Запрещённая планета

У меня было о чем подумать. Я говорю серьезно: об очень многом. Во время возвращения из этого странного дома в скале я попытался привести в порядок свои мысли. Все они сходились на одном: нужно разгадать Морбиуса. Но это было легче сказать, чем сделать. Как бы я хотел, чтобы это не было моей обязанностью! И как было бы хорошо, если бы я мог поменяться местами, например, с Джерри Фарманом. Или с доктором. Наверное, все, о чем думал Джерри, можно было выразить одним коротким словом. Счастливец! Видимо, и доктор был счастлив. Может быть, даже больше Фармана. Возможно, доктора волновала мысль о том, кто написал какую-то старинную книгу или каким образом земные животные очутились на этой планете. Что же касается меня, то на моей совести был Морбиус! Человек, советовавший нам держаться подальше от Олтэи-4 ради нашего же благополучия. Человек, не рассказавший, пока его к этому не вынудили, что он является единственным членом экипажа, оставшимся в живых. Человек, давший весьма туманное объяснение тому, как погибли остальные и что случилось с кораблем.

Многое в нем мне не нравилось. В особенности то, что он, видимо, считал себя выше других. И, конечно, то, что он не предупредил о своей дочери. Получалась довольно любопытная картина: искушение в образе девушки, двадцать лишенных женского общества космических псов с высунутыми языками — и вызывающий жалость командор между ними!

Но я был обязан забыть о девушке и сосредоточиться на Сотни Раз Возникающем Вопросе: как случилось, что этот филолог превратился в практикующего ученого? И почему его технический гений смог далеко опередить все достижения на Земле и на других известных нам планетах? Прежде всего, он создал робота. Одно это являлось невероятным. Даже оставляя в стороне вопрос о знаниях, невольно хотелось спросить: где он взял инструменты? Или материал? И почему он сказал: «Есть лишь один самый важный инструмент — Разум»? Неужели он считает, что это заявление имеет смысл? И, действительно, есть ли в этом смысл?

Я знал: ответ на это у меня уже есть. Во время обратной поездки я проверил себя. Но это ничего не изменило. Наоборот, я еще больше уверился в правоте своих предположений. После обеда я решил рассказать о них доктору, Джерри и Лонни Квинну.

Мы остались за столом. Дневального, который обслуживал нас во время еды, я удалил и убедился, что в пределах слышимости никого нет. Квинн хотел уйти, чтобы поработать, но я задержал его. Необходимо было провести совещание офицеров. Сначала я кратко изложил создавшееся положение, попросив доктора и Джерри проверить, не опустил ли я что-нибудь и не сложилось ли у меня о чем-либо неверное представление. Но, видимо, я сделал это хорошо, потому что, когда я кончил, никто из них ничего не добавил. Квинн внимательно смотрел на меня через свои огромные очки. И первым, что он произнес, оказалось:

— Э… эта девушка — что она из себя представляет?

И это Квинн! Алонзо Квинн! Это было лишним доказательством (будто я в нем нуждался!) того, что может сделать год в космосе даже с таким женоненавистником, как мой главный изобретатель…

Я ответил:

— О, обыкновенная девушка! Ей еще нет двадцати лет. Она никогда никого не видела, кроме своего отца. Ну, может быть, кажется немножко смазливой…

Я старался не смотреть на Джерри и доктора, когда говорил это.

— Морбиус, — продолжал я. — Вот что является трудной задачей. — Я кратко изложил то, что думал о нем. — Не может же быть, что в один прекрасный день он вдруг превратился в гения и создал механизм, подобный этому роботу.

Я посмотрел на Квинна. Он покачал головой.

— Конечно, это невозможно. Даже если иметь в виду только то, что я видел — этот автомат… Нет, об этом не стоит и говорить!

Его слова подвели меня прямо к сути дела.

— Значит, — сказал я, — он лгал, утверждая, что на этой планете нет разумной жизни. Она должна быть!..

В разговор вмешался доктор.

— Не знаю, — медленно проговорил он. — Этот человек почему-то не произвел на меня впечатления лжеца.

— И все-таки он солгал нам, — возразил я. Доктор удивлял меня. Обычно я очень высоко ценил его мнение, но на этот раз он явно ошибался.

— Неужели вы не понимаете, — продолжал я, — кто-то должен был снабжать его инструментами и материалами.

— И знаниями, — добавил Квинн. — Главное, знаниями!

— Правильно, — подтвердил Фарман. Он старался показать, что разговор интересует его. Но из этого ничего не получилось. Существовало кое-что другое, занимавшее все его мысли.

— Разумеется, правильно, — сказал я и опять посмотрел на доктора.

— Да-а! — проговорил он. — Что ж, может быть…

— Это неоспоримо, — настойчиво продолжал я. — Итак, здесь есть разумная жизнь. И Морбиус связан с ней. Тесно связан.

Теперь я заинтриговал всех, даже Джерри.

— Или Морбиус заодно с этой разумной жизнью, — сказал я, — или она подчинила его себе. Или он не хочет рассказывать нам о ней, или она не позволяет ему этого. Только так можно объяснить его поведение.

— Уверен, что он с ней заодно, — заговорил Фарман. — Готов держать пари на годовой заработок: он был искренним, когда он заявил, что не хочет уезжать отсюда…

— Командор, — перебил Фармана доктор, — почему вы сначала так упорно прижимали его к стене, а потом вдруг перестали? Я заметил, что это его забеспокоило.

— Технический прием, — ответил я. — Запугать, но не слишком. Мне хотелось поскорее довести дело до конца.

— Нам нужно связаться с этим… этим интеллектом, — заговорил Лонни. — Ведь мы можем многому научиться!

Доктор с присущей ему манерой поднял правую бровь.

— Не забывайте о том, что случилось с остальными членами команды «Беллерофонта».

— Командор, — спросил Лонни, — а как реагировал Морбиус на ваше желание связаться с базой?

Я посмотрел на своих попутчиков по недавней поездке. Джерри только пожал плечами, а доктор сказал:

— Во всяком случае, он не подал вида, что это его волнует.

— Да, довольно, интересная ситуация, — сказал я… — Я вынужден наладить связь с базой, чтобы получить приказ, как поступить дальше. Но если это и удастся, то я догадываюсь, каково будет распоряжение. «Узнать, как можно больше. Во что бы то ни стало доставить его на Землю». Причем их не будет интересовать, в состоянии мы это сделать или нет.

