Запрещённая планета

Мы опустились на поверхность Олтэи-4.

Команда приготовилась к любым неожиданностям, но, кажется, ничего нам пока не угрожало.

Корабль прочно стоял на шасси и был похож на какой-то громадный, невероятно быстро выросший гриб. Необычный бирюзовый свет, отражавшийся на корпусе корабля, придавал ему гораздо большие размеры, чем в тот день, 10 земных лет и миллионы миль назад, когда я впервые увидел его на космодроме в Аризоне.

Часть экипажа, остававшаяся внутри корабля, находилась у заряженных дезинтеграторных орудий. Открытые орудийные амбразуры выглядели черными ямами на сверкающих бортах космического крейсера.

Остальные члены команды — все вооруженные — образовали возле корабля защитный круг. Снаружи этого круга расположились офицеры, и — к моему удивлению и восторгу — я оказался среди них. Так как мы все еще были в состоянии боевой тревоги, я боялся, что мне прикажут оставаться на борту, в своем кабинете. Но, слава богу, этого мне не приказали.

И — опять же слава богу — на меня никто не обращал внимания. Адамс тщательно осматривал в бинокль горизонт. Фарман расхаживал взад и вперед, неторопливо покуривая сигарету. Квинн уже стоял на четвереньках и весь ушел в исследование песчаной почвы. Я оказался предоставленным самому себе и был этому очень рад.

Другим необходимо было что-то делать, думать, а я ни о чем не думал. Я предоставил им возможность беспокоиться о делах, а сам предался своим чувствам и старался постигнуть окружающую меня неизвестность.

Сначала меня охватило ощущение сходства этой планеты с Землей. Мы находились в пустыне, под лучами нещадно палившего солнца. Но кругом был воздух, которым можно было дышать, и песок, по которому мы могли ходить, и я слышал скрип своих ботинок, когда двигался. И все-таки ничто, решительно ничто не было земным. Однако я чувствовал себя замечательно. Я глубоко вдыхал горячий пьянящий воздух, смотрел на бирюзовое небо, на красный песок, на странные сталагмитовые серо-голубые скалы, острые, как копья, вершины которых беспорядочными группами пробивались сквозь песок, — и дальше, к самому горизонту, на цепи островерхих серо-зеленых гор, на их отлогие склоны, сверкающие в ослепительном свете и, быть может, покрытые растительностью…

Внезапно я вздрогнул от голоса Квинна, раздавшегося возле меня:

— Взгляните на это, доктор!

Я оглянулся и увидел, что он протягивает мне кусочек зелено-голубой скалы.

— Необычная формация, — говорил он. — Тверже, чем гранит, но легче, чем пемза.

Я протянул руку за куском, но мне не суждено было взять его, потому что сзади послышался крик. Это был голос Адамса.

— Бозан! Внимание налево!

Я круто повернулся и увидел, что Адамс показывает куда-то в глубь красной пустыни. Вдали, в нескольких милях от корабля, со страшной скоростью неслась по направлению к нам темная туча песка. Я подумал, что, возможно, это смерч, образованный ветром, подобный «пыльному дьяволу» в Аризоне, но в то же время почему-то был уверен, что это никакой не смерч…

Я услышал, как Бозан отрывисто выкрикнул слова команды и четверо охранников заняли место рядом с Адамсом. После этого все смолкло, и никто из нас не шевельнулся.

Песчаная туча продолжала вихрем нестись прямо на нас, и я заметил в ее середине — или, может быть, как раз впереди нее — что-то, выбрасывавшее огненные вспышки. Скорость движения была такой огромной, что ЭТО — чем бы оно ни являлось — буквально через несколько секунд приблизилось к нам и внезапно начало замедлять свой бег с такой могучей и плавной силой, что песчаное облако поднялось еще выше.

Этот вихрь остановился ярдах в 20 от нас, и один из членов экипажа невольно вскинул к плечу свое ружье. Но Бозан крикнул ему, и он, будто очнувшись, поспешно опустил оружие. Я не мог не посочувствовать ему: в этом стремительном приближении было что-то такое, что напрягло во мне каждый мускул.

Пыль улеглась, и мы увидели предмет, являвшийся, очевидно экипажем. У него были странные, казавшиеся непрочными колеса и весь он, по-видимому, был сделан из металла и пластмассы. Это устройство имело футов 15 в длину и странную неуклюжую форму. В передней части его, несколько возвышаясь над всем остальным, находилась какая-то бесформенная масса металла, из которой и выбрасывались эти редкие колкие огненные вспышки. За ней тянулся похожий на сани корпус с четырьмя сиденьями, защищенными конусообразными козырьками. Самое странное, что сиденья никем не были заняты, и я услышал, как Фарман, стоявший впереди меня, пробормотал:

— Да ведь она пустая!

Тут я с удивлением обнаружил, что сам произношу что-то вроде:

— Впереди, видимо, двигатель… Но где же водитель?

— Замолчите! — прикрикнул на нас Адамс. И я увидел, что все это переднее возвышение, которое я принял за двигатель, зашевелилось. Оно поднялось выше, еще выше… И оно — да, ОНО СОШЛО с экипажа, оставив на месте себя совершенно плоскую и пустую платформу. Двигатель, был, по-видимому, также и водителем…

Сошедший со странного экипажа предмет имел вертикально-выпуклую форму около 7 футов высоты и был сконструирован в виде человека, которого можно увидеть на рисунке дефективного ребенка. Основную его массу составлял корпус. Ниже виднелись две короткие и толстые как чурбаны, ноги, а из верхней части — у плечей — виднелись два, подобные рукам, выступа. Голень была похожа на куполообразную шишку, и именно из нее появлялись эти острые огненные вспышки…

Повернувшись, предмет медленно и тяжело двинулся в нашу сторону. Бозан быстро приблизился к Адамсу и что-то сказал, на что Адамс решительно ответил:

— Нет!.. Я уверен, что у него нет никакого оружия.

— Командор, этот предмет сам может быть оружием — возразил Фарман, но Адамс жестом приказал ему замолчать.

Мы стояли неподвижно, наблюдая, как предмет приближается к нам своей тяжелой походкой. Он двигался как-то странно, вразвалку. Наконец он остановился в 15 футах от нас. В передней части его шлема виднелись жалюзи, сквозь щели которых светились огоньки. Теперь они горели гораздо ярче и образовали довольно определенный рисунок. Изнутри оболочки раздавался неприятный скрежещущий звук…

И тут предмет заговорил. Звуки были металлическими и монотонными, но все-таки это была речь.

Я так удивился, что прослушал первые два-три слова и разобрал только:

— …Добро пожаловать. Я должен доставить командора и офицеров к доктору Морбиусу.

С последним словом предмет замер. Потухли огоньки. Замолк голос. Прекратился неприятный скрежещущий звук, раздавшийся вместе с голосом. Казалось, предмет умер, и теперь на его месте стоит просто какой-то бесформенный и безжизненный кусок темного металла.

Квинн схватил Адамса за руку. Послышалось его взволнованное бормотание. Я уловил слова:

— Робот… Дистанционное телеуправление…

Он отпустил руку командора и, как зачарованный, двинулся вперед. Но Адамс резко остановил его, взяв за плечо и оттолкнув назад. Минуту Квинн оставался в состоянии полного недоумения, а потом глянул на Адамса с таким гневом, какого я у него никогда не предполагал.

Тут заговорил Фарман.

— Робот! — произнес он презрительно. — Где вы видели такой робот? Разве что на детских юмористических картинках?

Я понял, что он думает о том, как непохож этот механизм на сотни тех аккуратных, блестящих машин-автоматов, похожих по форме на обычные коробки, которые все больше и больше входят у нас в домашний обиход. Кроме того, подсознательно меня преследовало желание вспомнить что-то, связанное с этим роботом. Не с самим механизмом, а с его названием…

Но тут за его жалюзи снова вспыхнули огоньки. Послышалось скрежетание, а затем и голос.

— Я должен вам сообщить, — резким металлическим голосом произнес механизм, — что настроен реагировать на слово «Робби». — После этого он опять замер. Ни огоньков, ни звуков.

— Слышите, Лонни? — обратился Адамс к Квинну. — Не хотите ли проделать небольшой опыт?

— Только после вас, сэр. — Наш главный изобретатель был явно не в духе.

Пожав плечами, Адамс шагнул вперед, пристально посмотрел на это металлическое сооружение и медленно проговорил:

— Робби, хорошо ли ты меня понимаешь?

Огоньки снова загорелись.

— Да, — последовал односложный ответ, произнесенный резким металлическим голосом, и опять воцарилась тишина. Но на этот раз не все огоньки погасли. Некоторые остались. Они не мигали, не изменялись и образовали спокойный ровный рисунок.

Адамс спросил:

— Надо ли мне произносить это слово каждый раз, когда я говорю с тобой?

— Нет, — последовал ответ, и рисунок огоньков изменился.

— Ты… — Адамс помедлил. — Ты действительно робот?

— Да. Слово «Робби» является сокращенным.

— Тобой управляет доктор Морбиус?

— Да. — При слове «Морбиус» рисунок огоньков за жалюзи быстро изменился. — Я должен доставить командора и офицеров к доктору Морбиусу, — опять повторил робот.

Затем последовала тишина, и в этой тишине я услышал собственный голос:

— Послушайте, а ведь он думает! Кто-нибудь заметил это? Он мыслит!..

— Нам это не известно, доктор, — произнес Квинн, — По крайней мере, я в этом не уверен. — Он еще сердился на Адамса. — Все, что мы видели, может быть действием обратной связи с основным пунктом управления или избирательности, — Глаза его были устремлены на робота со страстным любопытством знатока.

— Какой там еще пункт управления! — возразил Фарман, — Спросите-ка у него еще что-нибудь, командор.

