Записки звездочёта Сириуса

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ. Гром и Эрнесто

— Кто со мной на разведку? — гаркнул Гром, и раскатистое эхо заметалось среди базальтовых скал.

— Я!..

Около трёхсот человек подняли руки. Это были студенты и мастеровые, тайком пробравшиеся в горы из столицы; рубщики тростника, покинувшие свои деревни; солдаты Утриноса, перешедшие на сторону Грома. И сразу было видно, когда кто из них появился в лагере. У одних были уже густые чёрные бороды, у других — бороды поменьше, у третьих по щекам и подбородку змеились робкие колечки. А были и такие, у которых бороды ещё и не намечались, и похвастаться им было нечем.

Но среди всех, даже среди первых тринадцати старожилов, резко выделялась длинная густая борода одного новичка. Он появился в лагере лишь сегодня на рассвете и был похож на Робинзона Крузо, каким его рисуют художники: с длинноствольной винтовкой, в старой шляпе, мешковатых брюках и куртке из меха каких-то диких животных, надетой на голое тело.

— Ну куда вы? Куда вы? — растерялся Гром, увидев столько поднятых рук. — Зачем мне столько? Мне один нужен. — И кивнул «робинзону», который умоляюще глядел на него: — Пошли.

— Эх, везёт же тебе, Эрнесто! — беззлобно шутили вокруг. — Как увидят тебя солдаты, сразу разбегутся со страху!.. Эх, Гром, ты его вместо пугала у дороги поставь — ни один патруль на него внимания не обратит!

— Ладно, ладно, — буркнул Эрнесто в густые усы, — завидуете, черти.

Гром и Эрнесто углубились в джунгли.

— Тебя Эрнесто зовут? — спросил Гром своего молчаливого спутника.

— Эрнесто…

— Борода-то у тебя, Эрнесто, — словно ты её целый год отращивал, — с уважением сказал Гром.

— То-то и оно, что целый год, — угрюмо ответил Эрнесто. — Не до неё было. Полгода в джунглях от сеньора скрывался, затем поймали и на рудник упекли… Бежал через три месяца, снова джунгли, а потом… — тут он невольно рассмеялся, — пришёл к вам, и моя борода как раз к месту оказалась.

— Моя тоже, — захохотал Гром.

Эрнесто с почтением смотрел на него. Он уже слышал от других, что этот рыжебородый великан не кто-нибудь, а знаменитый бесстрашный Гром.

— Слушайте, Гром… — начал Эрнесто.

— Называй меня на «ты», — добродушно заявил Гром. — Какие могут быть церемонии!

— Ты с Дождём знаком?

— Знаком ли я с Дождём?! Нет, вы слышали, что он спрашивает?! — вскричал Гром, хотя вокруг никого не было. — Да знаешь ли ты, что по милости этого заморыша Апчхибосса Утриноса и его плешивого покровителя Тайфуна, засадившего нашего друга в тюрьму, мы с Молнией уже больше года шатаемся безработными!

— Прости, — сказал Эрнесто, — я же не хотел тебя обидеть. Просто я тоже был знаком с Дождём…

— Что значит «тоже»? — вскипел Гром. — Что значит «знаком»? Да мы с ним друг без друга жить не можем!

Гром бы ещё долго бушевал, но тут их окликнул последний пост бородачей:

— Стой! Кто идёт?

— Свои! — рявкнул Гром. — Ослепли, что ли?

Ещё полчаса пути, и в просветах деревьев мелькнуло серое кольцо шоссе с мостом, перекинутым через широкий овраг.

— Давай вдвоём, — ужаснулся Эрнесто, когда Гром выкатил из травы чёрную тупорылую бомбу и взвалил её себе на спину. — А зачем она?

— Скажешь тоже, — буркнул Гром. — Ещё уронишь. Я её поймал, я и понесу. Зачем она, говоришь? Пригодится.

Дело в том, что несколько дней назад самолёты Апчхибосса Утриноса бомбили лагерь бородачей. Все укрылись в пещере, а Гром стоял у входа, ловил падающие бомбы и сбрасывал их в пропасть. А одну он решил сохранить на всякий случай. Выкрутил взрыватель и спрятал её в укромном месте.

Они спустились в овраг. Когда-то здесь, по-видимому, бурлил поток, а сейчас ручей безнадёжно пересох. Лишь кое-где встречались покрытые зелёной плесенью мелкие лужицы.

— Чёрт побери, — пыхтел Гром, согнувшись в три погибели и тяжело переставляя ноги. — Без Дождя скоро всё к дьяволу засохнет… Проклятый Тайфун!

Наконец разведчики оказались под мостом. Здесь было сумрачно и прохладно.

Гром вытащил из сумки взрыватель, большой моток тонкой крепкой проволоки и склонился над бомбой.

Эрнесто вскарабкался на мост.