Мы все невесело помалкивали.

— Уж вы-то, космические жуки, — продолжал я, — знаете, сколько межзвездных крейсеров принесено в жертву таким образом. И все ради упрямого желания наших боссов получить сведения, дающие им хоть какое-то преимущество перед ТОЙ, другой половиной человечества…

Джерри свистнул.

— Если Морбиус не обманул нас, говоря об этой Силе, которая уничтожила его товарищей, — сказал он, — то мы можем очутиться в довольно трудном положении, если попытаемся забрать его отсюда.

— Я думаю, — сказал Лонни, — что мы уже попали в трудное положение. Если вы догадываетесь о том, каков будет приказ, командор, то и Морбиус догадывается тоже. — Прищурившись, он посмотрел на меня. — Вы знаете, мне вдруг пришло в голову, что КОМУ-ТО, — а возможно, следует сказать ЧЕМУ-ТО — может очень не понравиться наша поспешная попытка устроить радиопередачу. — Он опять щурясь взглянул на меня. — Поэтому я и хочу спросить, что вынудило вас сообщить Морбиусу о наших планах?

В этом вопросе сказался весь Алонзо Квинн. Прямо в суть дела! Причем раньше всех остальных.

Я усмехнулся:

— Опять же технический прием. Могло случиться, что и он разоткровенничается.

Лонни только кивнул. А доктор спросил:

— Вы имеете в виду эту опасность, которая угрожает нам, не так ли?

— Да, — сказал я. — И, по-моему, это единственная возможность выяснить, что здесь вообще происходит. А когда мы это узнаем, все равно придется связаться с базой. Так что, по крайней мере, мы будем готовы ко всему, что бы ни случилось… Кстати, это напомнило мне, — я посмотрел по очереди на всех троих, — что мы находимся в состоянии боевой тревоги. Не забывайте об этом….

Наше совещание закончилось.

Посты вокруг корабля уже были выставлены. Мне оставалось только вызвать Бозана и сообщить ему, что состояние боевой тревоги продолжается. Лонни Квинн с помощниками вернулся к своей работе. И только Джерри, который должен был заступать на вахту в третью очередь, сказал, что идет в свою «хибару» поспать.

Доктор посмотрел ему вслед и покачал головой:

— Поспать! Скорее всего помечтать…

Он произнес это так, как говорят о вещах, имеющих тысячелетнюю давность.

— Вы имеете в виду, помечтать о той девушке?

— Что же еще? — ответил доктор, а затем добавил: — Вы говорите об этом так, будто она тревожит вас, командор.

— Вы правы, она беспокоит меня, — сказал я. — Наше положение и так уже достаточно тревожно. Не хватает еще только вмешательства этого красивого ребенка…

Мне хотелось, чтобы он заговорил о чем-нибудь другом. Но он продолжал:

— Вы, видимо, надеетесь, что команда не узнает о ней?

Он вертел в руках сигарету и не смотрел на меня.

— Надеюсь, — сказал я. — Лонни не расскажет. Я намекнул ему, чтобы он не делал этого. Джерри тоже никому не откроет своего секрета… По крайней мере, до тех пор, пока у него есть надежда неплохо провести с ней время.

Доктор снял с сигареты зажигательный колпачок и закурил.

— И вы хотите позволить ему? — спросил он.

— Разумеется, нет, — ответил я. — Стоит ли ради этого напрашиваться на неприятность? — Я заметил, что говорю слишком громко, и понизил голос. — Кроме того, — усмехнулся я, — вспомните об основных положениях устава. Раздел 4, параграф 22.

— Ну-ну, — сказал доктор. Казалось, он увлекся сигаретой и ничего больше не собирается говорить.

Мы вышли. Пора бы проверить часовых. Я предложил доктору прогуляться вместе. Он согласился.

Всем пяти постам, расставленным мною, не о чем было докладывать. Люди выглядели решительными, готовыми к любой неожиданности. Замечательный народ!

Вместо того, чтобы сразу вернуться на корабль, мы с доктором немного углубились в пустыню. Спать мне не хотелось. Доктору тоже. Мы дошли до группы остроконечных скал, выступающих из песка. Доктор сказал, что они похожи на сталагмиты. У подножия одной из них был выступ. Мы сели на него и закурили.

Взошли обе зеленых луны. Их свет превратил красный песок пустыни в черный. Все вокруг тоже было погружено в темноту. Черный песок. Темно-синие скалы. Зеленые луны. И наш корабль. Он торчал, словно гриб-поганка, которому здесь совсем не место.

Я глубоко вздохнул.

— Чудесный воздух, не правда ли? — спросил доктор.

— Да, воздух хороший, — ответил я. — Можете полюбоваться окрестностями.

Он подвинулся, чтобы видеть мое лицо.

— Вы знаете, — сказал он, — я только что подумал о том, что мог бы легко полюбить этот мир. Возможно, даже захотел бы пожить в нем, как Морбиус.

— Да, мне иногда тоже приходят в голову всякие фантазии, — сказал я.

Доктор помолчал. Потом медленно заговорил, как это он часто делал.

— Не приходило ли вам в голову, командор, что наши боссы, переложив на вас, молодежь, немалую долю ответственности за свои преступления не только на Земле, но и в Пространстве, — он говорил, внимательно глядя на меня, — в то же время игнорируют… ну, скажем, некоторые очень важные человеческие свойства…

Я молчал, так как не был уверен, что правильно догадываюсь, о чем он говорит. Никогда не поймешь у этого доктора, что он имеет в виду.

Вообще-то я давно ждал от него подобного разговора. Еще там, на базе, когда я просматривал картотеку команды, мне показали гриф в его досье: «неблагонадежен». Но это для меня не имело никакого значения. Мне важен человек, а не его взгляды. Я знал, что у него была какая-то личная трагедия. Но, видимо, не только она погнала его в Пространство.

Я бросил сигарету на песок и смотрел, как медленно гаснет красноватая искра. Интересно когда-нибудь поговорить с ним об этом. Но не сейчас. Я хотел спросить у него о другом, хотя не собирался этого делать. Ведь это имело значения не больше, чем вот этот огонек во Вселенной. И все-таки я почему-то спросил:

— Слушайте, док, что это за шутку вы сказали о единороге?

