова вызвали на совещание в Алма-Ату, куда окружным путем надо было добираться восемнадцать часов на самолете. После совещания велели задержаться и повели к Беляеву. Руководитель республики стал его распекать:

— Как вы могли допустить, что Маленкова избрали членом парткома?..

Вскоре с Маленковым произошла неприятная история — он потерял партбилет. Родившимся после крушения советской системы не понять масштаба постигшей его трагедии. Утеря партбилета — страшный и непростительный грех!

Как это произошло? Городок, где жил Маленков, стоит в степи. Никакой зелени. Маленький оазис — возле горкома. Маленкова вызвали на совещание. Он пришел заранее, скинул френч и, держа его в руке, прогуливался. И не заметил, как партбилет выпал из кармана. Спохватился в горкоме — нет партийного билета. Пришел домой сам не свой. Но через час милиционер принес ему партбилет:

— Вы его потеряли в скверике.

Что делать? Ясно, что за час партбилет никому в руки не попал. А вдруг это провокация? И ждут, как он себя поведет? Он пошел в горком и честно признался, что потерял партбилет. Ему дали выговор и выдали новый. Так он остался без партбилета номер три…

А в октябре 1961 года на XXII съезде партии председатель КГБ СССР Александр Николаевич Шелепин выступил с резкой антисталинской речью и рассказал о причастности Маленкова и других членов политбюро к массовым репрессиям. Шелепин впервые процитировал мерзкие и циничные резолюции, которые Сталин и его соратники ставили на просьбах арестованных разобраться, и сказал, что они «несут прямую, персональную ответственность за их физическое уничтожение». В 1961 году Маленкова исключили из партии.

В 1968 году в возрасте восьмидесяти четырех лет умерла его мать — Анастасия Георгиевна, которая с тридцатых годов работала директором санатория под Москвой в поселке Удельное. Маленков написал заявление о выходе на пенсию и, не спросив разрешения, вернулся в Москву, чтобы похоронить мать. Хрущева уже сняли, а новых руководителей Георгий Максимилианович не интересовал.

А вот жить недавнему руководителю страны было негде. Они с женой остановились у дочери. Потом Валерии Алексеевне Голубцовой разрешили вступить в кооператив, и в 1973 году они получили двухкомнатную квартиру на 2-й Синичкиной улице. В 1980 году им дали квартиру получше (тоже двухкомнатную) на Фрунзенской набережной. На пенсии Маленков интересовался экологией, биосферой, физикой. Много читал. Мемуаров не писал.

Голубцова страдала от стенокардии и болезни Паркинсона. Маленкова мучила почечнокаменная болезнь. В больницу их положили одновременно. Валерия Алексеевна скончалась 1 октября 1987 года. Георгий Максимилианович, более крепкий, умер в ночь на 14 января 1988 года. Он прожил восемьдесят шесть лет в стране, где мужчины в среднем не доживают и до шестидесяти.

— Пришло сообщение о смерти Маленкова, — объявил на заседании политбюро генеральный секретарь ЦК КПСС Михаил Сергеевич Горбачев. — Нужно ли публиковать официальное сообщение?

Решили не публиковать. Перестройка была в самом разгаре, но для членов политбюро Маленков все еще оставался грешником — членом «антипартийной группы». Руководители партии и государства увлеклись обсуждением, где хоронить. Разрешили похоронить Маленкова рядом с женой на Новокунцевском кладбище.