Адамс проворчал что-то, похожее на «спросите его сами», и Фарман посмотрел на меня.

— Попытайтесь вы, доктор, — попросил он меня. — Мне ничего не приходит в голову.

Шагнув вперед, я покосился на Адамса, но он задумался и, казалось, не обратил на меня никакого внимания. Я перевел взгляд на робота и сказал:

— Робби! — только тут понял, что сам не знаю, о чем спрашивать.

Огоньки механизма на мгновение потухли, затем загорелись снова. Мне показалось, что робот проводит различие между мной и Адамсом.

— Робби! — повторил я, — а что… атмосфера на этой планете… э-э… должно быть, она очень богата кислородом? — И в нерешительности замолк.

— Кислородное содержание воздуха, — ответил металлический голос, — превышает на 4,7 процента содержание кислорода в атмосфере Земли.

— Ого! — воскликнул Фарман, отстраняя меня рукой, — но разве это вопрос? — Он выступил вперед, взглянул на робота и, повысив голос, сказал:

— Эй, Робби!

И я опять увидел, как огоньки на мгновение потухли и зажглись снова.

— Как нам следует называть вас? Мистер или мисс?

Среди членов экипажа послышалось хихиканье. Да, это был Фарман, во всей своей красе, все превращающий в шутку. Я свирепо глянул на него, а Квинн проворчал:

— Если ты надеешься получить ответ на подобный вопрос… — И внезапно замолк с широко открытым от изумления ртом.

— Вопрос неразумен, — ответил металлический голос. — Упоминание пола неуместно.

Последовала пауза, а потом раздался громкий хохот всей команды.

— Вот это отповедь! — послышалась реплика одного из фланговых охранников. А Фарман только усмехнулся. Правда, немного разочарованно, как мне показалось. Снова взглянув на робота, он сказал:

— Прекрасно, вы, я вижу, остроумны… А теперь ответьте мне на такой вопрос…

Но ему пришлось проглотить последующие слова, так как Адамс, внезапно вышедший из состояния задумчивости, резко перебил его:

— Прекратите дурачество, лейтенант! И встаньте на свое место!

— Слушаюсь, сэр! — как ни в чем не бывало ответил Фарман и быстро отступил. Члены экипажа тоже смолкли. В голосе Адамса послышалось что-то такое, что заставило меня вдруг снова осознать всю ту обстановку, в которой мы находились, а главное, возможность опасных неожиданностей.

Подойдя к роботу, Адамс спросил:

— Робби, эта опасность, о которой говорил Морбиус… Что это?

Ответ последовал через более длительный промежуток времени, чем какой-либо из предыдущих, и я заметил очень быстрое изменение световых рисунков.

— Вопрос непонятен, — ответил наконец металлический голос. — Повторите, пожалуйста.

— Что это за опасность, о которой упоминал доктор Морбиус? — медленно и очень четко произнес Адамс.

Реакция робота на этот вопрос была поразительной. Скрежетание, которое, видимо, всегда сопровождало его голос, достигло настоящего завывания, а огоньки бешено замигали. Затем скрежет прекратился совсем, потухли огоньки. Механизм снова будто умер.

— Что же он сделал? — пробормотал Фарман. — Вставил взрыватель?

Но прежде чем кто-нибудь из нас заговорил, огоньки снова вспыхнули за жалюзи шлема. Мне показалось, что они сложились в тот же простой рисунок, как и в самом начале. Но я не был в этом твердо уверен.

Робот произнес:

— Я должен доставить командора и офицеров к доктору Морбиусу.

Он сказал это точно так же, как и в первый раз.

Адамс отвернулся от него, отошел на несколько шагов и сделал знак Фарману, Квинну и мне подойти. Мы окружили его и Адамс сказал:

— Двое из нас должны поехать. Я и Джерри. Вы, Лон, останетесь за командира. Когда мы уедем, возвращайтесь на корабль и все время следите за мной. — Он слегка постучал по маленькому блестящему цилиндрику своего видеофона, который был прикреплен к его поясу и выглядел, как деталь пряжки.

— Слушаюсь, командор, — с готовностью ответил Квинн. Обида его уже видимо, прошла.

— Наружных часовых оставьте, — продолжал Адамс, — Держите наготове два крупнокалиберных орудия. Вездеход надо смонтировать немедленно. Может, вам понадобится последовать за нами.

— Слушаюсь, — повторил Квинн.

— Какие будут мнения? — спросил Адамс, по очереди посмотрев на каждого из нас. Фарман и Квинн молча покачали головами, но я заговорил:

— Простите, командор, но ведь вы абсолютно не представляете, в какую обстановку можете попасть, не так ли?

— Конечно, — ответил Адамс.

— Может даже случиться несчастье, не правда ли? — продолжал я.

— Так что же? — спросил он.

— Так вот мне кажется, что число три гораздо лучше числа два, — ответил я. — И не такой уж я старик. У меня 180-й разряд вот по этому… — Я дотронулся до кобуры своего пистолета «Д-Р». — А на корабле я ничем не смогу быть полезным Лонни…

Мне не понадобилось заканчивать свою мысль, потому что на лице Адамса промелькнула одна из его мимолетных усмешек.

— Ну, ладно, — сказал он, — Ладно. — Улыбка исчезла, и он снова взглянул на Квинна:

— Что ж, ничего не поделаешь!

— Слушаюсь, — в третий раз повторил Квинн и добавил: — Удачи!

После этого он ушел, и я, последовав за Адамсом и Фарманом туда, где стоял робот, слышал, как он отдавал Бозану какие-то приказания.

Адамс остановился перед механизмом.

— Робби, — позвал он, и огоньки в шлеме робота зажглись знакомым рисунком, — Мы готовы отправиться к доктору Морбиусу.

— Благодарю вас, — раздался металлический голос, — Прошу следовать за мной, — И, повернувшись, робот направился к экипажу своей широкой, тяжелой и неуклюжей походкой.

В тот момент, когда мы все трое двинулись за роботом, я оглянулся. За исключением трех часовых, уже никого не было видно. Наш корабль по-прежнему выглядел каким-то чужеродным растением, совершенно не свойственным ни этому зеленовато-голубому свету, отражающемуся в его блестящем корпусе, ни красному песку, ни голубовато-серым острым вершинам скал, возвышающимся группами вокруг корабля… Да, все это так… Все вполне реально… И все-таки казалось совершенно нереальным, невероятным! И в довершение всей этой невероятности я, Чарльз Кваер Остроу, должен был сейчас помчаться по этой неправдоподобной, ничего хорошего не обещающей пустыне в каком-то нелепом экипаже, управляемом механической карикатурой на человека, в обществе двух суровых мужчин, направляющихся к кому-то, зачем-то, куда-то, о чем никто из них наверняка даже не догадывается…

Эта поездка чем-то напоминала экскурсию. Часы показывали, что с момента отправления не прошло и пятнадцати минут, но мне показалось, что мы находимся в пути уже давно. Возможно, это было потому, что добрую половину времени я просидел с закрытыми глазами.

Мы тронулись в путь с таким ужасным ускорением, что я возблагодарил бога за привязные ремни, которые обнаружил на сиденье. Мы помчались через пустыню по направлению к горам, и, как мы быстро убедились, эта пустыня была совсем не такой ровной, как она выглядела с корабля. То, что виднелось с места нашей посадки, оказалось низиной, скрывавшей огромную расщелину в полмили шириной и миль пять глубиной, которая тянулась вдоль пути нашего следования.

Первый раз я зажмурил глаза потому, что робот мчал нас, не снижая скорости, вдоль самого края пропасти так, что между нашим экипажем и неминуемой гибелью оставалось не более, чем шесть дюймов…

Когда я наконец осторожно открыл глаза, то увидел, что пропасть мы благополучно миновали, но зато теперь бешено несемся прямо на крутой каменистый откос, внезапно выросший из красного песка между нами и горами. Широкая полоса этой голубовато-серой скалы, казалось, тянется на мили в обе стороны и на добрую сотню футов возвышается над уровнем пустыни. В скале не было заметно ни малейшей трещины, однако мы неслись прямо на нее на такой скорости, о какой мне страшно было и подумать. Я опять невольно зажмурился.

Некоторое время мы продолжали мчаться по-прежнему, как вдруг экипаж немного притормозил на крутом повороте. Я услышал, как кто-то из моих попутчиков издал восклицание, и отважился открыть один глаз — и вскрикнул сам.

Должно быть, в скале все-таки был проход, потому что теперь мы находились по другую ее сторону и уже гораздо медленнее спускались по отлогому склону к обширной долине, с одной стороны которой была эта скала, а с другой — подножие гор. Казалось, мы находимся уже за тысячу миль от пустыни, потому что здесь, простираясь так далеко, сколько можно было схватить взглядом, раскинулись луга и рощи деревьев. Вдалеке спокойно сверкала неширокая река.

Первым моим впечатлением, как и во время осмотра планеты с высоты, было сходство с Землей. Но когда мы спустились по склону и долину стало видно гораздо лучше, это сходство постепенно исчезло. Деревья, которые с первого взгляда могли показаться зелеными тропическими растениями, в действительности не походили ни на одно земное дерево ни по коре ствола, ни по листьям, ни даже по форме. Трава была мягкого золотистого цвета, а вода в реке — темно-синяя, как Средиземное море…

Мы не разговаривали, потому что наши глаза были слишком заняты. Скорость уменьшилась приблизительно до сорока миль в час, а мы въехали в рощу странных деревьев и покатили по ровной, твердой дорожке.

Почва уже не была красной, как в пустыне, а выглядела такой же голубовато-серой, как скалы. Нас окружал густой лес, и я, заметив, что Адамс и Фарман держат руки на рукоятках своих пистолетов «Д-Р», последовал их примеру и уже совсем не горел желанием осматривать местные достопримечательности…

Наконец деревья начали редеть, и скоро мы все по той же извивающейся дорожке выехали из рощи.