Доктор не ответил, но я почувствовал, как он снова посмотрел на меня. Я решил, что он забыл.

— Ну, когда Джерри что-то говорил о тигре, — добавил я. — О власти над ним…

— Я помню, — ответил доктор. — Могу даже повторить. Я сказал: «По древнему способу мифического единорога…». Жаль, что я сказал это.

— Что вы имели в виду?

— Видите ли, — ответил доктор, — единорог — как вы, возможно, знаете, а возможно, и нет — легендарное мифическое животное.

— Что-то вроде коня? — спросил я.

Доктор кивнул.

— Да, белого коня с рогом во лбу. В легенде рассказывается о том, что поймать и приручить его мог представитель лишь одного пола. Именно женщина, причем не всякая. Она должна была быть девушкой и — обязательно — девственницей… Она шла туда — обычно это было в лесу, — где жил единорог. Садилась и ждала. Больше ничего не надо было делать. И вскоре из-за деревьев появлялся единорог. Он был насторожен, пуглив, но неотразимо привлекателен. Девушка не должна была шевелиться, только сидеть и ждать. Единорог, поминутно останавливаясь, с расширенными ноздрями медленно приближался к ней… Умолкал лес, не пели птицы, замирали все лесные существа. Не раздавалось ни звука, кроме осторожного шороха его копыт по траве. Единорог подходил так близко, что его тень закрывала от девушки солнечные лучи, пробившиеся сквозь листву… Сладострастно дрожа своим лоснящимся телом, он клал голову ей на колени…

Голос доктора замер. Очарование древней легенды охватило меня. Или, быть может, всему виной была его манера рассказывать. Или его тон. Или что-то еще… Как бы то ни было, но я вдруг почувствовал, как к горлу подкатывается ком. Это рассердило меня. Я сказал:

— Вы ходите вокруг да около, чтобы сказать, что она девушка, да? Так она и должна быть ею, не правда ли?.. Что? Если нет, то лучше молчите!

— Конечно, она девушка, Джон, — поспешно сказал доктор. Впервые он назвал меня иначе, как командор. — В тот момент это как раз и пришло мне в голову. Я произнес фразу о единороге, не подумав. Я ничего не хотел подразумевать. Это ведь не слишком хорошая аналогия.

— О чем же вы тогда жалеете?

— Я подумал, что Морбиус может понять мои слова как намек. Ну а это ему не понравилось бы…

Что ж, все могло быть действительно так. Я сказал об этом доктору и достал сигареты. Мы опять закурили и долго молчали, пока доктор совершенно неожиданно не сказал:

— Вы так на нее смотрели, что она могла подумать, будто вы ее терпеть не можете.

Он произнес это таким тоном, словно мы только что говорили на эту тему.

— Да, но ведь она похожа на приближающуюся беду. В особенности в обществе Джерри Фармана.

— А может быть, — сказал доктор, — ей кажется, что ее бедой как раз являетесь вы. Мне показалось, что она думала именно так. Особенно в тот момент, когда ее прекрасные серые глаза метали в вас молнии…

— Что вы, док, голубые!.. — сказал я и хотел замять свои опрометчивые слова. Но из этого, конечно, ничего не вышло.

Доктор засмеялся…

За весь следующий день ничего не случилось. Я имею в виду ничего, кроме того, что делали мы сами. Не произошло никаких событий, которые позволили бы предположить, что кто-то или что-то интересуется нами.

Прежде чем начать работу над радиопередатчиком, Лонни установил временный локатор и назначил одного из курсантов дежурить около него. Потом он показал Джерри, как настраивать приемник для пеленгования, чтобы можно было определить местонахождение радиостанции Морбиуса.

Но никаких происшествий по-прежнему не было. Ничто не предвещало, что они вообще могут произойти. Я обошел корабль, посты и удостоверился в том, что каждый занят своим делом. Состояние мое было отвратительным. Я ненавижу ожидание. В особенности, когда не знаешь, чего надо ждать.

Радиолокатор ничего не обнаруживал. Джерри тоже ничего не поймал своим приемником. Казалось, были только мы, наш корабль, красная пустыня и эти скалы. Можно было подумать что мы одни на этой проклятой планете.

Лонни со своими помощниками вынул наконец сердечник главного двигателя. Это очень опасная работа, но, к счастью, никто из них не получил лучевых ожогов. Чтобы без повреждений передвинуть сердечник во временную пристройку, сооруженную Лонни, пришлось помогать всей команде. К полудню эта работа была закончена. Дежурные вернулись на свои посты, а я снова был вынужден ждать.

Я подошел к вездеходу. Он все еще стоял на том месте, где его оставил Лонни после выгрузки из корабля. Я осмотрел вездеход. Все было в порядке. И все-таки я решил испытать его, чтобы хоть чем-нибудь заняться. Только я забрался в машину, как заметил доктора. Впервые после завтрака я видел его. Все это время он провел в своем кабинете, проверяя медикаменты. Мне не очень хотелось с ним встречаться. Я боялся, что он может начать разговор на ту же тему, которую мы обсуждали прошлой ночью. Ну а я и так имел достаточно неприятностей, стараясь не вспоминать о ней.

Но когда он захотел отправиться со мной в испытательную поездку, я не смог сказать ему «нет». Правда, я сделал ему выговор за то, что во время боевой тревоги он не носит оружия. И в довольно резких выражениях. Я велел ему сходить за своим пистолетом.

Короче говоря, мы так и не уехали, потому что в тот момент, как доктор вернулся, Лонни прислал за мной одного из своих помощников. Он просил меня прийти для важного разговора.

Я подошел к его временной пристройке. Лонни выглядел очень обеспокоенным. Он был весь в поту и чем-то перемазан.

— Я в затруднительном положении, командор, — сказал он. — Чем экранировать сердечник? Не знаю, удастся ли мне найти материал подходящей плотности.

Вот тогда-то мне и пришла в голову эта мысль. Я спросил его, что бы он выбрал, находясь на складе земной базы.

— Разумеется, двухдюймовый свинцовый шит, — сказал он. — В триста квадратных футов.

