Глава 23

Скотти ворвалась в домик, напугав Хауэлла, который усердно работал, сидя за компьютером.

— Теперь он у меня в руках, Джон! — воскликнула она. — Он действительно занимается грязными делами, и я выведу его на чистую воду!

Хауэлл схватился за грудь.

— Ты что, решила довести меня до инфаркта? Я, между прочим, немолод.

— Ничего, как только я тебе расскажу, что мне удалось найти, ты сразу помолодеешь.

Скотти бросилась на диван и задрыгала ногами: туфли слетели и упали на пол.

— Ладно, ладно. Рассказывай, в чем дело. Что ты раскопала?

— У Бо есть паспорт! — торжествующе воскликнула Скотти.

Хауэлл посмотрел на нее подозрительно.

— Ну и что? У миллионов американцев есть паспорта.

— Да, но на имя Патрика О’Хары!

— Что-что?

— Там фотография Бо, а фамилия О’Хары. Выходит, паспорт липовый!

— И все?

— То есть?

— Это все, что ты раскопала? Ты собираешься позвонить в ФБР и сообщить им про фальшивый паспорт, да? И надеешься получить за это Пулитцеровскую премию? Да, я уже вижу заголовки в «Таймс»: «Бесстрашная журналистка находит ошибку в паспорте шерифа»… Потрясающе!

— Послушай, но это же не все. — Скотти не собиралась падать духом. — Он ездил только в Швейцарию. Но зато столько раз!

— О, это меняет дело. Тогда в заголовке будет «Репортер узнал, что шериф любит кататься на лыжах».

— Хватит, Джон. Тебе что, непонятно, чем привлекательна Швейцария?

— Альпами.

— Банками, дурень! Швейцарскими банками. Ты можешь явиться туда, кое-как нацепив парик и приклеив нос, принести чемодан тысячедолларовых банкнот, и никто тебя ни о чем не спросит.

Хауэлл призадумался.

— А куда ты дела копии тех бумажек, что нашла у Бо в шкафу?

— Они у тебя в письменном столе.

Хауэлл достал их и разложил на обеденном столе.

— Ну-ка взгляни, — вдруг воскликнул он.

Скотти подбежала к столу.

— Что такое?

— Взгляни на цифры, которые тут периодически встречаются. Вот, смотри, первая колонка.

Он ткнул пальцем в столбец цифр и букв.

Д 121 А1845

Ф 0720

Л 002 Ф1005

Ц 1110

С 241 Ц1611

Ф 1716

Д 122 Ф1200

А 1645

— Ну, посмотрела.

Хауэлл прочел записи и что-то прикинул в уме.

— Так… Ага… Это сокращенная запись расписания самолетов. Понимаешь? Цифры обозначают время суток. Если вылететь из Атланты в 18.45 самолетом авиакомпании «Дельта», рейс номер 121, то прилетишь во Франкфурт на следующее утро в 7:20. Если оттуда полететь рейсом 002 в 10:05 на самолете «Люфтганзы», то в 11:10 будешь в Цюрихе. Затем в тот же день возвращаешься во Франкфурт самолетом «Свисэр», а во второй половине следующего дня улетаешь обратно в Атланту.

— Потрясающе! Ну-ка проверь другие столбцы.

Хауэлл проглядел листки, лежавшие на столе.

— То же с небольшими вариациями. Гляди, на сей раз он вернулся через Нью-Йорк: вот опять через Нью-Йорк… а тут он полетел не во Франкфурт, а в Лондон. Это он запутывал следы. Ему не хотелось, чтобы какой-нибудь шустрый клерк иммиграционной службы запомнил его в лицо.

— А разве на паспортном контроле или на таможне не проверяют документы?

— Да, они вводят номер твоего паспорта в компьютер, чтобы посмотреть, не фальшивый ли он и не было ли у тебя каких-нибудь неприятностей: не попался ли ты на контрабанде или что-нибудь в том же духе.

— Но ведь этот паспорт ненастоящий. Почему же Бо не поймали?

— Вполне возможно, что паспорт настоящий, хотя и липовый. Бо без особого труда мог покопаться в архиве и найти свидетельство о рождении какого-нибудь человека, который давно умер, может быть, даже в младенчестве. Не знаю, посылал ли госдепартамент запрос в архив, но даже если посылал, Бо легко было выкрутиться.

— Ну, и как он вывозит из страны деньги?

— В руках. На таможне досматривают твой багаж только при въезде в страну. В Лондоне или во Франкфурте багаж Бо не досматривали, потому что он был транзитным пассажиром. А швейцарцы даже если и видели деньги, то закрывали на это глаза. Можно себе представить, сколько наличных денег ввозится в эту маленькую страну каждый год!

— Ну, и сколько же денег он так перевез, а? Давай сосчитаем.

Хауэлл взял калькулятор и сложил двузначные числа из правой колонки.

— Если это действительно денежки, то он положил в швейцарский банк девятьсот сорок тысяч баксов.

— О, Боже!

— Даже не верится, сколько можно накопить за три года упорной работы, не так ли?

— Но теперь он от нас не уйдет. У нас есть улики.

— И за что ты его посадишь?

— Ну… во-первых, за паспорт. Я записала номер, это все установят.

— Значит, получение фальшивого паспорта. От одного до пяти лет федеральной тюрьмы, которая больше похожа на клуб. А если будет хорошо себя вести, то вообще выйдет месяцев через восемь.

— Но ведь есть еще торговля наркотиками!

— Какая торговля наркотиками? Я лично ничего не знаю про торговлю наркотиками. И ты тоже.

— А эти бумаги?