Казалось, что мы направляемся к высокой скале, выдававшейся из склона горы. Адамс и Фарман облегченно вздохнули, и их руки отпустили рукоятки пистолетов. Теперь робот вел свой экипаж значительно медленней, и у нас было время как следует обозреть окружающую местность.

Вид был красивый, но он так же резко отличался от того, что мы только что проехали, как и ранее виденная нами местность отличалась от пустыни. Я подметил некоторые странные особенности здешних окрестностей и только собрался заговорить об этом, как Адамс обратился ко мне.

— Заметно распланированный пейзаж, — оказал он.

Командор был прав. ЧТО-ТО БЫЛО В ЭТОМ КУСКЕ ПРИРОДЫ, окруженном со всех сторон скалами и простиравшемся приблизительно на четверть мили, ЧТО ГОВОРИЛО О ЯВНОЙ ПЛАНИРОВКЕ. В этом убеждали и ровные полосы золотистого дерна, незаметно переходившие в рощи деревьев и кустарников, и грациозные изгибы ручья, да и вся эта местность, постепенно вливавшаяся в дикую, невозделанную природу…

— Вы правы, командор, — ответил я, — все это распланировано.

— Здесь должна быть постройка, — сказал Адамс. — Или даже несколько построек.

— Но их нет, — возразил Фарман. — Никаких строений.

И тут я кое-что увидел.

— Нет, есть, — сказал я. — Взгляните-ка на этот прудик.

Он показался слева от дорожки, бегущей к выступу скалы, и был окружен деревьями и живой изгородью из красновато-белых цветов с синеватой листвой. Прудик питался синим ручьем и мог бы сойти за небольшое естественное озеро, если бы не то, что я увидел на его противоположной стороне.

— Вы чудак, док! — сказал Фарман. — Это обыкновенная лужа.

— А что вы скажете вон о той мощеной дорожке? — возразил я, — Не говорите, что это тоже естественное. Бьюсь об заклад, что она ведет к…

Но они уже не смотрели ни на прудик, ни на дорожку — они вглядывались во что-то, находившееся совсем в другой стороне. Я повернул голову и увидел, что мы проехали мимо выступа скалы и попали в ее тень. И тут мне представилось такое зрелище, которое изумило меня гораздо больше, чем все виденное до сих пор.

— Я уверен, что это и есть дом, — сказал Адамс.

— Черт побери! — воскликнул Фарман. — Прямо в сплошной скале!

Я не сказал ничего, потому что был слишком занят собственными мыслями и пытался поверить тому, что увидел. Передо мной был небольшой дворик со странно окрашенными цветами, которые росли вокруг фонтана голубой воды, а за всем этим — бревенчатый с окнами фасад длинного приземистого дома. Собственно говоря, никакого дома, примыкающего к фасаду, не было. Только скала, в которую был вставлен этот фасад. Какой же понадобился исполинский труд, чтобы выдолбить это жилище в сплошной скале, а затем закупорить фасадом дом, который, кроме того, свидетельствовал, что был спроектирован ЧЕЛОВЕКОМ!

Мы остановились во дворике, который можно было бы назвать внутренним, в нескольких ярдах от массивной двери из дерева, похожего на дуб, но аметистово-серого цвета.

— Приехали! — сказал Фарман, отстегнув свой привязной ремень.

Тут заговорил робот, и я вздрогнул от неожиданности. Почему-то я умудрился забыть о нем.

— Сходите, пожалуйста, — сказал он.

Мы сошли. Я ступил на землю последним. В этот момент открылась дверь, из нее вышел человек и остановился, глядя на нас. Рука Фармана привычно потянулась к кобуре пистолета, но Адамс сердито толкнул его локтем, и Фарман поспешно опустил руку.

Мужчина, стоявший в дверях, направился к нам.

— Итак, вы прибыли, джентльмены, — произнес он, — Разрешите представиться. Я — Морбиус.

Его голос был низким и каким-то монотонным, несколько даже безразличным.

Мы уставились на него. Это был высоким мужчина с шапкой темных, с проседью волос и аккуратной раздвоенной бородкой, которая придавала его спокойному лицу не то восточное, не то демоническое выражение.

— Джон Адамс, командор, — представился Адамс, потом он сделал жест в нашу сторону. — Лейтенант Фарман, космонавт. Майор Остроу, наш врач.

Морбиус шагнул вперед и по очереди пожал нам руки. Это пожатие могло бы принадлежать человеку гораздо более молодому, чем тому, кто стоял перед нами.

Позади нас раздался лязг. Это робот сошел с экипажа и неуклюже проследовал мимо. Он остановился около открытой двери, и я увидел, что за жалюзи его шлема теперь горит только один-единственный огонек.

Морбиус улыбнулся.

— Его манеры всегда были лучше моих, — сказал он. — Входите, джентльмены.

Он ввел нас в дом, и робот закрыл за нами огромную дверь.

Мы очутились в небольшой прихожей, прохладной и тускло освещенной. Оставив свои фуражки на чем-то похожем на большой ящик, мы проследовали за Морбиусом в огромную комнату с окнами, расположенными во всю ее длину. Стекла были так необычайно чисты, что, когда я смотрел сквозь них на внутренний дворик, на деревья, траву, пруд, — все, казалось, выглядело гораздо яснее, отчетливее, чем тогда, когда я находился снаружи.

Мы стояли, сбившись в кучу, — этакое трио с решительным, но довольно принужденным видом — и пристально разглядывали нашего хозяина, который, казалось, чувствовал себя настолько же свободно, насколько мы — скованно.

— Пожалуйста, садитесь, джентльмены, — сказал он. — Чувствуйте себя как дома. — Углы его рта дрогнули. Я был уверен, что он забавляется нашим видом.

Адамс и Фарман выбрали небольшой диван, а я занял стул напротив. Морбиус остался стоять, и тут я впервые обратил внимание на его одежду: что-то вроде туники и брюк из темного мягкого материала, отливавшего странным внутренним светом.

— Надеюсь, вы понимаете, джентльмены, — сказал Морбиус — что вы мои первые гости, — он улыбнулся, — Поэтому прошу извинить меня. Одну минуту…

Он прошел через комнату и исчез за одной из внутренних дверей.

Адамс и Фарман начали тихо совещаться, а я осмотрелся, с жадным любопытством разглядывая то, что, очевидно, было главной жилой комнатой этого удивительного дома.

Самым странным в ней было то, что она совсем не выглядела необычно. Комната и все то, что в ней находилось, казались так хорошо спроектированы, так удачно гармонировали друг с другом, что, как я почувствовал, в этом и заключалась единственная необычность. Но я это понял только тогда, когда начал изучать окружающие меня предметы. Все оказалось настолько необычным и по материалу, и по конструкции, и по форме, что я затруднился объяснить, почему же все-таки общее впечатление не доходило до грани фантастического. Это сильно озадачило меня, но не мог же я, в самом деле, по собственной воле изменить свое впечатление!.. Все в комнате было приятно для глаза, все выглядело уютно и во всем чувствовалась умеренная роскошь. Я только было начал подмечать детали, например, то, что материя, обтягивающая мебель, имела тот же внутренний блеск, как и одежда Морбиуса, когда в комнату вернулся хозяин. За ним следовал робот. Он нес в одной из своих коротких металлических рук поднос с графином и бокалами для вина. Робот поставил поднос на невысокий столик возле дивана, где сидели Адамс и Фарман, а затем без какого-либо слова или знака со стороны Морбиуса повернулся к двери и вышел.

Морбиус взял графин, похожий на массивный сверкающий кристалл хрусталя, наполненный жидкостью бледно-желтого цвета, и обратился к нам.

— Джентльмены, — сказал он, — это вино я приготовил из одного любопытного местного фрукта, похожего на виноград, но больше относящегося к древесным, чем к ползучим растениям.

Он вынул пробку и стал наполнять бокалы.

— Первые мои опыты не были вполне удачными, но последние несколько лет мне везет больше.

Каждому из нас он вручил бокал, но не дотронулся до своего.

— Даже букет, как я надеюсь, вы найдете превосходным, — продолжал он.

Я было поднес напиток ко рту, когда перехватил взгляд Адамса: ни он, ни Фарман не подняли своих бокалов.

Адамс взглянул на Морбиуса и сказал:

— А вы, доктор Морбиус, разве не присоединитесь к нам? — Он произнес это самым обычным тоном.

— Ну, конечно! — подтвердил Морбиус и взял бокал. Я снова заметил мимолетное дрожание уголков его губ.

— Ваше здоровье, джентльмены! — сказал он и выпил вино.

Адамс и Фарман выпили свои бокалы большими глотками, но я после первого же глотка стал пить медленнее. Вино было поистине превосходным. Сначала оно показалось мне похожим на превращенный в эфир Хиршайнер самого высшего качества, но потом я почувствовал, что и по цвету, и по изысканности вкуса ни одна земная лоза не может даже надеяться на какое-то сравнение.

— Что вы скажете, джентльмены? — опросил Морбиус.

— Очень хорошее вино, — ответил Адамс.

— Превосходно! — воскликнул Фарман. — Превосходно!

Я сказал им, что у них вкуса не больше, чем у марсиан, и изложил Морбиусу свое мнение о вине во всех подробностях.

Мне показалось, что Адамс недоволен моим внезапным словоизлиянием, но все-таки продолжал говорить. Морбиус интересовал меня с профессиональной точки зрения, и я хотел увидеть его реакцию на похвалу хотя бы в отношении такого незначительного предмета, как вино. Случилось то, чего я и ожидал, но даже слишком, до того, что чем дольше он ее выслушивал, тем больше ему это нравилось. Он начал описывать мне весь процесс приготовления вина, и я опять заметил, что Адамс, хотя и сохранял свое обычное спокойствие, был явно рассержен, а Фарман все заметнее раздражался.