При этом он смотрел на меня так, будто я заставляю его зря терять драгоценное время.

— Могли бы вы, — спросил я его, — заняться пока какой-нибудь другой работой?

Очки его соскочили с носа, так что ему пришлось водружать их на место. Уверен, что он считал меня сумасшедшим. Но все-таки он ответил утвердительно.

— Вот и отлично, — сказал я и позвал доктора. — Приведите себя в полный порядок, — приказал я. — Мы должны кое-кому нанести визит.

Он с интересом посмотрел на меня, но я не дал ему возможности что-нибудь сказать. Около зоны управления доктор свернул к своей каюте, а я велел Джерри оставить приемник и тоже позаботиться о своем туалете. Разумеется, мне не очень хотелось брать его с собой, но ничего нельзя было поделать. Кроме меня и доктора, нужен был по крайней мере еще один человек, и я не мог без него обойтись.

Кто бы видел, как он ухмыльнулся до ушей, когда узнал, куда мы отправляемся! Он бросился бежать в свою каюту, словно матрос, списанный на берег с плавучей базы. Я остановил его.

— Вот что, — сказал я. — Прекратите все это. И запомните: эту девушку вам придется оставить в покое.

— О, разумеется, командор! — воскликнул он с восторгом. — Конечно!..

Мы выехали только к вечеру. За рулем сидел Джерри. Вездеход шел быстро. Еще не померк дневной свет, когда мы проехали через скалы и свернули в долину. Я попросил Джерри ехать потише, и остальную часть пути мы двигались со скоростью десять миль в час. На этот раз я по-настоящему изучил местность и велел доктору тоже повнимательнее смотреть кругом. Я сам не знал, на что следует обращать внимание, посоветовал замечать то, что мы могли пропустить прошлый раз. В особенности, если это проявит какие-нибудь признаки жизни или будет иметь какие-то другие формы, чем то, что мы уже видели.

Все это было слишком неопределенно. Поэтому, как я и ожидал, ничего такого нам не попалось. Мы уже проезжали рощу недалеко от дома в скале, когда доктор наконец прервал молчание. Ни ему, ни Джерри я не сказал о своем плане, но они понимали: я что-то задумал. Джерри было все равно, лишь бы снова увидеть девушку. Но доктору, разумеется, трудно было терпеть.

— Что-то кроется за этой неожиданной поездкой командор? — спросил он. — Скажите. Или, может быть, мы ошибаемся?

Как всегда, он был прав. Я все рассказал им.

— Хорошая мысль! — одобрил доктор. — Под этим предлогом, возможно, мы что-то и узнаем. Во всяком случае, стоит попытаться.

Джерри промолчал. Он только кивнул.

Вездеход выехал из рощи и направился к выступающей из горы скале. Не много же мы увидели! Разве что хвост одного из животных Алтайры. Но когда мы обогнули скалу и подъехали к дому, первым, что нам бросилось в глаза во внутреннем дворике, была фигура Морбиуса. Он стоял, ожидая нас. Джерри затормозил и выключил мотор. Без локаторной установки, которой, кстати, нигде не было видно, узнать о нашем приближении было невозможно. И все-таки он ждал нас. Это не вызывало никаких сомнений.

Мы вышли из вездехода. Морбиус подошел к нам с приветствием. Он был одет в такой же костюм, что и вчера, но этот был серый, а не голубой. Сегодня Морбиус выглядел гораздо старше. Он был бледен, под глазами темные круги.

Он сказал, что рад нас видеть. Сейчас я не замечал у него улыбки превосходства, которая раньше так бесила меня.

Я сказал, что нуждаюсь в помощи, и, возможно, он будет в состоянии ее оказать.

Морбиус заверил, что с удовольствием поможет, но прежде пригласил войти в дом.

Мы двинулись за ним. Ни робота, ни Алтайры нигде не было видно.

— Дело в том, доктор, — заговорил я, — что моему главному конструктору нужна зашита от радиации для оборудования радиопередатчика. Необходим двухдюймовый свинцовый щит. Ничего подходящего у нас нет… — Я старался представить все так как было в действительности. — Вот я и подумал, — продолжал я, — что, может быть, вы согласитесь одолжить нам футов триста этой штуки.

Он улыбнулся.

— Значит, командор, вы верите тому, что я рассказал вам вчера? — спросил он, — И вы хотите, чтобы я использовал для вас таланты моего Робби?

Я постарался изобразить недоумение.

— Почему бы мне не верить вам, сэр? — в свою очередь спросил я и достал кусочек свинца захваченный из мастерской Лонни. — Я помню, вы говорили, что нужен образец. Это подойдет?

Морбиус взял свинец, но даже не взглянул на него. Он внимательно смотрел на меня.

— Конечно, конечно, подойдет, командор, — сказал он и начал задавать мне вопросы о работе Лонни. Я рассказал ему все, что говорил мне сам Квинн. Кажется, Морбиус разбирался в этом гораздо лучше меня. Во всяком случае, он задал мне пару таких вопросов, на которые я ответить не смог. Мне пришлось сказать, что я передам их Лонни.

На минуту он задумался. Потом заговорил:

— Хорошо, командор, я заставлю Робби потрудиться сегодня ночью. Завтра утром у вас будет защита.

Итак, с первым вопросом было покончено. Я хотел сразу же перейти ко второму, но услышал звук шагов. Оглянувшись, я увидел Джерри, спешившего к дверям, и доктора, который приветливо привстал со своего кресла.

В одной из внутренних дверей стояла Алтайра. На ней было золотисто-желтое платье с чем-то синим, обвитым вокруг чего-то, с неглубоким декольте. Я заметил, что платье было с рукавами. Оно показалось мне менее «опасным», чем то, что было на ней вчера. Вчерашнее имело более глубокий вырез и не имело никаких рукавов.

Все это казалось мне странным — но это было действительно так. Кроме того — не знаю, возможно, это зависело от цвета или от материи, — но платье как будто совсем не облегало фигуру девушки. Короче говоря, достаточно было взглянуть на него, чтобы понять: оно ничего не обещает.

Я подумал о том, какой удар это нанесло надеждам Джерри. Но это даже злило меня. Я злился на ее платье. Я злился на все и на всех. Кажется, даже на нее. Одним словом, мне не удалось посмеяться над ней так, как я задумал.

