— Э-Эй!
Хауэлл отложил электробритву и прислушался.
— Эй! Есть кто-нибудь? Э-эй!
Он влез в первые подвернувшиеся под руку джинсы и схватил полотенце.
— Э-Э-Эй!
Это уже напоминало вопль, разносившийся над озером. Хауэлл вышел на причал и увидел священника, стоявшего у кромки воды. Того самого священника, которого он видел в городе вскоре после того, как поселился в домике. Низенького, дряхлого человечка.
— Доброе утро, святой отец, — поздоровался Хауэлл, вытирая с лица мыльную пену. — Извините, я не сразу вас услышал.
— Ах, вот оно что!1— откликнулся священник. — Я, наверное, пришел в неудачное время? Может быть, лучше зайти попозже?
— Нет, что вы! Пожалуйста, заходите, я угощу вас кофе.
Священник взобрался по ступенькам и протянул Хауэллу руку.
— Я отец Риордан, — сказал он. — Но большинство зовет меня отец Гарри. Я очень рад с вами познакомиться, мистер Хауэлл.
— Пожалуйста, называйте меня Джоном, отец Гарри. Не хотите ли кофе?
— А чаю нельзя?
— Можно, если вы не возражаете против чая в пакетике.
— Да это прекрасно, молодой человек! Просто прекрасно!
Хауэлл заварил чай для себя и для священника и вынес посуду на причал. Солнце стояло высоко: был уже почти полдень. Хауэлл налил кипяток и предложил гостю сесть.
Отец Гарри кашлянул, прочищая горло. Хауэлл замер.
— Может быть, вас чем-нибудь угостить, святой отец? Хотите, я поджарю гренки?
— А… нет ли у вас чего-нибудь выпить?
— Есть, конечно, но это не ирландская выпивка.
— Ничего, любая сойдет, — сказал священник.
«Господи, раненько он начинает», — подумал Хауэлл.
Он откупорил бутылку бренди, вернулся на причал и щедрой рукой налил бренди в чай священника.
— Чудесно, — одобрил тот, с шумом отхлебывая глоток. — Не хотите ли присоединиться?
«Черт бы тебя побрал!» — подумал Хауэлл и налил чуть-чуть в свою чашку.
— Отличное у вас тут место, — заметил священник, обводя рукой окрестности.
— Увы, святой отец, это не мое. Домик принадлежит моему шурину.
— Ах, да! Молодому Уайту. Я его частенько тут видел. Но в последнее время не встречал, — в голосе священника, похоже, звучало некоторое неодобрение.
— Ну, и что занесло вас в мои края? Вы просто пошли прогуляться? — священник, похоже, явился неспроста, и Хауэлл хотел помочь ему начать разговор.
Отец Гарри взглянул на Хауэлла с сожалением.
— Насколько я понимаю, вам нужна моя помощь, молодой человек.
Хауэлл очень удивился. Он открыл было рот, но не знал, что ответить.
— О, я понимаю. Извини меня, мальчик мой. Но я был у Лорны Келли, и она сказала, тебе нужно со мной поговорить. Я вижу, ты меня не ждал, но Лорна… у нее есть одна особенность… порой ей что-то открывается раньше, чем всем остальным.
— Как себя чувствует мама Келли? — поинтересовался Хауэлл, выгадывая время, чтобы подумать.
— Очень плохо, — ответил священник. — Не понимаю, как она еще жива. Похоже, Лорна чего-то ждет. Но чего именно — мне не известно.
Хауэлл хотел спросить про О’Койненов, но сдержался.
— Мне не особенно нужна сейчас помощь духовника, — сказал он, — но меня очень интересует история этого края. Вы здесь давно живете?
— О, я вернулся сюда всего пятьдесят два года тому назад. А вообще мне восемьдесят один, — он посмотрел на Хауэлла с таким видом, словно ждал уверений, что он не выглядит на свои годы.
Хауэлл подумал, что священнику дашь все девяносто.
— О, вы выглядите гораздо моложе, святой отец, — сказал он.
Священник воспринял комплимент как нечто само собой разумеющееся.
— Да, в тысяча девятьсот двадцать третьем меня посвятили в духовный сан в Мейнуте, и я уплыл из Дублина на пароходе в Саванну, повторив путь моих предков.
— Ваших предков? — изумился Хауэлл. — Простите, но я…
— О, я родился здесь, в долине, — священник махнул рукой, указывая на озеро. — Как здесь красиво… и сейчас, и тогда было…
— Значит, вы вернулись в Ирландию и поступили там в семинарию?
— Да. На меня пал выбор, — священник кивнул на бутылку. — Можно?
— Конечно, святой отец, — Хауэлл потянулся к бренди, но священник опередил его и налил им обоим.
— На вас пал выбор? — переспросил Хауэлл.
— Да-да, я понимаю, что немного забегаю вперед, — усмехнулся отец Гарри. — Надо начать с самого начала, — он поудобнее устроился в кресле. — Видите ли, мои соотечественники впервые приехали сюда из Саванны в сороковых годах восемнадцатого века. Они работали тут на железных дорогах.