Дорога отсюда просматривалась далеко — она то пропадала, спускаясь в очередную ложбину, то вновь появлялась и поэтому была похожа на длинный серый пунктир, тянувшийся до самого горизонта.

И вдруг из одной дальней ложбины выползли маленькие чёрные квадратики: один, два, три, четыре, всего — пять. Они проползли по видимому отрезку дороги и пропали, затем вновь появились.

— Едут! — крикнул Эрнесто.

— У меня уже готово, — отозвался Гром.

Он выбрался из оврага, разматывая на ходу проволоку. Она ложилась в густую пожухлую траву и была совершенно незаметна.

Для наблюдательного поста Гром и Эрнесто облюбовали два высоких дерева метрах в ста от моста. Гром с трудом взобрался на свой эвкалипт — мешала проволока, которую он боялся порвать. Наконец он удобно устроился в развилке, почти на самой макушке.

Чуть ниже его, на соседнем эвкалипте, притаился Эрнесто с карабином.

Послышался напряжённый гул моторов. К мосту приближалась колонна огромных крытых грузовиков. Позади колонны громко тарахтел уродливый пятнистый броневик.

Машины остановились.

Вперёд был послан патруль: длинный худой солдат и толстый низенький капрал. Они взошли на мост и перегнулись через перила.

— Заметят, — испугался Эрнесто.

— Ни за, что, — уверенно сказал Гром. — Маскировочка — первый сорт.

Не обнаружив ничего подозрительного, патруль перешёл на другую сторону оврага.

Дальше идти капрал побоялся.

— Вперёд! — приказал он солдату, дрожа от страха и тревожно вглядываясь в дремучие заросли.

Солдат отрицательно мотнул головой. Капрал привстал на цыпочки и ударил его по щеке — раз, другой, третий…

— Вот мерзавец! — Эрнесто не выдержал и выстрелил.

Фуражку с капрала словно ветром сдуло. Он завизжал, как поросёнок, и помчался назад. Солдат — за ним.

И тогда вперёд вылез броневик. Поливая из своих пулемётов густые заросли кустарника, он въехал на мост.

И тут Гром мгновенно замкнул контакт. Раздался оглушительный взрыв.

Когда рассеялся вязкий чёрный дым, Гром и Эрнесто не увидели ни моста, ни броневика. А из грузовиков сыпались солдаты, занимая позицию вдоль оврага.

Загрохотали выстрелы.

Эрнесто снова прицелился в капрала, который высунулся из-за колеса машины, и вдруг услышал треск сучьев. Гром, беспомощно цепляясь за ветки, падал вниз. Очевидно, его зацепила какая-то шальная пуля.

К счастью, его падение почти у самой земли задержала разлапистая толстая ветка. Гром повис на ней, и она, спружинив, отбросила его в кустарник.

Обдирая в кровь руки, Эрнесто быстро спустился вниз.

— Чёрт побери!.. Сто двадцать дьяволов! — услышал он доносящиеся из кустов ругательства. И сразу отлегло от сердца — жив!

— Нога, — простонал Гром, когда Эрнесто склонился над ним, и виновато улыбнулся. — Вот угораздило…

— А я думал, что Грому всё нипочём! — сказал Эрнесто, перевязывая рану.

— Бывает, что и Грому достаётся. Часа через два всё заживёт. Я такой.

— Покрепче держись за шею, — сказал Эрнесто, наклонившись над Громом.

Он никогда не думал, что Гром может быть столь тяжёлым. А тут ещё выстрелы, крики солдат, перебравшихся через овраг. Да и карабин мешал, а бросать его было жалко.

За кустарником начиналась сплошная стена камыша на месте высушенного зноем болота. Во что бы то ни стало — туда, только туда! Там никто не найдёт!..

— Брось меня, — ворчал Гром. — Не строй из себя героя… Чего двоим-то погибать? Не будь дураком!

— Молчи! — огрызался Эрнесто.

Всё ближе и ближе был спасительный жёлтый камыш. В эту минуту Эрнесто желал только одного: добраться до зарослей камыша, упасть на землю и лежать, лежать и дышать всей грудью.

Ноги Грома волочились по земле, и поэтому Эрнесто всё время казалось, что следом за ним кто-то идёт, прямо за спиной, и усмехается, всё время держа тебя на прицеле.

И вот вокруг зашелестели заросли камыша, но Эрнесто не упал со своей тяжёлой ношей и даже не остановился.

Он шёл, шёл, шёл… И всё качалось перед ним: изломанный камыш, узловатые лианы, лепестки орхидей, жёлтые пятна света в сумраке тропического леса…

Эрнесто остановился только у поста бородачей, скорее почувствовав, чем услышав окрик:

— Кто идёт?

— Свои, — хрипло дыша, сказал он и внезапно рассмеялся: — Ну, так кто же из нас дурак?

— Я. — И Гром тоже засмеялся.