Алтайра произнесла нечто вроде того, что рада нас видеть. Но при этом посмотрела так, что можно было предположить: к Джону Адамсу это не относится…

Я повернулся к Морбиусу, чтобы решить второй вопрос, В первом я преуспел и поэтому спросил, нельзя ли мне присутствовать при работе Робби.

Как и следовало ожидать, я получил немедленный отказ. Он опять посмотрел на меня зло и высокомерно.

— Это совершенно невозможно, — заявил он.

Однако взгляд его сделался задумчивым, и скоро Морбиус заговорил совсем другим тоном:

— Да, командор, боюсь, что это неосуществимо. Ведь даже я не могу находиться в мастерской, когда Робби работает.

И тут он обрушил на меня массу технических терминов о температуре, радиации и множестве таких вещей, о которых я никогда и не слышал.

Я заявил, что все понял и что для меня самое важное — это как можно скорее получить свинец.

Итак, второй вопрос тоже был кое-как улажен. А если Морбиус и подумал обо мне что-нибудь, то об этом мне, во всяком случае, не известно…

Это был трудный вечер Казалось, я предусмотрел все, но осуществить это было нелегко. Мы пробыли в доме Морбиуса около пяти часов. Они показались мне днями. Нас пригласили обедать. Это могло помочь решению вопроса № 3, так как в другой обстановке я оказался бы еще дальше от своей цели. Я не актер, мне трудно притворяться, и поэтому во время обеда я с трудом делал то, что было необходимо: одним глазом следил за Джерри, другим — за Морбиусом и в то же время поддерживал светскую болтовню. Доктор был мне неплохим помощником, но не мог же я положиться на него целиком.

Астронавт первого класса лейтенант Джеральд Фарман был обворожителен. Но лучше бы он был иным. Во всяком случае, по отношению к Алтайре. Быть может, тогда мне не приходилось бы поминутно бороться с собой, чтобы не вспылить. Я не понимал, что со мной происходит. Это мне мешало. Я старался быть с ней, по крайней мере, вежливым. Но как только я пытался это делать, или она сама придумывала что-нибудь этакое, или Джерри вел себя вызывающе.

Я никак не мог ее понять. Не верилось, что Алтайра никогда не видела людей, кроме своего отца. Ведь она производила впечатление такой рассудительной. Но потом некоторые ее замечания и необычная реакция на кое-что подтвердили, что она не привыкла к обществу. Да, видимо, это так и было. Я не хочу сказать, что она выглядела ребенком. Совсем наоборот. Она знала гораздо больше, чем ее сверстницы на Земле. Она была просто… Впрочем, не знаю. Может быть, доктор сумел бы выразить это. Но только не я. Она казалась какой-то особенно ЦЕЛОМУДРЕННОЙ — вот то слово, которое внезапно возникло у меня в голове и сверлило мозг. И все-таки оно не выражало того, что я чувствовал. При всем при этом создавалось впечатление, будто ей кое-что из тайн бытия известно. Какая-нибудь увертка или оговорка с ее стороны могли бы обнаружить это….

За обедом это как раз и произошло. Она заговорила об одном из таких предметов, потом задала какой-то вопрос и в этот момент поймала на себе мой взгляд. Она нахмурилась и тихо произнесла:

— Не забывайте, командор Адамс, что в обществе я несовершеннолетняя.

Смысл того, что она хотела сказать, был выражен не только в словах, но и в тоне. Даже во взгляде, которым она подкрепила свои слова.

В этот момент я мечтал о том, чтобы подо мной разверзлась земля. Создалось очень неловкое положение. Джерри выглядел так, словно изо всех сил старался не ухмыльнуться. Морбиус сделал вид, будто ничего не слышал. Зато доктор вышел из положения лучше всех. Как ни в чем не бывало, он продолжал разговор и без всякого усилия, очень естественно перевел его на другое. Он заговорил о зверинце Алтайры и неожиданно огорошил Морбиуса вопросом, совершенно не связанным с прежней темой. Самым невинным тоном он спросил Морбиуса о том, как случилось, что земные животные очутились на Олтэе-4.

Самое удивительное, что этот вопрос вывел Морбиуса из его обычного спокойствия. Причем, куда сильнее, чем в свое время сделал это я, попросив разрешения присутствовать при работе Робби. Разумеется, Морбиус не подал вида, что рассердился или досадует. По-прежнему он был на высоте, как и в случае со мной. Но он сделал куда большую ошибку. Он — да, да! — показал себя смущенным и растерянным. Даже больше — испуганным. Казалось, его охватил панический страх!

Но это продолжалось лишь несколько мгновений, и он снова пришел в себя. С многозначительным видом ом заявил:

— Это как раз одна из тех тайн, майор, которые я надеюсь разгадать. Причем в самое ближайшее время.

Видимо, на этом ему и хотелось закончить неприятный разговор, но доктор продолжал настойчиво задавать вопросы. Все ли виды животных мы видели? Нет ли других? Не доказывает ли их присутствие, что Олтэя-4 прошла те же стадии эволюции, что и Земля? И, наконец, не странно ли, что защитная окраска этих животных потеряла свое назначение и приобрела земные оттенки, вместо того, чтобы иметь цвета, необходимые на Олтэе-4?

Теперь и я заинтересовался, что же ответит Морбиус, но он заупрямился:

— Собственно говоря, майор Остроу, вы подняли именно те вопросы, над которыми я сейчас работаю. Однако мои исследования еще не закончены.

Он произнес это таким тоном, как если бы заявил доктору, чтобы тот заткнулся и убирался вон.

Я толкнул доктора ногой. Он умолк, и мы снова перешли на светский тон. Так или иначе, обед закончился, но вместо того, чтобы наконец побеседовать о чем-то серьезном, мы вышли из-за стола и опять заговорили о пустяках.

Разумеется, мне хотелось сразу же уехать. Но Морбиус мог удивиться такой поспешности. Поэтому пришлось провести здесь еще некоторое время. Последние минуты этого визита тянулись для меня особенно долго и нудно. Морбиус и доктор сели в углу сыграть партию в шахматы, а Алтайра решила показать мне и Джерри какую-то игру, которую они придумали с отцом. Во всяком случае, она объясняла ее Джерри, а мне было милостиво разрешено при этом присутствовать. Игра была на двоих, поэтому я заявил, что не хочу им мешать, а потом, чтобы как-то скоротать время, бесцельно бродил между двумя группами.