Морбиус, должно быть, тоже почувствовал это, потому что вдруг прервал свои объяснения и вежливо, но довольно сардонически извинился, попросив разрешения снова покинуть нас на несколько минут. На этот раз он пошел позаботиться о завтраке.

Едва за ним закрылась дверь, как Фарман набросился на Адамса. Он нахмурил свои белесые брови и понизил голос.

— В чем дело? — спросил он. — Что мы — в коктейль-холле? Или выполняем данное нам поручение?

— Ладно, Джерри, — ответил Адамс. — Успокойтесь.

Но Фарман был слишком раздражен, чтобы молчать.

— Я не понимаю, — продолжал он. — Мы получили задание выяснить, что случилось с экипажем «Беллерофонта», но этот Морбиус еще до того, как мы спустились, радирует нам, чтобы мы сюда вообще не являлись. Мы здесь, видите ли, не нужны! Наконец, он заявляет, что нам может быть весьма плохо, если мы сядем. Как бы то ни было, мы садимся. Он не изволит встречать нас, а посылает за нами этого отвратительного механического человека на отвратительной железной колымаге. Что же дальше? Может быть, мы наконец выясним, то, что нам нужно? Отнюдь нет! Мы сидим, пьем его отвратительное вино и говорим: «Да, сэр», «Нет, сэр», в то время, как док еще и льстит ему…

— Довольно, лейтенант! — Теперь уже Адамс вышел из терпения.

Он посмотрел на Фармана жестким, холодным взглядом.

— Все-таки я командор и командую этой экспедицией. Если вам что-то не нравится, то вы можете, когда вернетесь, изложить это по форме «Г-3». А пока вы будете делать то, что я прикажу. Вы не зададите Морбиусу ни одного вопроса. Это буду делать я. Когда сочту нужным.

Он перевел холодный взгляд на меня.

— Это касается и вас, доктор.

Я молча кивнул, а Фарман натянуто пробормотал:

— Слушаюсь, командор.

После этого Адамс несколько смягчился.

— Мне хотелось бы, чтобы он сам сделал первый шаг — начал Адамс, но не успел закончить, потому, что открылась дверь и опять появился Морбиус. Он подошел к нам своей широкой легкой походкой, внимательно изучая нас взглядом, и с улыбкой сказал:

— Робби сообщил мне, джентльмены, что завтрак готов…

Мы завтракали за массивным столом в углу, наполовину отделенном от остальной комнаты перегородкой из полупрозрачного пластмассового кирпича. Кушанья, как и вино, оказались превосходными и отличались от всего, что я когда-либо пробовал. Но, право же, я не обратил на свои вкусовые ощущения того внимания, какого они, быть может, заслуживали. Слишком уж я был поглощен сознанием необычности всего того, что со мной случилось: прежде всего, самим пребыванием на Олтэе-4 и присутствием в этом странном доме, высеченном в скале. Я удивлялся этому необыкновенному человеку — Морбиусу и в то же время, делая вид, будто внимательно слушаю тот бессодержательный разговор, который он вел с Адамсом, пытался угадать, откуда здесь взялись хрустальные бокалы и фарфор. Я никак не мог привыкнуть к мысли, что вся эта превосходная пища подана нам машиной, которая вдобавок ко всему ее, по-видимому, и приготовила…

Именно разговор о механизме робота и вывел меня из этого состояния, когда до моего сознания дошли слова Адамса:

— Вы хотите сказать, доктор Морбиус, что вся эта еда синтетическая и приготовлена этим ро… э-э… Робби?

Рот Морбиуса снова дрогнул, и теперь я уже был твердо уверен, что он пытается подавить высокомерную улыбку.

— Да, конечно, — ответил он. — Он имеет — как бы это выразить — конструктивно заданную способность производить путем синтеза всевозможные вещества.

Внезапно он оборвал разговор и поглядел туда, где, словно безмолвный дворецкий, стоял робот.

— Робби, подойди сюда, — сказал он, и механизм тотчас повиновался, сделав к нам три тяжелых шага. Он остановился возле стула хозяина. Морбиус обернулся и похлопал его по металлическому корпусу там, где у человека находился бы живот.

— Вот здесь, внизу, — сказал он, — у него расположена миниатюрная, но превосходно работающая химическая лаборатория. Если заложить образец любого сложного вещества в этот паз, — его палец указал на отверстие в груди механизма, — то лаборатории задается работа по анализу. Причем, практически она заканчивается в момент введения образца, и Робби может вырабатывать идентичную структуру…

Он сделал паузу, снисходительно давая нам возможность прочувствовать всю необычность своего сообщения. Потом добавил:

— Кстати, в любом количестве. Если требуемый объем вещества сравнительно мал, он может завершить работу внутри корпуса. Если же нужный объем велик, он использует мастерскую, которую я для него приспособил. — и Морбиус снова повернулся к нам, бросив через плечо:

— Все, Робби.

Робот зашагал на свое место.

— Ха! — сказал Фарман. — Одним словом, Мечта Ученого! — Он скептически, неприятно улыбался. — Или даже Восторг Домашней Хозяйки!

— Кроме того, — усмехнулся Морбиус, — Мастер На Все Руки, — казалось, он забавлялся недоверием Фармана. — К тому же добавьте самоотверженность и беспрекословное повиновение, соединенные с феноменальной силой… А вам, — он опять усмехнулся, — вам не хотелось бы иметь такого Робби?

— Вы говорите, феноменальной силой? — спросил Адамс.

— Да, да! — настойчиво подтвердил Морбиус. — Не кажется ли вам, что такой прибор весьма полезен?

— Возможно, — ответил Адамс, — хотя при известных обстоятельствах он может стать опасным.

— Опасным? — Морбиус испытующе посмотрел на него, удивленно подняв брови.

— Предположим, — продолжал Адамс, — что контроль над ним оказался бы в руках скверного человека. — Тон Адамса становился как будто все более безразличным.

Морбиус засмеялся:

— Надеюсь, командор, вы не предназначаете мне наскучившую всем роль Безумного Ученого? — Он снова засмеялся, и теперь мне не понравился его смех.

— Но даже если бы я и стал им, Робби никогда бы не смог сделаться опасным, — он многозначительно взглянул на Адамса, — для людей!

— Почему же? — спросил Адамс. — Ведь он точно выполняет приказы.

— Разрешите мне продемонстрировать, командор, — сказал Морбиус, видимо, теряя терпение. — Робби, открой-ка окно!

Металлическая фигура тяжело проковыляла мимо нас к одному из окон, нажала кнопку в раме, и стекло опустилось в подоконник.

— Теперь подойди сюда, — продолжал Морбиус и, когда робот встал около его стула, обратился к Адамсу:

— Будьте добры дать мне этот пистолет, который так грозно выглядит.

Адамс немедленно вынул из кобуры свой пистолет и передал его Морбиусу рукояткой вперед, как передают даме чайную ложечку. Я заметил, что Фарман даже не захотел скрыть движения, демонстративно опустив руку на кобуру своего пистолета.

Морбиус протянул роботу оружие Адамса, и из металлической руки механизма выскользнул захват, похожий на клешню, которого я раньше не замечал. Зажим крепко схватил пистолет.

— Целься туда, — оказал Морбиус, — вон в тот сук справа. — Он указал на дерево за окном, протянувшее в сторону тонкую ветку.

Робот поднял пистолет. Почему-то после этого движения он гораздо больше походил на человека.

— Стреляй! — приказал Морбиус.

Раздался сухой треск, сверкнул язычок голубого пламени, как это всегда бывает при выстреле из пистолета «Д-Р». Ветки больше не было. Для такой далекой дистанции это был очень искусный выстрел, который мог бы повторить только первоклассный стрелок.

— Итак, ты уже понял назначение оружия? — спросил Морбиус.

— Да, — послышался бесстрастный голос автомата.

— А теперь целься в командора Адамса, — приказал Морбиус.

— Что за… — Фарман вскочил и наполовину вытащил свой пистолет. Но Адамс сделал ему знак сесть. Взгляд командора был устремлен на робота.

Металлическая рука подняла оружие. Дуло пистолета было направлено прямо в грудь Адамса. Моя рука тоже инстинктивно потянулась к кобуре и нащупала рукоятку пистолета.

— Стреляй же, Робби! — сказал Морбиус. Он пристально смотрел на Адамса, на лице которого не дрогнул ни один мускул.

Странный звук — что-то вроде жалобного вибрирующего воя — раздался из робота. За жалюзи его шлема бешено замелькали огоньки, не складываясь ни в какой определенный рисунок. Может быть, это было только плодом моей фантазии, но мне показалось, что робот весь дрожит. Пистолет был все так же нацелен на Адамса, но клешня никак не могла нажать курок.

— Отставить! — приказал Морбиус, и странное волнение робота немедленно прекратилось. Он опустил свою металлическую руку. Морбиус вынул пистолет из его клешни, положил на стол и пододвинул к Адамсу.

— Вот видите, — сказал он, — робот просто не мог выполнить такой приказ. В него вмонтировано разумное устройство, удерживающее механизм от действий, которыми он мог бы причинить кому-либо зло.

Адамс взял свой пистолет и сунул его в кобуру. Фарман сделал то же самое. Казалось, что напряженность сопровождавшая предыдущую сцену, должна была уменьшиться, но этого почему-то не произошло. Адамс был просто взбешен! И хотя выражение его лица совершенно не изменилось, я знал своего командора достаточно долго, чтобы почувствовать его состояние.

— Все это очень интересно, доктор Морбиус, — сказал он. Голос его звучал холодно и отрывисто. — Но пора поговорить о деле. Прежде всего я хотел бы побеседовать с другими членами вашей экспедиции, а потом..