— Да, я слышал об этом, но краем уха.
— Ну, вот… не сразу, конечно, а постепенно ирландцы сбились в кучку, и некоторые из них взяли накопленные денежки и купили здесь землю. К ним присоединились другие — они приехали с бывшей родины — и к пятидесятым годам в долине уже существовала вполне преуспевающая крестьянская община — семей, наверное, сорок. И им нужен был священник. Тогда, как и сейчас, в этом уголке было не очень много католических церквей.
— Понимаю. И церковь прислала сюда священника, да?
— Нет, община была слишком маленькой, чтобы ей присылать священника. Поэтому один парень возвратился в Ирландию и поступил в семинарию. Ждать пришлось долго, но в конце концов в долине появился свой священник. Эта традиция была продолжена, и я оказался четвертым по счету.
— Стало быть, за это время община разрослась? — Хауэлл был уверен, что за век с четвертью из сорока ирландских семейств могла образоваться целая нация.
— Увы, нет, — печально вздохнул священник. — Вначале все складывалось вроде бы удачно, но затем что-то случилось. Почти все мужчины участвовали в гражданской войне и большинство из них погибло. Община долго не могла оправиться от этого удара. Потом, по-моему, в восемьдесят девятом году, в долине вспыхнула страшная эпидемия оспы.
— Ясно.
— О, народ здесь жил крепкий, с ним не так-то легко было разделаться. Но затем началась, как ты знаешь, первая мировая война, а потом, после событий 1916 года, многие местные парни сражались в Ирландии. И все же мы опять оправились, и после моего возвращения в долину все… все потихоньку выправлялось.
— А потом разразилась вторая мировая война…
Священник кивнул и отпил большой глоток чая, уже больше, чем на три четверти разбавленного бренди!
— Вот именно. Это было душераздирающе!
— А потом что случилось?
Отец Гарри взглянул на Джона и махнул рукой.
— Потом… потом были другие трудности.
— Какие?
— Потом тут возникло озеро. Озеро Эрика Сазерленда, — старик сказал это с горечью и печалью. Он, уже не спрашивая, налил себе еще бренди.
— Расскажите мне про Донала О’Койнена и его семью, — тихо попросил Хауэлл.
— Ах, про Донала! — священник чуть улыбнулся. — Лучше Донала тут никого не было. Если бы все мы держались за землю, как Донал… — он осекся, и фраза повисла в воздухе.
— Каким он был? — спросил Хауэлл.
— Красавцем. Сильным, трудолюбивым. Он всегда работал больше всех, и ему больше везло. Он женился на самой хорошенькой девушке, заработал кучу денег, у него были самые красивые дочери во всей округе.
— Джойс и Кэтлин?
— Да-да, — священник снова улыбнулся. — И родились бы еще, если бы все так быстро не кончилось.
Спиртное, похоже, начинало оказывать действие. На Хауэлла во всяком случае, оно уже действовало.
— Джойс потеряла зрение в раннем детстве, — продолжал священник. — Она была артистической натурой, настоящим музыкантом. Милая, добрая, чистая девушка.
Хауэлл подался вперед. Почему-то этот вопрос показался ему очень важным:
— А Кэтлин?
Лицо старика на миг исказилось от боли. Хауэлл было решил, что старику плохо, но затем старик заговорил вновь.
— Я такой красавицы никогда не видел, — еле слышно пробормотал отец Гарри. — Миниатюрная, но сильная, волевая. В ней было что-то, чего я никогда… — его голос прервался.
Хауэлл лихорадочно соображал, как бы так сделать, чтобы старик не потерял нить рассуждений.
— Насколько я понимаю, Донал забрал ее из школы, когда на него стали слишком сильно давить, принуждая уступить землю.
Священник сердито покосился на него.
— Да причем тут земля?.. Дело в том… — и снова умолк.
— Но если борьба за землю тут ни при чем, то с какой стати он забрал девочку?
— Ей было всего двенадцать лет. Это было ужасно! Отец так любил малышку, — казалось, священник вот-вот разрыдается. — Я думал, это его убьет.
— Но что случилось с Кэтлин? Она умерла?
— Было бы лучше, если бы она умерла, — сказал отец Гарри. От бренди его клонило в сон.
Борясь с опьянением, Хауэлл старался продолжить разговор. У священника уже слипались глаза, голова клонилась на грудь.
— Вы потом о них что-нибудь слышали? Ну, о Донале О’Койнене и его семействе?
Глаза отца Гарри на какую-то долю мгновения приоткрылись. В них промелькнула растерянность.
— Слышал? Поверь мне, сынок, они так и остались на дне озера.
Подбородок священника снова упал на грудь, и отец Гарри захрапел.
Хауэлл встал и нетвердой походкой пошел в гостиную. Он был совершенно сбит с толку. Рухнув на диван, он откинул назад голову… буквально на одну минуту…
А когда проснулся, солнце почти село, и старый священник уже ушел.