Это было жестоко. Казалось, время остановилось совсем. Я не выдержал и решил положить конец затянувшемуся визиту. Это было как раз вовремя, потому что Джерри, видите ли, собрался вместе с Алтайрой выйти посмотреть на ее животных при лунном свете…

Прощаясь с нами, Морбиус опять оживился, сказал, будто был очень рад, что мы его навестили, просил меня не волноваться о свинцовой защите и обещал прислать ее утром вместе с Робби. Он даже вышел нас проводить…

На этот раз я сам сел за руль и повел вездеход на предельной скорости. Я не останавливался до тех пор, пока мы не выбрались из рощи и не проехали целую милю вверх по склону в сторону пустыни. Затем я снизил скорость и нашел то место, которое выбрал еще по пути сюда. Оно находилось возле дороги, за группой этих странных деревьев.

Я выключил двигатель и остановил вездеход. Когда мы вылезли и огляделись, то едва различили дорогу. А ведь она находилась от нас буквально в нескольких футах. Так или иначе, сейчас это являлось лучшим, что можно было сделать. Я не переставал думать о том обстоятельстве, что Морбиус, видимо, знал заранее о нашем приезде. Но я не хотел упускать подвернувшуюся сегодня возможность. Во всяком случае, если он пользовался радарной или телевизионной установкой, то не смог бы сейчас нас обнаружить. А если он применял что-то другое, то тут уж… Короче говоря, я решил попытаться.

Мы подошли к краю дороги и посмотрели вниз на долину. Стояла полная, ничем не нарушаемая тишина. Пожалуй, было даже слишком тихо. Впрочем, никогда не бывает полного отсутствия звуков. А если это вдруг случится, вам покажется, что наступил конец света…

Луны освещали все, что мне было нужно. Я нашел заранее отмеченные места и затем должным образом проинструктировал подчиненных. Я повторил:

— Ваша задача — наблюдать. Ни на минуту не прекращать наблюдение. Не двигаться со своих мест. А если вы что-нибудь заметите, запоминайте. Запоминайте абсолютно все.

Мы сверили часы. Было 23.00. Я сказал:

— Все в порядке. Возвращайтесь в 3.30. Вопросы есть?

У доктора вопросов не было. Но Джерри их, разумеется, нашел. По всему было заметно, что он не слушал моих объяснений в пути. Пришлось повторять все снова.

— На этот раз надо выяснить все до конца, — сказал я. — Морбиус говорил, что сегодня ночью он заставит робота выплавить свинцовый щит площадью в 300 квадратных футов и толщиной в два дюйма. И завтра утром мы его будто бы получим. Держу пари на годовой оклад, что он его доставит в полном порядке. Но в то же время даю голову на отсечение, что робот никакого щита и не собирается делать. Ни в своем отвратительном животе, ни в своей отвратительной лаборатории, в которую, видите ли, никто не может попасть, чтобы хотя бы просто посмотреть…

Тут вмешался Джерри. Его раздражала обстоятельность, с которой я все повторял.

— Нет надобности в том, — сказал он, — чтобы представлять дело так, будто я круглый дурак и ничего не понимаю. Вы рассчитываете, что Морбиус обратится к своим «приятелям» с этой проклятой планеты, с которыми, как вы думаете, он уже давно связан, и они изготовят ему щит. Вы рассчитываете также увидеть, как они это будут делать. Во всяком случае, удастся заметить, как он отправится к ним или они явятся к нему. Не так ли?

— Совершенно верно, — ответил я. — Именно так и должно это быть. Разумеется, если вы тоже не верите в версию о необычайных способностях робота.

— Что ж, — произнес Джерри. — Будем надеяться, что вы нравы.

— А если, — заговорил доктор, — предложить, что связь между ними осуществляется внутри самой скалы?

Наконец я рассердился. Наверное, все мы были изрядно раздражены.

— Что ж, — сказал я, — тогда это наверняка какие-нибудь злые гномы, и мы их, как и положено, не увидим. Единственным результатом нашего предприятия будет то, что мы потеряем пару часов сна.

— Хорошо, командор, хорошо, — сказал доктор таким тоном, будто имел дело с упрямым ребенком. Я собирался заметить ему это, как вдруг позади нас, за деревьями, возле вездехода, послышался шорох. Мы быстро обернулись. Я и Джерри выхватили оружие. Даже доктор положил руку на кобуру своего пистолета. Но это была лишь одна из обезьянок, как говорил потом доктор, из породы уистити. Она спустилась с дерева на дорогу и заковыляла мимо нас, оглядываясь через плечо. Я спрятал оружие и показал своим подчиненным, где им следовало находиться. Сначала доктору. Он должен был углубиться в долину на полмили и добраться до того места у реки, где находилась небольшая куща деревьев, похожая на группу ив. Оттуда, как я рассчитывал, он мог следить за всей задней стороной скалы.

— Помните, — повторял я, — вы должны только наблюдать. Если вы окажетесь в опасности, стреляйте три раза. Но вы понимаете, что я имею в виду только настоящую опасность. Не спутайте с нею меня, если я появлюсь, когда буду обходить ваши посты.

Доктор кивнул и без лишних слов отправился на свои пост. Замечательный человек! Я подумал: многим ли другим медикам можно доверить подобное дело?

— А что делать мне? — спросил Джерри.

Я объяснил ему: идти обратно по дороге к роще, войти в нее и устроиться так, чтобы хорошо видеть весь фасад дома. Остальное все то же, что и доктору. Он усмехнулся.

— А как считать тигра? — спросил он. — Настоящей опасностью или нет?

Я тоже улыбнулся.

— О, нет! Дайте ему кусок сахару. Или почешите за ухом. Только и всего!

— Я постараюсь загипнотизировать его, как индийский йог, — ответил он, уходя.

Я заметил, как он шел, используя каждое затененное место. Вы бы не смогли услышать его шагов даже с помощью звукоулавливателя. Хорошо иметь при себе таких людей в трудную минуту!