Он внезапно замолк, пристально глядя на Морбиуса. Тот ничего не отвечал, но лицо его было достаточно выразительным. Он явно страдал, и я впервые почувствовал его человечность. Он побледнел и казался постаревшим на десять лет.

— Ну вот, мы и дошли до этого, — медленно произнес он. — Уверен, командор, что мое поведение показалось вам странным. Может быть, даже необъяснимым. Но тот печальный ответ, который я должен вам дать, является также и объяснением моего предупреждения не садиться на эту планету.

Он сделал паузу. Мне показалось, что он подыскивает слова.

Но Адамс не спешил.

— Не все сразу, — сказал он. — Прежде всего, что вы подразумеваете под «печальным ответом»? Где остальные члены экспедиции?

Морбиус с твердостью встретил его взгляд.

— Они погибли, командор.

Наступила тишина. Адамс нарушил ее.

— Как? — спросил он. — Когда?

— К концу первого года жизни на этой планете, — голос Морбиуса звучал печально и устало, — они были уничтожены непонятной… необъяснимой Силой… — Морбиус снова подыскивал слова, но по выражению его лица было видно, что они не удовлетворяли его. Лоб его блестел от пота.

— Какая-то сверхъестественная Сила… Невидимая… Неощутимая. — он сделал беспомощный жест. — Она не поддается никакому контролю. Стихийна… — Голос его замер.

— Не поддается контролю? — медленно повторил Адамс. — Значит, на этой планете нет разумной жизни?

— Совершенно верно, — поспешно подтвердил Морбиус. — Если бы здесь существовала разумная жизнь, было бы естественно предположить, что она обуздала бы эту Силу. — Морбиус наклонился вперед, глаза его впились в Адамса. — Но, — сказал он медленно, подчеркивая ударения, — здесь НЕТ НИКАКОЙ ЖИЗНИ. Совсем никакой жизни, за исключением растений и немногих видов низших животных. Можете мне поверить. Мы обследовали все уголки планеты и убедились в этом, — лицо его помрачнело. — Конечно, это было в первые месяцы до… до их гибели…

— Итак, вы утверждаете, что члены экспедиции были истреблены. Каким образом они погибли? — В голосе Адамса послышалась нескрываемая холодность, граничащая с грубостью.

Морбиус закрыл глаза.

— Они были… Они были разорваны… разорваны на окровавленные куски… — Голос его задрожал. — Словно… словно тряпичные куклы, разорванные на клочки злым ребенком.

На мгновение он поднес руку ко лбу, затем выпрямился и снова взглянул на нас.

— Пойдемте со мной… — Он встал и повел нас к открытому окну. — Посмотрите туда, — Морбиус указал рукой. — Туда, за внутренний дворик, к пруду. Вон на тот расчищенный среди деревьев участок.

Мы увидели небольшую поляну и ряд поросших травой холмиков на ней. Серо-голубые надгробные камни безошибочно указывали на их назначение.

— Мы сделали все, что могли, — очень тихо сказал Морбиус. — Моя жена и я…

Он круто повернулся, быстро вернулся к столу и сел в свое кресло. Мы последовали за ним.

Минуту спустя Адамс тихо спросил:

— Ваша жена, доктор? — А когда Морбиус кивнул, добавил: — Но ведь ее не было в списках экипажа «Беллерофонта».

— Среди биохимиков вы найдете имя Джулии Мазини, — Голос Морбиуса понизился почти до шепота. — Мы были обручены во время путешествия… Нас обвенчал командор корабля.

Адамс продолжал. Он спешил.

— Значит, все остальные погибли, но вы и ваша жена остались невредимы? Как это объяснить?

— Я… я не в состоянии это объяснить, — голос Морбиуса окреп. — Единственное объяснение, которое я могу найти, это то, что мы с ней очень полюбили этот новый мир. Полюбили так, что ни единым помыслом не были враждебны ему…

— Что думает по этому поводу ваша жена? Она согласна с этим объяснением?

Я пристально наблюдал за Адамсом, когда он это говорил, но так и не понял намеренно ли он сделал ошибку во времени, упоминая жену Морбиуса.

Морбиус вздрогнул.

— Моя жена ДУМАЛА точно так же, как и я… Она умерла год спустя, да поможет ей бог… Ее смерть последовала от… от естественных причин…

Адамс все не прекращал разговора.

— К сожалению, мне необходимо продолжать, — сказал он мягче. — Что же произошло с «Беллерофонтом», с самим кораблем?

— Он взорвался… Я едва не сказал ИСПАРИЛСЯ. — На лицо Морбиуса вернулся легкий румянец. — Видите ли, когда все, кроме пяти из нас, оказались жертвами этой СИЛЫ, трое решили попытаться поднять корабль с планеты. Они не были ни пилотами, ни инженерами, но не стали меня слушать, когда я предупредил их об опасности такой попытки. Они все-таки предпочли рискнуть…

Он замолк, вынул платок и вытер лицо.

— Им удалось запустить корабль, но он успел подняться не более, чем на тысячу футов, и тогда последовал взрыв и ослепительная вспышка… Корабль разлетелся на куски, — Морбиус вздохнул, покачал головой.

— Я так и не мог выяснить, произошло ли это в результате их собственной оплошности или было еще одним из проявлений той Силы…

— И с тех пор, как вы остались одни, — спросил Адамс, — вас ни разу не беспокоила эта Сила? Вам ничто не угрожало?

Я удивлялся тому, что Адамс, казалось, полностью верил рассказу Морбиуса. Сам я, если и верил, то очень мало.

Морбиус нахмурился.

— Я уже сказал вам, командор, что неприкосновенен для этой Силы, — резко ответил он. — Правда, мне пришлось принять некоторые предосторожности на тот случай, если бы мое… мое положение изменилось.

Он попытался улыбнуться, но безуспешно.

— Предосторожности?

— Исключительно физические, командор. Вот одна из них…

Морбиус протянул руку к стене, нажал выключатель, и через какую-то долю секунды день превратился в ночь. Если бы тотчас не вспыхнул свет в люстрах, мы бы очутились в кромешной тьме.

Фарман опять схватился за свой пистолет, а Адамс проворчал:

— Что еще такое?

Я успел заметить, что ближайшее к нам окно быстро закрылось металлическими ставнями. Пс-видимому, то же произошло и с другими окнами. Металл, из которого были сделаны ставни, выглядел необычайно: он был тусклым, коричневато-серого цвета.

Я увидел, что Морбиус опять улыбнулся своей высокомерной улыбкой. Тот эффект, который произвела на нас эта демонстрация, казалось, вернул ему его обычную снисходительную манеру поведения.

— Простите, если я напугал вас, джентльмены, — сказал он. — По крайней мере, вы видите, что я подразумеваю под физическими предосторожностями. Весь фасад дома покрыт теперь броней.

Он снова нажал на выключатель, ставни мгновенно открылись, и дневной свет наполнил комнату.

Адамс взглянул в окно.

— Этот металл, — спросил он, — что он из себя представляет?

Морбиус заколебался. Видимо, он догадался, к чему подводит этот вопрос.

— Это сплав, командор, — медленно сказал он. — Из местных руд. Очень прочный, невероятно крепкий и удивительно легкий.

— Из местных руд? — резко спросил Адамс. — Кто же нашел их? Впрочем, гораздо важнее — кто добыл их?

— Их нашел я. — В голосе Морбиуса послышалось раздражение. — Мы с Робби их ДОБЫЛИ, как вы говорите…

— А кто построил этот дом? Кто выдолбил эту скалу?

— Вся работа в основном сделана Робби, командор. И разрешите сказать вам, что мне…

— Одну минуту. Прежде всего — кто сделал робота?

Это был тот самый вопрос, который сверлил мой мозг с того момента, как к нашему кораблю подкатил из пустыни необыкновенный экипаж. Адамс избрал довольно длинный путь, чтобы выяснить это, но я понимал, зачем это ему понадобилось.

Морбиус долго сидел молча. Ни он, ни Адамс не шелохнулись. Но Фарман беспокойно завозился в своем кресле, вынул сигарету, снял самовоспламеняющийся колпачок и закурил.

Наконец Морбиус холодно произнес:

— Когда вы прервали меня, командор, я хотел оказать, что мне не нравится ваш тон. И ваше отношение ко мне.

— Прошу меня извинить, доктор. — Адамс был весь любезность и предупредительность. — Я только стараюсь выполнить свой долг. Будьте добры расскажите, кто же все таки сконструировал и построил робота?

— Думаю, что ответ вам ясен, командор. Его спроектировал и построил я.

Теперь Морбиус стоял, опираясь руками о стол. Было похоже, что самообладание может покинуть его. Интересно, что бы произошло, если бы это случилось?

Адамс тоже поднялся. Они были почти одного роста.

— Просматривая описок экипажа корабля, — сказал он, — я узнал, что ваша профессия совершенно не связана с техникой. Вы филолог. Вы имеете дело с языком, средствами общения. Устная, письменная или какая там еще речь — вот ваша область. Не так ли?

— Совершенно верно.

— Поэтому вполне законно мое недоумение: где вы могли приобрести такие знания, чтобы сделать все это? Или хотя бы только инструменты?

— Что касается знаний, командор, то вы, видимо, забыли старый трюизм: «Нужда — мать изобретений».

Морбиус густо покраснел, а потом вдруг кровь отлила от его лица. Неестественная бледность особенно контрастировала с черным цветом его бороды.

— Вы хотите сказать, что это касается инструментов? — Впервые в голосе Адамса послышалось раздражение.

— Инструменты? — спросил Морбиус. — Существует только один самый важный инструмент — это РАЗУМ! — Он опять улыбался своей высокомерной улыбкой.