— Но нам же неизвестно, что здесь записано. Может быть, расписание… но расписание чего? И потом, единственные улики — это фотокопии каких-то цифр и буковок. Ты их вполне могла подделать. Ты хорошо знаешь почерк Бо, не так ли?

— Да, но…

— Кроме того, бумаги получены незаконно. Нет, суд не признает таких улик.

Скотти нахмурилась.

— А вывозить из страны такие огромные суммы денег законно, да?

— Нет. Если ты вывозишь больше пятисот долларов наличными или в ценных бумагах, ты должен заполнять декларацию, но он не потрудился этого сделать. И денежки уплыли из страны. Как ты теперь докажешь, что он их вывез?

— А разве сами его поездки не доказательство? Он никогда не уезжал больше, чем на один день. Совершенно очевидно, что Бо вывозил деньги. Разве нет?

— Может, и очевидно, но недоказуемо. Предположим, он любит кататься на лыжах, но, покатавшись денек, устает.

— Ну, а налоговая служба на что? Его же можно привлечь за неуплату налогов. Аль Капоне привлекли к суду за неуплату налогов.

— Неуплата каких налогов? Говорю тебе, денежки уплыли. Насколько нам известно, свидетелей, что Бо вывозил деньги, нет. Швейцарский банк беседовать с налоговой службой не станет. Аль Капоне был слишком заметной фигурой, и это были слишком крупные дела.

— Но ведь Бо торгует наркотиками!

— Сомневаюсь. Бо умен и не станет так подставляться. Я думаю, кто-то ему платит за то, что он смотрит на некоторые вещи сквозь пальцы. Вот что происходит на самом деле. Возможно…

— О, черт!

— Вот именно.

— Но как же тогда быть? Как же мы его поймаем?

— Ты хочешь сказать, как ты его поймаешь? В мои интересы это не входит.

— О’кей, как я его поймаю?

— Получив последний гонорар, он успел побывать в Швейцарии, так что денег в матрасе Бо ты не найдешь. Но у тебя есть его расписание. Чем бы он ни занимался, он регулярно, раз в несколько недель, летает в Швейцарию. Так… давай прикинем… в последний раз он летал пять недель тому назад, значит, Бо пока что не выбыл из игры и скоро ему снова предстоит… Бог его знает, что. Если мы сможем выяснить, чем именно он занимается, и ты поймаешь его на месте преступления, что ж, тебе и карты в руки.

Скотти с размаху шлепнулась на диван, вид у нее был решительный.

— Ты прав, — сказала она, — я поймаю его, чем бы он ни занимался!

— И еще кое-что, Скотти. Может быть, это самое трудное.

— Что?

— Тебе надо остаться в живых, чтобы выступить в суде.

— Ну, ты и оптимист!

— Я реалист. И тебе тоже лучше быть реалисткой.

Хауэлл встал и подошел к письменному столу. Скотти присоединилась к нему. Уже вечерело.

— Дни становятся короче, — вздохнул Хауэлл.

— Да, скоро и листья начнут желтеть. Здесь осень начинается раньше, чем в Атланте. Говорят, осень тут великолепная.

— Скотти, а как полное имя Бо? Ты случайно не знаешь?

— Конечно, знаю. Он, правда, не любит, когда его так называют. Ему больше нравится «Бо». Но Салли мне сказала. Его зовут Кристофер Френсис Скалли.

— Я так и думал.

— Почему? Откуда ты узнал его полное имя?

— Послушай меня внимательно. Эрик Сазерленд уверяет, что он встретился с Доналом О’Койненом наедине и в конце концов уговорил его продать участок. Сазерленд положил деньги в банк, а О’Койнены собрались и уехали. Это версия Сазерленда, и Бо ее поддерживает. Позднее Бо якобы получил письмо от Джойс, слепой девушки.

— Да, ты мне уже рассказывал.

— Видение… или как там его назвать, не знаю… тоже, судя по всему, имеет отношение к истории Сазерленда. Человек в «линкольне Континентале» сорокового года выпуска подъезжает к ферме, выходит, на какое-то время — сколько он там пробыл, я не знаю — заходит в дом, потом выходит и уезжает. У Сазерленда был автомобиль с откидным верхом марки «линкольн Континенталь», он продал его только в середине пятидесятых годов.

— А я-то думала, ты выбросил из головы мысли об О’Койненах! С какой стати ты опять занялся этим?

— Мне просто захотелось кое-что проверить. Поэтому сегодня днем я пошел в архив и попросил показать мне договор, который О’Койнен заключил с Сазерлендом, и лицензию на рытье колодцев, выданную О’Койнену. Я решил проверить его подпись.

— Ну, и как? Она настоящая?

— Да.

— Тогда в чем дело?

— На договоре о передаче имущества подпись О’Койнена заверил Бо Скалли.

— Да? Ну и что?

— А то, что получается, Бо присутствовал при встрече Сазерленда и О’Койнена.

— И прекрасно!

— Да, но Сазерленд-то уверяет, что он ездил на встречу один, а Бо говорит, что примерно за месяц до отъезда О’Койненов перестал у них бывать.

— Так… но если он был на встрече, то почему Бо это отрицает?

— Именно это и ставит меня в тупик. Слухи, что дело нечисто, поползли именно потому, что Сазерленд встретился с О’Койненом без свидетелей. Но, если Бо действительно присутствовал при их встрече и заверил подпись, то почему он этого не сказал? Почему он не подтвердил алиби Сазерленда, не отвел от него подозрения?

Скотти тихонько хихикнула.

— Я смотрю, тебя здорово зацепило, да?

— Да, — согласился Хауэлл. — Пожалуй.

Загрузка...