Скоро их тени исчезли в ночи совершенно бесследно. Я подождал еще некоторое время, необходимое им, по моим расчетам, чтобы добраться до своих постов. Затем вернулся к деревьям, где стоял вездеход, и вскарабкался на одно из них. У его вершины был удобный сук. Я встал на него и внимательно оглядел долину. Но ничего нового не увидел. Не шелохнулся ни один листок. Воздух был так сильно насыщен кислородом, что мне все время казалось, будто дует морской бриз. Но никакого ветра не было. Ни движения, ни звука.

Тишина начала угнетать меня, и я спрыгнул с дерева. Хотелось что-то делать, куда-нибудь идти. Кратчайшим путем я спустился по склону в долину и направился к скале. Обойдя извилину речки, я двинулся к тому месту, где должен был находиться доктор. Разумеется, он был там, и все у него было в порядке. Он ничего не заметил.

— Ничего не было слышно, — доложил он, — ни звука, до тех пор, пока не появились вы. — Потом, помолчав, добавил: — Что-то уж слишком все тихо и спокойно, как будто… все вокруг мертво.

— Зато мы не мертвые, — сказал я. — Относитесь ко всему спокойней. Не надо нервничать.

Я пошел обратно к дороге, внимательно глядя по сторонам. Но ничего подозрительного опять нельзя было заметить. Эти две паршивые луны все делали похожим на медную монету, будто бы окружающие предметы облиты ядовитой ярь-медянкой. А тут еще доктор говорит: «Все мертво»…

Мне это очень не нравилось. Чем дальше я шел, тем неприятнее становилось на душе. Я знал, что Венера, например, гораздо хуже этой планеты. И все-таки я с удовольствием променял бы сейчас эту тишину и чистый воздух на хороший тропический ливень в джунглях Венеры.

Я пересек дорогу и вошел в рощу. Часы показывали пять минут первого ночи. Я хотел, найти Джерри, проверить его, вернуться на другую сторону долины и остаться там до конца наблюдения. У Джерри был самый интересный пост. Если и удастся что-нибудь заметить, то фасад дома будет для этого самым подходящим местом.

Я пробирался сквозь чащу деревьев, скрываясь в их тени и держась в стороне от дороги. Ступать по земле я старался как можно мягче. Под ногами не попадалось ни листьев, ни веток. Поэтому я не издал ни звука.

Я услышал Джерри раньше, чем увидел. Услышал его голос. Он не был громким, но и приглушать его он явно не старался. Слов нельзя было разобрать. Бывает, что интонация может подсказать то, что сейчас увидишь. Но этого не случилось. Голос внезапно смолк. Казалось, что в тишине остался его след. Я изменил направление и пошел на звук, углубляясь в чащу деревьев. Я подходил к небольшой прогалине, когда услыхал другой голос. Это был голос Алтайры…

Я замер, как будто пораженный нервным шоком. Первое, что я почувствовал, было удивление. Когда оно прошло, я буквально рассвирепел. Я был так взбешен, что ничего не видел перед собой. Не помню, как я очутился на опушке. Самое удивительное, что машинально я все еще соблюдал осторожность: оставался в тени и старался не шуметь.

Наконец я их увидел. Возле скалы был участок, поросший растениями, несколько напоминающими папоротник. Как раз там они и находились. Джерри прислонился к скале, Алтайра стаяла перед ним. Очень близко. На ней был не то светлый платок, не то халат, не то что-то еще, плотно облегающее фигуру. Я заметил большой вырез на груди и обнаженные руки. Джерри обнимал ее одной рукой за талию.

Я не считаю себя чрезмерно любопытным, но в этот момент я не двинулся с места. Может быть, меня парализовал приступ гнева. Может быть, мне захотелось понять наконец Алтайру до конца. Может быть… Но лучше не вспоминать об этом!

— Я не имею ничего против, — заговорила Алтайра. — Я думаю, что это должно быть даже приятно.

Мне не было видно ее лицо, но я думаю, что она смотрела ему прямо в глаза. Голос ее звучал глубже, чем обычно. Он звучал… Я не могу найти слова, чтобы передать то, как он звучал. Мне послышались в нем довольно вызывающие ноты. Но ведь они могли быть просто маской.

— Приятно! — повторил Джерри таким тоном, будто ему нанесли оскорбление. Он отделился от скалы и обнял ее другой рукой.

Мне не следовало стоять там. Но, честное слово, я был как завороженный. Не мог двинуться с места. Не мог открыть рта.

Джерри поцеловал её. По-моему, он сжал ее так крепко, что можно было задохнуться в его объятиях. Но Алтайра не сопротивлялась.

Я сделал над собой усилие и оттолкнулся от дерева. Не знаю, о чем я думал, как хотел поступить. Быть может, наброситься на них. Быть может, просто уйти. Но, видимо, я все-таки отвернулся потому что в следующий момент, когда я опять услышал ее голос, мне пришлось оглянуться, чтобы увидеть их. Не знаю, что она сказала. Возможно, никаких слов и не было произнесено. Но даже звука было достаточно, чтобы все стало понятно. Алтайра была рассержена и испугана. Она старалась вырваться из его объятий…

Теперь я мог действовать. Громко шаркая ногами, я вышел из тени деревьев на опушку. Я чувствовал себя… Одному богу известно, как я себя чувствовал!

Они уставились на меня. А я на них. Джерри выпустил Алтайру из объятий, и она отошла в сторону.

— Лейтенант Фарман! — позвал я.

Я произнес эти слова со всем бешенством, на какое только был способен. Он подошел ко мне. Видимо, он не хотел подать вида, что смущен, но еще не знал, как это сделать. Я не смотрел в сторону Алтайры. Она все еще стояла в стороне. Понизив голос так, чтобы она не могла услышать ни слова, я спросил:

— Это свидание вы назначили заранее?

Джерри начал клясться, что никакого свидания не назначал. Он так удивился моему вопросу, что я поверил ему. Он рассказал, что увидел что-то светлое, мелькающее среди деревьев. А потом оказалось, что это была Алтайра.

— Это неважно, — прервал я его. — Вы находились при исполнении служебных обязанностей.

Он было возмутился, что я попрекаю его пренебрежением к своему долгу. Но я показал ему, что с этой поляны не было видно даже части фасада дома. И тогда он перестал возражать.

— Считайте себя под арестом, — сказал я. — Отправляйтесь к вездеходу.