— Для меня это слишком умно, доктор. Я не понимаю, что вы хотите сказать, — раздражение в голосе Адамса слышалось яснее. — Не лучше ли вам…

Он не смог закончить фразу, потому, что его прервали. Его прервал Фарман, и это совершенно не относилось к разговору между Адамсом и Морбиусом. Фарман издал восклицание, лучше всяких слов выражавшее его удивление. Он вскочил и смотрел куда-то в глубину комнаты.

Я повернул голову и понял, что пристально и недоверчиво разглядываю наше НЕСЧАСТЬЕ…

Несчастьем, как это часто бывает, оказалась женщина. Или, может быть, на этот раз мне следовало бы оказать ДЕВУШКА…

Она стояла в дверях, очень свободно чувствуя себя в этом необычайном доме, с интересом разглядывала четверых мужчин. Ей можно было дать лет девятнадцать. Волосы у нее были цвета спелой пшеницы, а глаза — такие же голубые, как и вода в здешних ручьях. Она оказалась не низкой и не высокой, а именно того идеального роста, что так соответствовал прекрасным очертаниям ее тела. Фигура ее, выражаясь по-старинному была очаровательной, каждая прелестная линия или изгиб которой были скрыты и в то же время грациозно подчеркнуты платьем, надетым на ней. Это платье не походило ни на одно из тех, какие я когда-либо видел, но оно так же гармонировало с ней, как и вся эта необычайная меблировка гармонировала с этим необычайным домом. Платье было цельным, и хотя оно лежало на девушке свободно, его линии были линиями того, на ком оно было надето. Нет, не искусной имитацией линий тела, а как-то именно самими его линиями. Мягкий красивый материал имел тот же сильный внутренний блеск, как и все остальные ткани, которые я здесь видел…

Возможно, это продолжалось лишь секунду или две, но, казалось, все мы замерли уже давно, как неподвижное телевизионное изображение, пока Морбиус снова не привел всю сцену в движение. Он хмуро посмотрел на девушку и поспешно направился ей навстречу.

— Алтайра! — сказал он. — Я же просил тебя не мешать нам!..

Несмотря на хмурый вид и строгий тон, Морбиус стал вдруг совершенно другим человеком. В каждой его черте, в каждом звуке и жесте проступили теплота и сердечность. Девушка взяла его за руку. Я заметил на ее мизинце кольцо, отливавшее кроваво-красным светом рубина. Она посмотрела на Морбиуса, и гнев исчез с его лица. И ничего удивительного! Это был взгляд, который мог бы запустить тысячу космических кораблей, не говоря уже о легендарных троянских галерах…

— Но, папа, — сказала она, — я думала, что ты имел в виду только во время завтрака…

Казалось, она не смотрела в нашу сторону, но я чувствовал, что она видит нас.

— Дорогая моя, — начал Морбиус, — ты же отлично знаешь…

— Конечно, знаю, — перебила она, — но я… я просто не могла не прийти сюда. Просто не могла!

Голос ее был необычайным, восхитительно низким.

Морбиус улыбнулся. Такой улыбки мы еще не видели у него.

— Ну что ты, — сказал он, — Я думаю, ты напрасно беспокоишься…

Теперь она открыто посмотрела на нас. Румянец то появлялся, то исчезал на ее лице, дыхание было учащенным. Морбиус повернулся к нам. Он оставался спокоен в этом довольно щекотливом для него положении.

— Разрешите мне представить вас моей дочери, джентльмены, — сказал он. — Алтайра: командор Адамс, майор Остроу, лейтенант Фарман.

Мы поклонились. Не знаю, каким был поклон у меня, но у Джерри Фармана — великолепным! Резкой противоположностью ему выглядел Адамс: он не многим отличался от обыкновенного кивка. Казалось, командор сдерживает досаду, лицо его побледнело.

— Здравствуйте, — сказал я.

— Очень рад познакомиться с вами, — сказал Фарман, делая явный намек.

Адамс не сказал ничего.

— Надеюсь, вы понимаете, джентльмены, — проговорил Морбиус, — что это большое испытание для моей дочери. Ведь она никогда не видела людей, кроме меня.

Фарман внимательно посмотрел на девушку, улыбнулся, и я невольно вспомнил все истории, рассказываемые о нем. Его бесцеремонные повадки были притчей во языцех даже среди космонавтов.

— Каковы же ваши впечатления? — спросил он девушку.

Она всерьез приняла его вопрос, но отняла свою руку от руки отца, как бы показывая этим, что ее мнение не может быть вполне компетентным.

— Мне кажется, — сказала она наконец, — что все вы красивые.

Подобное заявление могло бы показаться наивным. Но только не в ее устах. Единственной улыбкой которую оно вызвало, была смущенная улыбка Морбиуса. Я не знал, о чем думал Адамс: лицо его ничего не выражало. Сам же я вдруг проникся большой симпатией к этой девушке. Фарман, конечно, поспешил обернуть ее высказывание в свою пользу.

— После этого я должен что-то сделать, чтобы оправдать такую высокую оценку, — вкрадчиво заговорил он и оглянулся на стол, накрытый к завтраку. — Не могу ли я чем-нибудь услужить вам? Не хотите ли бокал этого чудесного вина?

Он улыбнулся, и девушка ответила ему тем же.

— Пожалуй, я выпью вина, — сказала она. — Конечно же, я хочу пить.

Должен сказать, что технические приемы Фармана были безупречны. Довольно бесцеремонно он вдруг отделил ее от всех нас и очутился с ней в противоположном конце комнаты. Я видел, как Морбиус посмотрел на них. Лицо его вытянулось, а в глазах появился блеск, очень не понравившийся мне.

Зато мысли Адамса, по-видимому, были далеки от девушки и Фармана. Он сказал:

— Не продолжить ли нам нашу беседу, доктор?

И он направился в другой конец комнаты, к тому же дивану, где сидел в первый раз. Но он не дошел туда, потому что Морбиус поспешно указал ему на ближайшие стулья. Хотя он и сказал: «Да, пожалуйста, командор», — было ясно, что Морбиус не собирается располагаться далеко от алькова, где мы недавно завтракали, а теперь сидели его дочь и этот бесцеремонный лейтенант.

Пожав плечами, Адамс сел. Морбиус устроился на стуле рядом с ним. Я колебался, к какой группе примкнуть. Из алькова послышался негромкий голос Фармана, а затем взрыв серебристого смеха Алтайры. Морбиус нахмурился.

Адамс не хотел терять времени, и в то же время по его тону было заметно, что он не собирается восстанавливать недавнюю напряженную обстановку.

— Позвольте один вопрос, который я давно хотел вам задать, — начал он. — Почему вы советовали нам не спускаться? Почему вам так не хотелось, чтобы мы садились?

— Если даже я не сумею дать вам исчерпывающий ответ, командор, — сказал Морбиус, — то постараюсь хотя бы намекнуть.

Тон его был мягкий, как и у Адамса, но я уловил в нем ноту, которая могла бы звучать и как предостережение.

— Вы боялись, что мы окажемся в опасности? — спросил Адамс. — Из-за этой Силы, о которой вы говорили?

Но прежде чем Морбиус успел ответить, из алькова показалась Алтайра вместе с Фарманом. Она вышла сияющая, ни малейшего следа робости или застенчивости уже не было видно. Она улыбнулась мне, потом с той же улыбкой бросила мимолетный взгляд на Адамса. Мы хотели встать, однако она с неожиданным апломбом сделала рукой знак, чтобы мы сидели, и хотела вместе с Фарманом пройти мимо, но Морбиус поспешно спросил:

— Куда вы, Алта?

Она остановилась. Фарман тоже.

— В сад, на несколько минут, — сказала она. — Лейтенант Фарман думает, что я здесь одинока. Поэтому я рассказала ему о своих друзьях. Он хочет познакомиться с ними.

И она ушла. Фарман следовал за нею. Морбиус как будто хотел встать, но снова опустился в свое кресло и нахмурился. Мы услышали, как открылась и закрылась огромная входная дверь. Морбиус невольно бросил взгляд в направлении этого звука. Это был такой взгляд, что Фарман наверняка должен был почувствовать его, хотя и не мог видеть. Я посмотрел на Адамса потом на дверь — и командор чуть заметно кивнул.

— У Алтайры есть друзья? — спросил я, взглянув на Морбиуса так, как, надеюсь, это требовалось. Во всяком случае, я постарался изобразить любопытство. — Что имела в виду ваша дочь, доктор? — сказал я и сделал движение, будто хочу встать и пойти посмотреть.

Мы разыграли это надлежащим образом. Хмурый взгляд Морбиуса смягчился.

— А почему бы вам не присоединиться к ним, доктор? — спросил он и даже улыбнулся. — Думаю, что это развлечет вас. Может быть, даже заинтересует.

— Благодарю, — сказал я. — Уверен, что это будет интересно.

Я быстро пересек комнату, распахнул входную дверь и вышел во внутренний дворик.

Девушки и Фармана там не было. Осмотревшись, я заметил их вдалеке. Они шли по странного цвета траве направляясь к голубому пруду. Я снова услышал её смех. Они не замечали меня до тех пор, пока я не очутился рядом с ними. Фарман быстро оглянулся, и я перехватил такой взгляд, какой был под стать взгляду, посланному ему недавно Морбиусом. Но тут обернулась Алтайра, и Фарман вынужден был сменить его на свою обычную ухмылку.

— А это вы, док! — оказал он.

— Хм! — ответил я. Потом посмотрел на девушку и спросил:

— А мне можно познакомиться с вашими друзьями?

— Конечно! — ответила она. — Вы тоже интересуетесь ими, как и лейтенант?

— Держу пари, что да, — сказал Фарман. — Не так ли, док?

Незаметно он оказался между нами, и получилось, что они были парой, а я — посторонним.