Он сделал движение. Мне показалось, что он хочет ударить меня. В это мгновение я почти желал этого. Но он сдержался. И даже отдал честь, прежде чем уйти. Я не видел, как он ушел. Мне хотелось забыть о нем.

Забыть о том, что делал он тут всего несколько минут назад.

Я не был доволен и самим собой. Прежде всего своими собственными чувствами. Разумеется, операция по наблюдению провалилась. Но не только это было причиной моей злости. Алтайра была влюблена. Не знаю, нравилось ли мне это или нет. Лучше бы нравилось…

Я двинулся в чащу деревьев, чтобы найти то место, откуда виден фасад дома. Я успел пройти всего несколько ярдов, когда заметил светлое пятно в стороне. Я остановился. Это была Алтайра. Она быстро подошла и встала прямо передо мной. Лица ее, скрытого тенью, я не видел. Очень тихо она спросила:

— Что вы сказали ему? Куда он пошел?

— Назад, к вездеходу, — ответил я, — ждать меня.

Я вспомнил, что не спросил Джерри, как он объяснил ей наше присутствие здесь через два часа после отъезда. Возможно, этот вопрос и не возник. Интересно, а что если она обо всем расскажет Морбиусу? И как поступит он, если узнает? Положение было неприятным.

Видимо, она ждала, что я скажу еще что-нибудь. Но я молчал. Поэтому ей пришлось заговорить самой. Я все еще плохо видел ее лицо.

— А что вы говорили ему? — спросила она. — Вы рассердились, что он не ищет эту потерянную деталь?

Итак, Джерри сочинил какую-то историю.

— Да, — ответил я, — он обязан был выполнить свой долг.

— Это… это не его вина, что он разговаривал со мной.

— Разговаривал! — сказал я. — Хм!

Я вдруг так разозлился, что не в силах был сдержать свой гнев. Алтайра тоже была рассержена. Она немного отступила, и теперь я увидел ее лицо. Она казалась гораздо красивее, чем обычно.

— Не смейте со мной так разговаривать! — сказала она и торопливо продолжала: — Он много говорил, а потом спросил, может ли поцеловать меня. И я разрешила. Мне это понравилось. Слышите? Очень понравилось! Пока… пока… — Она не могла продолжать, пока не перевела дух. — Так или иначе вас не касается, что я делаю!

— Разумеется, — ответил я. — Но что делают мои офицеры, это другой разговор.

Она молчала. Я продолжал. Вообще-то не следовало этого говорить, но я не мог сдержаться.

— Имейте в виду, что и для женщин существуют известные правила, — сказал я. — Они установлены людьми, прекрасно разбирающимися в этом вопросе. Как вы думаете, что произошло бы с дисциплиной, если бы мужчинам разрешили шляться… — я вовремя сдержался, — бродить, где им захочется, высматривая все, что хоть немного похоже на особу женского пола? Попробуйте-ка поддерживать дисциплину, когда вдруг появляются хорошенькие девушки, да еще в таких платьях!..

— Платьях? — переспросила она. — Мое платье? Что вы имеете в виду?

Она так рассердилась, что ее глаза буквально метали молнии.

Опять мне следовало бы смолчать. Но я не мог. Меня как будто прорвало.

— Такие платья — просто ловушка для мужчин, — зло сказал я. — Посмотрите на себя хотя бы сейчас. А вчера?.. Нет уж, или держитесь подальше от моих подчиненных, или одевайтесь скромнее…

Я зашел слишком далеко. Она быстро шагнула ко мне, и я увидел, как поднялась ее рука. Я успел перехватить ее, и мои пальцы сжали ей кисть… Мы стояли неподвижно. Именно так: она с поднятой рукой, и я, держа ее за руку. Казалось, мы не в состоянии двинуться с места. Я, во всяком случае, не мог. Она тоже не пыталась высвободить руку. Никогда раньше я не испытывал подобного ощущения. Как будто ток прошел через меня, когда я дотронулся до нее. Я чувствовал ее кожу, нежную и упругую, прохладную снаружи и теплую внутри. Я ощущал все это необычайно остро.

Мы по-прежнему были неподвижны. Кажется, я что-то сказал. Не помню. Из ее горла вырвался странный звук, и она вдруг вырвала свою руку. Лицо ее сморщилось, как у ребенка. Она заплакала. Потом повернулась и убежала в чащу. Я стоял, глядя ей вслед. Мои пальцы все еще сохраняли прикосновение её руки…

Когда я вернулся к вездеходу, было 3.37. Чувствовал я себя ужасно и к тому же порядком устал. Последние два часа я пролежал на животе, глядя сквозь чащу деревьев на фасад дома Морбиуса. Я увидел то, чего и следовало ожидать. Ничего.

Доктор вернулся пятью минутами раньше меня. Он облокотился о капот двигателя и курил, пряча сигарету в ладони. Джерри уже залез в машину. Он демонстративно сидел на заднем сиденье, где особенно сильно трясло.

— Мне не о чем докладывать, командор, — сказал доктор. — Ну, а вам больше повезло?

Я покачал головой, и мы стали садиться в машину. Доктор расположился рядом со мной на переднем сиденье. На Джерри я даже не взглянул, а он не произнес ни слова. Я заметил, что доктора это удивило.

Включив двигатель, я дал полный газ и задом выехал из-под деревьев. Должно быть, из-за всех этих неприятностей я был взвинчен до предела. Во всяком случае, задний ход я дал гораздо сильнее, чем следовало. И как только колеса коснулись дороги, я почувствовал легкое сотрясение всей машины. В тот же момент послышался короткий пронзительный крик. Так кричит ребенок, когда ему причиняют боль. Я нажал на тормоза и заглушил двигатель.

— Что это? — спросил доктор, вскакивая.

— Кто-то попал под колеса, — сказал сзади Джерри.

Я хотел подняться, но доктор был уже на земле и стоял на коленях возле какой-то небольшой кучки.

— Бедная крошка, — сказал он и встал, держа что-то на руках. — Живое существо, но оно не страдало.

Это была уистити. Доктор поднялся в вездеход, положил ее на сиденье и закрыл брезентом.

— Сломана шея, — добавил он и опять сел рядом со мной.

Итак, теперь я убил одного из ее друзей. Знаменательный день!