Алтайра вынула из кармана какой-то предмет. Он поблескивал бирюзовым светом и был похож на маленькую трубочку.

— Останьтесь здесь, — оказала она нам. — Вы должны молчать и не двигаться.

Она пошла к деревьям, растущим справа от пруда. Фарман глядел ей вслед и не поворачивая головы, заговорил.

— Доктор, — сказал он, — зачем вам понадобилось портить мне прогулку?

— А вы хотели бы, чтобы вместо меня был Морбиус, так что ли? Да еще с чем-нибудь похуже фермерского дробовика?

Фарман продолжал следить за девушкой. А та остановилась на полпути между нами и деревьями, возле огромного кустикового растения, и, наклонившись, погрузила в него руки. Фарман неотрывно смотрел на нее.

— Заботливому папаше лучше убраться куда-нибудь подальше, — заговорил он. — Нужно кое-что более серьезное, чем он сам или даже его Сила, чтобы остановить меня в таких случаях.

— Умерьте свой пыл, дорогой мой, — сказал я. — Командору это тоже не нравится.

— Джону Адамсу? — воскликнул он снисходительно. — Ха!

Я понял, что мне следовало бы помалкивать.

В это время Алтайра выпрямилась, держа что-то в руке. Другой рукой она поднесла к губам свою трубочку. Я не услышал звука, но ощутил резкий удар в барабанные перепонки. Видимо, это был ультразвуковой свисток, вроде свистка для домашних собак, только гораздо большего диапазона. Фарман подумал то же самое.

— Ну, конечно, я так и знал! — проворчал он.

Но то, что мы увидели, было несравнимо интереснее, чем простая собака. Я первый заметил какие-то тени спускавшиеся на землю с деревьев. Потом они начали выбегать на освещенную солнцем поляну, делая странные, большие прыжки.

— Обезьяны! — сказал Фарман. — Ну, и что дальше?

Обезьян было восемь. Они с криками неслись по траве то скачками, то галопом, то рысью и, подбежав к девушке, рассаживались перед ней полукругом. Послышались их характерная болтовня и смех Алтайры.

— Обезьяны… — снова разочарованно проворчал Фарман. — Что за ерунда!..

— У них почти такие же первобытные инстинкты, как и у вас, — усмехнулся я. — Вам не кажется, что довольно забавно встретить их тут?

Фарман покосился на меня.

— Скажете тоже, — недовольно буркнул он. — Это просто смешно. — И, пожав плечами, добавил:

— Ну что ж, посмотрим хоть на обезьян. — Его взгляд был по-прежнему прикован к Алтайре.

Зачарованный, я наблюдал, как зверьки один за другим подходили по зову к девушке, брали что-то из ее рук — видимо, это была пища, — возвращались на свои места в полукруге и ели, откусывая небольшие кусочки. Присматриваясь к ним, я все больше удивлялся, так как все обезьяны принадлежали к разным видам. Не было ни одной пары. Я мысленно начал называть их: здесь был и гиббон, и капуцин, и шимпанзе, и макака… На земле такая коллекция была бы странной и бессмысленной. Даже в зоопарке их всех пришлось бы держать отдельно. Но здесь, где присутствие только одного из видов земных животных казалось невозможным, эта мирная компания была достаточной, чтобы, у любого зоолога закружилась голова…

Последней подбежала к Алтайре мартышка. Видимо, девушка придержала для нее самый лакомый кусочек и для забавы высоко подняла его над головой. Тогда обезьяна вспрыгнула ей на плечо и достала лакомство. Смех Алтайры донесся до нас. А обезьянка повинуясь приказу хозяйки, прыгнула на траву и вернулась на свое место.

Но вот Алтайра снова поднесла к губам свисток. На этот раз в мои барабанные перепонки последовало два резких удара, и сейчас же из-за деревьев рысью выбежала пара оленей. Оба они были самками, оба бесхвостые и оба казались здесь еще более невероятными, чем обезьяны. Они подбежали прямо к девушке и стали тыкаться носами ей в руки. Она обняла их за шеи, подвела к кусту, запустила руки в его листву и дала оленям что-то поесть. Там у нее, как я догадался, был тайник. Обезьяны, наблюдая за хозяйкой, все еще сидели полукругом.

Но вот Алтайра отошла от оленей и хлопнула в ладоши. Прекрасные животные убежали обратно за деревья, а через минуту исчезли и обезьяны.

— Надеюсь, представление кончилось, док? — сказал Фарман и направился к девушке, но ему пришлось остановиться, так как Алтайра опять взялась за свисток.

— Послушайте, — крикнул он ей, — я тоже хочу принять участие!

На этот раз в мои барабанные перепонки ударило трижды, и я увидел, что девушка смотрит куда-то вправо, заслоняя глаза от солнца ладонью.

— Ну, это уж слишком! — услышал я восклицание Фармана и заметил, что его рука потянулась к кобуре и выхватила пистолет. Я обернулся и увидел то, что его так поразило. Из-за цветущей живой изгороди, закрывающей пруд, появилось еще одно животное, но совсем другой породы. Ржаво-коричневое, с блестящими черными полосами на шкуре. Это был бенгальский тигр. Великолепный зверь, молодой самец, весом по крайней мере в семьсот фунтов. Он спокойно трусил в нашу сторону до тех пор, пока не почуял посторонних. Внезапно он остановился, опустил свою огромную голову и издал ужасающий рев, от которого кровь стыла в жилах. Казалось, все произошло в одно мгновение. Фарман поднял пистолет, но сзади, со стороны дома, послышался строгий окрик Морбиуса: «Не стрелять!», а Алтайра бросилась к этой огромной кошке, крича нам:

— Все в порядке! Все в порядке!

Фарман запихнул пистолет в кобуру и воскликнул:

— Ради бога! Вы только посмотрите!

Увидев нас, тигр припал к земле, но, когда Алтайра подбежала к нему, переменил свою угрожающую позу. Он уселся и стал игриво трогать ее своей громадной лапой. Алтайра начала его ласкать, дергать за уши, а он покорно уткнул ей в колени свою страшную морду.

Я оглянулся и увидел в окне дома Морбиуса и Адамса.

— Алтайра! — позвал Морбиус, — Не пора ли тебе вернуться?

Девушка согласно махнула рукой и жестом послала тигра прочь, покорного и ручного, словно обыкновенная домашняя кошка…

Мы двинулись ей навстречу. Легкий ветерок растрепал ее золотые волосы, а платье на ветру плотнее облегло стройную фигуру девушки. Я услышал, как Фарман переводит дыхание.

— Дело в том, что Кхэн — мой самый лучший друг, — сказала Алтайра. — Мне надо было предупредить вас раньше… — Глаза ее расширились от ужаса. — Что если бы вы убили его!..

Ответ Фармана был прекрасно рассчитан:

— Разумеется, я не стал бы стрелять в него, пока бы не убедился, что вам угрожает опасность.

Его мужественный профиль и слегка выдающаяся вперед челюсть производили нужное впечатление. Алтайра взглянула на него, и впервые я по-настоящему забеспокоился.

— Я очарован вашими животными, — вмешался я. Видимо, это прозвучало довольно натянуто, потому что Алтайра повернула голову и внимательно посмотрела на меня.

— Трудно поверить, — продолжал я, — что на этой планете возможен хотя бы один вид земных животных, а тут сразу три…

Мы пошли к дому, и Фарман, зайдя на этот раз с другой стороны, позволил девушке идти между нами. Я не ожидал ответа на свою реплику и поэтому спросил:

— Есть здесь еще какие-нибудь животные?

На лице Алтайры появилась удивленная гримаска.

— Я… я не знаю, — сказала она. — Здесь… — девушка сделала недоуменный жест, — здесь есть только те, кого вы видели… Когда я была маленькой, я… ничего о них не знала. А потом… потом они просто пришли ко мне…

Когда мы вошли во внутренний дворик, она побежала вперед и открыла входную дверь. Фарман ни на шаг не отставал от нее. Я вошел в дом последним.

Еще не видя Адамса, я услышал его голос. В его интонациях было что-то необычное, и Алтайра, которая шла впереди, удивленно остановилась. Я сделал несколько шагов, прежде чем увидел Адамса и Морбиуса. Они все еще были у окна. Адамс сидел на ручке кресла и держал в руке свой видеофон, разговаривая с кораблем. Он замолчал как раз в тот момент, когда я вошел, и обводил блестящим цилиндром объектива вокруг себя так, чтобы он мог охватить окружающую обстановку.

Я представил себе Лонни Квинна и свободных от вахты членов экипажа, столпившихся у большого телевизионного экрана в кабине управления корабля.

Адамс поднес микрофон ко рту.

— Итак, — сказал он, — вы можете убедиться, что у нас все в порядке.

Послышался негромкий, с металлическим оттенком голос Квинна.

— Да, кажется, это так, командор.

Может быть, мне показалось, но в нем прозвучала неожиданная нота. Не знаю, намеренно или нет, но Адамс поворачивал объектив видеофона так, чтобы в его поле зрения не попала Алтайра.

— В данный момент ситуация такова, — продолжал командор, — что мне необходима связь с базой…

Официальность формулировки дала мне понять, как осторожен был Адамс. Последовала пауза, и я мог представить себе удивленное выражение на лице Квинна.

— Но, командор, — раздался наконец его недоуменный голос, — вы же знаете, что у нас нет нужной аппаратуры!..

— Знаю, — перебил его Адамс. — И все-таки, не смогли бы вы что-нибудь придумать?

Опять последовала пауза, прежде чем прозвучал ответ:

— Можно попробовать…

Это был традиционный и ни к чему не обязывающий ответ всех изобретателей на обычный вопрос: «Не можете ли вы что-нибудь придумать?» Несмотря на это, Адамс терпеливо ждал. Он знал своего изобретателя. И, действительно, через минуту опять зазвучал голос Квинна:

— Для этого пришлось бы выгрузить сердечник главного двигателя и на какое-то время обречь корабль на неподвижность.

— Как вы сказали? — переспросил Адамс и тут же был засыпан потоком специальных технических терминов. Для меня они звучали, как язык марсиан. Я взглянул на Морбиуса. Он слушал со снисходительной улыбкой специалиста, понимающего куда больше самого говорящего. Поискав глазами Фармана, я обнаружил его в другом конце комнаты, занятым беседой с Алтайрой. Правда, говорил преимущественно Фарман, а девушка с большим вниманием слушала его…

— Правильно, — раздался голос Адамса. — Вы молодчина, Лон! Мы скоро вернемся.

Он щелкнул выключателем и пристегнул цилиндр видеофона к поясу.

— Вы все слышали, доктор? — обратился он к Морбиусу. — Мой инженер обещает попытаться наладить связь.

— Да-да, — сказал Морбиус, — Но подсчитал ли он хотя бы приблизительно, какое время займет эта работа?

Адамс покачал головой:

— Он никогда об этом не думает. Но мне кажется — неделю или немного больше.

Их мирная беседа убеждала меня, что они решили больше не наступать друг другу на горло. С чего это, хотел бы я знать!

Морбиус посмотрел на меня.

— Мне кажется, майор Остроу не совсем в курсе дела, — проговорил он. — Да, майор, мы с командором зашли в довольно странный тупик. Он считает своим долгом… гм! спасти меня. Однако у меня нет ни малейшего желания быть «спасенным» таким образом. И любую попытку увезти меня с этой планеты я буду расценивать как насилие.

Его тон казался нарочито игривым, но нельзя было сомневаться в его полной искренности. Он продолжал смотреть на меня.

— Мне думается, что вы-то должны меня понять, доктор, — продолжал он. — Вы видели мой дом, его окрестности, образ жизни, который я себе здесь создал. Можете ли вы представить себе человека в здравом уме, готового добровольно покинуть все это ради… чего? Что можете вы предложить мне в вашем, как вы его называете, свободном мире? Только здесь я свободен, а вы все — рабы рутины, возведенной в принцип…

Он поднял руку, как бы предупреждая наши возражения.

— Но вы, очевидно, еще не поняли, кому служит эта рутина, кому служите вы сами… А я понял!

«Боже, еще один политический эмигрант!» — подумал я.

— Я действую согласно приказу, — сказал Адамс. — Подождем связи с базой, и тогда будет видно, как поступить.

Морбиус с полуулыбкой надежды все еще смотрел на меня.

Мне не хотелось ввязываться в их спор, но это получилось как-то само собой.

— Если бы дело касалось только вас, доктор Морбиус, — начал я и не закончил фразы.

Улыбка его погасла. Он нахмурился.

— Алтайра! — резко позвал он.

Девушка обернулась и направилась к нему. Фарман шел следом. Не знаю, что Морбиус собирался сказать ей, но, к счастью, Адамс предотвратил это.

— А теперь, доктор, — произнес он, вставая, — нам пора возвращаться.

Он посмотрел на нас с Фарманом, но даже не повернулся к Алтайре. Он все время вел себя так, будто ее не существовало, а та, немного нахмурившись, пристально глядела на него.

— Разумеется, раз это необходимо, командор, — любезно ответил Морбиус. — Я пошлю за Робби.

Больше он не добавил ни слова, не сделал даже движения, но дверь сразу открылась, и вошел робот. Я почувствовал, что чем чаще видишь эту машину, тем больше она кажется похожей на человека. В тот момент, когда он большими шагами приближался к хозяину, какое-то неясное воспоминание, все время преследовавшее меня в связи со словом «робот», внезапно прояснилось.

— «Россумские универсальные роботы», — вспомнил я и не заметил, что произношу это вслух, до тех пор, пока не увидел, что все смотрят на меня.

— Простите, — сказал я, — мне что-то вспомнилось…

Я чувствовал себя дураком, но Морбиус неожиданно заинтересовался.

— Что заставило вас вспомнить это? — спросил он.

— Когда-то я читал старинную книгу. По-моему, это была пьеса, написанная три или четыре века назад автором по имени, кажется, Керолл. В предисловии упоминалось, что слово «робот» придумал он.

— Совершенно верно, майор, — кивнул Морбиус. — Кроме имени автора. Его звали Чапек — Карел Чапек. И пьеса называлась «РУР» — «Универсальные роботы Россума». Чапек придумал это слово. Таково его происхождение. Это слово, обозначающее механизм, выполняющий работу человека, перешло в язык задолго до того, как были сконструированы подобные машины. Слово давно уже употребляется всем человечеством, но кто теперь вспоминает о его изобретателе?

Как ни странно, но я почувствовал, что этот человек мне симпатичен. Захотелось говорить с ним подольше. Возможно, с ним у меня оказалось бы больше общего, чем с кем-либо из этих юношей.

— Да, — задумчиво продолжал Морбиус, — то время называют временем Чапека, или Вторым Средневековьем. Правда, были и другие великие умы…

— И тоже среди писателей, — заметил я. — Вспомните Герберта Уэллса…

— А еще раньше, — подхватил Морбиус, — в совсем уже туманной дали, — Жюля Верна…

Внезапно он замолчал и обернулся, чтобы взглянуть на дочь. Беседуя, мы отошли с ним в сторону, а Алтайра и оба моих товарища остались у окна. Девушка смотрела на Адамса, хотя Фарман стоял к ней ближе. И снова я обратил внимание, что на командора она смотрит иначе, чем на Фармана. В этот момент она говорила:

— Значит, вы не испугались, когда увидели Кхэна? Вы это хотите сказать, командор?

В ее голосе слышалась нота открытого вызова.

— Я догадался, — отвечал Адамс, — что это еще один из ваших приятелей.

Он тоже смотрел на нее, но по выражению его лица можно было понять, что он мог с таким же успехом рассматривать ближайший стул.

— И все же, командор, — вмешался Морбиус, — когда я крикнул лейтенанту, ваша рука лежала на кобуре пистолета! — Он засмеялся, но, видимо, быстро понял неуместность этого смеха и посерьезнел.

— Должен предупредить вас, что без присутствия Алтайры это свирепый и опасный зверь.

— Откуда вы знаете, что он не может стать опасным и для Ал… э-э… для вашей дочери? — спросил Фарман. — Это может случиться в любой момент.

Он бросил на Алтайру озабоченный взгляд, которого она не пропустила.

— Кхэн — мой лучший друг, — сказала она, — и он никогда не причинит мне вреда.

— Да, не беспокойтесь, лейтенант. — подтвердил Морбиус. — Вы видели, каким покорным ей было животное. Алтайра имеет над ним абсолютную власть.

— Конечно, сэр, — сказал Фарман. Теперь он ясно льстил отцу. — Я просто не могу не изумляться! Но, все-таки, вдруг что-нибудь случится?

Я подумал, что наступил момент спросить у Морбиуса, откуда здесь взялись эти животные, но прежде чем я успел заговорить, Фарман снова обратился к Алтайре.

— Просто удивительно, как вы управляетесь с ними — сказал он восторженно. — Как это у вас получается? В чем ваш секрет?

— Быть может, древний способ мифического единорога? — услышал я собственный голос и тут же пожалел, что открыл рот, потому что заметил, как Морбиус метнул в мою сторону весьма красноречивый взгляд. Возможно, он и не очень рассердился, однако хорошо понял, что я имел в виду. Он собирался что-то ответить, но на мое счастье вмешался Адамс.

— Извините, доктор, нам пора, — сказал он. — Идемте, Джерри!

Морбиус что-то сказал роботу, тот подошел к двери и открыл ее. Мы распрощались. Я заметил, что Морбиус не отходил от нас ни на шаг, словно торопя отъезд праздных гостей, как это бывает где-нибудь в городском предместье в воскресный день у нас в Америке.

Наконец мы заняли места в экипаже. Робот взобрался на переднюю площадку и снова как бы превратился в часть этой машины.

Усмехаясь, Фарман обратился к Морбиусу:

— Скажите ему, сэр, чтобы он потише набирал скорость.

Морбиус засмеялся и отдал роботу распоряжение, которое звучало так, будто бы механизм был в семье старым слугой, заслужившим доверие хозяев своей многолетней преданностью.

— Мы скоро опять навестим вас, доктор, — сказал Адамс.

— Чем скорее, тем лучше, — любезно ответил Морбиус. Потом он обратился ко мне: — Майор Остроу, пожалуйста, не пренебрегайте возможностью посетить нас. По правде говоря, мне не часто удается беседовать с таким близким по духу человеком, как вы.

Он не дал мне времени ответить должным образом, отступил от экипажа и бросил:

— Ну, давай, Робби!..

На этот раз мы тронулись в путь с довольно терпимой скоростью — миль тридцать пять в час.

Адамс сидел неподвижно, глядя прямо перед собой, но мы с Фарманом обернулись. Морбиус все еще стоял там, где мы его оставили, — во внутреннем дворике, — и, заслоняя глаза рукой, глядел нам вслед. В открытом окне виднелась Алтайра. Фарман привстал и помахал ей. Она ответила.

— Сядьте, Фарман! — проворчал Адамс.

Скоро дом и фигуры его хозяев скрылись за поворотом. Скорость увеличивалась постепенно. Мы проехали через рощу необычных деревьев, поднялись по склону и направились к скалистой стене, где находился проход в красную пустыню.

Я взглянул на своих попутчиков. Фарман откинулся на сиденье, скрестив руки и полузакрыв глаза. Адамс сидел точно так же, как и в начале пути, глядя перед собой ничего не видящим взором. Он опять задумался, и — скажу откровенно — мне очень хотелось бы знать, о чем были его мысли…